Ассасин

Начиная с того дня, который Тэхён провел в баре Pools&Guns, он пил три дня — жестко, беспробудно, не просыхая.
Многочисленные запасы спиртного в баре кабинета закончились в тот же вечер, и пустые бутылки так и стояли на столе и подоконнике, несколько валялось на полу, одна закатилась под кровать.
Антонио молча приносил в кабинет все новые упаковки с алкоголем, ставил их на стол и, глядя на лежавшего в кресле Кима, укоризненно качал головой. Затем, не говоря ни слова, он выходил из комнаты, чтобы через сутки снова вернуться с новой порцией яда, что теперь безостановочно вливал в себя его хозяин.

Иногда Тэхён просыпался, несколько минут смотрел на стены и потолок, не мог вспомнить — кто он и что здесь делает, затем его покрасневшие глаза натыкались на стоявшие на столе бутылки, и все повторялось по кругу.
В одно из таких пробуждений он внезапно обнаружил перед собой Мина.

— Ким, что происходит? — жестко спросил тот.

С трудом разлепив губы, Тэхён сумел выдавить из себя лишь короткое:
— Юнги?

Затертая алкогольной дымкой память мешала понять, почему видеть лицо начальника было неприятно, но Ким отчетливо почувствовал, как звенящую от боли голову наполняет злость.

— Тэхён, в чем дело? Я не припомню, чтобы видел тебя в таком состоянии раньше.

Подчиненный неуверенно поднялся с кресла, потряс головой и, присев на краешек стола, в упор посмотрел на начальника.

— А я тебе что-то должен?

Представитель Комиссии нахмурился. Он уже четвертый год работал с Кимом и знал его как ответственного, исполнительного, знающего себе цену профессионала. Всю грязную работу тот проделывал холодно, всегда умел отстраниться от эмоций, никогда не допускал потери контроля над ситуацией, даже если та была более чем сложной. Что же произошло теперь? Какая муха его укусила? В последнем ответе Мин уловил непривычные интонации и тут же напрягся. Что это было — презрение?

Будучи хорошим психоаналитиком, он примирительно произнес:

— Нет, Ким, ты мне ничего не должен. Я просто заглянул посмотреть, как у тебя дела.

— Отлично, — отрезал тот зло и закурил.

Мин нахмурился сильнее.

— Может, скажешь, что заставило тебя пить трое суток подряд?

— У меня выходные, не так ли?

— Да, последнее задание ты выполнил блестяще. Новой работы пока нет, но она может появиться в любой момент, ты это знаешь.
Упрек, прозвучавший в последней фразе, лишь разжег подступающую ненависть.

— Когда появится новая работа, я буду готов выполнить ее. Ты тоже это знаешь.

И Ким усмехнулся, почувствовав секундную растерянность начальника.

— Вообще-то я пришел сюда как друг, а не как враг, и не собираюсь читать тебе нотации. Но намекнуть на то, что происходит, ты можешь? Проявить, скажем, долю уважения.

— Если уж ты пришел ко мне в гости, скажи, друг, что вы сделали с Ким Джису? Какой приговор она получила?

Ага, вот, значит, где собака зарыта — Мин недобро прищурился.
— Приговор Комиссии не разглашается и обсуждению не подлежит.

— Да я не собираюсь его оспаривать, просто хочу знать, какой именно приговор ей вынесли? — Тэхён начал медленно закипать. Он и сам не до конца понимал, зачем спрашивает об этом, но остановиться уже не мог.

— Я не могу тебе этого сказать.

— Да ну? Не можешь проявить «долю уважения»?

— Ким!

— Что — Ким? Сначала «друг», теперь вдруг не «друг»? Быстро ты меняешь позиции!

Лицо начальника приобрело зловещее выражение, челюсти сжались, а глаза потемнели от гнева.

— Поосторожней с субординацией! А не то я…

— Что ты?

Они за секунду превратились во врагов.

— Не вынуждай меня пересматривать свое отношение к тебе. Ты — ассасин, черт возьми! Ты лучший киллер во всем Сеуле, твое тело — совершенное оружие, твои ткани регенерируют в двенадцать раз быстрее, чем у обычного человека. Твоя голова — совершенный компьютер с огромной вычислительной мощностью. Что стало с твоим хладнокровным сердцем? Скажи мне, а?

Тэхён впервые слышал, чтобы Юнги кричал.

