4 : никто
Он видел, как она ждёт ответа. Не словом — взглядом. Доверие, которое она всё ещё хранила, дрожало в её глазах, как хрупкое пламя. И он понял: или сейчас — или никогда.
Сердце стучало в ушах. Эмоции ударили, как прилив. Слишком долго он сдерживался. Слишком долго прятался.
Он шагнул вперёд и, прежде чем разум успел вмешаться, — потянулся к ней, обхватил лицо ладонями и прижал губы к её губам.
Поцелуй — жаркий, смелый, почти отчаянный. В нём была боль, сожаление, тоска и всё то, что он не умел говорить словами. Он целовал её, будто хотел стереть тишину между ними. Как будто это был единственный способ доказать: он здесь. Он выбрал остаться.
Руми сначала замерла, словно испугалась этого порыва. Но в следующее мгновение — потянулась навстречу, схватила его за рубашку, сжала так, будто боялась, что он исчезнет.
Поцелуй стал глубже, крепче. Их дыхание смешалось, мир вокруг перестал существовать. Только двое — на фоне тёмного неба, на балконе, в этом переломном мгновении.
Когда они наконец оторвались друг от друга, он ещё держал её лицо в ладонях, лоб к лбу.
— «Я... не обещаю быть идеальным», — прошептал Джину, его голос был хриплым и сбивчивым. — «Но я обещаю бороться. Если ты позволишь мне идти с тобой.»
Руми закрыла глаза, впитывая тепло его прикосновений. И впервые за долгое, слишком долгое время — позволила себе улыбнуться. Настояще, хоть и едва заметно.
— «Только попробуй снова исчезнуть — я тебя найду и разнесу.»
— «Договорились», — выдохнул он с лёгкой улыбкой и снова склонился к её губам — мягче, спокойнее.
А на небе, где минуту назад клубилась тьма, робко прорезалась первая звезда.
***
Всё постепенно вошло в своё русло. Руми, не теряя решимости, продолжала искать способы укрепить магический барьер, чтобы навсегда обезопасить мир от вторжения демонов. Жизнь менялась: Селин теперь обрушивала на неё гнев всё реже, словно теряя над ней прежнюю власть. Наступила долгожданная передышка, как первый луч света после бесконечной ночи. Руми ощущала перемены — не в мире, а в себе самой.
Она впервые позволила себе довериться Джину. С ним исчезал страх, замирали тревоги, и даже тени прошлого отступали. В его присутствии реальность обретала иное значение: всё казалось возможным, всё — достижимым. Она знала: у неё есть сила. С ним — она может всё. И вера в это стала её новой опорой.
И вот настал день великого пиршества — в честь рождения наследника королевской крови. Двор сиял огнями, музыка лилась, как вино, и каждый зал был полон смеха, танцев и поздравлений. Все были здесь — каждый, кто имел имя, титул или хотя бы желание быть ближе к власти. Руми стояла среди них, улыбалась, кивала, но её взгляд неотрывно скользил по толпе. Она искала только одного.
Но его нигде не было.
Сначала она думала, что он просто затерялся в бесконечной череде лиц. Она обошла весь зал, заглянула в тени колонн, на балкон, в боковые залы и коридоры. Всё тщетно. Наконец, её взгляд случайно упал вниз, за резной балкон — в сторону королевского сада. И там, в мягком полумраке фонарей, она увидела его. Один. Ушёл в самую гущу кустов, где листья шепчут лишь тем, кто умеет слышать.
В животе шевельнулось неприятное чувство, липкое и холодное, словно гнездо змей расползлось внутри. Подозрение? Тревога? Ревность? Она не разбиралась. Только знала — ждать больше нельзя. Она развернулась и, ни с кем не простившись, пошла туда, сквозь мраморные арки, вниз по ступеням — туда, где её ждала тишина. Или...
Когда Руми ступила на выложенную камнем тропу сада, шум праздника начал угасать, оставаясь позади словно в другом мире. Ветви деревьев качались в такт лёгкому ветру, листья шептали, будто предупреждали. Она шла беззвучно, как тень, ведомая лишь одним — неотступным предчувствием.
