Глава 13 Невротизм
«...Stop calling me «your bunny»
Перестань называть меня своей зайкой,
I won't hop and you don't own me
Я не стану прыгать перед тобой, ты не владеешь мной,
Do you? I bet you think you do
Так ведь? Готова поспорить, ты думаешь, что я твоя»
Teacher's Pet - Melanie Martinez
Окрестности Элгина, Шотландия.
Тень.
Я просыпаюсь в полной темноте.
А затем то, что произошло прошлой ночью, врывается в мое сознание и разрушает все моральные устои, которыми, как мне казалось, я обладала.
Что-то вроде: не получать удовольствие от пальцев
и языка гребаного серийного убийцы.
Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как его приятный и пугающий аромат впитался в мою кожу.
После того, как я наслаждалась тем, что меня преследовали, я заснула в его объятиях уже во второй раз, даже не заботясь о своей безопасности.
О, и меня довели до самого бешеного оргазма в моей жизни, в чертовом заброшенном саду, на фонтане, и мне понравилось.
Мне требуется несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, прежде чем я тянусь к куску ткани на лице, закрывающему обзор. Пожалуй, мне следовало хоть немного испугаться.
Но в конце концов, спасибо, что я не умерла и не связана, и что мое расчлененное тело не валяется где-нибудь в сточной канаве или плавает в Темзе.
Иисус, мне просто необходимо пересмотреть приоритеты.
- Если ты снимешь маску, игра закончится, Элеонор.
Дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда воздух разрезает глубокий, хрипловатый голос. Я знаю, что он наблюдает за мной с напряжением достаточным, чтобы поднять мою температуру и заставить мои нервы трепетать.
Черт возьми.
Сними маску, Смит. Не будь идиоткой.
Я дотрагиваюсь до шелковой ткани.
Почему это так меня задевает?
Наверное, потому что он достает из тебя то, что ты прятала от остальных.
Мои пальцы дрожат, когда я сжимаю переносицу.
Я задерживаю дыхание на несколько секунд, а затем заставляю себя успокоиться.
— Мы продолжаем твои извращенные игры?
— Конечно, нет, маленький ангел.
Мы даже не начали.
Я приподнимаюсь, пытаясь сосредоточиться на окружающем пространстве, и одергиваю рубашку, когда легкий сквозняк дотрагивается до моей кожи.
— А если я не хочу в них участвовать?
- Ты действительно не хочешь, Элеонор? - его глубокий голос отражается от стен и выбивает воздух из моих легких. Судя по звуку, он подошел ближе.
Я качаю головой, умоляя себя очнуться. Но больной разум прокручивает происходящее снова и снова.
Шлепки, укусы, поцелуи, безжалостное движение
его пальцев и обжигающий шепот:
«Громче, Элеонор... Пожалуйста, будь громче...»
Напоминания о моем падении.
- Не снимай, - приказывает он с властностью, которая заставляет других пресмыкаться.
Мой пульс подскакивает. Темная часть меня не хочет, чтобы он ушел, но это безумие зашло слишком далеко. Мне пора вернуться к своей скучной и спокойной жизни.
Я тянусь к шелковой ткани, но всего одно слово врезается в мою грудную клетку:
- Нет.
- Я не горю желанием быть подопытной в твоих играх разума. Почему мне...
Я замолкаю, чувствуя внезапное прикосновение к своей щеке, легкое поглаживание моих волос... тихий
шепот в губы:
- Вчера ты умоляла меня снять маску, - его большое и тяжелое тело накрывает мое. Затем, после моего вздоха, он меняет положение, и я оказываюсь на нем сверху.
Мои щеки заливает жаром. Я пытаюсь подняться, но его хватка слишком крепкая, слишком подавляющая.
- Я говорил, как меня будоражит, когда ты очаровательно уязвима, только в моей рубашке, в нашем доме, на мне? - грубый поцелуй обрушивается на мои губы, пока я буквально остолбенела. На мне лишь трусики и мужская рубашка, и я прекрасно ощущаю его желание. Большое, твердое и толстое желание, упирающееся в мою киску.
Из-за полной темноты я не могу увидеть его, но то, что я чувствую, заставляет мою кожу покрыться мурашками. Поглаживая одной рукой мой затылок, он продолжает играться с моими губами, а другой рукой ведет по бедру, приподнимая ткань.
