Акцентор 📚Вероника Десмонд📚

«...Every time you fall asleep
Всякий раз, когда ты засыпаешь,
Pray the lord your soul to keep
Молись, чтобы господь хранил твою душу»
Adam Jones - You Can Run

Окрестности Элгина, Шотландия.

Хищник.

Я сбился со счета, сколько раз я останавливался от желания разбудить Элеонор и повторить вчерашнюю ночь.

Блядь, лучшую ночь в моей жизни.

Я все еще чувствую на языке запах ее возбуждения, ощущаю, как ее киска сжималась вокруг моего члена, когда я трахал ангела как одержимое животное.

Эль начала терять сознание, как только я ее поднял, предварительно облив ее своей спермой. Судя по мерному дыханию ангел уже спала, и как бы мне ни хотелось продолжить наш увлекательный вечер, я отнес ее в нашу спальню, а затем заставил себя одеть ее — частично для ее же комфорта, частично для себя.

То, что я видел... это, блядь, намертво застрянет в моей больной голове.

Стоны, крики, распухшие красные губы, отмеченная кожа. Взгляд такой яркий и злой, что я задаюсь вопросом, не умер ли я, попав во второй круг ада.

Светлая синева уже не та, что была раньше, она убийственная. Как шторм в Северном море. Или ураган, в котором я наблюдал завораживающее возбуждение и абсолютный ужас.

Царапины, фиолетовые отметины, укусы и засосы украшают ее кожу. Самая красивая метка - на ее горле, след моего преклонения и одержимости.

Я никогда не достигал подобных граней.

Это гребаный ад.

Я не касался ее, не целовал и не трогал несколько охуительно долгих месяцев, испытывая наивысшую степень ломки. Я пытался сублимировать ангела через боль, которую я причинял другим в «Дьяволе» и в большинстве случаях тем, кто был как-либо замешан в незаконных делах «Виктории». Блядь, я копался в таком грязном дерьме, от которого даже мне будет тяжело отмыться, однако моя зависимость никуда не исчезла.

Конечно, я следил за ней.

Слушал, как она играет или тихо поет, провожал ее до приюта, встречал утром, когда она выходила поухаживать за лошадьми.

Это была пытка, чертова черная дыра. Пока она не сказала мое имя этим мягким, но злым подтоном, вынуждающим меня склониться перед ней на коленях.

«Аарон...»

Блядь. Блядь. Блядь.

Ангел кричала мое имя, когда я вбивался в нее раз за разом, пока ее кровь была на моем члене.

Мои пальцы начинают отстукивать «Дьявольскую трель» Тартини, которую ангел играла на скрипке, спря-тавшись в темном и пыльном театре Кингстона.

Растянувшись на кресле, я вдыхаю окруживший меня аромат, продолжая наблюдать за увлекательной картиной, представшей перед глазами: одеяло отброшено в сторону, и ее нежная кожа отмечена, пока Элеонор, одетая только в толстовку, даже не замечает моего печального состояния.

Гребаные персики. Они будут преследовать меня всю жизнь.

Сдерживай себя.

Но, мать твою, это пиздец тяжело. Ее грудная клетка мерно вздымается и опадает, а розовая набухшая киска живописно предлагает мне позавтракать, потому что ее длинные стройные ноги раздвинуты, открывая мне вид на наши следы и засохшую кровь. Я привел ее в порядок, но киску оставил нетронутой.

Я хочу укусить, поцеловать и трахнуть. А потом повторить.

Мои девиантные нейроны даже сгенерировали мысль о том, что возможно нам стоит убить ее, чтобы ни одна живая душа не могла видеть то, что вижу я. Но тогда я перестану чувствовать ее, не услышу ангельского голоса и не смогу наблюдать за ее милыми попытками сделать из меня хорошего человека.

Эль хмурится и слегка стонет, меняя положение своего прекрасного тела, из-за чего мой член твердеет. Отчаянно? Возможно. Но как вы знаете, я немного помешанный, и мне незнакомо чувство стыда.

