Лицемерная кровь Ли Руми

Атмосфера бала была дружелюбной и по-настоящему изысканной, наполненной красотой и эстетикой. Звонкий смех аристократов, дорогие напитки, изысканные закуски и танцы — всё сливалось в роскошную симфонию вечера.

Руми была неотразима. Манера речи, движения, взгляд, интонации — каждая деталь была отточена и контролировалась до мелочей. Она стояла рядом с тётушкой, которая заменила ей мать после её смерти.

Подруг рядом не было, а сама госпожа Ли как можно скорее хотела выйти из душного помещения, но не могла. Послушная собака должна получить команду, чтобы свободно дышать.

В тот момент, когда девушка подносила бокал к губам, краем глаза она заметила Джину.

— «Госпожа Ли, как вы прекрасно сегодня выглядите!» — прошептал рядом один из гостей, молодой аристократ с лёгкой улыбкой.

— «Ваше присутствие украшает этот вечер», — добавила другая женщина, внимательно оглядывая Руми.

Девушка едва заметно улыбнулась, поправив свои длинные, аккуратно уложенные сиреневые волосы. В свете хрустальных люстр они отливали мягким блеском, словно сотканы были из тончайшего шёлка. Легкое движение запястья, изящный наклон головы — Руми была воплощением утончённой сдержанности.

К ней подошла женщина в тёмно-синем ханбоке, расшитом золотыми нитями, её веер скрывал половину лица, но глаза — внимательные и холодные — выдали истинные намерения.

— «Госпожа Ли, — проговорила она с лёгкой натянутой улыбкой, — вы бы не хотели сосватать Руми за моего сына? Кажется, они будут прекрасной парой. Как считаете?»

Тишина зависла на мгновение, словно комната замерла, различая, где заканчивается любезность и начинается сделка.

Тётушка Руми хихикнула, коротко и неискренне. Легкая нотка лицемерия скользнула в её голосе, словно капля яда в чаше с чаем.

— «Ах, какие высокие слова, госпожа Нам. Вы слишком добры...» — она сделала паузу, переводя взгляд на Руми, как бы невзначай.

Руми не выдала ни малейшего волнения. Она просто сделала шаг в сторону, будто отступая в тень. Грудь сжалась от внутреннего отвращения, но её лицо оставалось безупречно спокойным — ровно настолько, насколько это требовала её роль.

Связи были важнее свободы. Даже если ради них придётся улыбаться тем, кто хочет продать тебя, словно украшение на балу.

Спустя некоторое время Ли Руми всё-таки согласилась станцевать с юношей — вежливо, по правилам, как полагается девушке её статуса. Отказываться было бы невежливо, да и тётушка уже слишком выразительно приподняла бровь.

Партнёр оказался приятным на вид: высокий, стройный, с тонкими чертами лица. Его кожа была почти фарфорово-белой, как у статуэтки, а глаза — насыщенно зелёные, будто изумруды в обрамлении длинных ресниц. Алые волосы, падали на лоб мягкими волнами — необычное, даже дерзкое сочетание для столь строго общества.

— «Вы танцуете так же прекрасно, как и выглядите», — сказал он, слегка склонившись к ней во время поворота. Его голос был глубоким, бархатистым.

Руми лишь вежливо кивнула, не давая эмоциям прорваться наружу.

— «Вы очень любезны», — ответила она с холодной грацией, которую выучила ещё в детстве, — «Хотя, думаю, мне ещё стоит поработать над шагами».

— «Если вы и вправду считаете так, позвольте мне быть вашим учителем. Хоть на этом балу», — подмигнул он слегка, и его губы тронула едва заметная улыбка.

Он был обаятельным, без сомнения. Говорил правильно, двигался уверенно. Всё было... идеально. Почти слишком.

А Руми всё время чувствовала, как за её спиной следит чей-то внимательный, тяжёлый взгляд — как будто кто-то не одобрял каждое их движение.

Ей хватило лишь секунды — короткий взгляд, колебание мысли — и Руми, не прощаясь, выскользнула из зала. Тяжёлый воздух, фальшивые улыбки и сладкие взгляды остались позади. Тонкие каблуки тихо отбивали шаги по мрамору, шлейф платья тянулся за ней, как тень.

Она свернула в боковой коридор и наугад открыла дверь. Комната оказалась пустой. Деревянная створка с лёгким щелчком закрылась за её спиной.

