Расплата

Похороны, как и смерть, были обыденностью в их мире, где опасность и предательство подстерегали на каждом шагу. Они привыкли жить бок о бок со смертью, зная, что в любой момент могут стать ее следующей жертвой. Такая жизнь проникала в каждую клеточку души, оставляя горький привкус неизбежности.

Себастьян знал смерть не понаслышке. Он провожал в последний путь отца, друзей, врагов... Он видел слезы, пытался найти слова утешения, но с каждым разом это становилось все сложнее. Похороны вызывали у него отвращение. Они напоминали о потерях, о слабости, о хрупкости человеческой жизни.

Аделаида, его сестра, озвучила его мысли, едва выбравшись из машины. Элегантно поправив темные очки и подтянув длинные перчатки, она произнесла:

— Еще одна смерть... Когда же это закончится?

Кас уже ждал их возле машины. Его взгляд внимательно изучал территорию вокруг, сканируя толпу, выискивая признаки опасности. Он знал, что рядом достаточно охраны, но расслабляться было нельзя. Хотя они с Себастьяном понимали, что никто не станет устраивать открытую бойню на похоронах. Это было бы слишком даже для их мира. Смерть и так всегда рядом, незачем преподносить ей еще один подарок. Это было бы неуважительно даже к покойному.

Похороны... в их мире, где смерть плясала танго на каждом углу, это был не просто обряд. Это было напоминание о том, что жизнь — лишь короткая передышка перед вечностью, и что даже самые могущественные главы семей рано или поздно отправятся туда же, в холодную землю. Привыкнуть к этому было невозможно. Можно было лишь научиться жить с этим, как с занозой в сердце, которая постоянно дает о себе знать.

Себастьян видел слишком много смертей. Смерть отца, что оставила в его душе зияющую рану. Смерть друзей, преданных и верных, сломленных пулей или предательством. Смерть врагов, отправленных им в преисподнюю без сожаления, но и без особой радости. Каждый раз похороны высасывали из него жизнь, оставляя лишь пустоту и горечь.

— Еще одна смерть, — прошептала Аделаида, выходя из машины. В ее голосе звучала усталость, вековая скорбь. Элегантным движением она поправила очки, скрывая глаза, полные боли.

Кас, словно верный пес, уже ждал их. Его взгляд бегал по кладбищу, сканируя каждую тень, каждое движение. Он понимал, что открытого столкновения здесь не будет. Слишком много важных лиц, слишком велика вероятность развязать настоящую войну. Но это не отменяло необходимости быть начеку. В их мире предательство могло прятаться за самым дружелюбным лицом.

Себастьян знал, что, несмотря на все свои связи и власть, они все уязвимы. Каждая похоронная процессия была напоминанием об этом. Каждый гроб — безмолвным укором.

— Пообещай мне, больше никаких похорон, Себастьян, — Аделаида повернулась к брату, и в ее голосе звучала отчаянная мольба. Она избегала смотреть ему в глаза, боясь увидеть там лишь отражение своей судьбы.

— Я не могу давать таких обещаний, Аделаида, — ответил Себастьян, и его голос был ледяным, как могильный камень. — Смерть не спрашивает разрешения.

— Пообещай и выполни! — Аделаида схватила брата за руку, сжимая ее так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Я не вынесу, если однажды мне придется стоять здесь, оплакивая тебя. Или, что еще хуже, оплакивая своих детей! Ты понимаешь, что мы живем на пороховой бочке?!

За темными очками невозможно было увидеть ее глаза, но Себастьян чувствовал ее страх, ее отчаяние. Она боялась за свою семью, за свое будущее. Она хотела вырваться из этого порочного круга насилия и смерти, но понимала, что это невозможно.

Не дождавшись ответа, Аделаида отпустила его руку и пошла к церкви, оставив Себастьяна наедине со своими мыслями. Он знал, что она огорчена не смертью Виктора. Она оплакивала свою собственную жизнь, жизнь, отравленную кровью и предательством. Чем больше людей мы любим, тем больше у нас причин для страха. И Себастьян понимал, что Аделаида боится больше всего — потерять тех, кто ей дорог.

Он никому не обещал долгую и счастливую жизнь. В его мире не было места для сказок. Была лишь борьба за выживание, беспощадная и жестокая.

