Глава VII
Рюноскэ
Липкое чувство унижения, словно вязкая черная смола, медленно проникало сквозь ткани моего тела, заполняя каждую клеточку плотью, отравляя разум воспоминаниями о той ненавистной встрече с сербами. Эти надменные ублюдки смотрели на нас сверху вниз, словно мы были жалкими насекомыми, достойными лишь грубого удара сапога. Внутри меня кипела ярость, готовая вырваться наружу подобно вулканическому взрыву, сметающему всё на своем пути.
Их самодовольные лица, искажённые презрением и усмешками, всплыли перед глазами, вызывая желание обнажить когти и выпустить зверя, дремавшего глубоко внутри. Хотелось стереть эту заносчивость вместе с кожей, раздёргать их в клочья, заставить захлебнуться собственными словами, полными высокомерия и самоуверенности.
Такеши снова проявил своё удивительное хладнокровие, сумев удержать ситуацию под контролем. Без его вмешательства события могли бы принять совсем иной оборот. Однако даже рядом с ним я едва мог совладать собой, подавляя бурлящую злость, отправляясь вслед за своим другом обратно в самолёт.
Путешествие домой превратилось в мучительную пытку. Каждое биение винтов самолёта отзывалось глухими ударами молотка в моей воспалённой голове. Отец названивал, но я лишь злобно отбросил телефон в сторону. Сейчас не было места ничему кроме слепой ярости, стремления остаться одному, спрятавшись от всех, кто пытался пробраться внутрь моей души.
Прибывший вечерний Токио оказался покрытым дождём из ярких неонов и равнодушных глаз прохожих. Город принял меня как чужака, окружив прохладой ночи и одиночеством улиц. Блуждая среди людских потоков, я чувствовал себя невидимым, призрачным существом, преследуемым собственной ненавистью и гневом. Окружающие шарахались меня, словно я был прокаженным, ощущая угрозу, исходящую от каждого шага, от хищного блеска моих глаз. Я действительно представлял опасность для любого, посмевшего задеть моё достоинство.
Пусть будут осторожны, пусть сторонятся, ибо мне давно наплевать на мнения толпы. Чужие взгляды, шепоты, предрассудки больше не имеют значения. Давно научился игнорировать чужую неприязнь, иначе давно бы сломался от груза чужой неприязни.
Вытащив сигарету Treasurer London Aluminium Black из пачки, я привычно прикурил, наслаждаясь терпким вкусом дыма, слегка успокаивающим шторм мыслей. Закрыв глаза, представил сцену возмездия: сербские мрази извиваются от невыносимой боли, умоляют о прощении. Именно такую исидаки я устрою им, жестокую и беспощадную, выходящую далеко за рамки традиций. Моя месть станет настоящей вакханалией крови и страданий.
Сумасшедшая улыбка исказила черты лица, превратившись в подобие звериной оскаленной пасти. Возможно, именно таким видят меня остальные — безумцем, потерявшим связь с действительностью. А может, я и правда сошёл с ума? Только сумасшедший способен чувствовать такое удовлетворение от грядущего насилия. Но даже в своём безумии я страшнее любых врагов, и сербы вскоре осознают это на своей шкуре. Совсем скоро...
Мои ноги застыли, словно вкопанные, а взгляд, словно выпущенная стрела, пронзил пространство. Впереди, словно нарочно поставленный барьер, стояла парочка. Дерьмо!
- прошипел я сквозь зубы. Неужели нельзя было найти более укромное место для своих любовных утех? От одной мысли об этом меня передернуло.
Но тут словно молния пронзила мой мозг. Я прищурился, пытаясь рассмотреть девушку получше. Сердце забилось быстрее, а внутри все похолодело. Да это же... да это та самая дрянь из храма Ясукуни! Мои кулаки сами собой сжались в тугие комки, костяшки побелели от ярости. Желваки на скулах заходили, словно танцующие черти, выдавая бурю эмоций, клокочущую внутри меня. Не понимая, что мной движет, я почувствовал непреодолимую тягу к ним. Ноги, будто повинуясь невидимой силе, сами понесли меня вперед.
