Расплата

Солнце ласково согревало черепичную крышу особняка, выстроенного в традиционном испанском стиле. Лёгкий ветерок, гулявший между оливковыми деревьями, доносил до веранды, где расположился Себастьян, ароматы жасмина и цитрусовых. Прислуга, словно пчелы в улье, тихо сновала вокруг, накрывая на стол к предстоящему обеду. Хрусталь бокалов призывно поблескивал в лучах солнца, предвещая изысканные блюда и неспешные разговоры.

Веранда, расположенная на небольшой возвышенности, открывала великолепный вид на прилегающую территорию. Ухоженные газоны плавно спускались к пруду, окруженному плакучими ивами, а за прудом начинался густой, прохладный лес, манящий своей таинственностью.

Себастьян, откинувшись в удобном плетеном кресле, наблюдал за своими племянниками, Габриэлой и Даниэлем, которые резвились у пруда. Непоседливые близнецы, всего пару недель назад отметившие свой шестой день рождения, с восторгом кормили уток. Габриэла, с заплетенными в косички светлыми волосами, бросала птицам кусочки хлеба, а Даниэль, с озорным блеском в глазах, пытался поймать самую смелую утку. За ними, словно ангел-хранитель, присматривала Аделаида, сияющая от счастья и гордости за своих детей, словно они были самыми драгоценными сокровищами во всем мире.

Он вздохнул, глубоко и протяжно, чувствуя, как легкие наполняются свежим, пьянящим воздухом, смешанным с ароматом цветущего жасмина и нагретой солнцем земли. Но даже этот идиллический пейзаж, обычно приносивший ему покой и умиротворение, сегодня казался каким-то фальшивым, словно декорации к спектаклю, в котором ему отвели роль зрителя, лишенного возможности влиять на происходящее. Он понимал, что это лишь несбыточная мечта, иллюзия, созданная его собственным разумом, чтобы хоть на время отвлечься от той реальности, в которой он жил. Мир, в котором они живут, полон опасностей и несправедливости, мир, где ложь и предательство стали обыденностью, а любовь и верность – лишь редкими исключениями из правил. И он, Себастьян Аларкон, хочет он этого или нет, во многом виноват в этом. Его прошлое, его связи, его враги – всё это рано или поздно, словно неумолимый прилив, коснётся и его племянников, захлестнув их мирное существование волной насилия и страданий.

Наблюдая за своей сестрой и племянниками, Себастьян невольно, словно под гипнозом, вспомнил, как похоже проводил время с Алекс Грей. Три года назад... Эти слова прозвучали в его голове, как похоронный звон по утраченному раю. Какое же это было счастливое, беззаботное, наивное время! Тогда он видел в ней лишь Алекс, талантливую студентку, с глазами цвета травяного моря и улыбкой, способной растопить даже самый суровый лёд. Он не подозревал, что она умело играет роль, словно профессиональная актриса на подмостках театра, скрывая своё истинное лицо и зловещие намерения за маской невинности. Он помнил их прогулки по побережью под луной, когда волны шептали им свои тайны, их романтические ужины в уютных ресторанчиках, где вино лилось рекой, а смех звучал как музыка, их долгие разговоры под звёздным небом, когда он открывал ей свою душу, доверяя самые сокровенные мысли и мечты. Он помнил её смех, звонкий и искренний, словно серебряный колокольчик, её прикосновения, нежные и трепетные, словно прикосновение ангельских крыльев, её поцелуи, страстные и обжигающие, словно глоток запретного плода.

И на мгновение, словно вспышка молнии в ночи, его сердце озарилось светом давно забытой надежды. Теплом давно утраченной любви. Ему захотелось, нестерпимо, до боли в костях, вернуть то время, когда он был по-настоящему счастлив, когда верил в любовь и преданность, когда не боялся открыть своё сердце, не опасаясь предательства. Он готов был отдать всё, что у него есть, лишь бы снова оказаться рядом с ней, ощутить её тепло, услышать её голос.

Но затем, словно по щелчку пальцев, словно злой колдун развеял наваждение, словно кинжал вонзился в самое сердце, Себастьян вспомнил правду. Вспомнил, что Алекс Грей – это лишь ловко сфабрикованная легенда, иллюзия, созданная Валенсией Агилар, дочерью его злейшего врага, чтобы обмануть его, одурачить и использовать в своих целях. Вспомнил, что их прогулки по побережью, их ужины, их разговоры – всё это было лишь частью коварного плана, целью которого было выведать его секреты и разрушить его жизнь. Вспомнил, как Валенсия подстроила свою смерть, инсценировав ужасный несчастный, чтобы замести следы и избежать расплаты за свои преступления. Вспомнил, как она обманула его, предав его доверие самым подлым и жестоким образом, как она оставила его одного в этом мире, с разбитым сердцем.