Сквозь листву она наконец заметила его — Джину стоял под цветущей аркой, и он был не один. Женский смех — тонкий, приторный — разрезал тишину, как нож. Она узнала этот голос. Узнала и её — ту, что всегда была рядом, слишком рядом, с улыбкой, которая казалась безобидной. Руми замерла за ветвями жасмина, затаив дыхание, и увидела всё.
Он склонился к той женщине, так, как склонялся к ней раньше. Его руки касались её лица — нежно, почти благоговейно. Их лбы соприкоснулись, губы встретились, и время остановилось. Всё внутри Руми сжалось, как от удара. Сердце не билось — оно сгорело в один миг, словно брошенное в костёр.
Мир, который она так бережно выстраивала рядом с ним, рухнул беззвучно. Не было крика, не было слёз — только ледяная пустота внутри и змеи, которые теперь не шевелились, а впивались клыками в душу.
— «Не верю...» — выдохнула она, не в силах сдержать дрожь в голосе. Слова сорвались сами собой, хрипло, как рваный шелест сухих листьев.
Она даже не пыталась скрыться. Зачем? Их взгляды были прикованы друг к другу, слепы ко всему, что происходило вокруг. Её присутствие было для них ничем — словно её никогда и не было вовсе.
Злость хлынула горячей волной, захлестнула разум, смешалась с отчаянием, выжигая всё человеческое. По её коже, словно ожившие письмена, расползлись чёрные узоры. Они пульсировали, как живая плоть, как метка истины, от которой она так долго пряталась. Пятна демона — её проклятие, её сила — больше не были скрыты.
Она шагнула вперёд, из тени в лунный свет, где их губы только что сливались в поцелуе. Свет задел её лицо, озарив глаза, в которых больше не было ни веры, ни слабости. Только безмолвная ярость и предательство, ставшее реальностью.
И даже диодного света не хватило бы, чтобы осветить ту тьму, что поднялась в ней.
После поцелуя он посмотрел на Руми. Довольно жестоким взглядом, но осколок боли был. Он видел её боль.
Руми стояла, сжимая пальцы до побелевших костяшек. По её коже ползли узоры, тьма дышала изнутри, но голос оставался удивительно ровным.
— «Как ты мог?..» — тихо, почти неслышно. И всё же каждое слово резало, как лезвие.
Джину смотрел на неё, не отводя взгляда, но не делал ни шага вперёд.
— «А что не так?» — его голос был глухой, усталый, почти без вызова. — «Ты ведь знала, к чему всё идёт.»
— «К чему?..» — Руми вскинула голову. — «К предательству? К тому, что я увижу тебя с ней, словно всё, что было между нами — просто недоразумение?»
Он отвернулся на миг, будто искал слова, но она не дала ему времени.
—« Ты прав. Между нами ничего нет.» Руми стояла, сжимая пальцы до побелевших костяшек. По её коже ползли узоры, тьма дышала изнутри, но голос оставался удивительно ровным.
— «Как ты мог?..» — тихо, почти неслышно. И всё же каждое слово резало, как лезвие.
Джину смотрел на неё, не отводя взгляда, но не делал ни шага вперёд.
— «А что не так?» — его голос был глухой, усталый, почти без вызова. — «Ты ведь знала, к чему всё идёт.»
— «К чему?..» — Руми вскинула голову. — «К предательству? К тому, что я увижу тебя с ней, словно всё, что было между нами — просто недоразумение?»
Он отвернулся на миг, будто искал слова, но она не дала ему времени.
— «Ладно... Чего я как дура...» — произнесла она, и голос её звучал ровно, но слишком тихо, чтобы быть спокойным. — «Это стоило ожидать, Джину. От такого подлого придурка, как ты.»
Он вздрогнул — не от громких слов, а от того, что в них не было ярости. Только правда. Без украшений, без попыток смягчить.