Мои внутренности переворачиваются, когда боль от укуса пронзает меня насквозь и скапливается внизу.
Он кусает, целует, кусает, слизывая капли крови, и снова целует.
Боже.
— Подожди... — Я прикасаюсь к его груди, толкая изо всех сил. — Оставь меня в покое.
- Разве вчера мы не подвели черту? Ты моя, Эль.
Если ты так желаешь навесить ярлык, то можешь считать, что мы в отношениях. Я не могу оставить тебя в покое, — он наматывает мои волосы на кулак и тянет на себя, и, судорожно вздохнув, я выбираю другую тактику.
Я не сопротивляюсь. Я целую его.
Это оказывается сложнее, чем я ожидала. Хотя бы по той причине, что я начинаю ощущать так чертовски много, что могу умереть. Его губы жесткие, сухие и потрясающие. Я облизываю их, судорожно вспоминая его же поцелуи, проникаю в рот, сплетаясь языками, пока он практически не реагирует.
- Тебе нравится? - шепчу я, дотрагиваясь до его лица, а затем судорожно вздыхаю. - Ты без маски.
Его руки вцепляются в мою талию, больно сжимают, и я застываю, когда гребаный монстр стонет подо мной.
— Я беру свои слова назад, ангел, — он кусает меня за нижнюю губу, и я чувствую, как его рот расплывается в сумасшедшей улыбке: - Будь хорошей девочкой и приручи меня.
Святой. Черт.
Мое дыхание сбивается.
- Какой я, Элеонор? - его хватка крепнет на моей талии.
Каждый дюйм моего тела практически горит. Я хочу отстраниться, но мое любопытство изводит меня до смерти.
— Ну давай же, мышка.
Я позволяю своим ладоням исследовать его лицо, осторожно провожу по высокому лбу, бровям, острой линии челюсти, составляя мысленно его образ. Я не чувствую морщин, может, он немного старше меня.
- У тебя тоже есть шрамы. Как ты получил этот? - я прочищаю горло и вновь глажу подушечкой пальца гладкую кожу, пока не соприкасаюсь со шрамом возле линии волос.
- Я упал на статую ангела, когда играл в прятки в детстве, - необычный тон его голоса обивает меня с толку. Будто он становится нежнее. Я не могу поверить, потому что человека передо мной едва ли можно назвать мягким.
Я даже не могу представить его беззащитным ребенком.
Он монстр без этики, границ и морали, который черпает силу из темноты и ворвался в мою жизнь без стука.
Но сейчас, пожалуй, больше всего на свете я желаю сломать его защиту.
Прикоснуться к нему. Настоящему.
- У тебя было счастливое детство?
Мое сердце бешено колотится. Задержав дыхание, я провожу по густым волосам, которые лезли на лоб, изучаю прямой нос с легкой горбинкой, а затем, практически не дыша, дотрагиваюсь до губ - их, как и его тем-ные, холодные глаза, я выучила наизусть, но у меня еще не было возможности чувствовать его так близко.
- Да, - его дыхание сбивается, когда мой большой палец гладит его нижнюю губу, осторожно, неуверенно.
- Что случилось потом? — я замолкаю.
Что заставило тебя стать таким. С какими демонами ты борешься?
— Тебе не нужно знать о моей жизни.
- Тебе не нужно делать собственные выводы. Я хочу знать о твоей жизни.
Я чувствую, что он растерян.
- Зачем?
- Зачем? Потому что, очевидно, ты знаешь о моей.
Как минимум ты знаешь мое имя, а я твое - нет.
- И?
- Черт возьми, это было бы честно.
- В мире мало честности, Элеонор, - его сильные руки медленно поднимаются к талии и снова возвращаются к бедрам. — А я не самый порядочный человек.
— Правда? Знаешь, это совсем незаметно.
Я прикасаюсь к его губам, которые изогнулись в леткой улыбке. Горячее дыхание опаляет мою кожу, а затем он ловит мою ладонь холодными пальцами и целует тыльную сторону. Ох.
Я прикусываю губу, чтобы скрыть свою реакцию. Почему он не может быть таким всегда?
— Анализ закончен?
- Почему ты не снимаешь маску? - мой голос дрожит, я не могу сопротивляться его воздействию. Его руки на мне, его запах, въевшийся в легкие. Это просто невозможно. - Ты красивый, и я не сдам тебя полиции.