И тоска, и тепло, что всего мгновение назад согревали его душу, сменились леденящей пустотой, злобой, такой всепоглощающей, что казалось, она вот-вот разорвёт его изнутри. Он чувствовал, как его захлестывает ярость, такая первобытная, такая неуправляемая, что он едва мог её сдержать. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки, так, что побелели костяшки, грозя прорвать кожу. Желваки заходили на скулах, а взгляд, обычно холодный и отстранённый, наполнился темной, испепеляющей ненавистью.

Он ненавидел Валенсию Агилар. Ненавидел её больше всего на свете. Ненавидел за её ложь, за её лицемерие, за её предательство. Ненавидел за то, что она осмелилась играть его чувствами, за то, что она отняла у него надежду на счастье, за то, что она превратила три, три чертовых года его жизнь в ад.

В этот момент, словно по сигналу, словно повинуясь невидимому закону, из тени дома на веранду вышел Кас. Нельзя сказать, чтобы его появление внесло в солнечный день мрачную ноту. Скорее, это было похоже на появление надежного, хорошо отлаженного механизма в сложной системе. Он не затмевал солнце, но словно напоминал о том, что за безмятежным фасадом скрывается мир, требующий постоянного внимания и контроля. Его неизменная элегантность, выражающаяся в идеально сидящем костюме, казалась естественной частью пейзажа, как безупречно подстриженный куст в ухоженном саду. В руках Кас держал тонкую папку, перетянутую кожаным ремешком, словно содержащую не просто документы, а некую драгоценность. Движения его были плавными и тихими, без резких движений, но в каждом жесте чувствовалась внутренняя сила и готовность к действию.

Себастьян знал, что Кас не нарушил бы его уединение без веской причины. Этот человек, проверенный годами верной службы, ценил его покой и уединение, как никто другой. Он был его тенью, его ангелом-хранителем, всегда готовым встать на защиту, но никогда не навязывающим свое присутствие. Значит, что-то действительно произошло, что-то важное, что не могло ждать. Может быть, это касалось бизнеса, может быть, возникла новая угроза. Но что-то подсказывало Себастьяну, что дело в другом, что-то связано с прошлым, которое никак не хотело его отпускать.

Взгляд Себастьяна скользнул с племянников, беззаботно играющих у пруда, на Каса. В его глазах не было мрачности или страха, только усталость и готовность принять то, что должно произойти. Он знал, что Кас принес ему новости, и эти новости, скорее всего, будут неприятными.

— Себастьян, — произнес Кас, слегка поджав губы, словно извиняясь за то, что вынужден прервать этот редкий момент покоя и тишины. Он окинул взглядом веранду, словно оценивая обстановку, и без лишних церемоний опустился в кресло напротив Аларкона, словно присаживаясь рядом со старым другом, а не с влиятельным боссом. Этот непринужденный жест, эта близость, возникшая между ними за годы совместной работы и пережитых опасностей, говорила о многом.

Себастьян слегка усмехнулся, наблюдая за Касом. Он знал, что этот человек, всегда такой сдержанный и немногословный, не стал бы тратить время на пустые разговоры.

— Что на этот раз? — спросил Себастьян, не скрывая легкой иронии в голосе.

Кас взглянул на снующую вокруг прислугу, накрывая на стол, и едва заметно кивнул в их сторону, словно намекая на то, что у них здесь слишком много ушей.

Себастьян понял без слов.

— Оставьте нас, — бросил он в сторону прислуги, – обед может подождать.

Кас открыл папку и достал несколько фотографий, разложив их на столике. Снимки были четкими, сделаны профессионально. На них был запечатлен Виктор Агилар, его хмурое лицо выдавало напряжение, в сопровождении своей последней молодой жены, Рамоны де Варгас. Ей было всего двадцать восемь, и на ее лице читалось скорее раздражение, чем любовь или забота. Фотографии были сделаны за несколько дней до смерти Агилара, судя по дате и времени в углу. И самое главное – Агилар и Рамона запечатлены на пороге офиса нотариуса.

Себастьян внимательно изучал снимки. Рамона де Варгас... ветреная и избалованная девица, вышедшая замуж за старика ради денег. Он никогда не считал ее серьезным игроком в этой истории. Но что они делали у нотариуса не задолго до его убийства?

— Это снято за несколько дней до его смерти, — пояснил Кас. — Они выходят из офиса нотариуса.

Себастьян откинулся на спинку кресла, обдумывая увиденное. Виктор Агилар был параноиком, он предвидел опасность задолго до того, как она появлялась. Но зачем ему нотариус? Чтобы составить завещание? Сомнительно. Такой человек как Виктор наверняка позаботился об этом сразу как только женился в третий раз.

— И что это значит? — спросил Себастьян, прищурившись.

Кас пожал плечами.