Любой представитель Комиссии славился непревзойденным контролем над эмоциональностью, но в этот раз Мин разрушил общепринятые мифы о вечной холодности и бесчеловечности, окончательно утратив какое-либо сходство с бездушным роботом.

— Что тебя с ней связывает, а-а-а? — гость кое-как взял себя в руки, успокоился.

— Ничего. Не знаю. Я должен разобраться с этим сам.

— Вот и разберись для начала. Только пообещай мне не гробить себя так глупо, как сейчас. Завязывай с выпивкой.

Темно-коричневые глаза, обрамленные сеточкой лопнувших сосудов, мигнули.

Представитель Комиссии уже взялся за дверную ручку, когда услышал странный вопрос:

— Мне нужно разрешение, чтобы «копать» под Пак Джинёна. Я хочу знать о нем все.

— Зачем тебе Пак?

— Нужен.

— Ну, если нужен… — Всегда лучше пойти на некоторые уступки, чтобы иметь возможность вовремя надавить. — Тогда считай, что ты его получил.

Начальник распахнул дверь и вышел в коридор.

После ухода Юнги Тэхён долго сидел в кресле, смотрел на гору пустых и полных бутылок и размышлял о собственной жизни. Что с ним происходит? В какой момент он потерял себя и начал топить тоску и безысходность в алкоголе? Действительно, что случилось с его хваленой выдержкой и самоконтролем?
Наверное, он потерял и это тоже.
Раньше подобная мысль разозлила бы его, заставила почувствовать уязвимость, скрутила бы стальным канатом, призывая исправить ситуацию немедленно.
Но то было раньше. Теперь он чувствовал лишь опустошение.
Внутри не осталось ничего, ради чего бы стоило бороться. Жизнь треснула как разбитый стакан, и отрицать очевидное не имело смысла. Хуже всего, что ничего не хотелось менять — хотелось просто сидеть и молчать, смотреть в одну точку на безмолвной стене и слушать пустоту. Только она стала для него теперь одновременно и вопросом, и ответом.
В какой-то момент он понял странную вещь — все это случилось не сейчас, не вчера и даже не неделю назад. Его жизнь пошла под откос, сбившись с привычного ритма, когда он впервые повстречал Джису. Если раньше его голова поражала холодной логикой, организм работал как часы, а эмоции были намертво закованы в стальную клетку, то с тех пор, как она пришла, все начало крениться и разваливаться на части. Исчезла логичность, хладнокровие, контроль. Вернулись эмоции…

Этот факт разозлил и напугал его тогда, заставил запаниковать. Он заметался из стороны в сторону, как раненый тигр, все пытался вернуть стойкость и выдержку, обрести равновесие, заставить жизнь войти в прежнее русло — тщетно. Тогда же он ошибочно решил, что разрыв с Джису — то средство, которое вылечит его от беспокойства.

Не вылечило.

Он оттолкнул ее, прогнал, думал, что избавился, — не избавился. Он ошибся и теперь знал это наверняка.
Джису, Джису… К моменту ее ухода что-то уже изменилось в нем самом, но он — слепой дурак — все противился этой мысли. Не хотел видеть, как рушится мир, не мог допустить даже мысли о грядущих изменениях…

Что ж. Теперь Джису нет.
И можно спокойно заниматься восстановлением самоконтроля, заталкивать эмоции обратно в клетку, натягивать холодную маску…
Вот только не хотелось. Он слишком долго так жил, и жизнь эта — пресная и скучная — давно опостылела ему. Сердце проснулось и желало другого — радости и смеха, тепла и счастья, понимания и ласки…

Сердце хотело Джису назад — лишь теперь он нашел в себе силы в этом признаться. В том, что больше всего на свете желал вернуть ее, приласкать, отогреть, защитить. Укрыть от враждебного мира и той боли, которую причинил когда-то сам.
Поздно. Су больше нет, и он не знает, где ее искать. Спросить об этом друга-охотника — мужчину, способного выследить человека на расстоянии? Но тогда Мин накажет их обоих, а подставлять Мака Аллертона Ким ни в коем случае не желал — разберется сам.