Я медленно встаю на ноги, стягиваю с себя футболку и ложусь на кровать. Мои пальцы находят пульс на ее шее, я слегка надавливаю, отсчитывая количество ударов, а затем касаюсь поцелуем нежной щеки.

Наверное, ей больно, поэтому мне следовало бы подарить ей немного отдыха, но господи-блядь-твою-мать... она такая красивая.... Почему она такая красивая?

Я думал, что смогу дать ей немного времени, и обычно у меня нет проблем с контролем, но, когда из ее соблазнительного горла вырывается стон, я оказываюсь на грани.

Мой член напрягается, однако голос остается мягким, когда я говорю ей на ухо:

- Проснись, ангел. Кажется, тебя сейчас трахнут.

Я медленно тяну за молнию худи, разворачивая Элеонор как подарок.

Я теряю свой чертов рассудок.

Она выглядит такой совершенной и абсолютно беззащитной — такой, словно она создана для меня. Блядь, для меня.

Я зарываюсь носом в ее волосы, пропуская сквозь пальцы темные пряди. Стон вырывается из меня, когда я вдыхаю сладкий аромат, напоминающий о том, что я уже очень давно не дышал ей, хотя постоянно искал ее запах.

За последние несколько месяцев я превратился в потенциального серийного убийцу - настолько, что даже Кастил пытался посадить меня на поводок, всерьез опасаясь, что я могу пристрелить кого-нибудь нахуй.

Господи. Эта девушка может содрать с меня кожу живьем, и я не скажу ей ни слова.

Элеонор выгравировала свое имя по всему моему разуму. Разве мне не полагается сделать то же самое с моим маленьким ангелом?

Я беру маркер, которым помечал ее запястье, и начинаю писать новое слово. А потом еще. И еще. Что? Мне скучно, к тому же это всего лишь невинные рисунки - даже не тату.

Я пишу черными чернилами, лижу ее кожу, проходясь поцелуями и укусами по ее телу. Тихое сопение вырывается из ее груди, но она не просыпается, даже когда мои пальцы впиваются в ее бедра.

Вид своего имени на ее нежной коже сводят меня с ума.

Я нежно раздвигаю пальцами складки ее потрясающей киски, а затем зарываюсь в нее лицом и широко провожу языком по щели, вырывая из ангела очередной вздох. Я продолжаю вылизывать Эль до тех пор, пока она не начинает задыхаться, дрожать и заливать меня своим возбуждением.

Эль стонет, ее тело извивается.

Когда ее киска становится влажной настолько, чтобы беспрепятственно принять меня, я нежно целую ее живот и притягиваю к себе. Затем я пересаживаю нас так, чтобы она сидела у меня на коленях.

Должно быть, я действительно измотал ее, потому что уль все еще спит как убитая. А затем она обнимает меня за шею и наклоняет голову, чтобы сонно поцеловать изгиб моего плеча.

Гребаный. Ад.

Когда ее губы касаются моей кожи, это похоже на электрический разряд.

Я резко выдыхаю, отказываясь когда-либо отпускать
эту девушку.

Я хочу сделать ее своей. Я хочу украсть ее. Я хочу присвоить ее. Я знаю, что я люблю ее сильнее, чем она меня. Я всегда любил сильнее, даже когда она меня не любила.

Но мне все равно.

Пусть она просто будет со мной. Столько, сколько захочет.

Я внимательно наблюдаю за ней, когда я хватаю ее за
талию и нанизываю на свой твердый член.

Ее горячая тугая киска вырывает из меня гребаную
душу. Элеонор шумно выдыхает и хнычет.

Блядь. Она так прекрасна.

Вчера она много плакала, даже когда яростно кончала, выкрикивая мое имя. В другой день Эль обязательно будет кричать громче, пока я буду трахать ее, душить ее, проникать под ее прекрасную кожу.