— Это наводит на мысль, что он чувствовал приближение опасности, — сказал Кас, — Возможно, он решил подстраховаться и передать флешку кому-то, кому доверял. В данном случае, своей жене.

— Рамоне? — Себастьян усмехнулся. — Ты серьезно? Эту пустышку интересуют только деньги и вечеринки. Не думаю, что она способна даже понять, что такое флешка, не говоря уже о том, чтобы ее спрятать.

— Не стоит ее недооценивать, — возразил Кас. — Вполне возможно, что Агилар, зная ее любовь к деньгам, предложил ей крупную сумму за хранение флешки.

Себастьян задумался. В словах Каса был смысл. Виктор Агилар мог думать, что Рамона, будучи молодой и неопытной, не привлечет внимания убийц. И что, в случае его смерти, она передаст флешку кому-то, кому он доверял больше.

— Хорошо, — сказал Себастьян, выпрямляясь в кресле. Легкая усталость, которая до этого омрачала его взгляд, сменилась жесткой решимостью. — Займитесь Рамоной де Варгас, Кас. Нужно вывернуть эту куклу наизнанку, узнать все, что она делала после смерти Агилара, и где она сейчас вытряхивает его деньги. Но, предупреждаю, будь осторожен. Если эта ветреная дурочка действительно что-то знает, то ее могут охранять люди Валенсии. А в нынешних обстоятельствах я не хочу быть тем, кто в открытую развяжет войну. Не хочу лишних жертв, Кас. Добейтесь своего, но будьте предельно аккуратны.

Кас кивнул, принимая приказ с невозмутимым видом. Себастьян знал, что может на него положиться. Кас не станет рисковать жизнями своих людей без крайней необходимости.

— Будет сделано, Себастьян.

Он убрал фотографии обратно в папку, защелкнув ее замки с тихим, почти угрожающим звуком.

— Еще что-то? — спросил Себастьян, ощущая, что Кас не выложил ему все карты. Этот человек редко что-то утаивал, но иногда чувствовал необходимость дозировать информацию, чтобы не перегружать его.

Кас слегка помедлил, подбирая слова, словно решая, как преподнести неприятную правду.

— Есть еще одна деталь, Себастьян, которая меня беспокоит, — наконец произнес он, — За несколько дней до своей смерти Виктор Агилар снял со своего личного счета весьма... внушительную сумму.

— Назови цифру, — сухо потребовал Себастьян.

Кас назвал сумму, от которой даже у Себастьяна непроизвольно дернулся уголок губ. Этих денег хватило бы на покупку небольшого острова в Тихом океане.

— Зачем ему понадобилась такая сумма? — спросил Себастьян, хмурясь. — Он что, решил перед смертью спустить все свои сбережения на шлюх и кокаин?

— Это маловероятно, — возразил Кас. — Агилар был слишком расчетлив для подобных глупостей. Я думаю, что это как-то связано с флешкой. Возможно, он заплатил кому-то за то, чтобы ее спрятали в надежном месте. Или, что более вероятно, планировал использовать эти деньги для побега. Он мог чувствовать, что за ним следят, и хотел скрыться, обеспечив себе новую жизнь.

Себастьян откинулся на спинку кресла, глядя в небо. Слова Каса звучали логично. Агилар мог понять, что его дни сочтены, и решил спасти себя и флешку. Но кому он мог доверять? И куда он собирался бежать?

— Найдите, куда ушли эти деньги, Кас, — произнес Себастьян, голос его стал жестким, как сталь. — Отследите каждый цент. Это наш приоритет номер один.

Кас кивнул, подтверждая получение приказа.

— Будет сделано. Мои люди уже роют землю.

Наступила короткая пауза, во время которой слышалось только щебетание птиц и отдаленный плеск воды в пруду. Себастьян чувствовал, что Кас что-то еще скрывает. Он знал его слишком хорошо, чтобы не заметить эту едва уловимую заминку, этот намек на невысказанность.

— Что еще, Кас? — спросил Себастьян, не отрывая взгляда от племянников, резвящихся у пруда.

Кас вздохнул, словно принимая непростое решение.

— Начальник полиции Фредерик Гарсия просил о личной встрече, — произнес он, — Он настаивал на конфиденциальности.

Себастьян нахмурился. Гарсия... Этот скользкий тип всегда пытался усидеть на двух стульях одновременно. Он был продажным, жадным до денег и власти, и Себастьян не доверял ему ни на йоту. Встав с кресла Себастьян подошел к перилам веранды облокачиваясь.

— И ты думал сообщить мне об этом или нет? — спросил Себастьян, в его голосе послышались стальные нотки.

— Я сомневался, Себастьян, — признался Кас. — Гарсия никогда не отличался честностью. Я боялся, что он попытается сыграть свою игру и втянуть вас в что-то грязное.

— И что он хотел? — поинтересовался Себастьян, проигнорировав намек на его возможную вовлеченность в грязные игры.