Черт, почему же он не дал ей объясниться? Ведь она пыталась что-то сказать, все твердила, что невиновна, — он не поверил, заткнул ей рот. Не хотел слышать, боялся слышать.
Дурак.
А теперь чувствовал себя как раненый пес, выброшенный на свалку и воющий на луну от беспомощности. Он хотел, мечтал выслушать ее теперь — молился, чтобы время повернуло вспять, ибо сердце робко надеялось узнать «другую» правду. Ту, в которой Джису продолжала любить его, а не была циничной женщиной, с легкостью и безразличием заманившей его в опасные сети.

Кем же Джису приходилась Джинёну — коллегой, партнером, любовницей? Всякий раз, приходя в голову, эта мысль заставляла его сжимать кулаки.
Почему она так легко согласилась помочь Паку претворить в жизнь его смертоносный план? И согласилась ли? Может быть, ее принудили?
Вопросы возникали и множились, а вот ответы не приходили. Мозг наконец-то проснулся от длительного бездействия и начал анализировать детали, вспоминать ситуацию. Мысли потекли ровно, заработала память, перед глазами замелькали картинки — крики охранников, выстрелы, боль от пули в плече, Джису, хрипящая «Это не то, что ты думаешь…».

А он тогда не думал. Не мог думать.
Тэхён откинулся в кресле и попытался остановить поток видений, услужливо предоставленный воображением — все это он перебирал в голове уже тысячу раз. Информация, которую он имел, четко указывала на заговор. Вопрос лишь в том — был ли он? Или же Ким принимал мнимое за явное?
И что произошло в здании «Пак Компани» на самом деле?

Теперь, когда алкогольная дымка больше не мешала трезво оценивать происходящее, когда желание знать правду стало непреодолимым, а сердце перестало надрывно болеть от жалости к самому себе, он впервые за все это время решил действовать.
Предала его Джису или нет?

Если да, он найдет в себе силы заглушить душевную тоску, если нет — вернет ее назад. И плевать, что Юнги нем как рыба, плевать, если придется действовать в одиночку, и плевать, что придется идти против Комиссии…

Ким поднялся с кресла и кликнул Антонио.

— Слушаю вас, гайль? — тот появился в дверях через минуту.

— Антонио, ты мог бы помочь мне с уборкой кабинета?

— Выкинуть бутылки и прочее? — На усатом лице расплылась довольная улыбка. — С удовольствием!

В течение всей следующей недели Тэхён занимался поисками информации о «Пак Компани». Кто такой Джинён, чем занимается на самом деле? Если в этой корпорации существовала хоть одна тайна, Ким был полон решимости ее отыскать.
Он не останавливался ни на минуту. Бесконечно листал документы по финансовой отчетности, открывал и закрывал бухгалтерские файлы, пересматривал часы видеоматериалов из холлов и кабинетов, бесконечно слушал разговоры служащих и посетителей.
К концу второго дня Тэхён уже поименно знал всех клиентов, партнеров, поставщиков и даже врагов финансовой империи Пака. К концу пятого помнил в лицо всех сотрудников. К вечеру седьмого выяснил полную биографию директора начиная с его переезда в Сеул.

И ничего.

Ничего, что указывало бы на его нелегальную деятельность: ни теневого бизнеса, ни крупных нарушений, ни даже мелких штрафов. По всему выходило, что Джинён чист как стеклышко.

Тупик. Неожиданно и неприятно.
Ким медленно водил карандашом по листу бумаги и в сотый раз мысленно возвращался к тому вечеру, когда убил на пустынной улице семерых человек. Проезжая мимо высотных офисов, он наткнулся на них случайно. Его внимание сразу привлекло подозрительное поведение: одетые во все темное, они, разбившись на две группы, стояли возле автомобилей. Один — невысокий и коренастый — сжимал в руке белый пластиковый пакет, возмущенно жестикулируя. Другой, стоящий напротив, держал большой сейф-чемодан и недоверчиво слушал. Казалось, группы вот-вот начнут между собой драку.

Для Кима не составило труда понять, что на его глазах проходит сделка по торговле наркотиками, в которой обе стороны никак не могут договориться не то о цене, не то о качестве продукта. Законы Сеуле строго запрещали подобный вид деятельности, и по разрешению Комиссии Ким имел полное право казнить нарушителей на месте. Что он, собственно, и сделал. Тот случай был далеко не первым и, скорее всего, не последним. Возможно, Тэхён вскоре забыл бы о нем, если бы не два момента.