Он смеется, моя кожа нагревается. Господи, могла я сказать что-то более разумное?
- Тебе не понравится то, что ты увидишь.
Я молчу несколько секунд, прежде чем спросить:
- Ты так и не скажешь мне свое имя?
- Нет.
— Рано или поздно я получу его.
Он целует меня в лоб.
— Я жду этого мгновения, ангел.
***
Лондон, Англия.
Тень.
«D».
Вот дерьмо.
Я снова проверяю документы с оценками, но они остаются неизменными. По этой причине на моих пальцах образовались мозоли от изнурительных уроков музыки, потому что мой разум засасывает меня на самое дно.
— Что с тобой происходит, Элеонор Смит?
Вопрос Эммы чуть не выбивает почву у меня из-под ног.
В моих руках телефон и напитки из «Старбакс», а на сгибе локтя висит пакет со свежими круассанами. Пер-вое, что я слышу, когда захожу в гостиную Эммы, - это се недовольный голос и разговоры из фильма, транслирующегося по проектору.
Эмма всегда хотела жить в отдельном доме неподалеку от Кингстона, потому что синонимы этой девушки - роскошь и помпезность. Ее любимый лондонский таунхаус находится рядом с Букингемским дворцом и Сент-Джеймсским парком, обставлен в стиле французского ренессанса и имеет огромную гардеробную со всеми люксовыми брендами, потому что у Эммы Кларк зависимость от торговых марок.
Но ее мама - политик, и это означает соблюдение определенного ряда условий, самое важное из которых: не выделяться. Я понимаю, эта рыжая девушка едва ли могла претендовать на подобный статус, но она делала все возможное, чтобы помочь миссис Кларк. Несмотря на футболку с красной надписью: «Маленькая грудь, но большие мечты».
Кэт присоединяется к нам в гостиной. Она одета в белые пижамные шорты и толстовку с логотипом Кингстона. Ее глаза слегка покрасневшие - то ли от подготовки к тесту, то ли от того, что она всю ночь провела за чтением грустных романов.
- Я рада, что мы собрались все вместе. Не стоит так усердно заниматься из-за конкурса, Эль. Я соскучилась по тебе.
Эми смотрит на меня, сощурив зеленые глаза, пока
я стараюсь сохранять спокойствие.
Что со мной происходит? Я сажусь на диван и с раздражением тру переносицу указательным пальцем.
Гребаный сталкер чуть не забил насмерть четверых парней у меня на глазах, потом похитил меня, заставил участвовать в игре «охота на людей», а потом трахнул языком и пальцами. Его подарки каким-то волшебным образом оказались в моей комнате, и в последнее время я даже не могу нормально дышать, потому что я ужасно напряжена.
— Я взяла на себя слишком большую нагрузку, - отвечаю я девочкам, заставляя себя подарить им очередную полуправду.
Эми оценивает меня с ног до головы, передавая
Мари - младшей сестре Катерины - попкорн. Миссис Рид, как и мой отец, прибыли в Кингстон ради собрания учредителей, и Мария напросилась остаться с нами на ночевку.
- Что это у тебя? - Эмма указывает на пластырь на моей шее.
Боже. Просто сохраняй спокойствие, Смит. Умоляю тебя.
— Меня кто-то укусил.
Что? Хоть об этом не нужно лгать.
- Хью - такой секси! - громко восклицает Мари, забирая на себя все внимание.
Я облегченно вздыхаю, а Кэт хмурится:
— Тебе лучше взять свои слова назад, девочка.
Мой телефон вибрирует.
Папа: Перезвони мне. Сейчас же.
Мои пальцы замирают на экране, я долго размышляю над ответом, пока не решаю не отвечать вовсе.
- Но Кэтти, - хнычет Мари, чьи волосы еще белее, чем у ее старшей сестры: - Хью Грант невозможно горяч, и я не понимаю, почему Бриджит выбрала Марка Дарси, а не его.
Я едва ли не закатываю глаза, тихо смеясь. Почему каждая наша встреча так или иначе затрагивает «Днев-ники Бриджит Джонс»? Мы что, изобрели новую религию?
- Хью - слишком старый, дорогуша, - Эми хлопает Мари по плечу.