Тёплое августовское солнце жгло кожу сквозь черную ткань пиджака, словно напоминая о том, что жизнь коротка и быстротечна.

— Что-нибудь выяснил? — спросил Себастьян у Каса, который подошел к нему незаметно, как тень. Нужно было отвлечься от тягостных мыслей, вернуться в реальность. В реальность, где смерть была не концом, а лишь началом новой игры.

— Ничего такого, что имело бы вес. Будет лишь публичное отпевание и не более. Остальные мероприятия перенесены на более узкий круг семьи.

— Ясно, смотрим во все глаза и впитываем информацию по крупицам. — Себастьян поправляет темные очки на глазах и обливает нижнюю губу.

Как и положено в этом прогнившем мире, самые влиятельные люди города, словно мрачные тени, выстроились в два ряда вдоль входа в церковь. Последний шанс отдать дань уважения покойнику, даже если при жизни они желали ему лишь смерти. Лицемерие, игра в приличия и жестокость - три кита, на которых покоилась их империя.

Взгляд Себастьяна, как острый клинок, прошелся по толпе, выхватывая знакомые лица, оценивая их, читая их мысли. Гросман Колтрейн, с его холеным лицом и мертвой улыбкой, стоял в первом ряду. Если Гросман здесь, значит, и его шакалы — Корвелла и Канавалле — не замедлят появиться. Эта жалкая коалиция, что они сколотили против Себастьяна, вызывала лишь презрительную ухмылку. Они старательно делали вид, что едины, но их взгляд выдавал истинное положение дел. Они затихали, меняли тему разговора, едва Себастьян появлялся в поле зрения. Каждый из них поодиночке или все вместе боялись его, не зная, чего ждать. И эта непредсказуемость была его оружием.

Гросман... этот матерый волк сколотил свое состояние не на торговле добром. Продав единственную дочь за марокканского принца, Гросман получил доступ к Гибралтару. Доступ, открывший ему дорогу к невиданному обогащению от наркотрафика. Южное побережье Испании было его вотчиной, где города, люди, все плясали под его дудку. Севилья, Картахена, Гранада, Малага, десятки городов, где бедность и преступность были лишь способом контролировать людей.

И вот — конвой. Чёрные внедорожники, как хищные звери, медленно приближались к церкви, нарушая леденящую тишину. Впереди, величественно, словно предвестник беды, ехал единственный Мерседес. В нем... она. Валенсия Агилар. И неважно, кто изображал скорбь, кто стоял здесь, кто пришел проститься с мертвым. Все они собрались ради нее. Ради возможности увидеть, оценить, понять — как с ней поступать.

Себастьян ощутил, как кровь закипает в жилах. Он видел в ее появлении не просто вызов, не просто угрозу, а возможность. Возможность изменить все, возможность укрепить свою власть, возможность показать всем, кто здесь хозяин. Он жаждал ее увидеть, он жаждал игры, где на кону будет стоять все: власть, деньги, жизнь... Возможность сломать всех, кто стоит у него на пути. И он воспользуется этой возможностью. Смерть Виктора Агилара была лишь началом новой главы, написанной кровью и порохом.

Черные лакированные бока машин, словно осколки ночи, контрастировали с ярким солнцем и буйством красок цветущих садов кладбища. Эта дисгармония подчеркивала напряжение, витавшее в воздухе, и подогревала любопытство собравшихся. Себастьян ощущал это, как хищник ощущает дрожь своей жертвы.

Многих из тех, кто сопровождал дочь Виктора Агилара, Себастьян знал в лицо. Вон, у самой двери, застыл Дин Бланко – капореджиме, начальник охраны Виктора. Верный пес, всегда следовавший за своим хозяином. А вот его людей Себастьян не узнавал. Мелкую шелупонь решили заменить, решил Себастьян. Боятся предательства изнутри. Впрочем, на их месте он избавился бы в первую очередь от самого Дина. Рыба всегда гниет с головы.

А вот и Винсент Джобил, верный прихвостень Агилара. Готов услужливо пресмыкаться перед новой хозяйкой, раздавая ей мудрые советы, словно она в них нуждается. Впрочем, большая часть лиц была незнакома. Верные солдаты, готовые умереть за свою «семью».

