Глава I - Песнь под каменным небом
Замок Вольтвейн вырастал из скалы, как грех из исповедальни: внушительно, неизбежно, пугающе вечным. Его башни, сложенные из тёмного камня, глядели в небо слепыми окнами, будто давно разучились мечтать. Здесь никогда не было весны, даже летом тени оставались холодными, а воздух был пропитан сыростью легенд и крови.
Северный ветер завывал в каменных арках, будто напоминал: это место не прощает ошибок. А Валентин Лещинский , как никто другой , знал цену каждой ошибки.
Он стоял у окна самой высокой башни — Буревестниковой. В детстве она казалась ему бесконечной: лестница тянулась ввысь, стены сжимались, как дыхание перед рывком. Теперь он знал: высота не даёт свободы ,только одиночество.
Ему исполнилось двадцать пять. Его называли наследником, но уже через три дня он станет королём. Не по желанию, не по воле, а потому что кровь и долг , это кандалы, отлитые из тех же металлов, что короны. Он должен. Он не имеет права желать.
Но он всё же — желал.
Далеко внизу, во дворе, солдаты стояли в идеальной строю. Их щиты сверкали на солнце, а голоса командиров звучали, как удары по стали. Но Валентин не слышал слов. Он смотрел вниз, ища только одного человека. Одну пару глаз.
Он знал, что Даня вернулся.
Вернулся , и снова стал собой. Босиком в травах, в сапогах по щиколотку в грязи, вечно растрёпанный, яростно живой. С его появлением в замке воздух начинал пахнуть иначе , молнией, дымом, дождём. И чем больше Валентин это чувствовал, тем сильнее сжималось его сердце.
Он не повернулся, когда дверь скрипнула.
— Ты прячешься, — сказал голос, слишком знакомый, чтобы быть безопасным. — Как всегда, когда боишься.
Даня Лещинский, его младший брат. По крови, по долгу, по боли. Всегда был ближе, чем тень, всегда опаснее, чем враг.
Он вошёл в комнату без стука, как в детстве. Прислонился к косяку, скрестив руки. Его волосы были взъерошены ветром, на пальцах , следы чернил, на губах , тень той самой полуулыбки, которая когда-то спасала Валентина от самого себя.
— Я не прячусь, — сказал Валентин. — Я думаю.
— Ты думаешь так много, что забыл, как чувствовать, — ответил Даня. — Я приехал через полкоролевства, и даже мать встретила меня теплее.
Валентин сжал пальцы.
— Ты не должен был приезжать, — сказал он, не глядя. — Особенно сейчас.
— Потому что ты женишься? — Даня хмыкнул. — Ах да. Виктория. Благородная, с умом, как у советника, и лицом, как на монете. Герцог Ланвель будет доволен, Ты получишь армию, золото и юг.
Валентин повернулся, впервые за весь разговор. Их взгляды встретились и внутри всё исчезло: стены, солнце, воздух. Остались только они.
— Мы не можем, Даня. Всё слишком поздно.
— Мы не сделали ничего. Но всё уже поздно? — голос Дани дрогнул. — Ты сам выбрал это,Ты сам отдал меня забвению, как выбро́шенное письмо.
— Я выбрал корону, — выдохнул Валентин. — Чтобы ты остался жив.
— Я бы предпочёл умереть, чем жить без тебя.
Они замолчали.
Даня подошёл ближе.
— Мы могли бы уехать, когда-то, до всего этого, до Виктории,до проклятого титула. Ты помнишь тот день у реки? Когда ты сказал, что если бы ты не был Лещинским…
— …ты просто был бы счастлив, — закончил Валентин, тихо. — Да, я помню, каждую деталь, даже воду,
она пахла хвоей.
— Тогда почему ты стоишь здесь, словно всё решено?
— Потому что всё решено, — сказал Валентин. — Я женюсь, через три дня. Виктория заслуживает этого брака. Она не знает… нас, Она любит меня по-настоящему, по-человечески, не как ты.
— Потому что я люблю тебя не по-человечески? — почти усмехнулся Даня. — Да, Я люблю тебя, как пламя любит лес, Я не умею по-другому.
Молчание сгустилось, как туман.
— Уходи, Даня, — сказал Валентин. — Прошу.
Даня застыл.
— Это ты меня изгоняешь, или ты изгоняешь себя?
Ответа не последовало,только шаг назад, холодный взгляд, маска.
Даня кивнул, лицо его стало пустым, как рассвет после пожара.
— До встречи на свадьбе, брат. Не волнуйся. Я не скажу ни слова.
И он ушёл, без стука, без прощания.
А Валентин остался, один.
С видом на двор, где маршировали люди, которые не знали, как разбито его сердце, он не плакал,он не дрожал.