Трое

Если не получилось спасти Титаник, стань капитаном айсберга.

Валя Шопорова©

Сможет ли он обречь человека на нездоровье, чтобы сохранить Тома? Или откажется от Тома и своего счастья? Оскар не думал, что сможет отказаться, в этом его слабость. Том – слабость.

Несколько лет назад он думал и чувствовал иначе. Сказал Тому:

«Мне по-прежнему нравится тот, прежний Том, не пытающийся регулярно довести меня до инфаркта, что, между прочим, с моей наследственностью вполне возможно. Но всё меняется, и я готов с этим мириться. Между Томом и Джерри я сделал выбор в пользу тебя, но по факту в Джерри меня не устраивало только то, что он был альтер-личностью, будь он единственной личностью, настоящим, я бы согласился. А сейчас – будешь ты в большей степени Томом или Джерри – мне без разницы, это всё равно будешь ты».

Это всё равно будешь ты. Я приму тебя и буду с тобой, кем бы ты ни стал. Это лишённая эгоизма высшая степень принятия, которая позволила им быть вместе и быть счастливыми. Но потом почему-то его позиция изменилась. Оскар не мог сказать, в какой момент, но в Джерри он с первого дня видел другого человека, врага, который отнимает у него Тома.

Но Джерри не враг, не другой человек, не имеющий ничего общего с Томом, кроме тела, а другой Том. Том сам не раз повторял эту истину. Почему же Оскар изменил точку зрения и забыл про собственные слова? Потому что всё меняется и внутренний мир человека тоже, в процессе совместной жизни Оскар сам не заметил, как снова захотел того, прежнего Тома и по крупицам начал лепить из него старую, более милую версию личности. Джерри прав, он виноват, постепенно загнал Тома в рамки, в которых мог жить Том, но объединённому Тому в них слишком тесно, а теснота всегда ведёт к деформации. Поэтому он с упрямством капризного ребёнка, у которого отняли любимую игрушку, злится и на ситуацию, и на Джерри, являющегося её первопричиной и воплощением.

Вот только Том не игрушка. Неважно, от болезни или по естественным причинным Том имеет право меняться и не соответствовать его, Оскара, ожиданиям. Том не был рождён для него, это его выбор – принять Тома в качестве части своей жизни. А значит, должен принимать всего Тома целиком, не деля на хорошее и плохое, на Тома и Джерри, на Тома, похожего на того испуганного юношу, с которым он познакомился, и его совершенного другого.

Это всё Том. Всем свойственно быть разными, в том числе разными людьми, поэтому уместно говорить о множестве идентичностей у любого здорового человека, так и есть. Это только Оскар такой монолитный, что всегда и со всеми одинаков. Был. Пока для Тома у него не выработалась совершенно новая идентичность – думающий не только о себе и заботливый Оскар.

Он всё правильно делал. Когда-то. Это какой-то новоприобретённый изъян под названием «Мне не всё равно».

Сможет ли Оскар отказаться от Тома, будь он хоть кем? Предать любимого человека, чтобы не предать совесть и его же, обрёкши на пожизненную болезнь и незнание, кто он есть? Сможет ли любить того, кто называет себя Джерри?

Том говорил, что Джерри тоже нередко ощущает растерянность, только не показывает этого; он тоже умеет любить, сожалеть и бояться; он ребёнок, у которого не было детства, поэтому он тоже хочет подурачиться и поиграть. Оскар видел это своими глазами, Джерри может быть совершенно другим, не стервозной ледяной королевой, а простым парнем, недалеко ушедшим от Тома. Если научить Тома силе, получится Джерри; если очистить Джерри от всех защит, откроется мягкая сердцевина и получится Том. Они перевёртыш, у них же общее загадочное ядро.

Они - одно целое, из них в любом случае получится один человек, примерно такой, какой собрался в процессе первого слияния. И даже если Джерри первичная личность и после второй интеграции останется его основа, это всё равно будет Том. Другой Том.

Будешь ты в большей степени Томом или Джерри – мне без разницы, это всё равно будешь ты.

Всё равно будешь ты. Потому что человек может расколоться на сколько угодно частей, но каждая из них будет – его отражением. Достаточно заставить Джерри перестать воспринимать каждую минуту жизни как бой и он больше не будет таким уж Джерри.

Если любишь человека, то любишь его любым. Даже если он перестанет быть собой. Тем собой, каким ты его знал.

Если же всё это лишь шокирующее предположение, и Джерри никакой не истинный, всё равно не надо бороться против него и различий делать не надо. Джерри – половинка Тома, а какая разница, какая перед тобой сторона, если это стороны одной личности?

«Мне без разницы» - эти несколько грубые слова, не раз сказанные Оскаром Тому в разных обстоятельствах, были одними из самых правильных в его жизни.

Несколько минут Шулейман потратил на то, чтобы всё выключить и спрятать. Пошёл в гостиную. Джерри нога на ногу сидел на диване и смотрел какое-то кино или программу по телевизору. Не доходя до зоны, где стоял диван, Оскар остановился, смотрел на Джерри и думал обо всём сразу. Они почти не имеют различий, если смотреть со стороны. Сейчас, когда Джерри не взаимодействовал с ним, а смотрел телевизор, на его лице не было яркой мимики, отличающей его от Тома; его поза была обычной расслабленной, только то, что он сидел нога за ногу, не совпадало с Томом, Том чаще всего сидел или просто со сведёнными ногами, или подогнув под себя одну или обе ноги, или немного раздвинув бёдра. Лишь цвет волос и причёска вызывающе не совпадали с Томом. Оскар водил взглядом по его чертам и не убеждал себя, а на самом деле не видел больших различий. Как будто глаза открыл, избавившись от установки «Джерри – другой». Через пять минут Джерри надоело немое разглядывание его персоны, и он обратился к Шулейману:

- Что-то мне подсказывает, что я виной выражению крайней задумчивости на твоём лице. В чём дело?

