X.Воспоминания прошлого
На второй день прибывания в Старом дворце Сезен после завтрака решила прогуляться по саду в сопровождении Рабии. Кадын наслаждалась благоуханием цветов и щебетанием птиц.
- Как же тут красиво! - Сезен обратилась к Рабии, - Не понимаю, почему это место так боятся?
- Я тоже не понимаю, госпожа.
- Наложницы боятся не этого места, а забвения в нём. - внезапно раздался звонкий голос Рухшах.
Выйдя из кипарисовых укрытий, вдова султана подошла к Сезен, которая почтительно поклонилась.
- Я так понимаю, ты новая кадын султана Селима. - Рухшах взглянула на девушку снизу-верх.
- Повелитель заключил со мной никах несколько месяцев назад.
- Да, это видно. Твоё лицо ещё не сильно потускнело.
- Вы начали про страх забвения... Простите за дерзость, но скажите: вам не было грустно, когда вы покинули Топкапы после смерти Абдулл-Хамид хана?
Рухшах громко рассмеялась, из-за чего Сезен стало неловко. Поняв это, вдова султана погладила девушку по плечу, а затем вместе с ней продолжила прогулку по саду.
- Не хорошо, конечно, об усопших так говорить, - Рухшах разглядывала ветви кипариса, - Но когда одиннадцать лет назад султан Абдулл-Хамид хан предстал перед Аллахом, я почувствовала облегчение.
- Как же так? - удивилась Сезен.
- У меня, как и у тебя, милая, была когда-то семья. У меня был возлюбленный, с которым я хотела связать себя узами брака. Но судьбе было угодно, чтобы меня вырвали из уютного дома и продали в гарем. Я хотела быть кем угодно, но не наложницей старого падишаха. - женщина взглянула на молодую кадын с озорной улыбкой, - Тебе ещё повезло, султану Селиму всего лишь тридцать девять лет.
- Да, разница возрасте у нас ощутимая, но...
- Но любви это не мешает? - с усмешкой спросила Рухшах.
- Я... - Сезен растерялась от такой бестактности.
- Хех, так я и знала! - рассмеявшись вдова султана положила руку на плечо кадын, - Не волнуйся, милая. Ты мне сразу понравилась тем, что, в отличие от других его жён, не щебечешь о любви к султану на каждом шагу.
- Я глубоко уважаю султана Селима. - Сезен опустила голову.
- А я Абдулла-Хамида ненавидела. - легко произнесла Рухшах, чем ещё сильнее удивила кадын, - Когда я узнала, что меня собираются отправить на хальвет к нему, я на весь гарем закричала, что уж лучше воды Босфора станут для меня постелью, чем ложе султана.
- И тем не менее, я сейчас с вами разговариваю.
- Удивительно, но всё это только сильнее распалило султана. - дальше вдова султана продолжила с усмешкой на лице, - Какие страстные письма он мне писал! Он был готов целовать мои ноги за любовь! Но я была непреклонна.
- И всё же вы стали его женой.
- А какой у меня был выбор? В никахе участвуют не сами жених и невеста, а их представители. Уж мой-то представитель, один очень жадный евнух, был рад заключить этот проклятый никах. Славу Аллаху, всё это закончилось, и я спокойно тут живу.
- А почему вы мне это рассказали?
- Милая, - Рухшах снова посмотрела Сезен в глаза и перешла на шёпот, дабы их не слышала, стоявшая сзади Рабия, - Твой взгляд... Этот взгляд я узнаю сразу. Ты вежлива, учтива, но холодна. Я всё понимаю... Ты, как и я, задолго до первого хальвета пережила любовь. Прекрасную, чистую, которая больше никогда не повториться.
В этот момент Сезен залилась краской. В голове она начала лихорадочно искать любой предлог, чтобы прервать разговор с Рухшах. К счастью, кадын Селима вовремя заметила Накшидиль, которая, сидя на краю фонтана, грустно глядела на своё отражение в воде.
- Накшидиль! - окликнула Рухшах.
Хмурая женщина, встав с края фонтана, посмотрела на башкадын и Сезен.
- Что такое? - спросила Рухшах.
- Ты ещё спрашиваешь? - возмутилась Накшидиль, - Хотя чему удивляться?
- С тобой опять всё ясно. - учтиво поклонившись, Рухшах решила вернуться во дворец.
Поначалу Сезен молча глядела на Накшидиль, не зная, какие слова можно подобрать для утешения.
- Она, наверное, нашла в тебе новую жертву, - прервала молчание вдова султана, - На которую можно излить воспоминания.
- Рухшах кадын эфенди довольно наглая женщина.
- С этим не поспоришь, но в одном она права: султан Абдулл-Хамид хан её обожал, в отличие от меня и Сениепервер.
***
Сениепервер сидела в своих покоях вместе с дочерью, зятем и Надиром. Хюсейн-паша рассказывал вдове султана о последних политических новостях.
- В общем, Повелитель ищет предлог, чтобы заключить мир с Францией, но при этом не испортить отношение с Россией, Англией и Австрией. - на этом закончил свой отчёт Кючюк.
- Что ж... Иншалла, Повелитель сможет закончить эту тяжёлую войну. - сказала Сениепервер.
В этот момент в покои зашёл чёрный евнух, который сообщил о вызове султана. Учтиво поклонившись, паша покинул покои.
- Матушка, - Эсма взяла руки Сениепервер, - Почему вы вчера не сказали всё как есть?
- Я боюсь навредить Мустафе. - женщина расплакалась.
Эсма, тяжело вздохнув, обняла мать. В этот момент султанша подумала, что может даже и к лучшему, что за девять лет брака с Хюсейном-пашой у неё не появились дети, и сейчас она только могла догадываться, какую боль чувствует мать.
- Матушка, обещаю, я всегда буду рядом с Мустафой. - Эсма поцеловала руку Сениепервер.
- Кадын эфенди, - обратился Надир, - Если пожелаете, мы попытаемся в тайне от султана доставить шехзаде Мустафе послание от вас.
***
Поначалу между Сезен и Накшидиль были нейтральные темы разговоров: погода, городские и гаремные новости. Чуть позже, проникшись деликатностью молодой кадын, вдова невольно перешла на разговоры о собственном сыне.
- Махмуду было всего четыре года, когда я была вынуждена вместе с другими жёнами Абдулл-Хамида уехать в Старый дворец. Он был такой крохотный... В последнюю нашу встречу он так ко мне ручки тянул...
В этот момент даже Сезен не смогла сдержать слезу. Смотря на Накшидиль, молодая кадын невольно задалась вопросом: стоит ли материнство таких страданий?
"Может Рухшах кадын эфенди легко живётся в Старом дворце, потому что не имеет такой доли?" - подумала Сезен.
- Ты меня вряд ли поймёшь. - Накшидиль грустно улыбнулась, - Прости, что утомляю тебя этим.
- Вы правы, я могу только догадывается, что вы чувствуете, но... Может я попробую поговорить с Повелителем?
- Не думаю, что он кого-то в этом вопросе будет слушать.
- Тогда... Скажите, кадын эфенди, как я могу облегчить вашу боль?
- А почему ты хочешь мне помочь?
- Я стараюсь действовать, как подсказывает совесть. Хоть завтра мы вернёмся в Топкапы, но горе, отражённое на вашем лице, мне не будет давать покоя, если я не попытаюсь успокоить мать, скучающую по сыну.
Накшидиль задумчиво взглянула на Сезен. Вдова султана ещё какое-то время сомневалась, но затем, убедившись в искренности намерений молодой кадын, решила доверится ей.