- А он? — младшая сестра Кэт достает свой телефон, а затем показывает нам фотографию. — Я выйду за него замуж, — Мари смущенно улыбается, тыча пальцем в ледяную физиономию Чона.
Я так обескуражена, что теряю дар речи... в отличие от Эммы:
- Иисус Христос, за этого скользкого муда...
- Эмма, — переоивает Катерина, нахмурившись.
- За этого скользкого змея. Я хотела сказать, что мистер мудила Хван не самый лучший выбор, детка.
Я смотрю на Эми с осуждением, пока она усмехается.
- Что? Нужно называть вещи своими именами. Мари, давай-ка я покажу тебе другие выгодные варианты. Тебе нравятся вайбы голден ретривера?
- Эми. Ей десять, — напоминаю я.
- Как ты нашла его фотографию? - спрашивает Кэтти.
Мари пожимает плечами.
- Легко, ты на него подписана. Кстати, я тоже на него подписана и лайкнула все его посты.
Катерина на секунду замирает, а потом прячет лицо в ладонях и стонет. Громко. Эмма предпочитает сменить тему, чтобы избежать микроинсульта Катерины:
- Ты готова к выступлению, Эль?
- Эмм... да. Думаю, да.
Heт.
На самом деле мое состояние крайне дезориентировано, и я надеялась, что время, проведенное с моими подругами, восстановит некоторый баланс. В последний раз, когда я держала скрипку на сцене, все закончилось провалом и кучей дерьмового отчаянья.
Я не способна ни петь, ни играть на публике, потому что с моей больной головой что-то не так. Папа осторожно пытается внушить мне мысль о том, что я дефектна и мне следует опомниться. Но в этот раз все будет по-другому. Я уверена.
Тик-так. Тик-так. Тик-так...
Я впиваюсь ногтями в ладони.
Все в порядке.
Я должна участвовать в конкурсе, победа в котором позволит мне заниматься тем, что я действительно хочу,
а не тем, что мне навязали родители.
Мой телефон вибрирует от нового сообщения, а потом весь контроль просто... рушится.
Папа: Тебе лучше перезвонить мне, Элеонор, иначе я приму меры.
Девочки продолжают болтать о фильме, и мне приходится отвернуться к окну, чтобы спрятать от них свою реакцию.
Возьми себя в руки. Сейчас же.
Я провожу ладонью по лицу, пытаясь замаскировать
дрожь в подбородке.
Стоит ли говорить, что моя выходка с исчезновением разозлила великого и ужасного Маркуса Смита? Не помогло даже то, что гребаный сталкер отправил сообщения отцу и девочкам с моего аккаунта, и, черт возьми, я хочу знать, как он получил к нему доступ.
Я стала настоящим параноиком и часто игнорировала отца, боясь, что он прочитает мои мысли. Или увидит то, что я стала любимой игрушкой какого-то сумасшедшего социопата.
Возможно, «исчезнувшая девушка из Элгина» - его рук дело. И да, я прочитала буквально все новости за последний год, которые были как-либо связаны с уголовными преступлениями.
Я не могу учиться, я не могу играть, я не могу думать ни о чем, кроме монстра, который после той ночи исчез из моей жизни.
В моей комнате и раньше обитали призраки прошлого, но сейчас кошмаров стало больше. Мне кажется, что он следит за мной, когда я учусь или когда я практикуюсь в музыкальном классе. Мне кажется, что он идет за мной по пятам, когда я возвращаюсь после работы в приюте. Мне кажется, что он в любой момент может забраться в мою постель и убить меня.
Но такие, как он, считают смерть слишком скучным результатом. Он предпочитает пугать людей, доводить их до грани, чтобы те рассказали ему самые тайные и грязные секреты.
«Я хочу тебя, ангел...»
Я кусаю губу, когда телефон в моих руках не прекращает вибрировать. В конце концов, я не могу избегать его вечно. Выйдя в другую комнату, я отвечаю на звонок:
- Привет, пап.
Он говорит лишь одно предложение:
- Выходи на улицу, Элеонор, - и звонок прерывается.
Мой взгляд падает на окно. Знакомая машина останавливается у входных дверей. Странное, липкое ощущение тревоги ползет по моему позвоночнику.
Я извиняюсь перед подругами, быстро собираю сумку, переодеваюсь и направляюсь к черному мерседесу, который ночью выглядит не иначе, как портал в ад.