Я даю ей немного времени, чтобы привыкнуть, прежде чем приподнять и снова опустить на себя. Никогда не увлекался сомнофилией, но, кажется, теперь это претендует на мой любимый фетиш: вид чертовски послушной Элеонор в моих руках окрашивает мир в красный.

Мой ритм медленный, мучительный - такой, чтобы стенки ее влажной киски чувствовали каждое движение моего члена.

Я делаю это снова.

Снова. И снова.

Я останавливаюсь лишь на секунду - когда Эль обнимает меня сильнее, судорожно выдыхая мне в ухо.

- Иисус Христос, мой маленький ангел, - мои пальцы сильнее впиваются в мягкую кожу с отпечатками моей одержимости. Я двигаю бедрами твердо и насаживаю ее. Так глубоко. Чертовски, глубоко. — Я стану зависимым. Что ты будешь делать, когда я повешу на тебя ошейник и прикую к кровати?

Чем громче становятся ее стоны, тем менее нежным я становлюсь. Она начинает двигаться со мной, пока я держу ее, кусая и целуя там, куда падает взгляд.

- Ах, блядь. Не волнуйся, я просто шучу.

Нет, блядь.

Ни хрена я не шучу.

Блядь, она такая влажная, такая теплая, крошечная,
восхитительная. Такая моя.

Она вскрикивает, когда я вбиваюсь так сильно, что ее влажные глаза распахиваются.

- Доброе утро, - я широко улыбаюсь и делаю очередной толчок. — Хорошо спалось, милая?

Она приоткрывает искусанные губы. Ее взгляд такой растерянный, что указывает либо на шок, либо на приглашение трахнуть ее горло. Меня устраивают все версии.

- О боже... - ее брови хмурятся.

- Бог? Именно он, Элеонор. Хочешь помолиться мне, детка?

Я ожидаю, что Эль начнет сопротивляться, но она этого не делает. Вместо этого ее ногти впиваются в мою кожу, и она сжимает мой член так сильно, что я готов моментально взорваться спермой в ее тугое нутро.

Печально, что мне приходится думать о гребаных спасенных ею котятах, пока я трахаю самое красивое существо на этой планете, но мой антел еще не кончил, поэтому я делаю проникновение все более мучительным.

Я трахаю так размеренно и глубоко, что она начинает плакать.

Я жадно ловлю ее взгляд, когда вхожу в нее сильнее.
Эль смотрит вниз — там, где мой член входит в нее, очаровательный румянец покрывает ее щеки.

- Посмотри, как ты пала, маленький ангел. Ты создана для моего члена. Нам даже не нужна дополни-тельная смазка, потому что твоя киска так сильно течет, что превратилась в настоящую кашу.

Эль издает новый стон, крепко обнимая и сдавливая меня сильнее. Ее дыхание прерывается, потому что она близится к оргазму.

- Тебе нравится обниматься по утрам? Моя хорошая девочка так старательно принимает мой член, - сжав ее бедра, я насаживаю Элеонор на себя интенсивнее и глубже. - Такая невинная. Такая моя.

Она вскрикивает и задыхается при очередном движении. Когда ее киска начинает охренительно сладко душить меня, я умоляю. Черт, я умоляю:

- Скажи мое имя, когда кончишь.

Мать твою, я же не надел на нее слуховые аппараты.
Я вхожу в нее еще сильнее, быстрее, глубже. Она дрожит и рефлекторно выполняет мой приказ, даже не у слышав его:

- Аарон.

Она сжимается, а затем громко кончает, дергая меня за волосы.

Блядь.

Мои яйца становятся тяжелыми, и я кончаю глубоко в ее манящую киску. Я никогда не любил трахаться с кем-то дважды и без презерватива, но лизать и трахать Эль я готов бесконечно, тем более она предохраняется.

Все еще находясь в тумане, Элеонор смотрит на свою
кожу, и мои губы растягиваются в улыбке.

Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон.
Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон. Аарон...