Каждый мой шаг был тяжелым и гулким, словно барабанная дробь, отсчитывающая приближение неминуемой расплаты. Сигарета, зажатая между губами, горела ярким огоньком, бросая зловещие отблески на мое лицо, искаженное нескрываемой злостью. Подойдя ближе, я увидел, как они тянутся друг к другу для поцелуя. Мои губы мгновенно скривились в гримасе отвращения. Собрав всю свою волю в кулак, я подавил подступающую тошноту и, не церемонясь, с силой растолкал влюбленных.
Когда девушка оторвалась от парня и подняла на меня взгляд, ее глаза расширились до невероятных размеров. Казалось, еще немного, и они выпадут из орбит, как у перепуганного мопса. В них читалось нескрываемое изумление, смешанное с зарождающимся страхом.
– Эй, мужик, ты что себе позволяешь?! Ты вообще в своем уме? – возмущенно воскликнул парень и попытался схватить меня за плечо.
Волна ярости, словно цунами, накрыла меня с головой. Мои ноздри раздулись, словно ноздри взбесившегося быка, а вены на шее вздулись толстыми, пульсирующими канатами. С молниеносной реакцией я перехватил его руку, вывернув запястье с такой силой, что в тишине отчетливо хрустнули кости. Парень издал душераздирающий стон и рухнул на колени, беспомощно скрючившись от нестерпимой боли.
Девушка, казалось, впала в ступор, ее взгляд был прикован ко мне. От одного ее вида меня начинало выворачивать наизнанку. "Как же. Я. Ненавижу. Женщин!" – эта мысль жгучим клеймом отпечаталась в моем сознании.
– Мудак! Отпусти! – прохрипел парень, тщетно пытаясь подняться.
Я с презрением посмотрел на него, а затем, не теряя времени, схватил за шею и поднял над землей. Его ноги беспомощно болтались в воздухе.
– Отпусти его! – послышался тонкий, дрожащий голосок, полный отчаяния. Я ощутил слабый, почти неощутимый удар по спине. Опустив взгляд, я встретился глазами с девушкой. Мои глаза налились кровью, словно два раскаленных уголька. В этот момент я был готов убить ее, не раздумывая.
– Серафима, отойди от него! Он псих какой-то! – прохрипел парень, отчаянно пытаясь вдохнуть.
Серафима? Что-то ангельское, божественное... Иронично. Я изогнул губы в злой усмешке и сжал щеки парня. В его глазах плескались страх и ненависть. Боже, как же он еще не обмочился от ужаса? Не тратя времени на раздумья, я сжал его щеки, чтобы он открыл рот, и в следующее мгновение, словно выполняя давно отработанное движение, вынул сигарету изо рта и, не долго думая, засунул ее ему в рот. Он заверещал, как резаная свинья, его крик был полон боли и отчаяния. С отвращением отшвырнув его от себя, я достал из кармана идеально белую салфетку и брезгливо вытер руки, словно испачкался в чем-то нечистом.
Девушка, сидела рядом с парнем и что-то ему говорила, пытаясь успокоить. Я, не обращая на них никакого внимания, просто перешагнул через них, как в нашу первую встречу. Какая ирония судьбы...
Серафима
Ярость вскипела внутри меня мгновенно, подобно мощному волнообразному удару гигантского цунами, которое смыло всё оставшееся чувство самоконтроля и спокойствия. Гнев обжигал сознание огненными вспышками, пульсируя одним единственным словом: «мудак!» Всё моё существо кипело от негодования, глядя на беспомощного Рэя. Как же так? Этот выродок, с которым я совсем недавно встретилась в зловещей тени храма Ясукуни, этот ходячий сгусток агрессии и садизма, сломал Рэю руку. Мало того, он, словно добивая, засунул ему в рот окурок, источающий тошнотворный запах гари и унижения. Как вообще в одном человеке может поместиться столько гнили?