Наконец — тишина.

Но длилась она недолго.

— «А вы хорошо смотритесь вместе...» — раздался из полумрака знакомый голос с хрипотцой.

Руми вздрогнула и обернулась. Джину стоял у окна, в полумраке. Его силуэт был расслаблен, но в позе читалась внимательность, как у хищника, затаившегося перед броском.

— «Джину!» — вырвалось у неё, и лицо исказила гримаса раздражения. Эта ухмылка... та самая. Самодовольная, с ноткой превосходства. Та, которую она терпеть не могла.

— «Ты не возражаешь, что я тебя немного... проводил?» — усмехнулся он, не двигаясь с места. — «Он тебе понравился? Этот красивый, с глазами как у котёнка».

— «Это не твоё дело», — холодно ответила она, поправляя складку на платье, чтобы занять руки.

— «Конечно не моё», — легко согласился он. — «Ты же не моя. Пока что».

Он сделал шаг вперёд. Тень на его лице сменилась мягким светом, открыв резкие черты — скуластое лицо, тёмные глаза, горящий взгляд. Красив, чертовски красив. И опасен.

— «Ты следил за мной?» — Руми сделала шаг назад, сохраняя между ними расстояние.

— «Нет. Я просто смотрел. Как все. Только я вижу немного больше, чем эти безмозглые аристократы». — Его голос стал тише. — «Ты хотела сбежать. Но не от него. От себя».

Руми сжала губы, пытаясь сохранить самообладание.

— «Я делаю то, что должна», — произнесла она с нажимом. — «Так делают все, кто хочет выжить».

— «А ты хочешь жить?» — Джину склонил голову чуть набок. — «Или просто красиво погибнуть на их празднике жизни?»

Она ничего не ответила.

Он подошёл ближе, остановился в шаге от неё.

— «Если когда-нибудь решишь выбрать себя — просто скажи. Я услышу, даже если прошепчешь».

Тут маска доброй и сдержанной девушки дала трещину. Внутреннее напряжение, копившееся часами, вырвалось наружу. Взгляд Руми стал острым, как лезвие. Дыхание сбилось. Кожа на шее и руках покрылась тёмными, словно дымчатыми, демоническими пятнами, которые медленно расползались по телу, искажая её идеальный облик.

— «Тебе ли говорить?!» — её голос сорвался, наполнив комнату глухим эхом. — «Ты должен быть мёртв!»

Джину не шелохнулся. Только угол его рта чуть дрогнул — ни страха, ни удивления.

— «Напомню... я такой же, как и ты», — сказал он спокойно, но в голосе скользнуло что-то древнее и холодное, будто мёртвый ветер ночного леса.

— «Нет!» — выкрикнула Руми, отступая, словно от проклятия.

Парень подошёл вплотную. Его шаги были медленными, как у хищника, приближающегося к добыче. Руми не успела отступить — он уже схватил её за руку, грубо, крепко, без шанса вырваться. Его лицо оказалось опасно близко, дыхание обжигало щеку. Глаза — ярко-жёлтые, горящие изнутри, как у зверя.

— «Скажи тогда мне... почему ты вообще связалась со мной?» — его голос был низким, давящим, почти угрожающим.

Руми сжала губы. Пятна на коже темнели, пульсировали от эмоций. Внутри бушевало что-то древнее, дикое.

— «Потому что...» — прошептала она, но слова застряли в горле.

— «Потому что ты не милая и не добрая девочка», — перебил он, прижав её к стене, не отрывая взгляда. — «Если бы ты действительно была той святой, какой тебя пытаются сделать, водя в церковь... ты бы так не мякла в моих руках».

Он склонился ближе, почти шепча ей в ухо:

— «Ты такая же, как и я. Только всё ещё притворяешься».

Нежные поцелуи начали покрывать её шею — медленно, будто он знал каждую точку, где её воля слабела. Его губы были тёплыми, но за этим теплом скрывался голод. Она не сопротивлялась. Ни движения, ни слова. Лишь тихое дыхание, предательски учащённое.

Как бы она ни отрицала, как бы ни внушала себе обратное — её тело предало её первым. Оно хотело его.

Руки сами собой обвили его шею. Пальцы коснулись его волос, сжались, как будто искали в нём опору. Он поднял взгляд, в котором всё ещё пылали жёлтые отблески, и в тот же миг она притянула его к себе.

