Глава 7
Нат не хотел стоять здесь. Прокуренная комната, несколько серьёзных мужчин, которые стояли у обшарпанных стен странного заброшенного здания. От холода его слегка трясло, колени подгибались после экстремально быстрой езды. Сколько раз ему казалось, что они разобьются в лепешку о ближайший фонарный столб или отбойник? За короткие полчаса он с десяток раз видел всю свою жизнь от начала и до конца. Да даже наверно самой смерти в глаза успел заглянуть!
Дверь в душный подвал открылась и показался отец собственной персоной. Мужчина уселся в кожаное кресло и закинул ноги на табуретку, брезгая пыльным полом. В воздухе заискрилось напряжение. Каждый из подчинённых с жадностью и слепым ожиданием заглядывал Господину в глаза. Только Нат стоял по правую руку отца и старался слиться со стеной, чтобы не ловить на себе пожирающие взгляды. Может перепачкаться в пыли?
— Лола, - тихо позвал Нейтан. Женщина тут же зашла в комнату и, остановившись по левую сторону от отца, стала слушать. Нат успел разглядеть её лицо.
Острые изгибы лица и пустые, будто кукольные глаза, бледные тонкие губы, искаженные в хищной ухмылке.
— Да, Господин, - тихо ответила женщина.
— Покажи ему, как Веснински должны владеть ножами.
Женщина мягко склонила голову и встала напротив Ната. Мальчик замер — ему едва удалось скрыть дрожь, сжав руки в кулаки. Он даже не заметил, как мужчины закрыли собой выход. Твёрдо уверенный в том, что при отце его точно не тронут, Нат не ожидал меткого броска ножом. Лезвие блеснуло у самого лица и вонзилось в ободранные обои сзади.
Сердце екало в ушах, то и дело выпрыгивая из груди, а щека горела огнём. По коже потекло что-то горячее, и Нат в ужасе посмотрел отцу в глаза. Но Нейтан молчал, а Лола подступала и в её руке снова заблестело железо. Никто даже не пошевелился: на их лицах застыла скука, а ухмылка женщины с каждой секундой расползалась все шире. Она не торопилась, медленно загоняя добычу в угол. В танце с ножами Нат успевал только уворачиваться и бегать, бесконечно долго гоняя Лолу по кругу. Но ей быстро надоело и, подставив подножку, она повалила мальчика на спину. Ощутив холодное лезвие и резкий жар собственной крови на шее, Нат в ужасе заорал:
— Хватит, пап, пожалуйста!
Нейтан цокнул языком, и Лола тут же замерла. Отойдя в сторону, она пропустила Господина. Мужчина стиснул лицо сына в руке и потянул его наверх. Нат, шаркая ногами о бетонный пол, едва смог опереться на дрожащие ноги. Открыв глаза, он встретился с потемневшим от гнева взглядом Нейтана.
— Как такое жалкое мелкое отродье может быть моим сыном? Даже пачкать о тебя руки не хочется, - прорычал мужчина.
Сердце, грохочащее от ужаса замерло в безмолвии, а в горле застыл ком из слез. Краем глаза Нат заметил, как Лола приготовила нож. Поудобнее обхватив рукоять, она ждала лишь приказа Господина. Охранники молча разглядывали серый бетон.
Под кожей резко прорвал вулкан кипучей силы. Вымолить, выпросить прощение любой ценой, а иначе смерть с радостью примет его в свои холодные объятия. Нат обхватил отцовское запястье и зашептал:
— Прости, прости... Я все сделаю. Я сделаю, что захочешь. Только попроси. Дай время и я научусь всему.
Брови мужчины дрогнула и в удивлении поползли вверх. Он оказался не в силах отвести взгляда от выражения бесконечной, детской преданности и искренней верности на лице сына. Но помутнение продлилось лишь несколько секунд. Гнев угас, и он отпустил Ната. Вернувшись в кресло, Нейтан устало потёр виски.
— Каждый день ты будешь учиться драться на ножах. Каждую неделю я буду присылать тебе человека, которого ты должен будешь победить. В случае проигрыша тебя ждёт наказание, - говорил мужчина.
Нат внимательно слушал, но ничего не мог поделать со звенящей пустотой в голове. Все мысли будто разбились о холодную маску отцовского безразличия. Он прожигал взглядом голубые глаза на знакомом лице, но не видел и капли сожаления, любви или жалости.
— Через шесть месяцев ты снова сразишься с Лолой. Проиграешь - умрешь.
Нат вздрогнул и оторвал взгляд от чужого лица. Смысл речи доходил медленно, но последнее слово с грохотом разрушило последние надежды на спасение. Отец не шутит. Он не умеет шутить.
— А для того, чтобы ничего не отвлекало тебя от учебы, я запрещаю выходить из подвала до тех пор, пока не станешь достойным фамилии Веснински, - Нейтан поднялся и направился к выходу, - Все Веснински превосходно владеют холодным оружием.
Нат видел только спину отца, а потом дверь захлопнулась. В комнате осталась Лола и один из охранников. Следом за отцом унесли и кресло.