Гнев рвался наружу, сжигая мои мысли дотла. Это существо должно было исчезнуть навсегда, стать частью забвения вместе со своими грязными поступками. Но оно оставалось здесь, рядом, буквально дышало нам в спину и торжествовало свою отвратительную победу.
Посмотрев на Рэя, чей силуэт корчился от боли, я почувствовала, как мой собственный мир рухнул окончательно. Его лицо искажалось от нечеловеческой мукой, каждая черта выражала невыносимую боль, но он не сдавался. Пот стекал ручейками по его щекам, тело сотрясали спазмы, однако слёз на глазах не было видно вовсе. Никогда раньше не думала, насколько сильной может быть человеческая стойкость, настолько непоколебимой внутренняя сила воли. Именно эта его твёрдая натура заставляла сердце сжиматься сильнее, ощущать каждую секунду пытки как собственную муку.
Однако последнее, что окончательно свело меня с ума, стало проявленное им презрение, будто проходило мимо двух сломанных игрушек, брошенных и забытых. Ведь именно так он поступил в тот памятный вечер возле храма, нахально и уверенно прошагав через наши судьбы, уничтожив надежду и безопасность. Мы стали пешками в его игре, которую он вёл ради собственного удовольствия, демонстрируя своё превосходство над нами.
Сердце застучало быстрее, вены наполнялись кровью, пульс бешено бил в висках. Горло перехватывало от желания расправиться с ним немедленно. Чувства накрыли, казалось бы, необузданной лавиной, переворачивающей весь внутренний мир вверх ногами. Каждый нерв покалывал от напряжения, руки сами собой сжались в кулаки, готовые нанести сокрушительные удары. Наконец-то пришло осознание полной свободы действий, полная свобода проявить всю накопленную агрессию, сбросить груз переживаний, обрушившись на виновника несчастий всей нашей семьи.
Вот он шёл впереди, самодовольный и уверенный в своей безнаказанности, оставляя позади очередную порцию страданий и разрушений. Теперь настал мой черед положить конец этому цирку безумия, закончить его царствование зла. Я должна была остановить это чудовище любыми доступными средствами, стереть с лица земли источник вечного кошмара и обрести наконец покой и справедливость. Моя решительность возросла до небывалых высот, взгляд устремился вперёд, полный уверенности и намеренности.
Теперь никто и ничто не могло удержать меня. Я двигалась вслед за ним стремительно и решительно, заряженная адреналином и желанием мщения. Внутри нарастала огромная, всепожирающая волна гнева, направленная исключительно против существа, нарушившего наше спокойствие и счастье. Настало время платить по счетам, и расплата обещала быть болезненной и жестокой.
Рюноскэ
Тьма сгущалась вокруг меня, когда этот выкрик, словно удар кнута, разорвал тишину:
— Эй, мудила!
Слова, пропитанные ядом ненависти, вонзились в барабанные перепонки, заставляя кровь застыть в жилах. Я замер, как зверь, попавший в капкан. Чувствовал её приближение каждой клеткой тела, словно хищник ощущает запах обреченной жертвы. Спиной чувствовал прожигающий взгляд, словно клеймо, оставляющее след на душе. Усмешка, кривая и злая, исказила мое лицо – маска боли и ярости, которую я носил слишком долго. "Чертова кукла-вуду! Какого дьявола эта безумная жизнь сводит меня с ней снова и снова?" Шальная мысль, дерзкая и страшная, промелькнула в сознании: "Господи, как же хочется сейчас просто схватить её и выпустить всю эту тьму, что клокочет внутри!"
Я слышал, как её шаги, словно удары молота, множатся эхом на мокром асфальте. Дыхание сбилось – загнанный зверь, готовый к последнему бою. С тяжким вздохом, наигранным и полным фальшивого терпения, я решил закончить эту трагикомедию величественным жестом – послать её в бездну забвения одним лишь презрительным взглядом. Но стоило мне начать поворачиваться, как ад разверзся прямо у меня в штанах. Ослепляющая волна боли пронзила пах, взрываясь в мозгу тысячами раскаленных игл. Мир вспыхнул белым пламенем агонии. Нереальная, всепоглощающая, животная боль сковала тело, заставляя согнуться пополам, словно сломанную марионетку, чьи нити оборвал жестокий кукловод. "Тварь! Вот теперь я точно сотру её в порошок!"