Вот, что она видит.

На груди. На шее. На руках. На бедрах. Везде.

Эль рвано дышит, ее грудь тяжело поднимается и опускается, когда она выдавливает:

- Черт побери. Ты не мог заняться со мной сексом, пока я спала.

Я беру с тумбочки слуховой аппарат и аккуратно надеваю его на очаровательное ухо. Оно краснеет из-за моих пальцев.

- Отрицание - это так невероятно бесполезно и скучно, - я ласково провожу костяшкой указатель-ного пальца по ее горящей шеке. - Я ожидаю услышать благодарность за очередной подаренный мною оргазм.
Принимаю награду в виде анала. К тому же, - я улыбаюсь, когда целую ее шею. - Ты чертовски милая, ангел, особенно, когда кончаешь от моего члена. Слишком поздно имитировать недовольный вид.

Элеонор краснеет сильнее. Ну
ка-а-ак же очаровательно.

Мои пальцы сжимаются на ее локте и тянут так, что наши тела оказываются плотно прижаты. А затем я крепко обнимаю ее, зарываясь лицом в ее волосы.... дрожа в ее объятиях и с наслаждением слушая, как стучит чересчур большое сердце, резонируя в такт с моим.

Она здесь.
Она со мной.
Блядь, она наконец-то со мнои.

Я все еще внутри нее, но я чувствую, как она начинает теряться в собственном разуме.

Элеонор не двигается и слишком медленно дышит.
Я старался глубже втягивать ее в свой мир, провоцировал, манипулировал, чтобы она смогла вернуть себе собственный голос и начать бороться. Так или иначе она бы научилась справляться со своими демонами, а потом я бы забрал ее.

Но сейчас она не борется.

Мне требуется вся сила воли, чтобы сохранить спокойствие в голосе:

- Элеонор.

Она вздрагивает, а затем заглядывает мне в глаза.
Звук дождя смешивается с ее дыханием.

- Я хочу в душ, - ее голос тихий. - Почему ты так на меня смотришь?

Мои мышцы расслабляются. Это не приступ.

Тусклый солнечный свет проникает сквозь широкие окна и осветляет ее глаза до невозможно бледно-голубого. Этот взгляд...

Мне не нравится, какую власть надо мной имеет эта девушка. Ни капли.

Я поднимаю ее на руки, чтобы отнести в ванную комнату. Поразительно, но она даже не сопротивляется, хотя знает, что я могу бросить ее на любую поверхность, чтобы продолжить то, что мы начали.

Неохотно я отпускаю ее и включаю воду. Горячие струи сразу же превращают холодный воздух вокруг в теплый.
Когда я поворачиваюсь к Эль, она обнимает себя руками, между ее тонкими бровями появляется складка, и я жду, когда она снова применит на мне свои чары.

— Могу я остаться одна?

- Нет.

Эль раздраженно вздыхает.

— Мне некомфортно делать это при тебе.

- Ты привыкнешь.

Пар поднимается, заполняя пространство, и в нем смешиваются легкие ароматы персикового геля для душа, который я выдавливаю на свою ладонь, а затем беру Эль за запястье и направляю на нее поток.

- Мне нельзя мочить слуховой аппарат.

- Я знаю.

Я знаю, потому что прочитал больше тысячи статей
о тугоухости и консультировался с врачом.

Вода стекает по ее бледной коже, унося в слив мою сперму и остатки ее девственной крови. Я закрываю глаза и позволяю горячему потоку смыть напряжение и мое желание наброситься на нее так, как мне хочется на самом деле.

- Аарон.

Я беру гель для душа и провожу по ее шее, чувствуя быстрый пульс. Мы оба на взводе: я, потому что опьянен ей, а она хрен знает из-за чего. Я выше ее, больше ее, и она ощущается такой крошечной и слабой, что у меня сволит живот от желания затрахать ее до смерти.

- Что?

Она смотрит на меня своим серьезным взглядом.

- То, что произошло...