В машине пахнет тяжелым парфюмом моего отца.
Его лицо - непроницаемая маска, а его голубые глаза пугают, хотя снаружи он выглядит спокойным. Я впиваюсь ногтями в ладони, пытаясь стряхнуть странное чувство.
- Привет, - мой живот сжимается, когда я искусственно улыбаюсь.
Мистер Смит поправляет синий галстук и приказывает водителю:
- В «Блерви».
Дождь барабанит по лобовому стеклу. Отец больше не говорит ни слова. Я отворачиваюсь и вздрагиваю, когда звук грома рассекает воздух, а затем следует молния.
Отель «Блерви» находится всего в сорока минутах езды от Кингстона и напоминает уединенное поместье, в котором обитают призраки.
Моя рука до сих дрожит, я пытаюсь приоткрыть окно, чтобы впустить в салон немного свежего воздуха.
Он мной недоволен. Это очевидно.
Из-за изматывающей работы в суде, из-за постоянных угроз и боязни совершить ошибку, главный судья Маркус Смит редко проводил со мной время. Он был строг, но в большинстве случаев он был добрым. Его трудно винить в подобном отношении, потому что восемь лет назад он лишился любимой жены. Мы разговариваем по телефону, проводим вместе праздники, и, пожалуй, мне этого хватало.
Вскоре водитель въезжает на огороженную территорию, и я пытаюсь воспроизвести остатки воспоминаний. Это было так давно? Тот же хруст гравия, те же старые деревья, тот же серебристый олень у входа.
- Отойди от нее, - приказывает женщина без лица.
Я прячусь за ее спиной, боясь подойти к отцу. Папа делает шаг, но она продолжает загораживать меня. Почему она так сильно дрожит?
- Уйди с дороги, - отец отталкивает ее, а затем больно хватает меня за локоть. Споткнувшись, я немедленно падаю. Жгучая боль вспыхивает в моем колене, и я начинаю плакать.
— Пожалуйста, отдай мне ее, - в словах незнакомой темноволосой женщины сквозит отчаянная молитва.
Папа не слушает ее, он берет меня за руку и заставляет подняться на ноги.
— Папа, — шепчу я, заикаясь.
— Выходи...
Очнувшись, я делаю судорожный вдох. Моя кожа покрывается испариной. О чем я только что думала, мать твою?
Это уже больше, чем просто дерьмовые галлюцинации.
- Выходи.
Я рассеянно смотрю на отца. В небольшом салоне его фигура словно становится все шире. От странных мыслей ледяной адреналин сотрясает мое тело, как будто я упала со скалы.
Я прочищаю горло.
- Что?
- Мы приехали, - говорит он сухо. - Выходи, Элеонор.
Я только сейчас замечаю, что моя дверь уже открыта, а водитель стоит снаружи, прячась за зонтиком и протягивая мне руку. Я выбираюсь из автомобиля, а затем беру Мартина за локоть.
- Вы дрожите, - голос водителя тихий, будто он боится, что его услышат. Я замечаю признаки беспокойства на лице Мартина и заставляю себя улыбнуться.
- Наверное, из-за погоды.
Темноволосый мужчина смотрит на меня несколько секунд, пока отец ему не приказывает:
- Ты свободен до завтра.
Что происходит? Я знаю Мартина много лет, и он никогда не выглядел таким обеспокоенным. Я открываю рот, чтобы спросить, что случилось, но водитель отступает назад, а затем садится в машину.
- В этот раз ты должна вести себя согласно своему статусу, - отец ловит меня за руку, когда я захожу в люкс. Я предполагаю, что он зарезервировал весь отель для своего эксклюзивного пользования. Мы все равно должны соблюдать протокол герцогини Аттвуд. — Ты больше не маленькая девочка, которая может прятаться по углам. Надеюсь, это ясно, Элеонор?
Я не отвожу взгляда, даже не хмурюсь, игнорируя боль от того, как его пальцы впиваются в мою кожу.
Буду ли я когда-нибудь вписываться в высшее общество? Я не неблагодарная золотая девочка, я прекрасно понимаю, каких усилий ему стоило достичь текущего положения и что потеря лица в наших кругах буквально равносильна самоубийству. Когда-то Маркус Смит был лишь бедным сиротой из маленького городка Брэдфорд в Уэст-Йоркшире, а сейчас он одна из главных фигур в Верховном суде. Подобные статусы не завоевываются мягкотелостью.