- Мои мысли заняты тобой девяносто процентов времени, и мне это не нравится, - ответил Оскар, но не на вопрос.

- Почему? – Джерри изобразил искреннее удивление тем, что кто-то может быть несчастливым, думая о нём, таком распрекрасном.

- Ты чудовище, - дал Шулейман ёмкий ответ.

Джерри расплылся в улыбке:

- Мне приятно, что ты считаешь меня своим персональным чудовищем. Но не забывай, что у твоего монстра два лица, - добавил он важно.

Шулейман проигнорировал его высказывание, поскольку едва начавшийся разговор уже накренился в сторону традиционной перепалки. Подошёл и тоже сел на диван, повернулся корпусом и снова прикипел к Джерри внимательным, но непонятным взглядом. Джерри это начало раздражать, но просить отвернуться ниже его достоинства и вдобавок док со стопроцентной вероятностью поступит от противного. Была идея тоже повернуться и поиграть в гляделки «кто кого?», но её Джерри отмёл, не хотел он сейчас взаимодействовать с Шулейманом и даже играть не хотел. Потому он выбрал просто продолжить просмотр, делая вид, что Шулеймана здесь нет.

Отсутствие внимания Оскару ничуть не мешало. Но он сам нарушил молчание:

- Ты – Том.

Отвлёкшись от интересного фильма, Джерри повернул голову и в этот раз неподдельно удивлённо посмотрел на него.

- Я – Джерри.

- Ты – Том, - упорно повторил Шулейман.

Брови Джерри вновь выгнулись в изумлении.

- Шулейман, ты обдолбался? – спросил он неласково, показывая, что идиотизм дока терпеть не намерен.

- Отнюдь. Ты – Том, его идентичность. Ты говоришь и делаешь то, что хочет, но не может сказать или сделать Том.

Шулейману удалось Джерри поразить, но он быстро взял себя в руки и сказал:

- Бинго.

Джерри также повернулся к Шулейману всем телом и подпёр ладонью затылок, поставив локоть на спинку дивана, ожидая вопросов и конструктивного диалога. Но у Оскара отличная память, он уже отметил себе всё, о чём говорил Джерри, и не нуждался в повторении.

- О чём ты мечтаешь? – спросил Оскар, также поставив локоть на спинку дивана.

И снова Джерри удивился – похоже, Шулейман этим вечером в ударе. Затем усмехнулся:

- Ты хочешь через меня узнать, о чём мечтает Том? Спроси у него. На этот вопрос Том ответит. Наверное.

- Я спрашиваю, о чём мечтаешь именно ты, - ответил Оскар без капли саркастичности или агрессии.

- Если я идентичность Тома, что мы выяснили тремя минутами ранее, разве может у меня быть отдельная мечта?

- Думаю, что да. Так чего ты хочешь? У тебя есть мечта? – продолжил Оскар поражать искренним интересом к другому человеку, к Джерри, что втройне удивительней.

- У меня нет мечты.

- Совсем ничего?

Джерри задумался, наклонив голову набок, опустив взгляд.

- Я бы хотел собственную квартиру в Париже или Амстердаме, светлую, с большими окнами, обязательно с просторным балконом открытым балконом и на высоком этаже, чтобы открывался вид на город, - ответил он, на секунды погрузившись в мечты, родившиеся ещё четыре года назад в Париже, отчего даже голос изменился. – Больше ничего. – Джерри вернулся в реальность, взглянул на Шулеймана. – Мне нет смысла мечтать, потому что у меня впереди нет жизни на наслаждение ими сбывшимися. Мечты мне не положены.

Такова его суровая правда. Потому, в отличие от Тома, он не мечтал и не надеялся. С юных лет Джерри не имел ни одной мечты, только планы – планы во имя Тома, за которые всегда задвигал собственные желания. Оскар выслушал его, покивал и сказал:

- Звучит грустно.

- Как есть, - пожал плечами Джерри. – Иначе я никогда не жил, потому мне нормально. Таков удел альтер-личности.

Он насмехался над собственной трагедией. Но цинизм не отменял боли человека, который обладает человеческим сознанием, но лишён главных человеческим прав – на жизнь и свободу. Любые экзистенциальные проблемы человечества ничтожны по сравнению с его чувствами, с чувствами того, кто есть только для того, чтобы перестать быть.

- Ты никогда не жил так, как хотел? – спросил Оскар.

- Бывало, - немногословно ответил Джерри, прежде всего вспомнив зимнюю сказку двух удивительных недель с Кристиной, когда позволил себе делать то, чего хотела душа.

- И как?

- Потом жалел.

Да, жалел. Зимняя сказка закончилась болью. Что ещё он делал для себя? Снял ту прекрасную квартиру с видом на Эйфелеву башню, но отказался и от неё, и от своей мечты ради Тома. Покурил марихуану. Проколол уши. Всё. Невелик и печален список «Для себя».

- Сложно поверить, что все твои мечты ограничиваются квартирой, - произнёс Шулейман. – Неужели больше ничего?

- Да. Я объяснил, почему так.

Оскар подумал пару секунд и спросил по-другому:

- В этой квартире ты бы хотел жить один или с кем-то?

Джерри вновь задумался, переместив ладонь под висок.

- Наверное, с кем-то, - сказал, но в воображаемой квартире с большими окнами мог представить только тень, а не конкретного человека. – Одиночество хорошо, когда ты что-то скрываешь, но не пожизненно.

- Ты хочешь любить и быть любимым?

- Шулейман, чего ты ко мне пристал? – огрызнулся Джерри, подняв иглы.

- Просто интересно. Мы давно друг друга знаем, но никогда не разговаривали по-человечески.

- Зачем ломать эту чудесную традицию? – съязвил Джерри.

Но его иголки и уколы не помогли. Шулейман спросил:

- Для тебя это болезненная тема?

- Дай мне посмотреть фильм, - Джерри сел прямо и устремил взгляд в экран, давая понять, что разговор окончен.