Сквозь пелену боли, сквозь мутную завесу отчаяния, я с трудом приподнял голову, готовый изрыгнуть поток проклятий, способный обрушить небеса. Но тут же, словно ответ на мои невысказанные угрозы, в челюсть обрушился сокрушительный удар, от которого искры посыпались из глаз, как звезды, умирающие во мраке космоса. Я рухнул на колени, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, отчаянно цепляющаяся за жизнь. "Господи... Во что я, черт возьми, ввязался?"
— Ты! Конченый урод! – Её голос, пропитанный ненавистью, звучал прямо над ухом. Она приземлилась передо мной на корточки, словно демон-искуситель, явившийся из глубин преисподней. Цепкими пальцами вцепилась в мои волосы, оттягивая голову назад, чтобы наши взгляды встретились – чтобы я увидел бездну в её глазах.
Я посмотрел в эти глаза – огромные, как два июньских неба, цвета стали и грозы, – и внезапно, словно прорвало плотину, в сознание хлынули обрывки детских воспоминаний, давно забытых и запертых в самых темных уголках души. Я задышал часто и судорожно, как раненый зверь, загнанный в угол. Инстинктивно, отчаянно, вцепился в её шею, словно утопающий в соломинку, в последнюю надежду на спасение. Она ответила тем же, сжав мое горло своими тонкими пальцами. Мы смотрели друг другу в глаза – в отражение своей боли, в отблеск ненависти и страха. И что-то во мне надломилось, дало трещину, когда её взгляд скользнул к моему лицу, к этим уродливым шрамам, пересекающим кожу будто карта кошмара, что служило напоминанием о прожитой жизни, полной насилия и потерь. Ярость, стыд и боль взорвались во мне одновременно, заставляя утратить человеческий облик. Я сжал её шею сильнее, издавая утробный рык, словно раненый зверь, готовый на все, чтобы выжить.
— Не смей смотреть!
— А то что? – На её лице появилась дерзкая, издевательская усмешка, словно вызов, брошенный самой судьбе. – Убьёшь меня? Вперёд, покажи, какой ты крутой! Или кишка тонка?
Сука паршивая! Наглая, бесстрашная, живая... Прядь её русых волос упала на лицо, затенив половину правого глаза, словно дразня, словно укрывая тайну. Пухлые, розовые губы изогнулись в вызывающей усмешке, будто насмехаясь над моей слабостью. "Да что со мной не так? Я – член Ямагути-гуми! Якудза! Должен быть хладнокровным, безжалостным, бесчувственным... А тут..."
Резким рывком, полным отчаяния, я сорвал её руки со своей шеи и притянул к себе так близко, что между нами не осталось воздуха – лишь бешеное сердцебиение и запах её кожи, что-то неуловимое, свежее и незнакомое. Сдержав рвущуюся изнутри ярость, я почти посадил её на свои колени, словно куклу, которую собираюсь сломать. Голос был полон холодной ненависти и отвращения, каждое слово – как удар ножом, выверенный и смертельный.
— Ты, наверное, вообще не понимаешь, во что ввязалась. Я член группировки Ямагути-гуми. Слышала когда-нибудь о такой?
Заметив, как её глаза стали еще больше, полные нескрываемого ужаса, я понял – она знала. "Испугалась, мышка? Сейчас поиграем в кошки-мышки..."
— Я не убиваю людей просто так, но тебя мне хочется прикончить без всякой причины. Ведь ты... – я ткнул пальцем ей в лоб, словно ставя клеймо, – ...как назойливая муха, приставучая вошь. Встречаю тебя второй раз, и с каждой встречей ты вызываешь во мне такую ярость, что я готов устроить во всем мире геноцид! Лишь бы ты исчезла!