Стану ли я такой же идеально собранной и ледяной ради достижения целей? Научусь ли я притворяться до такой степени, что сама поверю в собственную ложь?
Или, может быть, мне уже хорошо это удается?
Вот только в отличие от моего отца я никогда не смогу стать идеальной. И он это знает.
— Ясно, — я отстраняюсь, потому что хватка стано-вится просто невыносимой. - Ты очень четко донес до меня свою мысль.
- Я слышу гребаный сарказм? Следи за своим языком.
Я смотрю на дружелюбную маску, которую он надевает ради людей вокруг, и не вижу ничего, кроме дикого разочарования.
- Может быть, мне следует замолчать насовсем?
Ну знаешь, чтобы соответствовать тому, что я немая.
Кажется, именно так ты назвал меня, когда мы разговаривали по телефону? - Я улыбаюсь, невзирая на напряжение, разъедающее мои кости.
«Я едва устроил свою немую дочь на самый уважае-мый факультет Англии, и что я получил? Невероятную безответственность. Я разочарован», - сказал он.
Я разочарован.
Что ж, это не впервые.
Я слышу громкий стук каблуков, а затем я оборачиваюсь и вижу прекрасную женщину с темными волосами и грацией, достойной королевы. Улыбка Риз - самое приятное, что я видела за весь день. Мое плохое настроение немного поднимается, когда я улыбаюсь в ответ — и на этот раз искренне.
- Мы поговорим после ужина, - бросает отец, прежде чем Риз бросается обнимать меня. Я глубоко вдыхаю в себя цветочный запах, пока она нежно гладит меня по спине.
— Здравствуй, Эль.
- Привет, мам, — я запинаюсь на последнем слове, но все же произношу его. В конце концов, она действительно заменила мне мать, и я могу радовать Риз, называя ее так, как она хочет.
- Детка, ты дрожишь, - она отстраняется, чтобы внимательно оглядеть меня с ног до головы, и я едва сдерживаю горький смех.
- Она попала под дождь. Риз, дорогая, ты можешь помочь Элеонор привести себя в порядок?
На мне пальто «Берберри», черные джинсы, высокие каблуки и темно-синяя водолазка, которая скрывает пластырь на шее. Я думала, что этого достаточно для ужина с семьей, но давайте будем честны: моя семья — одна большая привилегированная задница.
- Это будет встреча спонсоров с их детьми, - вдруг поясняет папа. — И мы уже опаздываем.
Что ж, это все объясняет.
После того, как она пять минут пыталась задушить меня в своих объятиях, расспрашивая об учебе, мы с Риз выбираем из ее гардероба черную юбку, чулки в тон, а водолазку, к счастью, оставляем, потому что у меня больше нет сил искать оправдания.
Герцогиня Аттвуд - невероятно красивая и добрая женщина; неудивительно, что мой отец влюбился в нее.
Прежде чем спуститься на снобистский ужин, она целует меня в лоб и мягко спрашивает:
- Ты правда согласилась пойти на юридический?
Я так рада, что ты пошла по стопам отца, но я думала, что тобой движет совсем другая страсть.
Мое сердце пропускает удар.
На секунду улыбка на моем лице становится чем-то усталым и искусственным, но я быстро беру себя в руки. Папа обещал, что мы поговорим после ужина.
Я не думаю, что это хорошая идея втягивать Риз в наши ссоры.
- Я склоняюсь к этому варианту, но у меня еще есть время, чтобы поменять решение.
- А Аарон?
- Аарон Кинг? При чем здесь он?
- Элеонор... - Риз прерывается. - Ты, наверное, слишком волнуешься, я понимаю.
Я перевожу взгляд с зеленых глаз Риз на ее темные волосы, убранные в идеальный пучок, и чувствую, как мой живот сжимается. Он ведь не мог...
- Мы утверждаем вашу помолвку, — продолжает она. - Ты же знаешь, едва ли наше расписание совпадает с семьей Кингов, но думаю, июнь — идеальный месяц. Вы можете предстать в Аскоте в качестве пары, это будет так романтично.
«Предстать в Аскоте в качестве пары».
«Помолвка».
Я глупо повторяю эти фразы, надеясь, что мне по-слышалось. Тошнота подкатывает к моему горлу, но я удерживаю натянутую улыбку.