Но Оскар не был бы собой, если бы уважил чужое желание молчать и так просто отступил.

- Почему ты уходишь от ответа? Ты всё ещё её любишь?

Не судьба посмотреть фильм. Джерри внутренне передёрнуло. Что за человек Шулейман? И пальцем не тронул, а чувство, как будто стукнул.

- Нет, не люблю, - ответил Джерри, смотря в телевизор.

Чувства свои он давно похоронил, потому что им не суждено было стать ничем, кроме личной боли и соблазна отступиться от того, от чего не может отступиться.

- Хотел бы любить кого-нибудь? – повторил вопрос Шулейман.

Джерри вздохнул с видом «как ты меня задолбал» и сказал:

- Я отвечу, только если ты после этого отстанешь.

Воздержавшись от обещания, которое не сдержит, Оскар промолчал. По несвойственной ему наивности Джерри расценил это как согласие. А может, глубоко внутри он сам хотел сказать, потому что даже со стенами не разговаривал по душам.

- Я не мечтаю о любви и не хочу её, потому что в моей ситуации она обречена, - ровно отвечал Джерри, не глядя на Шулеймана. – У меня нет жизни впереди, а та жизнь, что есть сейчас, не принадлежит мне одному, в это всё упирается. Если вдруг сейчас я встречу «ту самую», то лишь причиню боль ей и себе. Для меня привязанность – непозволительная роскошь, - усмехнулся.

Роскошь. Первая привязанность, слабая, окончилась тем, что он убил того человека. Вторая, сильная, выворачивающая сердце, завершилась ничем, вынужденным отказом от неё. Ему позволено любить только Тома.

Джерри говорил так, как будто ему всё равно. Он привык относиться к себе равнодушно и воспринимать как должное то, что не может изменить. Это Том готов ради мига счастья разрушить жизнь, Джерри намного рассудительнее, он никогда не рискнёт всем, не думая о том, что будет потом.

- Я бы хотел, чтобы у тебя всё было хорошо. Ты классный, - Шулейман протянул руку и коснулся щеки Джерри.

Джерри вздрогнул, посмотрел на него. Чего угодно он ожидал, ко всему был готов, но добрые слова и ласка от Шулеймана были для него за гранью. В его глазах Оскар увидел то самое, о чём и Том говорил, и сам Джерри – растерянность и страх ребёнка, который столкнулся с чем-то неожиданным, на что не знает, как реагировать. Который ничем не отличается от Тома. Он улыбнулся уголками губ.

- Чего ты от меня хочешь? – спросил Джерри, натягивая броню обратно.

- Захотел к тебе прикоснуться. Что в этом плохого? – просто ответил Шулейман. – Я же говорю, ты классный.

- Ты меня пугаешь, - Джерри убрал от себя его руку.

Но Оскар не сдался, взял за плечо, притянул к себе, усадил под бок, обнял одной рукой. Ярко показывая свою неприязнь, Джерри потребовал:

- Отпусти меня.

- Почему?

- Потому что мне не нравится, что ты меня трогаешь.

- Брось, - усмехнулся Шулейман. – Ты ни от кого не знал нежности и тепла, расслабься, тебе понравится.

Джерри слегка завис от такого заявления и желания дока его обогреть. Затем сощурился:

- Что ты задумал?

- Ничего. Просто я вспомнил, что когда-то мы с тобой неплохо уживались.

- Тебе неплохо, а меня ты чуть до нервного срыва не довёл.

- Тебе понравится, - с усмешкой на губах повторил Оскар и поцеловал в лоб.

Джерри буквально почувствовал, как у него в голове скрипят стопорящиеся шестерёнки. Он покривился, покрутился, но в итоге смирился и затих. Пригрелся. К каждому зверю нужен свой подход. Тома шокирует и делает восприимчивым применение силы. А Джерри обескураживает ласка.

Оскар не притворялся и не заставлял себя. Он отпустил ситуацию, и она открылась с совершенно нового ракурса. Джерри не отбирает у него Тома, а заменяет его; это Томино тело, Том по-прежнему здесь, поскольку Джерри его часть - или же наоборот. Джерри не плохой, просто Защитник должен иметь броню, покрытую ядовитыми шипами, и десятки сменных масок, чтобы справляться со своей задачей. Не будь Джерри таким сильным и универсальным, у Тома давно бы появились другие альтер, дробя его «Я» на большее и большее количество частей. И даже если Джерри основная личность, это не катастрофа, он тоже нормальный человек, надо только надавить на правильные точки, чтобы разбить его защиты.

Через двадцать минут Джерри отодвинулся от Шулеймана и недовольно пояснил:

- Ты жаркий.

- Знаю.

Подумав, что Шулейман, как и всегда, имел в виду не только температуру тела, Джерри закатил глаза, после чего повернулся к телевизору и скрестил руки на груди. По вине приставучего горе-дока интерес к фильму пропал напрочь, но попытаться стоило. Джерри был уверен, что не будет потом досматривать приглянувшееся кино в интернете, поскольку нет ничего зазорного в том, чтобы посмотреть фильм, на который случайно наткнулся, но выделять для этого время специально – это безбожная трата времени. Фильмы и тем более сериалы он смотрел крайне редко, предпочитая читать книги и заниматься другими полезными делами.

Оскар снова потянулся к нему рукой, коснулся, перебрал несколько прядок и взъерошил волосы. Джерри тряхнул головой, возвращая пряди на место, сказал:

- Ты портишь мне причёску.

- Всё как в старые добрые, да? – усмехнулся Шулейман и повторил раздражающее Джерри действие.

Джерри отсел от него. Оскар подсел ближе, тронул его руку, огладил лицо. Джерри отмахнулся:

- Шулейман, твою мать, отстань от меня.

- Не надо мою мать, сколько раз повторять вам? – сказал Оскар и снова коснулся его лица, огладив щёку.

- Зачем ты меня трогаешь? – Джерри скосил к нему глаза.