Дин Бланко без лишних церемоний потянул на себя дверцу. И взору предстала она.

Разочарование волной захлестнуло Себастьяна.

Лицо девушки было скрыто за плотной черной вуалью, словно неприступной стеной. Ни очертаний лица, ни взгляда, ни единой детали, за которую можно было бы зацепиться. Лишь смутный силуэт, окутанный тайной и недоступностью.

Но Себастьян чувствовал ее взгляд. Пронизывающий, оценивающий, взгляд хищницы. Ее движения были плавными, отточенными, полными грации. Облаченная во все черное, она казалась воплощением смерти, но в руках держала букет белых орхидей. Ирония, граничащая с кощунством.

Она сделала шаг, в этот момент Себастьян понял, что он ошибался. Валенсия Агилар была не просто наследницей. Она была воплощением власти, жестокости и решимости. Он надеялся увидеть ее лицо, прочитать в ее глазах страх или решимость, понять, что она собой представляет. Но вуаль скрывала все. Она была, словно чистый лист, на котором еще предстояло написать ее историю. И Себастьян понял, что эта история может стать самой опасной и кровавой из всех, что он когда-либо видел.

Эта скрытность лишь усилила его интерес. Он должен был узнать, что скрывается за этой вуалью. Должен был разгадать ее, сломать ее, подчинить ее себе. Или уничтожить.

Грация, с которой она двигалась, гордая осанка, безмолвная уверенность в себе... Она была идеальным воплощением лидера. Но под этой маской мог скрываться монстр. И Себастьян чувствовал, что ему придется столкнуться с этим монстром лицом к лицу. И вуаль не станет ему преградой.

Свита Валенсии Агилар была немногочисленной, словно она вычистила ряды, оставив лишь самых преданных и проверенных людей, тех, кто служил ее отцу. Все они, словно тени, медленно проследовали ко входу в церковь. Верные псы, готовые умереть за новую хозяйку. Среди них выделялся Винсент Джобил. О нём ходили шепотки — серый кардинал, что управлял делами Агилара из тени. Говорили, Джобил умел решать проблемы быстро и тихо, словно хирург, делающий смертельный надрез. Официально он был лишь советником, но многие знали, что именно его решения приносили Агиларам деньги и власть. Себастьян присмотрелся к нему. Хищный взгляд, спокойствие, граничащее с цинизмом. Этот человек был опасен, и недооценивать его было бы ошибкой.

Она была так близко, что достаточно было протянуть руку и коснуться ее. Сорвать вуаль, узнать, что скрывается под ней. Вести игру с врагом, лица которого не видишь, характера которого не знаешь, было одной из самых опасных затей. Себастьян не видел ее лица, но знал, что ее взгляд прикован к нему. И отвечал ей тем же, не отрываясь ни на секунду. Он следил за каждым ее движением, за каждым ее вздохом, когда она проходила мимо. И едва девушка оказалась настолько близко, что можно было ощутить тонкий шлейф ее парфюма, Себастьян вдруг понял, что совершенно не знает, кто она. Вести игру, не зная лица врага — это безумие. Но в этом и заключалась вся прелесть игры.

Вместе с Касом они поднялись по ступеням и вошли в церковь.

Тяжёлые шаги госпожи Агилар, отдававшиеся эхом в каменном пространстве, словно барабанный бой, возвещали о ее прибытии. Белые орхидеи, символ траура и надежды, коснулись холодных рук ее отца. Себастьян смотрел на нее, как хищник смотрит на добычу. В сводах этой церкви, в этот день, Себастьян словно понял, что у нее, у этой девушки, явно многим младше него, ему придется отобрать все ради мести. На мгновение Себастьян даже испытал к ней жалость.

После панихиды люди темным потоком, словно тяжеловесные фигуры покидали церковь. Каждый шёпот, каждый обмен взглядами были посвящены единственной особе – госпоже Агилар. Она, облаченная в траур, с холодным достоинством провожая каждого гостя, держась особняком даже среди своих людей, а потом... растворилась в толпе.

Под безжалостным солнцем, пронизывающим даже самые густые кроны деревьев, Себастьян шел к выходу, чувствуя на себе тяжесть прошедшей церемонии. Аделаида, поникшая и молчаливая, шла рядом, в ее глазах читалась лишь усталость и тоска. У выхода их ждал Кас, словно тень, готовый прикрыть спину в любой момент. Но их путь прервал чужой голос.