Я уже несколько минут держал её возле себя, чувствуя, как внутри меня бушует ураган противоречий. Но я не чувствовал тошноты, не ощущал всепоглощающего желания убивать, которое обычно затмевало разум. Странно. Смотрел на неё, пытаясь понять, что за чертовщина творится в моей душе, и разрушительная агрессия словно отступила, сменившись каким-то непонятным, тревожным любопытством, словно я увидел что-то новое, что-то, возможно, важное. Нахмурившись, я внимательно изучал её глаза, пытаясь понять, что за тайну они скрывают, что за свет горит внутри. Она же не сжалась под моим пристальным взглядом, не отвернулась, не заплакала – стояла, как статуя, высеченная из самой смелости, будто не боялась ничего на свете.
— Мне... всё равно, кто ты, – её голос дрожал, выдавая страх, но она смело смотрела мне в глаза, сжимая свои маленькие кулачки, словно готовясь к бою. – Ты без причины сломал руку моему... – Она запнулась, словно не зная, как назвать парня, который был с ней, словно сомневалась. – ...другу... И ещё засунул ему в рот окурок... Это... Это бесчеловечно! Ты - зверь!
— Мне насрать, кто он и что он. Вы стояли у меня на дороге. И поплатились за это. – Я отпустил её и встал. Она тоже поднялась на ноги. Её макушка едва доставала мне до плеча, так что я смотрел на неё сверху вниз, как на букашку. Я возвышался над ней, огромный и страшный, как чудовище из Диснеевской сказки, а она... Она была не просто красавицей – в её глазах читалась какая-то неземная чистота, словно передо мной стоял настоящий ангел. — Нам стоит перестать вот так вот встречаться. В следующий раз я за себя не ручаюсь. Клянусь, пощады не будет.
— Это я за себя не ручаюсь, понял?! И тебе не советую больше попадаться мне на глаза!
Я усмехнулся. До чего же она была комичной, храброй и глупой одновременно – словно маленький котенок, шипящий на огромного пса.
— Ты должна быть благодарна судьбе, что после встречи со мной вообще осталась жива. И молить Бога, чтобы мы больше не увиделись. Потому что в следующий раз...
Ангел вздернула свои идеально очерченные, густые брови, полные вызова, и ткнула мне своим маленьким пальчиком в грудь, словно желая проломить мою броню.
— Не смей делать мне одолжение! Считай, что сегодня, мудила ты, заново родился. Потому что в следующий раз я не буду к тебе так благосклонна. Готовься к аду.
Мне стало смешно от её наивных угроз. Я изо всех сил сдержал рвущуюся изнутри улыбку и, глядя ей прямо в глаза, словно заглядывая в душу, проговорил:
— Что ж, надеюсь, следующего раза не будет, ангел. Иначе боюсь представить, что с тобой сделаю.
Девушка, а точнее Серафима, отшатнулась от меня, будто бы я произнес какое-то древнее, запретное заклинание, пробуждающее тьму. На лице застыла гримаса страха и отчаяния, словно она случайно открыла дверь в преисподнюю. "Что я такого сказал?" Не теряя ни секунды, она развернулась и бросилась бежать к своему 'другу', который всё ещё сидел на земле, свернувшись калачиком, как эмбрион, пытающийся спрятаться от ужасов внешнего мира. Я проводил её взглядом, покачал головой, отгоняя наваждение, и, оставив эту странную, нелогичную, но чертовски волнующую встречу позади, ушёл, погружаясь в ночную тьму, оставив ангела в прошлом.
Серафима
Сердце бушевало внутри груди, будто испуганная птица, отчаянно мечущаяся в узких пределах клетки. Каждый новый вдох становился испытанием – ледяной воздух пронзал лёгкие острой иглой, вызывая мучительную резь. Тело сотрясала мелкая дрожь, усиливающаяся волнами паники. Опустившись на корточки возле Рэя, я судорожно сжимала руки, тщетно пытаясь остановить бесконтрольную тряску мышц.