Мы лишь поужинали вместе в Ритце, а потом Аарон отвез меня в приют - разве этого достаточно, чтобы заключить гребаный брак?
Иллюзия реальности медленно разрушается, царапая внутренности с беспощадным усердием. Такие люди, как мой отец, не отказываются от своих планов, даже если придется разрушить чью-то жизнь - в том числе жизнь собственной дочери.
Больно ли мне? Да. Предсказуемо ли это? Более чем.
С самого детства я знала, какое будущее для меня готовит отец, и сейчас мне нужно сохранить спокой-ствие и просто хладнокровно решить проблему.
— Кинги будут на этой встрече?
— Не в этот раз. Дай-ка я еще раз посмотрю на тебя.
Ты такая хорошенькая! Даже со слуховыми аппаратами...
***
Когда ужин заканчивается, отец зовет меня на прогулку.
От всех пережитых эмоций мне хочется спрятаться в пыльном музыкальном классе и играть до тех пор, пока не наступит рассвет, но я подавляю это желание.
Если я убегу, буду жаловаться, как-то не подчинюсь отцу, он найдет способ добиться своего.
После продолжительного дожля в весеннем воздухе витает свежесть, тяжелая влажность заполняет пространство. Папа осторожно ведет меня по саду, а затем выходит на прогулочную лесную дорогу. изредка подсвечиваемую уличными фонарями. С каждой секундой атмосфера пробуждает во мне воспоми-нания о детстве, самые безопасные места моей души: долгие прогулки по Шефтсоери, настольные игры, поедание вишневого мороженого до такой степени. что болят зубы.
- Что нового на этой неделе? - вдруг спрашивает он.
Первый искренний вопрос, обращенный ко мне. Воз-можно, все не так плохо. Я потираю пальцем переносицу, потом делаю паузу, вспоминая прошедшую неделю.
- Ничего особенного. Я успешно сдала тест по английской литературе. А еще профессор Уотерс похвалил мое исполнение...
- А как латынь?
Я нервно провожу ладонью по плечу.
- У меня упал средний балл.
- До какой оценки? - отец убирает для меня низко растушую ветку дерева, чтобы я прошла дальше. В моем горле пересыхает.
- До четыре и ноль.
Давление его взгляда заставляет меня напрячься.
Тропинка становится слишком узкой, я иду впереди.
- Ты думаешь, это приемлемо? - безжизненно спрашивает папа. По какой-то причине мой живот сжима-ется. Монотонный тон его голоса предназначен для хладнокровных решений, что он выносит в своем суде.
- Нет.
- Нет?
— Но я все исправлю.
Я вздрагиваю, когда он резко дергает меня за руку и стучит пальцами по пластику в моих ушах. Его злое лицо оказывается в дюйме от моего, я растерянно делаю
шаг назад.
— Стой на месте и смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
— П-почему у тебя такая реакция?
- Это ты мне скажи, Элеонор.
Он все еще крепко держит мою руку - до такой степени, что завтра наверняка образуются гематомы. Мое сердце бешено бьется, а по спине струится пот.
- Папа, мне больно, - выдавливаю я испуганно.
— Несколько дней назад со мной связалась миссис
Кинг. Спросила, почему моя дочь игнорирует их приглашения, хотя ее сын очень увлечен тобой.
- Папа, пожалуйста... Ты сломаешь мне запястье.
- Я предполагал, что ты одумаешься, сбросишь свою дурь, позвонишь мне, но ты предпочла избегать меня.
— Папа...
— Не перебивай.
— Господи, это же правая рука... Ч-что ты делаешь?
- Я сказал заткнись!
Резкая пощечина ослепляет меня.
Hет.
Нет... это нереально. Это галлюцинации?
- Ты пропускаешь занятия, теряешь свои слуховые аппараты, из-за чего школьному доктору постоянно приходится их настраивать. Ты не ходишь на дополнительные факультативы, пропадаешь на целую ночь, и, вероятно, с кем-то трахаешься, когда тебя дожидается самый достойный парень из всех тех, кто готов жениться на инвалиде.
Я перестаю дышать. Даже не замечаю невыносимой боли.
Меня словно со всей силы ударили по лицу.
— Я не инвалид, - мой голос неконтролируемо повышается.