— Он не сказал. Только настаивал на личной встрече, за пределами его офиса и без свидетелей. Он мотивировал это тем, что это касается крайне щекотливой информации... Информацией, которую нельзя обсуждать по телефону или в офисе, кишащем стукачами, — закончил Кас, внимательно наблюдая за реакцией Себастьяна.

— Щекотливая информация, — повторил Себастьян, усмехнувшись. В его голосе не было и следа веселья. — Да у Гарсии вся жизнь – это щекотливые секреты, которыми он торгует направо и налево. В чем подвох на этот раз?

Себастьян отошел от края веранды, где до этого пристально наблюдал за племянниками, и вернулся к своему креслу, снова опускаясь в его мягкие объятия. Он потер переносицу, словно пытаясь избавиться от головной боли, которая неуклонно надвигалась.

— Ладно, — произнес он, вздохнув, — Предположим, у этого крысеныша есть что-то интересное. Он же не зря годами сливал тебе всякий мусор, надеясь на благодарность, верно? Значит, что-то действительно стряслось.

Себастьян посмотрел на Каса.

— Организуй встречу, — распорядился он.

Себастьян уже ждал. Он сидел за столиком на втором этаже ресторана, наблюдая за первым этажом, как охотник, выслеживающий добычу. Из-за панорамных окон ему открывался идеальный вид на вход, и он моментально заметил Гарсию, когда тот вошел. Начальник полиции выглядел встревоженным, то и дело оглядывался, словно опасаясь, что за ним следят. Как вообще он умудрился стать главой полиции?

Себастьян усмехнулся. Гарсия всегда был трусом, но сейчас его нервозность переходила все границы. Тот выглядел как побитая собака, неуклюже перебирая ногами и постоянно оглядываясь. Себастьян еле заметно усмехнулся.

Кас стоял у столика, ожидая прибытия Гарсии. Как только тот поднялся по лестнице и увидел Себастьяна, в его глазах читалось явное облегчение.

— Фредерик, — произнес Себастьян, едва кивнув в знак приветствия. Он даже не подумал протянуть руку для рукопожатия. — И чем обязан такой чести?

Гарсия, немного смутившись от холодного приема, присел за стол, стараясь сохранить лицо.

— Сеньор Аларкон, я... признателен, что вы согласились встретиться, — пробормотал он, оглядываясь по сторонам.

— Не стоит благодарности, Фредерик, — перебил его Себастьян, его голос был холоден и равнодушен. — Просто говори, зачем ты здесь. Не думаю, что у тебя есть что-то действительно ценное для меня, но я всегда готов выслушать.

Гарсия заметно нервничал.

— Сеньор, мне кажется... Это место не совсем подходит для разговора, который я хотел бы с вами провести. Слишком... многолюдно. Я рассчитывал на более приватную обстановку.

Себастьян окинул зал равнодушным взглядом, словно оценивая не ресторан, а товар на рынке, который его не сильно интересовал.

— Действительно, здесь довольно шумно, — произнес он, словно это его совершенно не касалось, и на его губах появилась едва заметная, циничная улыбка. — Но это легко исправить. Если ты боишься, что кто-то подслушает, Фредерик, — тут он выделил имя Гарсии, как бы подчеркивая его паранойю, — То не переживай. Мы быстро создадим нужную атмосферу.

Он едва заметно кивнул Касу, стоявшему неподалеку. Это был почти незаметный жест, короткий и лаконичный, но его было достаточно.

— Кас, позаботься о том, чтобы у нас не было свидетелей. Фредерик стесняется, – и легкий намек на насмешку проскользнул в его голосе, — Видимо, ему нужна более... интимная обстановка.

Кас все понял.

Себастьян снова повернулся к Гарсии, в его глазах читалась легкая издевка.

И тут произошло нечто, что заставило Гарсию замереть. Словно по команде, отданной каким-то невидимым дирижером, все посетители ресторана разом встали со своих мест. Разговоры стихли, смех умолк, и в наступившей тишине слышались лишь тихие шаги и шелест одежды. Люди спокойно, но целеустремленно направились к выходу, не говоря ни слова и не оглядываясь. Официанты, казалось, тоже ждали этого сигнала: они бросили подносы и молча удалились на кухню.

Гарсия ошарашенно смотрел по сторонам. Его глаза расширились от ужаса. Он не понимал, что происходит. Это было похоже на какой-то сюрреалистический сон, на кошмар, воплотившийся в реальность. Он никогда не видел ничего подобного.

— Что... что это значит? — пролепетал Гарсия, его голос дрожал от страха.

Себастьян, наблюдая за его реакцией, едва заметно усмехнулся.