— Господин Аларкон, — произнёс незнакомец, тот самый, что весь день маячил в свите Агилар. — Мисс Агилар желает с вами побеседовать.

Аделаида, словно кошка, почувствовавшая опасность, напряглась, окинув незнакомца настороженным взглядом. Она предостерегающе взглянула на брата, но, уловив в его глазах интерес, едва заметно кивнула и направилась к Касу. Она знала, что Себастьян не упустит возможности разгадать загадку Валенсии Агилар. И это ее пугало больше всего.

Следуя за незнакомцем, Себастьян ощущал, как в нем нарастает напряжение. Что она хочет? О чем будет говорить? Пронаблюдав за девушкой в течении всей службы, Себастьян соврал бы, если бы сказал, что не хочет увидеться с ней вновь.

И вот, впереди появилась её фигура. Валенсия Агилар стояла в одиночестве, словно чёрная роза на фоне серого камня, неотрывно наблюдая, как гроб опускают в семейный склеп. Она была, как воплощение скорби и решимости, и Себастьян не мог отвести от неё взгляд.

— Мисс Агилар, — Себастьян едва склонил голову в знак почтения. И только сейчас он заметил кольцо на правой руке девушки. Золотой отблеск на указательном пальце невозможно было не заметить. Себастьян узнал это кольцо. Он не раз видел его на руке покойного Виктора Агилара. Символ власти, теперь принадлежал ей.

Лицо ее оставалось скрытым за вуалью, но Себастьян уловил едва заметное движение губ. Улыбка? Насмешка? Или что-то более зловещее?

— Раньше мы не были представлены, — произнесла она, и ее голос прозвучал низко и хрипло, словно шепот ночи.

— Раньше не были, — ответил Себастьян, стараясь скрыть свой интерес.

— Разве? — ее ответ был резок и даже груб. Но что он считал более грубым с ее стороны, так это то, что до этих пор она даже не посчитала нужным повернуться к нему. Впрочем, на этот раз он был готов простить ей эту вольность, в виде исключения. — Не советую становиться у меня на пути, господин Аларкон.

— О чём вы говорите? Не понимаю, — изобразил Себастьян невинное удивление.

— Вам не идет роль дурачка, — мисс Агилар резко развернулась лицом к Себастьяну. Даже сквозь вуаль он чувствовал на себе ее взгляд, полный решимости и вызова. Она проверяла его на прочность, пыталась прочитать его мысли. — Я спрошу один раз. Вы причастны к смерти моего отца?

Ее прямолинейность не удивила Себастьяна. К чему эти игры в недомолвки, когда все и так очевидно? Они просто расставляют фигуры на шахматной доске, обозначая роли каждого игрока перед началом игры.

— Нет, — ответил Себастьян, не моргнув и глазом.

— Если вы солгали, я об этом узнаю, — в ее голосе звучала угроза, несущая в себе обещание мести.

В воздухе повисла тишина, густая и вязкая, словно кровь. Себастьян чувствовал, как она пытается прощупать его, прорваться сквозь броню его спокойствия. Но он был неприступен. А его самого снедало любопытство, желание сорвать эту чертову вуаль и увидеть, кто осмелился ему перечить.

— Боюсь, что это уже будет не мое дело, — усмехнулся Себастьян, играя с огнем.

— Вы правы. Дела моей семьи — это не ваше дело, — ее слова были холодными и резкими, как удар ножа.

Она прошла мимо, намеренно задев его плечом, словно испытывая на прочность. Демонстрируя власть. И, не оглядываясь, направилась к своим людям, оставляя Себастьяна в одиночестве.

Себастьян даже не удостоил ее взглядом. Его губы тронула хищная ухмылка. Она умна. Собрала вокруг себя тех, кто готов за нее умереть. Выбрала не просто пешек, а верных воинов. Но, как известно, пешки долго не живут. Она выбрала тех, кто будет ей предан. И выбирала, судя по всему, весьма умело. Рядом с собой мисс Агилар оставила тех, кто готов захлебнуться в крови вместе с ней.

Так пусть все они захлебнуться ею.