Первый: после того, как он расправился с наркоторговцами, Ким выяснил, что трое из присутствующих являлись работниками «Пак Компани». Это послужило причиной начать дальнейшее расследование против финансовой империи Джинёна и подозревать его в проведении незаконных операций под прикрытием легальной деятельности компании.
Второй: как получилось, что именно на эту драку случайно наткнулась Джису? И случайно ли?
Может, она шла на встречу с наркодельцами? Собиралась участвовать в сделке, и если так, то какая роль ей отводилась?
И могла ли она действительно оказаться случайным свидетелем?
Слишком много странных совпадений.
А после — звонок из «Пак Компани» с предложением о работе над витражом. Загадка.

Стрельбу в здании Джинёна сумел объяснить Комиссии очень просто: частная собственность, вход на территорию с оружием, нападение на охрану и самозащита.
Все. И «теоретически» он оказался прав.
Ким, увидев, что в него целятся из пистолетов, моментально открыл огонь на поражение, что впоследствии сняло с Джинёна всякую вину, так как действия охранников расценили как самозащиту. Комиссия не нашла к чему придраться, даже для денежного штрафа оснований не нашлось, Пак оказался чист перед законом.

Тэхён прикрыл глаза и устало потер лоб.
И все равно — связь Джинёна и Джису существовала, не так ли? Но он никак не мог найти объединяющую их нить. Где хоть один-единственный факт, подтверждающий их предыдущее знакомство? Где встречи, звонки, переписки? Почему нет ничего, указывающего на личные или деловые взаимоотношения? Что он упустил, где просчитался? А если не просчитался, то в каком направлении двигаться дальше?

Еще целый час он бился над решением этой задачи, пока хождение по кругу окончательно не измотало его. Тогда Тэхён откинулся на спинку стула и спустя какое-то время пришел к заключению, что пора менять тактику. Тайное расследование не принесло результатов, и значит, придется действовать открыто — других вариантов нет. Достал телефонный справочник, нашел целый список телефонов, относящийся к корпорации Пак, выбрал приемную секретаря и принялся набирать номер.

Пришла пора навестить Джинёна лично.

* * *

Просыпалась я под беспрерывные всхлипы. Открыла глаза, увидела сидящую на постели Лису и смятый платок в ее руках.

— Ты чего? — прошептала хрипло. Почему-то хотелось кашлять.

— Джису, что теперь будет? Как такое могло случиться? Я искала тебя, звонила на работу, бегала по всем друзьям, но тебя как будто и след простыл. А потом ты звонишь ночью, просишь найти сенсора и вся бледная, встрепанная, поникшая…

Она громко разрыдалась и прикрыла губы платком.

— Ну, перестань…

Глаза ярко-синие, а во взгляде жалость.

— Как перестать, Су? Что за голоса, что за Корпус? Что с тобой вообще сделали? Почему Линдер сказал, что тебе осталось жить пятнадцать дней? Не хочу так, слышишь? Не хочу…

Я вздохнула.
Что я могла на это ответить? Как утешить кого-то, когда хочешь услышать слова утешения сам? Как закрыть внутреннюю пустоту и не думать о смерти, которая уже стоит на пороге, ожидая подходящего момента, чтобы войти?

И Лиса мне помочь не могла, как не мог помочь никто другой. Теперь наедине со своим горем я одна — оно и я, лицом к лицу. И незачем плакать кому-то еще.

— Лиса, перестань, ладно? Может быть, все еще наладится.

Врала и сама не верила в это.

— Ты все еще слышишь голоса?

Я прислушалась к внутренним ощущениям — тихо. Голова тяжелая, но пустая, изматывающий шепот исчез.

— Нет, почти не слышу. Только голова тяжелая.

Подруга промокнула уголки глаз и поднялась с кровати.

— Сейчас я заварю чай, и ты мне все расскажешь. С самого начала, поняла? Я хочу знать все…

— Хорошо. — Я закрыла глаза и откинулась на подушки. — Расскажу тебе все.

Спустя четверть часа я закончила говорить, и мы сидели на кухне молча — подавленные и тихие, разделившие горе на двоих. Говорят: излей душу — и станет легче, но легче не стало — ни мне, ни Лисе.

— Что ты собираешься делать? Найти этого Кима и заставить его выслушать тебя?

Предложение не радовало.