Его пальцы сжимают мою руку сильнее, и я не могу сдержать слез, опасаясь, что из-за травмы я больше никогда не смогу играть.
А потом следует реальный удар.
Из-за удара моя голова дергается влево, и я вскрикиваю, а затем падаю прямо в грязь.
- Ты, блядь, настоящая обуза, Элеонор, - отец устало проводит рукой по своему лицу, пока все мое тело цепенеет, а реальность начинает искажаться.
Нет, нет, нет. Только не сейчас.
- Я так стараюсь. Я делаю для тебя так много, а ты все портишь. Не хочешь поступить в отличный университет, грезя о консерватории, хотя ты даже звука издать не можешь. Ты позорище. Я устал учить тебя. Я устал
наказывать тебя.
- Ты ударил меня... Ты...
Это не может быть мой отец. Это не мой папа...
Я отползаю назад, заставляя себя двигаться, но каждый вдох дается все сложнее. В голубых глазах горит ярость, пока он загоняет меня дальше в лес. Даже если я смогу закричать, меня никто не услышит - мы зашли слишком далеко.
- Я делаю то, что требуется! — орет он. — Но я не получаю никакой благодарности.
- Папа, пожалуйста....
- Не говори того, что знает твой психотерапевт и родители. Я хочу услышать правду.
— Я не помню... ее... и его... Я не помню их... Я помню только кровь и крики... Иногда их так много, что я не могу выносить все это... Слишком много...
Я держусь за чужой голос, как за якорь, а потом вскрикиваю, когда мужчина резко дергает меня за волосы, едва не вырывая их с корнем.
- Ты согласишься на предложение Кингов. Ты пойдешь в юридический и забудешь про свою гребаную музыку. Либо ты согласишься с этим, либо у меня не будет дочери.
Мои глаза наполняются слезами. Я отвечаю:
- Нет. Я посажу тебя.
Он замахивается, от нового удара я практически теряю сознание, затылок отдает тупой болью, но я заставляю себя держаться на плаву.
Мне нужно записать это. Написать заявление. Пожаловаться хоть кому-нибудь, прежде чем я забуду.
- Я до сих пор твой отец, а в твоей карте огромный список психологического дерьма. Мне подчиняется все законодательство, а ты можешь лечь в больницу для душевнобольных. Помни об этом, если ты не забудешь, конечно. А теперь мы поступим следующим образом, Элеонор. Ты слышишь меня?
Он садится на землю, обнимая меня за плечи. Все мое тело сотрясается в рыданиях, а его голос становится
ласковым:
— Посмотри на меня.
- Я... не... не...
— Ну-ну, детка...
Папа успокаивающе гладит меня по спине, и на этот раз я не сопротивляюсь слезам, позволяя им каскадом течь по щекам. Он прижимает мою голову к своей груди и начинает убаюкивать, как ребенка.
— Это больно, папа...
- От совершенных ошибок так бывает, — он проводит по моим волосам. - Но помни, Элеонор, ты моя сильная девочка. Ты должна выбрать путь, в который я долгие годы вгрызался зубами, иначе мир сожрет тебя.
Я хочу ударить его.
Закричать.
Умереть в конце концов, но мое тело меня не слушается. Страх перед новыми ударами настолько силен, что я заставляю себя кивнуть.
- Вот так... умница... Ты больше не будешь отклонять приглашение Аарона?
— Я... я... он... — икота вместе с судорожными всхлипами не дает мне вставить и слова.
- Ничего. Все в порядке, Эль, - папа целует меня в макушку. - Вы будете прекрасной парой. Моя маленькая девочка заслуживает лучшего будущего.
Мы сидим так до тех пор, пока мои слезы не заканчиваются.
Все это время папа держит меня в теплых объятиях и шепчет ободряющие слова: о том, какая я красивая и талантливая девочка, об Аароне, и том, как мы хорошо будем смотреться вместе. А потом Маркус берет меня на руки и несет в мой номер, когда все гости поместья уже спят.
Я даже не чувствую соприкосновения с матрасом, все мои мышцы одеревенели, а картинка вокруг становится все менее реалистичной. Прежде чем уйти, он бросает:
- Я скажу, что утром мы катались на лошади, и ты упала. Я напомню тебе завтра, если ты забудешь. Спокойной ночи, Элеонор.
Он... делал это раньше?