Я беру ее подбородок, заставляя ее смотреть мне в глаза. Я вижу, как она мысленно сопротивляется, взвешивает, вижу, что она на грани того, чтобы сломаться.

- Что же между нами произошло, Элеонор?

Ее взгляд становится решительнее, хотя подбородок дрожит.

- На самом деле, ничего. Ничего. Ты использовал меня однажды, и можешь считать, что вчера настала моя очередь. Ты хотел меня трахнуть? Отлично, у тебя получилось. Но мы не близки и никогда не будем.
Я признаю, что совершила ошибку.

Когда она делает шаг назад, я хватаю ее за запястье, снова приближая к себе, пока она не замечает, как близко ко мне подбирается гребаный ад.

- Ошибку.

- Я нужна тебе, потому что я трудный вызов, верно?
Или, может быть, тебе просто нравятся сломанные вещи. Знаешь, что самое отвратительное? То, что я пытаюсь оправдать тебя. Оправдать твою жестокость, насилие, ложь, бесконечные игры, твое отношение ко мне как к какой-то собственности, которую ты можешь вы-бросить, а потом вернуть, когда кто-то другой обратил на нее внимание. За все это время... - ее губы бледнеют, и она снова дрожит, обхватив себя руками, прячась от меня. Блядь, она ломается, и я хочу выстрелить в свою голову, наблюдая за ее срывом, но она должна сказать мне об этом. - Ты даже... не пытался поговорить. Ты прекратил, когда игра стала неинтересной.

— Я не прекратил и не прекращу. Разве я еще не донес до тебя эту мысль?

Эль смеется, а затем толкает меня в грудь, и я позволяю ей это.

- Снова ложь. Ты лжешь мне, как он. Наверное, это нормально, когда жертвы насилия выбирают в партнеры кого-то похожего?

Моя челюсть напрягается, я облокачиваюсь о каменную стену - это тщетная попытка удержать себя от того, чтобы сжать ее в своих объятиях, но тогда она закроется.

- Не сравнивай нас. Твой отец - настоящая мразь, и он будет гнить в тюрьме за то, что он сделал.

Сделал с тобой. Остаток его жалкой, убогой жизни он проведет в страданиях, с постоянным страхом, с боязнью даже помочиться, опасаясь, что кто-то может пырнуть его ножом. Я позабочусь об этом.

- А ты? Где твое наказание? Ты пугал меня. Ты принуждал меня.

- Способ, который я выбрал, может быть в худшем случае спорным, а в лучшем - действенным. Тебе нужно было научиться бороться, и я сделал это. Ты погрузила себя в апатию ради других, потому что никогда не думала о себе. Ты боишься оказаться неудобной, неправильной, ненормальной. Куда делись твои друзья, когда у тебя были приступы паники, Элеонор?

Она делает шаг назад.

- Я никого не хотела втягивать в это, и я хорошо умею притворяться. В совершенстве научилась у другого человека.

Мои губы растягиваются в злой усмешке, когда я приближаюсь к ней.

- Мне не нужно притворяться, я никогда не боялся быть собой. А еще я никогда не думал, что могу скучать по кому-то. Я скучал по тебе, когда ты была так близко.
Это агония. Ты мое наказание, Эль.

- Но ты ни разу...

- Что? Я тысячи раз хотел забрать тебя. Я следовал за тобой, как гребаный пес на поводке. Я давал тебе пространство. Я, блядь, не мог услышать это еще раз.

...Уходи.
...Уходи.
...Уходи!

В моих ушах звенит, когда я вспоминаю ее испуганный голос.

Она кусает свою губу, моя рука тянется, чтобы убрать мокрые волосы с ее лба. Элеонор снова вздрагивает при моем прикосновении, потому что я действую на нее так же, как и она на меня.

- Мне нужны ответы, Аарон. Мы были знакомы с тобой до Кингстона?

Я замираю, мой голос ожесточается:

- Что ты вспомнила?