- Хочется, - просто ответил Шулейман. – Ты мне нравишься, я тебя трогаю. Всё логично.

- Себя потрогай, - Джерри вновь откинул от себя его руку.

- Себя неинтересно. Как насчёт тебя?

- Рассказать тебе, как я себя трогаю? – повернув к доку голову, Джерри выгнул бровь.

- Нет. Не хочешь потрогать меня? – как ни в чём не бывало ответил и поинтересовался Оскар.

Джерри коротко и тихо посмеялся, что больше было похоже на долгую усмешку. Покачал головой:

- Ты неподражаем.

- Ты тоже хорош.

- Давай лучше ты будешь меня ненавидеть. Мне это понятнее и привычнее.

- Пути обратно нет.

Шулейман коснулся волос Джерри, заправил аккуратные пряди за ухо. На это Джерри не отреагировал, вернулся к телевизору. Но посмотреть фильм у него так и не получилось, потому что через некоторое спокойное время Оскар его – поцеловал.

- Что ты делаешь? – строго спросил Джерри в губы дока.

- На что похоже?

- На поцелуй.

- Умница.

Уничижительная фамильярная похвала возмутила. Умница? Умница, блять? Тому пусть так говорит, но не ему. Кажется, погорячился, говоря и думая, что повзрослевший Шулейман нового образца хуже старого. Определённо, лучше тупящий, злой и вечно хмурый Шулейман, пускай с ним скучно и толку от него нет, чем прежняя сволочь, взрывающая мозг. Мысленно он готов был взять свои слова обратно, потому что припёршийся к нему Шулейман бесил и ставил своими высказываниями и выходками в тупик, что Джерри категорически не нравилось. В прошлом у него не хватило сил, чтобы справиться с Шулейманом-самодуром, который его не только победил¸ но и истрепал перед этим знатно. И, судя по текущей ситуации, сил может вновь не хватить.

- А поцелуй наталкивает на мысль, что ты снова хочешь использовать меня в качестве спермоприёмника, - добавил Джерри и упёрся ладонями в плечи Шулеймана, отодвигая его.

Шулейман не отодвинулся ни на миллиметр, будто вовсе не заметив его попытки.

- Печально, что тебя никто не целовал просто так.

Джерри изумлённо выгнул брови. Какова дерзость – с жалостью заявить, что его никто не целовал без расчёта на секс!

- Целовали, - ответил Джерри, сохраняя лицо. – Но это ты.

- Думаешь, я не смогу остановиться? – приблизившись к его лицу, спросил Оскар низким приглушённым голосом.

- Не - не сможешь, а не захочешь, - сказал Джерри, с усилием отодвигая от себя дока.

- Я думал всего лишь о поцелуе. Не захочешь – ничего больше не будет. Но если захочешь, я буду не против. Ты обещал мне помогать.

Джерри сам не понял, как получилось, что они начали целоваться; как и на который поцелуй он ответил и закрыл глаза. Целеустремлённости Шулейману было не занимать, как и тупого упорства, что и стены рушит. А целуется он действительно мастерски, надо отдать Тому должное – не приукрасил по неопытности и большой любви. Раньше Джерри этого не замечал, потому что не те у них были отношения, чтобы признавать, что чёртов док в чём-то ас. А сейчас что? Сейчас признал, про себя, естественно.

Оскар потянул Джерри на себя, усадил верхом. К себе у Шулеймана вопросов не было, но он чувствовал и возбуждение Джерри. Взял его за бёдра, двинул на себя, заставив посмотреть в глаза собственному желанию. Джерри и без него прекрасно ощущал однозначную реакцию тела, но дразнящее движение и соприкосновение подстегнули огонь.

Подхватив Джерри под бёдра, Шулейман вместе с ним легко поднялся на ноги. Разорвался нескончаемый поцелуй.

- Мне не нравится, когда меня носят на руках, - высказался Джерри.

- Лукавишь, - ухмыльнулся Оскар и поцеловал его в шею, и понёс в спальню.

Может быть, в самом деле лукавил немного, по крайней мере, спрыгнуть на пол не пытался. Шулейман опустил ношу на кровать, сам тут же навис над ним и снова впился в губы поцелуем. Не только губами и языком он виртуозно владел, но и руками, Джерри никак не мог сказать, что прикосновения ему неприятны или оставляют равнодушным. Особенно по груди. Игры с сосками, массаж грудных мышц разгоняли ритм сердца всё больше и больше. Как будто у него есть развитые молочные железы, и Шулейман с удовольствием жамкает их. Кто бы мог подумать, что и мужчине это невероятно приятно. Грудь ему все немногочисленные партнёры ласкали, но никто не делал этого так. Хорошо, что он лежит на спине, и Шулейман не может добраться до их с Томом самой эрогенной зоны, при воздействии ещё и на неё можно было бы спустить в трусы, чего Джерри не очень-то хотелось. Не солидно как-то в двадцать шесть лет взрываться, как подросток, по крайней мере, если есть более взрослые альтернативы.

А каковы альтернативы? Что они вообще делают? Ясно что – собираются трахаться на износ. В принципе, в этом нет ничего плохого, секс ему по-прежнему нужен. Или не нужен? Всё-таки это Шулейман, который его очень и очень обидел.

Думать получалось не очень. Шулейман со своими приятными действиями отвлекал и захватывал внимание. Оскар успевал прикасаться везде и всюду, избавлял Джерри от одежды и себя раздевал. Джерри принял мысль, что они переспят, и даже то, что он будет в пассиве, поскольку бороться за место сверху сейчас не хотелось.

Джерри ощутил знакомое шевеление в груди. Как давно он не чувствовал своего Котёнка. А Котёнок явно недоволен происходящим, потому нервничает, крутится. Что ж, решение принято. Раз Том так реагирует, он точно отдастся Шулейману. В поцелуе Джерри улыбнулся уголками губ. Но когда Шулейман налёг на него кожа к коже и коснулся внизу, внутри всё сжалось. Джерри открыл глаза, удивлённый реакцией своего тела. Он же хотел. Но уже не очень-то хочет. Тем временем Оскар протолкнул в него палец на две фаланги, и сведённые напряжением мышцы обожгло.