— Кас просто позаботился о нашем уединении, Фредерик, — ответил он, его голос был мягким и бархатным, но в нем чувствовалась скрытая угроза. — Не стоит беспокоиться. Теперь никто не помешает нам поговорить откровенно. Итак, Фредерик, — Себастьян наклонился к нему, и его взгляд стал пронзительным, как лезвие ножа, — Теперь, когда мы остались одни, ты сможешь рассказать мне все, что тебя беспокоит, Фредерик. Надеюсь, это будет стоить моего времени.

Гарсия сглотнул, словно пытаясь смочить пересохшее горло. Он казался еще меньше и жальче, чем раньше.

— Сеньор, несколько дней назад Валенсия Агилар посетила наш участок, — начал Гарсия, избегая взгляда Себастьяна. — Она проявляла большой интерес к расследованию дела ее отца.

— И что в этом странного? — перебил его Себастьян, нахмурив брови. — Естественно, она хочет знать, кто убил ее отца.

— Дело не только в этом, сеньор, — продолжил Гарсия, — После этого она посетила тюрьму... Чтобы увидеться с Марко Канавалле.

Лицо Себастьяна не дрогнуло.

— Марко Канавалле? — медленно переспросил Себастьян, — Помнится мне его арест на благотворительном вечере был довольно громким.

Гарсия кивнул, и пот выступил у него на лбу.

— Да, сеньор. И, по моей информации, мисс Агилар не просто его навестила. Она активно выступала за его освобождение.

Себастьян молчал, переваривая эту информацию. Лицо его оставалось непроницаемым, но внутри бушевал шторм.

Наступила тишина, тяжелая и гнетущая, как будто воздух в зале сгустился и давил на плечи. Лицо Гарсии казалось еще более бледным и перепуганным.

Себастьян ждал, словно хищник, готовящийся к прыжку. Он наслаждался беспомощностью Гарсии, его страхом, его осознанием того, что он играет с огнем.

— Что же, Фредерик, — медленно произнес Себастьян, его голос был ровным и спокойным, но в нем чувствовалась скрытая угроза, — Довольно интересная история. И так, Валенсия Агилар проявляет интерес к убийству своего отца. Неудивительно. Но вот ее связь с Марко Канавалле... это уже любопытно.

Гарсия нервно сглотнул, его взгляд лихорадочно бегал по лицу Себастьяна, пытаясь угадать его реакцию.

— Сеньор, Марко Канавалле был... важной фигурой, — начал он, избегая прямого взгляда Себастьяна. — До недавних пор он занимал высокое положение в обществе.

Себастьян приподнял бровь, словно демонстрируя незаинтересованность, хотя на самом деле он был крайне внимателен.

— И что же? Теперь каждый арестант, имеющий отношение к политике и власти, требует моего внимания?

— Дело не только в этом, сеньор, — поспешно ответил Гарсия, чувствуя, что тонет. — Арест Канавалле был... громким. Очень громким. Многие посчитали это открытой угрозой, даже объявлением войны. Многие также обвинят и меня, ведь я произвел его арест. Канавалле пользовался определенной... неприкосновенностью. Его арест потряс всю систему. — потупив взгляд Фредерик добавил, — Но я был вынужден.

— Неприкосновенностью? — повторил Себастьян, с еле заметной насмешкой. — В таком случае, мне кажется странным, что Валенсия вдруг решила вступиться за человека, который, по сути, представляет интересы тех, кто мог убить ее отца. Или, может быть, она знает что-то, чего не знаем мы? — в голосе Себастьяна прозвучала неприкрытая угроза, направленная уже не только на Канавалле, но и на Валенсию.

Гарсия замолчал, не зная, что ответить. Он боялся сказать что-то лишнее, что могло бы разозлить Себастьяна еще больше.

— И она добьется его освобождения? — продолжил Себастьян, повысив голос. — Канавалле выйдет на свободу благодаря ее усилиям? Это так?

Гарсия кивнул, и пот вновь выступил у него на лбу.

— Она почти добилась своего, сеньор. — ответил Гарсия, — Но я могу вам сказать, что она была очень убедительна. Она использовала все свои связи, все свое влияние. И, боюсь, ей это удалось. Канавалле могут освободить в любой момент. Возможно, его уже выпустили.

Себастьян еле сдержал себя в руках чтобы не опрокинуть стол. Только они обрадовались, что Марко был убран с их пути, и при этом Себастьян даже руку к этому не приложил, как он опять в игре. В голове Себастьяна пронеслась целая буря мыслей. Ярость боролась с недоумением. Он не мог понять, что происходит. Зачем Валенсии защищать Марко? Что она скрывает? Какая у нее выгода и мотивы? Замолчав на несколько мгновений, его лицо оставалось непроницаемым.

— Спасибо за информацию, Фредерик, — произнес он, его голос звучал холодно, как лед. — Ты оказал мне... неоценимую услугу.

