𝑀𝒾𝓃𝑒. 𝒪𝓃𝓁𝓎 𝑀𝒾𝓃𝑒.
Прошла неделя.
Семь долгих, затяжных вечеров, которые медленно просачивались сквозь трещины в их странной, перекошенной попытке быть вместе. Не по-настоящему — нет. У них не было языка для этого. Ни у него, ни у неё. Вместо ласки — тишина. Вместо разговоров — выжидательные взгляды. Вместо встреч — редкие, неловкие столкновения в коридорах клуба, будто оба не до конца уверены, произошло ли вообще что-то между ними тогда, дома у ариэлы, когда всё, наконец, треснуло, и он поцеловал её так, как будто хотел стереть всю её прежнюю жизнь.
Но никто не знал, как жить после таких поцелуев. Особенно они.
Намгю не писал. Не звонил. Не звал к себе.
Ариэла не искала встречи. Она молчала. Она была той же — холодной, сдержанной, надменной. Только в танце — как будто выжигала остатки контроля, срываясь в бешеные, прожигающие движения, как в последний раз. И каждый раз он смотрел на неё сверху — из той своей тени, за стеклом, с сигаретой в пальцах и напряжённым лицом.
Он не говорил ей, что ревнует даже к воздуху, который касается её кожи. Он не признавал себе, что сгорает каждый раз, когда её взгляд касается кого-то, кроме него. Он просто молчал. Весь в себе.
А она — вся в себе.
И вот наступил ещё один вечер. Пятница.
Пятница — значит, сегодня она будет танцевать. Сегодня он будет смотреть.
_____
Она появилась в клубе чуть позже обычного, с рюкзаком, в серой толстовке и широкими джинсами, и с собранными в небрежный пучок волосами. Прошла сквозь центральный зал, ни на кого не глядя. Всё в ней было так же, как всегда, и в то же время — совсем по-другому. Как будто на коже осела память того, как он к ней прикасался. Как он целовал. Как он смотрел — с ненавистью, с желанием, с тем, что она не могла назвать.
Они не говорили об этом. Она не знала, как к нему теперь обращаться. Он не знал, как её звать. Пока она переодевалась в гримёрке, красилась, вытягивала волосы и накидывала короткую майку, сквозь которую просвечивалась татуировка на шее, Намгю уже сидел в своём кабинете на втором этаже. На подлокотнике кресла — горящий тонкой, изломанной линией дым сигареты. Перед ним — монитор. Камера с танцпола передавала чёткую картинку. Его взгляд не отрывался от одной единственной точки. От неё.
•
Около полуночи клуб начал набирать обороты. Музыка становилась громче, тени — глубже. Свет прыгал по стенам, как пьяные мысли. А потом — она вышла.
На сцену. Ариэла двигалась, будто это был бой. Танец — как вызов. В ней не было игривости. Ни грамма нежности. Только жёсткость. Только ритм. Она вытягивала движения с такой точностью, что зал замирал. Мужчины оборачивались, женщины следили за ней с непониманием и завистью. Она владела пространством, как будто могла сжечь всех вокруг только взглядом. Намгю наблюдал сверху. Молча. Сжав зубы. Сигарета давно догорела, но он даже не заметил. Он считал секунды. Не минуты, нет. Секунды — до её ухода со сцены. До момента, когда она пройдёт сквозь толпу, до своей гримёрки, до зеркала, до привычной тишины.
Но сегодня кое-что пошло иначе.
______
Намгю заметил его сразу. Мужчина в тёмной рубашке, с браслетом на запястье. Один из «гостей», которых приводил «очень важный человек». Не первый раз здесь. Грязный взгляд, липкие движения. Он стоял у входа в коридор, что вёл к гримёрке. Ждал.
Когда Ариэла сошла со сцены, обернувшись на ходу, вытирая пот с висков, проходя мимо, он провёл ладонью по её спине — быстро, мимолётно. Как будто между делом. Она даже не вздрогнула. Не заметила. Усталая. Разогретая. На пределе. Она просто пошла дальше, будто ничего не было.
А Намгю всё видел.
Видел это прикосновение. Эту руку. Эту мягкость её кожи под чужими пальцами. Это безразличие с её стороны.
Гнев ударил в грудь, как выстрел.
Он встал. Медленно. Зашёл за дверь, вызвал по рации охранника, затем позвонил через внутреннюю линию.
— Передай Ариэле. Пусть поднимется ко мне. Сейчас же.
_____
Когда она вошла, уже переодетая, с немного влажными волосами, без макияжа, в своём образе, в котором она пришла на работу, он стоял у окна. Сигарета дымилась в пальцах. Он даже не обернулся.
— Что опять?
Голос у неё был хриплый от танца. Она выдохлась. Спина — влажная от пота. Сердце билось быстро.
Он молчал. Просто выдохнул дым в темноту за окном. А потом, медленно, как будто сдерживал себя, повернулся.
В его глазах не было света.
— Я вижу, ты забыла, что в отношениях. Ты даже не вздрогнула. Этот мужик провёл по твоей спине, как по телу дешёвой шлюхи, а ты шла дальше, будто ничего не случилось. - процедил Намгю сквозь сжатые зубы, — Я это видел, Ариэла. Видел, как ты промолчала, как будто тебе плевать.