— Не знаю пока, мне надо подумать. Я пойду, наверное, Лис. — После рассказа воспоминания с новой силой обрушились на меня. Перед глазами всплыл Корпус, Розэ, Чимин. Затем Линдер и его слова «Ты все равно умрешь», от которых на душе стало темно, как в склепе. Я почти наяву почувствовала запах земли, в которую мне скоро предстояло лечь.
«Так не должно было случиться».

Я подавила приступ отчаяния, оттолкнула от себя неприятные мысли и поднялась со стула.

— Хочу домой — посидеть, подумать. Мне нужно определиться, как быть дальше. Лиса, ты пока не звони мне, не приходи, ладно? Я должна сама. Сама.

— Су…

Из ее глаз тут же брызнули слезы; я отвернулась и пошла к двери, опасаясь, что если не уйду сейчас, то разревусь тоже. Но так нельзя. Больше нельзя терять ни минуты, у меня и так осталось слишком мало времени.

Задержавшись у порога, я оглянулась и тихо попросила:
— Ты прости меня, ладно? Я правда… должна сама. Если у меня получится, то мы еще долго будем вместе, а если нет… — Я помолчала, ожидая, когда в горле рассосется ком. — Лис, если я не увижу тебя снова, то ты просто знай, что я тебя люблю. И спасибо тебе за все.

Укутавшись в пальто Розэ, я вышла на улицу. За спиной продолжали раздаваться зажатые тонкой тканью платка всхлипы.
«Прости, что впутала тебя в это, подруга. Прости».

Реши я остаться у Лисы еще хотя бы на час, то непременно начала бы жалеть себя.
Что может быть хуже бесполезной жалости, мешающей оценить ситуацию? Жалость накидывает теплое уютное покрывало, согревает и размягчает, укутывает доброй заботой, заставляет зациклиться на себе самом и на своих бедах. Но она не помогает найти выход.
И потому мне противопоказана.
Со мной случилась странная метаморфоза.

Вернувшись домой, я села в любимое кресло и сразу принялась составлять список дел на оставшиеся пятнадцать дней. Поначалу я боялась, что как только увижу родные стены, сразу расклеюсь и начну рыдать, но этого не произошло. Переступая порог квартиры, я чутко прислушивалась к внутренним ощущениям, ожидая взрыва эмоций в виде нахлынувших воспоминаний о прошлой жизни и истерик, что былого уже не вернуть.
Но знакомые стены показались мне тусклыми и безликими. Я осматривала собственную квартиру равнодушно, будто зашла в чужой дом, где меня никогда не любили и откуда было не жаль уходить навсегда.

«Потому что у меня больше нет дома. Он мне не нужен».
Я стояла и смотрела на все без сожаления и печали, как смотрит больной, потерявший память и оттого не испытывающий боли.
В моей голове было пусто, а в душе темно и тихо. Корпус все-таки убил меня. Он сделал это еще до того, как я навечно закрыла глаза, оставив право смотреть на то, как живут другие, целых пятнадцать дней. Долгих пятнадцать дней. Самых коротких пятнадцать дней.

«Что ж… что есть, то есть».

Я сбросила пальто, вымыла руки и села в кресло. Передо мной лежали чистый лист бумаги и ручка. Именно ею я определю себе расписание «на всю оставшуюся жизнь».
От этой мысли я усмехнулась.
«Действительно идиотизм. Кто-нибудь мог подумать, что я доживу до такого, а? Ли, ты мог, например? Нет? Вот и я нет…» — зачем-то мысленно обратилась я к своему начальнику.

Ручка торопливо бегала по листу, выводя буквы синими чернилами.
Настрочив несколько пунктов, я откинулась в кресле и посмотрела в окно. В памяти всплыло красивое лицо с темно-коричневыми глазами.
Тэхён.
«Где ты сейчас, что делаешь? Занят очередным важным делом по поимке злоумышленников? Ты, поди, и думать забыл, что есть на свете такая вот Джису, которая из-за тебя теперь составляет чертов план судьбы…»

Судьба.

А такой ли она должна быть? Действительно ли мне осталось пятнадцать дней и ничего уже не изменить?
Я нахмурилась. Откуда-то появилась слабая надежда, что исход может быть другим.
«Значит, я еще не полностью умерла, раз думаю об этом».
«Что ж, думай, — согласился внутренний голос, — если не найдешь выхода, то хоть перестанешь казнить себя, что ничего для этого не делала».
И я откинула прочь черное облако, кружившее надо мной с момента оглашения Линдером приговора, впервые разрешила себе размышлять в этом направлении — в направлении спасения.
Итак, что я могу сделать?
Первое и самое важное — это доказать свою невиновность. Только в этом случае с меня, возможно, снимут обвинение и избавят от ловушки. Но кто мне может в этом помочь — Тэхён? Прийти и голословно доказывать ему, что он был не прав? Мало шансов. Тогда кто? Кто еще знает о том, что я не участвовала в заговоре?