Себастьян сидел неподвижно, словно каменный истукан, пока Гарсия, ссутулившись и оглядываясь, словно вор, покидал ресторан. Внутри Себастьяна бушевала буря, но внешне он оставался абсолютно спокоен. Он чувствовал, как раздражение поднимается в нем горячей волной, как кровь приливает к лицу, но он сдерживался изо всех сил.

Это все было похоже на запутанный клубок, где с каждой новой нитью появлялось все больше и больше вопросов, а ответов не было вовсе. Он не выносил неопределенности. Ему нужно было знать, что происходит, контролировать ситуацию. И сейчас он чувствовал, как почва уходит у него из-под ног.

Наконец, когда дверь за Гарсией закрылась, Себастьян с силой сжал подлокотники кресла, так, что побелели костяшки пальцев. Ему казалось, что он задыхается в этой тишине, в этом пустом зале, в этом лабиринте вопросов, не имеющих ответов.

Он резко повернулся к Касу, его глаза горели яростью.

— Кас! — рявкнул Себастьян, и этот звук, короткий и отрывистый, словно выстрел, эхом разнесся по залу, — Установи слежку за Валенсией. Немедленно. Чтобы за ней следили двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Хочу знать все. Каждую ее встречу, каждый ее телефонный разговор, каждое ее сообщение. С кем она спит, с кем дружбу водит, что пьет, что ест. Ты меня слышишь?

Он сделал глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в голосе.

— И еще, — добавил Себастьян, его голос стал ниже, но в нем звучала смертельная угроза, — Проверь все ее счета. Все ее транзакции. Если она кому-то платила, я хочу знать кому и за что. Я хочу знать о ней все, абсолютно все. До мельчайших деталей. Она что-то затевает. Мы должны знать что именно.

Он сжал кулаки, его лицо исказилось от гнева.

— И я хочу знать, что, черт возьми, происходит! — прорычал Себастьян, — Я устал от загадок. Я устал от вопросов, на которые нет ответов. Я хочу знать правду. Всю правду. И ты мне ее найдешь, Кас. Во что бы то ни стало.

Кас, как всегда, сохранял невозмутимость. Он привык к вспышкам гнева Себастьяна, но всегда знал, что гнев – это его последний бастион перед разрушительными действиями. Он знал, что сейчас главное — действовать быстро и четко.

— Будет сделано, Себастьян, — ответил Кас, его голос был спокойным и уверенным.

С этими словами Кас вышел из ресторана, оставляя Себастьяна в одиночестве, погруженного в свои мрачные мысли. Себастьян чувствовал, как внутри него зреет буря. Он не знал, что его ждет, но он был готов к любому повороту событий.

Гильотина рассекла тишину кабинета, методично срезая кончик сигары. Запах табака, терпкий и знакомый, заполнял комнату, ненадолго отвлекая от клубка мыслей, терзавших разум. Черт бы побрал Виктора Агилара и все его тайны!

Аделаида с детьми приехала еще вчера. Радовались уткам в пруду, щебетали, как перелетные птицы, наполняя дом жизнью, в которой Себастьян уже давно перестал нуждаться. Но даже их присутствие не могло заглушить гул тревоги, поселившийся где-то глубоко внутри.

Уже за полночь. В огромном особняке, обычно полном прислуги и деловых партнеров, наконец-то воцарилось долгожданное затишье. Дом, утомленный дневной суетой, заснул. Только в его кабинете, словно маяк в ночи, горел свет, отбрасывая на стены длинные, причудливые тени, искажающие привычные очертания мебели и книг. Эти тени, казалось, шептали ему о прошлом, о тех ошибках, которые он совершил, о той цене, которую ему пришлось заплатить.

Стол, обычно заваленный деловыми бумагами и отчетами, сейчас был усыпан фотографиями, справками, выписками из больниц, полицейскими отчетами – всем тем, что Кас, успел собирать с маниакальной дотошностью, достойной лучшего применения. Все эти документы, словно осколки разбитого зеркала, складывались в уродливую, безрадостную картину.

Кто убил Виктора? Зачем? И, самое главное, что задумала Валенсия? Почему сбежала? Почему помогает Канавалле? Мысль об этом, словно острая игла, впивалась в самое сердце, причиняя невыносимую боль.

В голове роились вопросы, на которые, несмотря на все его усилия, не находилось ни единого ответа. Что конкретно за информация была на этой чертовой флешке, из-за которой, как он теперь понимал, и началась вся эта кровавая карусель? Он мог лишь догадываться о важности и ценности информации на флешке. Успел ли Виктор передать ее Валенсии, или она все еще где-то, словно смертельный груз, в руках убийцы?

Себастьян устало вздохнул, откидываясь на спинку кожаного кресла, которое, казалось, с каждым днем становилось все более неудобным и жестким. Глаза устало защипало, словно их засыпали песком. Он потер их тыльной стороной ладони, пытаясь хоть на время прогнать накатившую усталость, словно тяжелый саван, сковывающую его движения. Нужно сосредоточиться. Нужно собраться с силами. Нужно найти хоть какую-то ниточку, за которую можно зацепиться, чтобы распутать этот клубок лжи и предательства.