Джерри зажмурил глаза. Дыхание сбилось, но уже не от возбуждения, а от странных и незнакомых паники и отторжения, сковавших тело и противящихся проникновению.

- Подожди, - сдавленно сказал Джерри, упёршись в плечи Шулеймана.

- В чём дело?

- Мне... неприятно.

Странно, странно, странно. Что с ним происходит?

- Отвык просто, - ответил Шулейман. – Сейчас привыкнешь, - и ввёл палец до конца.

- Оскар, мне неприятно, - открыв глаза, твёрдо сказал Джерри, сжав пальцы на плечах дока, несильно, но предупреждающе впившись ногтями.

- Только не говори, что ты решил включить заднюю. Поздно уже. Будет приятно.

Джерри увернулся от поцелуя, снова упёрся в плечи Шулеймана. От ощущения вторжения хотелось ёрзать в попытке уйти от него.

- Вынь, - потребовал Джерри.

Цокнув языком и вздохнув, Оскар закатил глаза, но послушался и опёрся на руки по бокам от плеч Джерри.

- Ну? Что не так? Ты же хочешь.

- То, что у меня стоит, не означает, что я хочу, - заметил в ответ Джерри.

- Если бы у тебя просто стоял, это был бы другой разговор. Но ты активно отвечал мне и явно демонстрировал желание. Потому резонный вопрос – что сейчас? Объясни. Хотя нет, не надо, - сказал Шулейман и потянулся заткнуть Джерри поцелуем, намереваясь продолжить начатое, прижав его своим телом.

От чувства чужого тяжёлого тела, вжимающегося между ног, вены обожгло холодом страха. Страха, что не в голове, а в теле, в мышцах, в нервах.

- Оскар, остановись. Оскар, я не могу... - говорил Джерри, силясь достучаться до дока словами.

- Что значит – не можешь? – раздражённо спросил Шулейман, вновь поднявшись над ним.

- Ты меня изнасиловал. Полагаю, что из-за этого.

- Вовремя вспомнил, - фыркнул Оскар.

- Я не вспомнил, а чувствую, что не могу. У меня какой-то блок внутри вопреки тому, что я хочу. Логично, что это из-за того, что ты взял меня силой, причинил боль и травмы.

- Тебе же плевать, - обесценил Шулейман, даже мысли не допуская, что может ошибаться. – Ты сразу после встал, пошёл и отомстил мне.

Джерри сказал без игры:

- Если ты чего чего-то не видишь, это не значит, что этого нет. Будь ты хоть чуточку внимателен ко мне, ты бы заметил, что я плакал от боли. Изнасилование травмировало меня не только физически, я чувствовал себя раздавленным, но когда всё закончилось, я не хотел быть слабым и доставлять тебе удовольствие тем, что мне плохо.

Вот это откровение. У Оскара и в мыслях не было, не могло прийти в голову, что для Джерри пережитое насилие было чем-то большим, чем неприятным эпизодом, после которого он отряхнулся и пошёл дальше. Он поверил в боль Джерри на девяносто девять процентов, один оставил на то, что тот лжёт. Но глобально это ничего не меняло – он никогда не чувствовал вины за то, как поступал с Томом, и сейчас тоже не почувствовал. Понимал, что поступил плохо, но сокрушаться не в его характере, что сделано, то сделано.

- Просить прощения я не буду, - сказал Шулейман. Прекрасный разговор без трусов в миссионерской позиции.

- Мне не нужны твои извинения.

- Славно, - Оскар вернулся к беззаботности. – Продолжаем?

- Шулейман, ты меня слышишь? – Джерри отвернулся от бездушного наглеца. – Я не могу.

- А я не могу понять, как у альтер-личности может быть травма, - в ответ заявил тот. – Если ты сломался, психика должна была тебя убрать, как отбракованный материал.

Это доказательство, что Джерри основная личность?

Джерри закатил глаза:

- И как я мог поверить, что ты воспылал ко мне симпатией?

- То, что ты мне нравишься, не означает, что я буду с тобой мил.

Стоп. Травма Тома была намного более значимой, и то, как он её переживал, при этом имея доступ лишь к малой частице травматического события, никак не похоже на работу альтер. От такой субличности толку попросту нет, а бестолкового защитника психика никогда не породит. Том не может быть альтер, максимум адаптивной личностью. В своих размышлениях за закрытой дверью Шулейман не учёл разницы между этими двумя понятиями, но увидел её сейчас, и от этого озарения настроение поднялось ещё больше.

- Насчёт альтер и травмы – первая прекрасно может переживать вторую, - сказал Джерри. – По крайней мере, мне ничто человеческое не чуждо.

- То есть у тебя травма? Охренеть, я сломал систему, - усмехнулся Оскар.

- Не обольщайся. У меня нет травмы...

Договорить Джерри Шулейман не дал:

- В таком случае харе болтать. Предпочитаю более приятное занятие, - он подхватил Джерри под колени, задирая его ноги выше.

- Кусок дебила, ты каким местом меня слушаешь? – немного вспылил Джерри.

- Полагаю, что ушами. Но я рассмотрю другие варианты, если предложишь.

Джерри покачал головой. Каков шут. Вроде бы трезвый (точно трезвый), а ведёт себя как... Даже сравнить не с кем и не с чем, кроме как с ним самим.

- Долго мы ещё так лежать будем, или ты забыл, как это делается? – обратился к нему Шулейман.

- Выслушай меня один раз.

- Ладно. Слушаю.

- Для начала встань с меня.