Поцелуй был жадным, упрямым, почти жестоким. Не просьба — требование. Не игра — признание того, что между ними больше нет масок.

Волосы её стали растрёпанными, будто бы на неё внезапно налетел порыв дикого ветра — живого, неуправляемого. Локон застрял на губе, другой упал на глаза, но она не обратила внимания. Рука прикрывала рот, сдерживая дыхание, не позволяя стону вырваться наружу. Голос мог выдать больше, чем она позволяла.

Она ненавидела это — и в то же время обожала. Эту потерю контроля. Эту правду, которая рвалась изнутри каждый раз, когда они сталкивались, как пламя и масло. Именно в такие моменты она чувствовала себя настоящей. Не воспитанной, не выдрессированной, не чьей-то дочерью или чьей-то невестой.

Сейчас здесь была только она.

Ли Руми — не образ, не тень, а живая, дрожащая, разрывающаяся между запретами и желаниями.

Образ «умницы Руми», разрушенный. Камень за камнем, слово за словом. Он не оттолкнул, не высмеял — просто стоял, принимая её настоящую. И в этом было самое страшное... и самое желанное.

Она обнимала его крепко, словно боялась, что он исчезнет, растворится вместе с этим моментом. Лёгкие шёпоты срывались с её губ — его имя, как молитва, как заклинание, которое способно удержать её на грани. Она сжимала его одежду пальцами, почти судорожно, как утопающая держится за берег.

Он выглядел чертовски соблазнительно — дыхание сбито, волосы слегка растрёпаны, глаза, полные безмолвного вызова и желания. В нём было что-то опасное, дикое и откровенное. И она не могла оторваться.

Их «ненависть» была взаимной. Такой пульсирующей, жаркой, жадной — но уже давно превратилась во что-то другое. Во что-то, что оба отказывались называть, потому что знали: если сказать это вслух, пути назад не будет.

Мгновение — и из-за двери послышался голос того самого парня, с которым она танцевала всего час назад. Голос вежливый, волнующийся, но далекий, чужой.

— «Мисс Ли, вы там?» — раздалось с лёгким постукиванием.

Руми замерла, дыхание сбилось, мышцы напряглись. Паника скользнула по коже холодной волной. Но Джину даже не подумал остановиться. Темп его движений только усилился — беспощадный, властный, будто он хотел, чтобы она сорвалась именно сейчас, на грани между грехом и приличием.

Он наклонился к её уху, его горячее дыхание коснулось её шеи:

— «Ответь этому придурку», — прошептал он хрипло, почти с усмешкой. — «Сделай вид, что ничего не происходит. Ты умеешь...»

Она с трудом сглотнула, стараясь удержать голос ровным. Рука всё ещё прикрывала рот, а другая вцепилась в ткань его рубашки, как в якорь.

— «Да... я тут», — выдохнула она, срывающимся шёпотом, стараясь проглотить стоны. — «Я себя слегка... неважно чувствую. Сейчас... всё в порядке».

— «Всё в порядке?» — прозвучало с той стороны. — «Может, позвать кого-то из слуг?..»

Джину на секунду затаился... а потом снова продолжил, чуть глубже, чуть жестче, будто это был вызов не только ей, но и всем, кто стоял за дверью.

— «Скажи, что тебе нужно немного побыть одной», — снова прошептал он, уже с усмешкой в голосе. — «Ты ведь привыкла прятаться, Руми. Прячься и дальше».

— «Господин Хван. Всё хорошо. Прошу, не переживайте. Я скоро пойду домой. Спасибо за беспокойство», — голос Руми дрожал, но она сдерживала его, натянуто улыбаваясь сквозь закрытую дверь.

Одновременно с этими словами она прикусила губу так сильно, что почувствовала вкус крови — терпкий, железный. Это был единственный способ не закричать. Глаза закатывались, дыхание сбивалось, грудь вздымалась в такт его беспощадным движениям. Она была на самой грани, её тело дрожало от напряжения, от желания, от сдерживания.

И Джину тоже. Его руки крепко держали её, пальцы врезались в кожу, но он всё ещё не выпускал контроль — почти.

— «Послушная девочка...» — прошептал он ей в ухо с хриплой усмешкой. — «Такая... правильная».

И именно в этих словах было всё — насмешка, власть, восхищение. А она — вся дрожащая, растрёпанная, настоящая — ненавидела, как сильно ей это нравилось.