«Джинён! — осененная этой нехитрой мыслью, я подпрыгнула в кресле. — Точно, Джинён! Как же я сразу о нем не подумала?»

Теперь, когда надежда разгорелась ярче, а сердце оживленно забилось, я начала лихорадочно соображать, как убедить Пака встать на мою защиту и выступить с заявлением перед Комиссией. Захочет ли он? Пойдет ли на этот шаг ради человека, с которым знаком всего несколько дней?
Этого я не знала, но ведь попытка не пытка? Нужно его хотя бы найти и поговорить, а уже потом думать, что делать в случае отказа.

Подскочив с кресла, чтобы найти телефонный справочник, я заметила лежащее рядом пальто и застыла на месте — записка!

Я вновь вспомнила о данном Розэ обещании и застыла в нерешительности: что сделать первым — найти Пака или отвезти записку?

«Отвезти записку, — подсказала совесть, — ведь именно Розэ помогла мне бежать, рисковала ради этого своей жизнью, надеялась, верила, что я не обману».
Расстроившаяся, но не потерявшая решимости довести до конца оба дела, я протянула руку к карману и нащупала маленький листок. Вытащила его, развернула и вчиталась в написанный мелкими буквами адрес.

«86025, Инчхон, район Ханнамдон, 26, Пак Чанёлю».

Инчхон?!
С самого начала я была уверена, что знакомый Розэ находится в Сеуле. Выяснилось, что я ошиблась, — вот незадача.
Дорожный атлас нашелся в шкафу; ведя пальцем по разноцветным линиям, я выискивала нужный город.
«Ага! Вот и ты».

Я уперлась взглядом в черные буквы рядом с крошечной точкой, затем прикинула расстояние, с ужасом присвистнула и медленно отложила карту.

— Полторы тысячи километров…
Создатель, помоги мне! Даже если сидеть за рулем по восемь часов в сутки, то я буду там в лучшем случае через два-три дня.

Три дня туда, три дня обратно. Я задумалась. Хватит ли мне оставшихся дней для того, чтобы осуществить вторую часть «жизненного» плана?

Дилемма.
Может, просто запечатать записку в конверт и отправить почтой? Но следом мелькнула мысль, которая меня ужаснула: а что, если Комиссия просматривает пересылаемые сообщения? Тогда они узнают про Розэ, про мой побег, про все. Мистер Пак никогда не получит весточку от Розэ, а мы обе с ней, скорее всего, схлопочем по дополнительному сроку — не вариант.

Получается, я должна везти записку лично.

«Эх, Розэ, забыла ты упомянуть, что твой знакомый живет у черта на куличках, а зря». Но ведь она не знала о ловушке, не знала о сроке «живучести» в две недели, а потому и не беспокоилась — думала, у меня в запасе вечность. Да, думала — я тоже так думала.

Но обещания нужно выполнять, и это значит, что я поеду в Инчхон, найду Чанёля и передам ему заветный клочок бумажки.

«Если дорога отнимет шесть дней, у меня в запасе останется еще девять, их должно хватить».

Наверное. Выбора нет все равно.
Я вернулась к полке, отыскала телефонный справочник и принялась бороздить ряд телефонных номеров в рубрике «Прокат автомобилей».
«И чего я не купила этот „Мустанг“ раньше? Теперь не парилась бы… Вот только какой смысл сетовать на это теперь?»

Набрав первый попавшийся номер, я принялась слушать в трубке длинные гудки.

— Алло, салон продажи и проката подержанных автомобилей «У Лии», — произнес приятный женский голос.

— Чем я могу вам помочь?

— Здравствуйте, машиной. Подскажите, пожалуйста, стоимость аренды сроком на неделю.

— Какую марку предпочитаете? Коробка механическая или автомат? Цвет, класс, год выпуска?

Я покряхтела, пытаясь сообразить, что лучше — дороже, но качественнее, или же поржавее, но подешевле? Остановившись на варианте «золотой середины», я принялась перечислять детали.