В этот момент дверь тихо скрипнула.

— Не спишь? — голос Аделаиды, мягкий и участливый, заставил его вздрогнуть.

Она стояла в дверях в длинном шелковом халате, в свете ночника её фигура казалась почти призрачной. В руке держала чашку.

— Принесла тебе кофе. Ты совсем измучился, — сказала Аделаида, подходя ближе.

Себастьян благодарно кивнул, принимая чашку. Аромат свежесваренного кофе был как нельзя кстати.

— Как дети?

— Уснули пару часов назад. — Аделаида прошла за его спину и наклонилась вперед, натыкая на дело, которое он разбирал. — Алекс Грей? Она ведь умерла три года назад?

— Нет, как оказалось. — Себастьян отставил чашку на стол. — Она всегда была Валенсией Агилар. И никогда не была Алекс Грей. Теперь же она создает для нас проблемы. — он чуть мотнул головой, стряхивая с себя уже накопившуюся в нём усталость. — Не бери в голову.

— Проблемы серьезные? — спросила Аделаида, выпрямляясь и обходя кресло, чтобы посмотреть ему в глаза. Она будто совершенно не удивилась сказанному, словно знала, что Алекс Грей рано или поздно вновь появится в их жизни. Она всегда была проницательной и умела читать его как открытую книгу.

— Не настолько, чтобы ты об этом переживала.

Аделаида тяжело вздохнула и едва улыбнулась.

— Что там с Канавалле?

— Тебе Кас рассказал, да? — спросил Себастьян, нахмурившись. Кас был слишком предан ему, чтобы болтать с кем-либо о его делах, но Аделаида умела очаровывать людей.

Аделаида села на подлокотник кресла, всматриваясь в документы, лежащие на столе. Себастьян недоверчиво глянул на нее. Кратко он рассказал сестре суть проблемы в надежде, что, может быть, у нее появится какая-нибудь мысль, какая-то новая перспектива. Аделаида молчала достаточно долго, вглядываясь в фотографии и вчитываясь в заметки и документы. Она внимательно изучала каждую деталь, словно пыталась разгадать сложный ребус.

— Значит, всё-таки пойдешь против нее? — наконец спросила она, и в ее голосе звучала грусть. Она подвинула фотографию Валенсии к краю стола, словно рассматривая ее лицо в последний раз.

Себастьян нахмурился, услышав ее вопрос. Он не хотел думать о том, что ему придется противостоять Валенсии, но выбора, похоже, не оставалось. Она ставила под угрозу все, что он пытался построить. Своим присутствие она нарушала весь тот баланс, что он выстраивал многие годы. Себастьян никому не позволит сломать то, чем владеет.

— Ты знаешь, что да, — ответил он, его голос был жестким, но в нем чувствовалась боль. — Она играет в опасную игру. И я не могу позволить ей разрушить все. Не могу подвергать опасности тех, кто на меня работает, тех, кто мне дорог.

Аделаида молча смотрела на фотографию Валенсии, ее лицо было непроницаемым, словно она пыталась разглядеть за этим изображением истинные мотивы девушки. Она никогда полностью не понимала этого одержимого стремления Себастьяна к контролю над всем и вся, хотя и знала причины, лежащие в основе его поступков. Аделаида всегда придерживалась другой философии, считала, что лучше оставить вражду далеко позади, забыть все обиды и месть, чтобы не подвергать ненужному риску своих близких. Именно поэтому она и их мать были отстранены от самых опасных дел семьи, насколько это было возможно. Даже когда ее доводы были логичны и убедительны, когда она сеяла сомнения в правильности его решений, Себастьян редко менял свое мнение. Он ценил ее мудрость и совет, но в конечном итоге всегда полагался на свой собственный, часто безжалостный, взгляд на мир.

— А если попробовать с ней договориться? — тихо предложила Аделаида, все еще надеясь на мирное решение. — Виктор, конечно, был той еще занозой в заднице, но, может быть, Валенсия сможет увидеть какую-то выгоду в сотрудничестве? Может быть, у нее есть свои причины, о которых мы не знаем?

Себастьян покачал головой, усмехнувшись без малейшего намека на веселье.

— Она явно росла в семье, пропитанной его принципами и устоями, — ответил он, проведя рукой по волосам в жесте усталости. — Валенсия упряма и принципиальна, как и ее отец. Вряд ли она согласится на сделку, которая противоречит ее собственным убеждениям.

Он оставил кресло и подошел к окну, словно ища ответы в ночном пейзаже. Ночной город расстилался перед ним, словно море огней, каждый из которых представлял собой потенциальный риск или возможность. Идеальный баланс, сад и тенистый лес с одной стороны и гудящий город с другой. Как жаль, что такой же баланс отсутствовал в его собственной жизни. Но сейчас он чувствовал лишь одиночество и изнуряющую усталость.