Мир вокруг заволокло странной дымкой, будто картину внезапно размазали влажной кистью. Чёрные точки прыгали перед глазами, искажая реальность. Реальность, ставшая вдруг призрачной и чуждой. Из последних сил я заставляла себя сосредоточиться, удерживать взгляд на лице друга.
Рэй, преодолевая собственные страдания, повернулся ко мне. Его карие глаза были полны тревоги, отражающей мое собственное смятение. Губы дрогнули в едва заметной улыбке, подчеркивающей мужество даже в самые тяжёлые моменты. Его рука осторожно нашла мою ладонь, крепко сжала пальцы. Это простое движение стало лучиком света среди хаоса эмоций.
— Серафима... — тихий шёпот прозвучал как эхо прошлого, перемешанное с болезненной теплотой. Каждое сказанное им слово резонировало внутри меня, оставляя неизгладимый след. Оно цеплялось за сердце, сжимая его невидимым кулаком, застревая в горле огромным комом.
Голос мой звучал слабо, скрипучими нотами отчаяния.
— Нужно вызвать скорую...
Дрожащие пальцы лихорадочно шарили в сумочке, ища телефон. Но экран телефона перед моими глазами мерцал зловещими вспышками, смешиваясь в неразборчивые пятна. Всё больше страх затуманивал сознание, мешая собраться с мыслями.
Взгляд Рэя скользил по моему лицу, выражая понимание и заботу.
— Успокойся, пожалуйста, Серафима. Люди уже вызвали медиков...
Эти слова прогремели громче сирены скорой помощи, постепенно проникая внутрь моего сознания. Они приносили облегчение, освобождая дыхание от тяжёлого груза переживаний. Медленно я опустилась на холодный асфальт тротуара, чувствуя острую боль, проступающую сквозь тонкие брюки. Несмотря на холод, единственным ощущением была оглушающая пустота, оставленная шоком.
Картинки промелькивали перед глазами, превращаясь в пугающие сцены, напоминая о произошедшем. Страшное лицо незнакомца, чья фигура источала угрозу, представшего передо мной лицом к лицу с представителем японской мафиозной организации Ямагути-гуми. А потом возникло ещё одно видение – образ чудовища из моих ночных кошмаров, чей голос повторял снова и снова одно единственное слово: «Ангел...» Теперь всё встало на свои места. Тот мужчина оказался воплощением зла, преследовавшим меня долгие месяцы.
Приближающийся звук сирены разорвал тишину ночи, наполняя пространство тревожным гулом. Огни машин вспыхивали яркими огоньками надежды посреди тёмного города. Скорая остановилась рядом, врачи быстро погрузили Рэя в машину. Оцепенение накрыло меня целиком, лишая возможности двигаться. Мысли путались, туманя рассудок.
Что же делать дальше?
Страх захлестывал разум новыми потоками адреналина. Если я останусь здесь, не исключено возвращение убийцы. Мой мозг отказывался воспринимать происходящее, вынуждая ноги подчиняться инстинкту самосохранения. Как автомат, я побежала прочь, направляясь туда, куда вела дорога спасения – стены родного общежития. Дыхание сбивалось, слёзы градом катились по щекам, горячее и липкое чувство унижения сжигало изнутри.
Добравшись до комнаты, я буквально упала на кровать, не снимая одежду. Сон пугливо кружил поблизости, готовый поглотить сознание и вернуть меня обратно в кошмар. Закрывая глаза, я видела лишь ненавистное лицо монстра, чьи черты теперь навсегда отпечатались в памяти. Этот невыразимо мерзкий факт: именно эта угроза каким-то образом привлекала меня, порождая в душе противоречивые чувства восхищения и отвращения одновременно.
Горечь поражения, разочарование и замешательство скрутили желудок тугим узлом. Глупость собственной самоуверенности ожгла каждую клеточку тела, оставляя горький осадок осознания собственных ошибок. Проклиная собственную слабость, беспомощность и странную тягу к врагу, я оставалась неподвижной, ожидая неизбежного наступления следующего утра, которое вновь поставит перед выбором пути.