— Ох, Натаниэль, веселье только начинается... - усмехнулась женщина, убирая ножи, — Не обижайся, но таков был приказ Господина.
Мальчик попятился и бросился к мужчине, попытавшись спрятаться за его спиной. Лола сгребла его за шкирку и вытянула в середину комнаты. Охранник достал камеру и, зажав между зубов зажженную сигарету, стал снимать мальчика.
Нат кубарём покатился по полу и огреб первый удар в солнечное сплетение. Воздух тут же выбило из лёгких, а в комнате повис отчаянный вопль. Лола умела бить очень сильно. Натаниэль сжимался в клубок, уползая в угол, а она вытягивала его на свет и продолжала бесконечный град точных ударов, - в солнечное сплетение, в лицо, в живот, по рукам... И так по кругу.
А потом она выворачивала его запястья за спину до противного хруста в плечах. Нат посадил голос, умоляя остановиться, но пытка продолжалась до тех пор, пока Лола не вспотела. Её ноги дрожали от усталости, а спина Ната стала одной сплошной гематомой, из носа текла кровь, и пальцы слегка опухли. От боли сводило зубы, и мир плыл перед глазами. Голоса Лолы и охранника сливались в нечленораздельную лабуду, а тело будто разваливалось по кусочкам.
После этого его оставили в покое. Только спокойствие не продлилось долго. Его трясло и мутило: желудок выворачивался наизнанку, и слезы хлынули водопадом, застилая противные стены перед глазами. Медленно поднимаясь на четвереньки, Нат полз до воды в железном тазу. Задержав дыхание, он нырнул до самого плоского дна, остужая горячую голову.
Когда в голове зависла парочка дельных мыслей, что стоит протереть синяки холодной водой, мальчик вынырнул. Вода стала бледно розовой. Капли с лица растворялись алыми ниточками, кожа немела от холода. Боль словно просыпалась, с новой силой сковывая тело.
В мыслях пульсировал ужас, и вместе с судорожными всхлипами он рвался наружу.
Едва восстановившийся поток воздуха не мог пробиться в лёгкие, и Нат зажмурился, мысленно, медленно считая до двадцати и делая вздох на каждую новую цифру. Повисла тишина, и только стук собственных зубов друг об друга напоминал Нату о том, что он здесь, а обжигающая боль не давала забыть о произошедшем. Все детские объяснения, в которые мальчик так старательно верил - исчезали, словно песок на ветру.
— Все это - взрослая жизнь... Все просто слишком сложно. Я не пойму, - шептал Нат сквозь зубы. Он не мог, не хотел и не знал, как понять страшную правду витавшую в воздухе.
Голова закружилась, как только Нат снова увидел кровь. Боясь рухнуть в обморок, юноша медленно лег на бок. Шипя проклятия сквозь зубы, Нат покрывал матами окаменевшие от холода мышцы. Телт резко прожгло вспышкой боли, и с тихим стоном юноша развалился на спине, хоть чуть-чуть расслабляясь.
Горько вспомнилась школа. Он всегда считал это место тюрьмой, но по сравнению с крохотным, сырым подвалом, где из света одна мигающая лампочка, а удобства это гора хлама в углу... В общем, даже сравнивать нечего.
Холод притупил боль. Ощупывая себя окаченевшими пальцами, Нат выдохнул. Вроде кровь остановилась. Не считая синяков и опухшего носа - ничего серьёзного. Лишь кромешная усталость и пробирающий до костей холод.
Долго разглядывая кучу домашнего хлама в углу, Нат заметил уголок старого пледа и парочку пожелтевших подушек. Вздохнув, он сначала встал на четвереньки. Мышцы снова загудели, а синяки неприятно заныли.
— Ничего... Жить можно, - усмехнулся Нат и резко встал. Сила притяжения, словно камнем легла на плечи, и дрожащие ноги стали подводить. Ната резко мотнуло обратно к полу. Вцепившись пальцами в стену, он сжал зубы и зажмурился.
— Я буду стоять, - рычал Нат, стараясь не сползти вниз. Сделать шаг казалось немыслимым, ещё вздох и он свалится без чувств от боли и усталости, - даже разум воспротивился ему. Боль выворачивала кишки, тело с каждой секундой становилось будто чужим, отказываясь подчиняться.
"Три... Два, один" - считал Нат про себя, чтобы сдвинуть вперёд правую ногу. С губ сорвался протяжный, болезненный стон. Еще шаг и новая вспышка, застилающая пеленой все на свете.
Проклятых три шага до цели дались тяжелее всего, — Нату пришлось слишком долго собираться с силами и уговаривать себя перетерпеть. Правда у кучи хлама он стоял уже на коленях. И снова досчитав до трёх, он выдернул плед с верхней полки. Следом свалились и подушки. Сложив их рядом, юноша поморщился. Они горько пахли сыростью. Усевшись на подушки, он аккуратно лег, а затем ещё долго возился, пытаясь найти самую безболезненную позу. Нат свернулся колачиком, уложив щеку на руки и накрывшись одеялом. Тупая боль не стихала, но сознание быстро отключалось, погружаясь в тревожный сон.