Без довольства на лице, но Оскар поднялся с Джерри, сел и устремил на него выжидающий взгляд. Джерри также сел, обнял колени и объяснил:

- У меня нет травмы, я её пережил. Головой я не боюсь, не испытываю отвращения или чего-то подобного. Но тело запомнило причинённые насилие и боль и противится подобному контакту. Не знаю - только с тобой или с кем угодно мне будет сложно в пассивной роли. Для меня собственная реакция стала неожиданностью.

- Ты идеальный пациент, - усмехнулся Шулейман, - сам почувствовал, сам осознал проблему, сам изложил, уверен, и проработаешь её тоже сам.

С хитростью во взгляде Джерри выгнул бровь:

- Предпочтёшь меня Тому?

- Возможно. С тобой реально проще иметь дело.

В груди толкнулось. О, Котёнок просто в гневе. Но сам виноват.

- И что мы будем делать? – поинтересовался Шулейман.

- Ты можешь быть снизу, - разумно предложил Джерри. – Нет разницы, в какой роли, секс есть секс.

- Снизу я буду чувствовать, что ты очередной раз самоутверждаешься и берёшь надо мной верх. Это всё испортит, - удивил Оскар предельной честностью. Не постеснялся показать свою слабость.

Голая правда обескураживает. Джерри не стал исключением, он не ожидал от Шулеймана подобной откровенности и услышал его, тем самым неосознанно сделав шаг навстречу.

- Тогда нам остаются объятия, поцелуи, петтинг, - перечислил Джерри, внешне оставаясь холодным, незаинтересованным, но то, что он не сказал: «Не хочешь снизу – до свидания» и не собрался уйти, говорило о многом.

Джерри не двигался с места, всем телом обращённый к Шулейману, не менял расслабленной позы. Кажется, он тоже вовлечён в контакт и заинтересован в его продолжении. Но контакт был странным, похожим на человеческий, а не как обычно между ними происходило.

- Я бы предложил оральный секс, - сказал Оскар. – Но взаимности у нас не получится. У тебя же принципы.

Джерри склонил голову набок:

- Я могу пересмотреть свои принципы.

- Серьёзно?

- Да, - Джерри действительно не шутил и не играл. – Всё, что хотел, я уже доказал. Могу поступиться принципом.

Слова Джерри удивили Шулеймана, но скепсис его не покидал, что он выразил:

- Сложно тебе поверить. Откуда мне знать, что ты снова не кинешь?

- Если одновременно, то я никуда не денусь.

Оскар подумал и согласился на «69».

- На спине или на боку? – уточнил Джерри.

- Давай на боку, так будет удобнее, - ответил Оскар, передвигаясь к подушкам.

Джерри лёг головой к его ногам, лицом к паху. Предупредил:

- В отличие от Тома, у меня рвотный рефлекс выражен нормально. Вздумаешь драть в горло – меня вырвет, или укушу.

- Интереса к агрессивному оральному сексу я никогда не испытывал.

- Ты и к изнасилованию интереса не питал до меня, - заметил Джерри. – Моё дело предупредить.

- Видишь, как плохо ты на меня влияешь.

- О да, я же не мальчик-зайчик Том. Займи уже рот, ты слишком много болтаешь.

- Могу сказать тебе то же самое.

Оскар приступил к фелляции первым. Джерри закусил губы, когда член погрузился во влажную теплоту рта. Прикрыл глаза, наслаждаясь первыми мгновениями удовольствия. Тянуло эгоистично забыть, что что-то должен в ответ, но под носом торчал требующий внимания член, напоминая о договоре. Джерри беззвучно сглотнул, облизнул губы. Непросто переступать через свой единственный устойчивый принцип.

Тому это не понравится. Он будет расстроен тем, что Джерри снова в чём-то его обошёл, ведь они с Шулейманом никогда не практиковали легендарную позу «69»; будет расстроен, что Джерри сделал то, что было его прерогативой, ему нравилось, что Джерри принципиально не берёт в рот, поскольку это отличало их прежде всего в постели с Оскаром, это было его какой-никакой исключительностью. Но почему он всё время должен оглядываться на Тома и беречь его нежные чувства? Не должен. Не развалится Том, снёс то, что Джерри кувыркался с Оскаром задолго до него, переживёт и это. Разомкнув губы, Джерри медленно провёл языком по гладкой, терпко-солёной головке. Взял её, пососал. Ничего неприятного в минете нет, особенно когда одновременно и тебя обхаживают.

Взять полностью Джерри не мог, он и не пытался, не горя желанием ощутить член в глотке и давиться, извергая вязкую слюну. Но держал член у основания в кулаке и исправно работал им. Открыв глаза, он посмотрел вверх, и по телу прошла судорога. Они потрясающе смотрелись вместе, особенно в таком упоённом развратном слиянии.

Может быть, удивить Тома и показать, что и сосать умеет лучше? Хоть имел нулевой опыт, он обладал практическими воспоминаниями Тома, теоретической базой и богатой фантазией, что давало более чем большие шансы на победу. Джерри не сомневался, что смог бы утереть нос «младшему братику». На том и остановившись, Джерри плотнее сжал губы и сильно втянул щёки, создавая вакуум. Ответом ему и подтверждением умелости стал звук удовольствия, пролившийся сверху. Инстинктивно Оскар повторил за ним и пришёл через Джерри поджиматься от наслаждения.

Да, Том умеет заглатывать под корень, что считается огромным плюсом, но его главные минусы – сомнения и смущение, не позволяющие превратить действие в виртуозное искусство. У Джерри таких проблем не было никогда. Не остановившись на достигнутом, он выпустил член изо рта и кончиком языка пощекотал бороздку. Также освободив рот, Шулейман усмехнулся:

- У нас соревнование?

- Готов поучаствовать? - Джерри лизнул уздечку, поцеловал верхушку головки, медленно, мокро, дразняще соскользнув с неё, смотря в глаза.

- Хочу проиграть, - воодушевлённо ответил Оскар, ведь его проигрыш будет победой.