— Я не хочу этого, Аделаида, — сказал он, глядя вдаль и словно обращаясь не к сестре, а к самой ночи, — Но я должен. Я не могу позволить своим чувствам повлиять на мои решения. Именно от моих решений зависят жизни сотни людей.

— Я понимаю, — ответила Аделаида, вкладывая в эти слова всю свою любовь и сочувствие. Она понимала, что Себастьян чувствует себя загнанным в угол, вынужденным делать то, чего на самом деле не хочет. И она знала, что, несмотря на все его сомнения и угрызения совести, он все равно поступит так, как считает необходимым, даже если это причинит ему боль.

Себастьян вздохнул, его плечи поникли под тяжестью ответственности. Он чувствовал себя как шахматист, вынужденный пожертвовать фигурой, чтобы выиграть партию. Только в его случае этой фигурой могла оказаться Валенсия.

— Тогда будь осторожен, — тихо сказала Аделаида, поднимаясь с подлокотника и подходя ближе к брату. Она коснулась его руки, чувствуя напряжение, сковавшее его мышцы. — Не позволяй этой истории ожесточить тебя еще больше. Ты и так уже слишком долго живешь в тени прошлого.

Себастьян повернулся к ней, и в его глазах промелькнула искра благодарности. Аделаида всегда умела видеть его насквозь, понимать его чувства и мотивы даже лучше, чем он сам.

— Я постараюсь. — его губы трону теплая улыбка.

— Тебе пора спать, — тихо сказала Аделаида. — Уже поздно, и тебе нужно отдохнуть.

Себастьян кивнул, понимая, что она права. Ему необходимо было хоть немного поспать, чтобы собраться с силами и разработать дальнейший план действий.

Аделаида улыбнулась усталой, но теплой улыбкой и направилась к двери. Себастьян проводил ее взглядом, и внезапно его взгляд зацепился за ее ногу. На ее бледной коже в районе колена, словно клеймо, алел свежий, отчетливо видимый синяк. Небольшой, но достаточно заметный, чтобы вызвать тревогу у любого, кто знает ее достаточно хорошо.

Он инстинктивно шагнул вперед и схватил ее за запястье. Его хватка была неожиданно сильной, пальцы впились в ее нежную кожу, не давая ей двинуться с места. Его пальцы плотно обхватили ее тонкое запястье, и он почувствовал, как под кожей бьется ее пульс.

— Аделаида! — Его голос прозвучал резко и опасливо. Все мысли о Валенсии и Канавалле моментально вылетели у него из головы. Сейчас для него существовала только она и этот проклятый синяк, — Откуда этот синяк?

Он указал взглядом на ее колено, не ослабляя хватки на ее запястье, словно она может сорваться и убежать. В тишине комнаты слышалось только его тяжелое дыхание и тиканье настенных часов.

— С коня упала. Это просто синяк, Себастьян. Ничего серьезного. — коротко ответила Аделаида, стараясь сохранить ровный тон. Ее взгляд был спокойным и уверенным, ни тени смущения или неловкости.

Себастьян пристально смотрел на нее, пытаясь найти хоть малейший признак лжи, но не увидел ничего, кроме спокойствия и уверенности. Он знал, что Аделаида умеет держать себя в руках и скрывать свои чувства, но сейчас в ее глазах не было ничего, что могло бы его насторожить.

Он нахмурился, но медленно отпустил ее руку.

— С коня? — переспросил он, стараясь уловить малейшую фальшь в ее голосе. — У тебя, насколько я помню, был безупречный баланс. Ты с детства в седле.

— Все когда-то случается в первый раз, — спокойно ответила Аделаида, слегка улыбнувшись. — Лошадь оступилась на неровной поверхности. Я не удержалась. Ничего страшного.

Себастьян продолжал смотреть на нее с подозрением, но ее спокойствие и уверенность начинали передаваться и ему. Он знал, что Аделаида никогда не стала бы намеренно врать ему, особенно если бы ей угрожала опасность.

— Покажи, — попросил он, и в его голосе уже не было той тревоги, что раньше.

Аделаида приподняла подол халата, обнажив колено. Синяк действительно выглядел так, словно был получен от удара.

Себастьян внимательно осмотрел его, не прикасаясь. Никаких других повреждений видно не было.

Он вздохнул и отвел взгляд.

— Хорошо, — сказал он, — Но если что-то случится... если кто-то причинит тебе вред... ты должна рассказать мне. Обещаешь?

Аделаида подошла к нему и нежно поцеловала его в висок.

— Обещаю, — ответила она с теплой улыбкой. — Теперь иди спать, Себастьян. Тебе нужно отдохнуть.