Джерри двинул бровями, мол, как знаешь. Несколько раз поцеловал горячий ствол, наклонил, прикусил сбоку и затем резко, с нажимом провёл кончиком напряжённого языка вверх. Шулейман шикнул, игры с зубами не причинили боли, но чертовски будоражили.

- Не выпускай зубки.

- Не отвлекайся, - в ответ сказал Джерри. И сверкнул лукавым взглядом. – Как насчёт другого соревнования? Кто дольше продержится?

И этот человек утверждает, что игривость в Томе – от Тома? Отдельный Том был игривый как издыхающая черепаха, не считая того, что с завидным постоянством нарывался. И всё-таки Джерри классный. Шулейман и забыл, что он во всём лучше Тома, кроме своей ненастоящести.

Кончил Джерри первым. В момент оргазма выпустил член изо рта, чтобы не укусить случайно, и зубы застучали, что было ново и со стороны забавно. На этом можно было бы остановиться и снова красиво обломать дока – второй раз был бы ещё эпичнее первого. Но Джерри преследовал иную цель, потому усмирил эгоизм и без требований с его стороны склонился над пахом севшего Шулеймана.

Оскар сверху наблюдал за действиями Джерри, за движениями белокурой головы с даже сейчас идеальной укладкой. Он запустил пальцы в гладкую мягкость волос, перебирал пряди, слегка массировал кожу у корней. Не так уж блонд и плох. И Джерри не так уж плох – весьма хорош даже в своём стервозно-крашеном образе. Не столь важно, есть разница или нет. Тело одно, одна психика, два разных человека с одним ядром. Это не проклятье, а приключение.

Джерри принял сперму в рот, но глотать не стал, аккуратно сплюнул в салфетку и смял её в мокрый комок.

- Теперь давай полноценно, - обняв его за плечи, сказал пышущий энтузиазмом Шулейман.

- Мне надо в ванную, - высвободившись, Джерри спрыгнул с кровати и покинул комнату.

Можно ли это расценить как согласие? Вполне. Зачем ещё после слов об анальном сексе бежать в ванную, если не для необходимой гигиенической процедуры? Ожидаемо, что Джерри со своей скрупулёзной чистоплотностью предпочтёт подготовиться, если есть такая возможность. Но Оскара терзали сомнения, что Джерри вернётся. Будет он ждать десять минут, полчаса, час, потом выйдет и обнаружит Джерри одетого в гостиной перед телевизором, и тот сделает вид, что это он, Оскар, дурак, что на что-то ещё рассчитывал.

Оправданный скепсис оказался напрасным. Джерри вернулся через пятнадцать минут, посвежевший, чистый до скрипа, обмотанный низко повязанным на бёдрах полотенцем, что клином указывало вниз и акцентировало интимную зону ниже пупка. Даже из душа в одном полотенце он умудрился выйти эффектно и подчёркнуто сексуально. Талант. Не тратя время, Шулейман за руку дёрнул его на кровать. От него пахло водой и кожей, никаких лишних искусственных отдушек.

- Не торопись, - Джерри отодвинул Шулеймана от себя. – Я ещё не согласился.

- По-моему, согласился.

- Именно – по-твоему. Но твоё мнение не единственное, особенно когда речь идёт о процессе, в котором участвуют двое.

- Захочешь, это не проблема.

Джерри увернулся от рук Шулеймана, держа его на расстоянии от себя, и заявил:

- Хочу римминг. Меня данная практика обошла стороной, но по воспоминаниям Тома знаю, что это крайне приятно.

- К такому уровню близости с тобой я пока не готов.

Сдёрнув полотенце, Джерри бесстыдно встал раком и с ухмылкой оглянулся через плечо:

- Если хочешь взять меня, сделай так, чтобы я захотел.

Лицо Оскара приобрело хмурое выражение. Его слова о неготовности не были откровением, как признание, почему не может сегодня быть снизу, но он не хотел так ласкать Джерри. Именно не хотел. Потому что это Джерри. Между ними всё-таки всё по-другому, не вписывается это в систему их личностей и отношений. Но, с другой стороны, он не раз практиковал анилингус с Томом, сам хотел подарить ему эту пикантную ласку, ещё когда Том не готов был её принять. Так что он теряет? Ничего.

Плюнув на то, что с Джерри римминг может означать его подчинение, Шулейман рывком приблизился к парню и, растянув в стороны ягодицы, припал губами к колечку мышц. Совершал широкие мазки языком, обводил по кругу, щекотал, толкался кончиком в центр, прихватывал и ласкал губами.

О да, это действительно дико приятно... С закрытыми глазами и с изгибом блаженно-довольной улыбки на губах Джерри прогнулся глубже, лёг на кровать грудью и вытянул руки над головой, положив на них голову. Стонал Джерри не так надрывно, как Том, но тоже весьма сладко. Это подстёгивало, разжигало больший азарт. Хотел захотеть? Получай. Посмотрим ещё, кто кого.

Широкие ладони оглаживали бёдра, спину и неизменно возвращались на ягодицы, вжимались до красных отметин от пальцев. Подмахивая, потерявшись в удовольствии, распалённый Джерри не ощущал, что Шулейман периодически проникает в него пальцем, сначала кончиком, потом наполовину. Он круговыми движениями оглаживал внутренний сфинктер, расправлял, и снова и снова палец заменял язык, проникал внутрь, вырывая из груди новые и новые звуки наслаждения, заставляя приязненно жмуриться.

Оскар поднялся, прошёлся губами снизу вверх вдоль позвоночника Джерри, прикусывал, отчего Джерри прошибло дрожью и вспышками в голове на грани взрыва. Это запрещённый приём! Но Джерри не противился, если бы он сейчас что-то сказал, это было бы: «Ещё», потому как останавливаться уже поздно, необходимо кончить. Чёрт, как же приятно... Запредельно. Надо запомнить, какая комбинация действий приносит ему нереальный кайф, может пригодиться.

В завершении влажно поцеловав под ухом, Оскар опустился обратно к раскрытой перед ним попе. Двумя пальцами огладил ободок сфинктера, постукал, отчего мышцы сжались и снова расслабились. Лизнул, дразня, снова постучал подушечками пальцев и начал интенсивно вылизывать и таранить языком, доводя до полной истомы.

Обильно смазав член, Оскар приставил головку к расслабленному, тщательно вылизанному входу и без труда проник внутрь. Мышцы сжались, но главная преграда была уже преодолена. Приподнявшись, Джерри обернулся через плечо:

- Ты не забыл, что я не могу?

- Расслабься. Я с Томом справился, ты сам меня хвалил, думаешь, к тебе не найду подход? – усмехнулся в ответ Шулейман, поглаживая его бёдра.

Джерри мог отказать и остановить толком не начавшийся секс. Быть может, он излишне верил в Оскара, что едва ли может быть правдой, но он был уверен, что сейчас док не станет продолжать против его воли. Если он не проработает травму, не преодолеет её, после объединения она перейдёт к Тому. Том и в прошлый, последний их с Шулейманом секс, чувствовал, что что-то не так. Он смог переступить это ощущение и в будущем тоже сможет, но неудобства оно доставит. Велик соблазн подложить Шулейману такую свинью, всего-то надо сейчас сказать «Нет» и впредь не спать с ним. Но в груди шевелилось, крутилось и толкалось.

«Давай, Том, злись, - подумал Джерри, принимая решение. – Иначе я отберу у тебя самое дорогое».

Ему были неприятны страдания Тома, неприятна его ненависть. Но злой Том – продуктивный Том. Если это единственный способ помочь, Джерри причинит ему боль.

Постели с Шулейманом Джерри избежать не смог, проявил слабину, но из этого обстоятельства можно извлечь пользу.

- Можешь верхом сесть, чтобы контролировать процесс, - предложил Оскар. – Тому это помогло.

- Не надейся. Я верхом буду только в твоих фантазиях.

Укол Оскар пропустил мимо ушей и плавным движением вошёл до конца, сразу совершил первый толчок. Джерри снова опустился и прислушивался к своим ощущениям, к несколько схлынувшему возбуждению. Видя, что всё идёт нормально, перестав осторожничать, Шулейман начал наращивать и вбивался в тело, сотрясающееся под его ударами. После особенно глубокого удара Джерри стало больно внутри, и он схватил Шулеймана за бедро:

- Не входи до конца.

- Чего это? – удивился тот, притормозив.

- Мне больно.

- Давно ли?

- Всегда, - Джерри бросил через плечо недружелюбный осуждающий взгляд. – Мне неприятно, когда меня трахают в район желудка.

- Меня природа, конечно, не обидела, но ты явно преувеличиваешь, - усмехнулся Оскар. – До желудка и конь не достанет, если не насквозь через кишки.

- Вот и не делай мне насквозь, конь. Отрастил себе, а я мучаюсь.

Со слов Джерри Шулеймана пробрало смехом, и он воскликнул:

- Господи, заткнись! Смех в постели неуместен, особенно если это дикий ржач.

- Уже и ржёшь, - хмыкнул Джерри. – Я и говорю – конь. Надеюсь, ты меня услышал, - сказал он серьёзно, смерив дока взглядом. – Я и посреди секса могу сказать «нет», встать и уйти.

- Не можешь, - ухмыльнулся Шулейман, склонился над ним и обхватил руками, говоря на ухо: - Тебе слишком нравится.

- Не сунь полностью! – через пару минут прикрикнул Джерри.

Кое-как они нашли золотую середину. Шулейман был не очень доволен невозможностью размахнуться как следует, но проще согласиться. Оставшись довольным тем, что добился своего, расслабившись, Джерри снова начал получать удовольствие и теперь концентрировался только на нём.

- Не хочешь мне помочь? – обратился Джерри к Шулейману, завуалировав в вопрос соответствующее требование.

- Так кончишь, - самодовольно ухмыльнулся Оскар, вытянул его руки над головой и прижал, чтобы не смог сам себе подрочить.

И Джерри кончил. Впервые испытал оргазм полностью без рук, сногсшибательно мощный, пробравший до ногтей, громкий. Всегда Джерри как-то сдерживался в постели, кроме тех самых двух недель, когда соседи пугались и завидовали, но сейчас в голос стонал и почти кричал.

Шулейман закурил. Джерри тоже и через три затяжки обратился к доку:

- Теперь объяснишь, что взбрело тебе в голову?

- Я познал дзен, - ответил Оскар, выпустив в сторону струю дыма.

- Что ты задумал? – Джерри не требовал и не защищался, это был просто очень странный диалог после отличного секса.

- Ты удивишься, но ничего. Просто делаю, что хочется, и не пытайся сделать вид, что тебе это не нравится. Уверен, ты можешь в меня влюбиться, - с ухмылкой поделился мыслями Шулейман. – Раньше ты испытывал ко мне симпатию.

- Могу, - неожиданно без шуток согласился Джерри. – В тебя легко влюбиться, ты из тех людей, кто вызывает симпатию, затягивают. Но что-то большее – вряд ли. Тебя нельзя полюбить. Знаешь, почему?

- Почему? – поинтересовался Оскар не от большого интереса.

- Потому что ты притягиваешь своим поведением, своей нестандартной личностью, обещающим глубину, которую хочется познать. Но оказывается, никакой глубины в тебе нет, - спокойно говорил Джерри вещи, которые могут открыть глаза настолько, что человек выйдет в окно. – В тебе нет никакой многогранности. Том такой же. Поэтому я не уверен, что через несколько лет, когда пройдут влюблённость и страсть, он тебе не надоест.

- А тебя можно любить? – задал вопрос Шулейман, оставшись равнодушным к его объективно неприятным словам.

- Не могу утверждать про себя, поскольку глазами другого человека я себя не видел. Но, думаю, что да, из нас троих я единственный, кого можно любить по-настоящему.