А мне, сука, не плевать. Я не могу спокойно стоять и смотреть, как к тебе прикасаются. Потому что ты — не проходной двор. Не для чужих рук. Не для чужих взглядов.
Ты — моя.
Как бы Ариэла не хотела ссориться по пустым причинам, но видимо именно сегодня, судьба решила по другому.
— Потому что я работаю, Намгю. Вдруг забыл? Я иду после смены уставшая, неужели я должна чувствовать каждый вздох рядом с собой? Это клуб. Это не твоя личная тюрьма. Я выхожу на сцену, отрабатываю своё, и у меня нет глаз на затылке, чтобы отслеживать, кто там решил в темноте тянуть руки.
Она сказала это не громко — спокойно, холодно, как будто плеснула ему в лицо ледяной водой.
И тишина, что повисла между ними, вдруг стала опасной.
— А ты хоть понимаешь, что со мной происходит, когда я это вижу? — его голос больше не срывался на крик. Он стал низким, глухим, тихим... но от этого только страшнее. — Я смотрю на тебя. Я всегда смотрю. Как ты танцуешь, как ты двигаешься, как ты идёшь по коридору, как ты поправляешь волосы у зеркала. Я считываю каждое движение твоего тела, даже когда ты не знаешь, что я рядом. И когда кто-то чужой касается твоего тела — я хочу лично его убить.
Он подошёл ближе. Так близко, что между ними не осталось воздуха.
Она не отступила.
— Тебе нужно к черту лечиться, Намгю, — выдохнула Ариэла. — Это не любовь. Это уже какая то ненормальная одержимость.
— А может, это и есть она? — Его рука взметнулась, но не ударила, не дёрнулась — просто сжалась в кулак на уровне её плеча, как будто сдерживал себя из последних сил. — Потому что я тебя чувствую до боли. До ломоты в костях. Я закрываю глаза — и ты передо мной. Сигареты не помогают. Алкоголь не помогает. Даже когда я с тобой — этого мало.
Он схватил её за подбородок. Не больно, но крепко.
Её глаза горели — яростью, отчаянием, страхом, упрямством — всем сразу.
— Тогда уйди, — прошептала она. — Если не можешь быть нормальным, если не можешь дышать спокойно, когда я рядом — просто уйди.
— Не могу, — сказал он, почти срываясь. — Уже не могу.
И в следующее мгновение он её поцеловал.
Не с нежностью, не с попыткой унять боль — он впился в неё, как в последнюю сигарету перед казнью. Губы — резкие, грубые. Вкус — смесь злости, страха и желания. Это был не поцелуй — это было нападение, порабощение, отметина.
Она попыталась вырваться. Он прижал её к стене. Спина ударилась о холодную поверхность, но она не издала ни звука.
— Ты хочешь, чтобы я сошёл с ума? — выдохнул он ей в губы. — Я уже схожу. Чёрт, Ариэла, ты реально сводишь меня с ума.
Он схватил рукой её нежную шею и чуть надавил. Ариэле стало не хватать воздуха и он это заметил. Ему нравилось видеть Ариэлу именно вот так. Убрав руки с её шеи, он скользнул ладонью чуть ниже, ещё больше придавив её к стене. Он склонился к её шее. Горячее дыхание скользнуло по коже, и в следующий момент она почувствовала — зубы, язык, поцелуй, который уже не был поцелуем, а был укусом. Засос. Жёсткий. Метка.
Она задышала чаще. Пыталась оттолкнуть его, но руки будто ослабли. Намгю уже не слышал. Или не хотел слышать. Он сделал второй — чуть ниже, ближе к ключице. И третий — с другой стороны шеи, где кожа была особенно чувствительной.
— Теперь ты помечена, — выдохнул он. — Теперь ни один ублюдок не посмеет прикоснуться к тебе. Ты слышишь?
Она стояла молча.
Он отступил на шаг, глядя на её шею с каким-то злобным удовлетворением.
— Только я могу это делать. Только я. Потому что ты теперь... только моя.
Слова зависли в воздухе, тяжёлые, хриплые, будто рождённые не из разума, а из животного инстинкта.
Ариэла смотрела на него широко раскрытыми глазами.
Не от страха. От шока. От непонимания.
Потому что, возможно, в этот момент она осознала, что влюбилась в монстра. И что сама стала частью этой темноты.
Тишина повисла вязкой, как туман в тёмной комнате без окон. Воздух между ними был не просто густым — он был пропитан напряжением, как будто вот-вот вспыхнет. Он стоял в шаге от неё, и что-то в его лице начало меняться. Глаза — по-прежнему тёмные, злые, воспалённые от напряжения, но губы сжались жёстче, скулы заныли от ярости. Он весь сжимался — внутри, снаружи, будто готовился вырвать что-то из себя, как опухоль, как грязь, которую невозможно больше держать под кожей.
И он вырвал. Глухо. Холодно. Жестоко.
— Если кто-то ещё к тебе прикоснётся... хоть один, хоть на долю секунды, — я сломаю ему пальцы, — выдохнул он медленно, но с такой яростью, что она физически ощутила жар от этих слов. — А потом тебе. Чтобы помнила, чья ты.
Голос его стал тихим, ровным. Слишком ровным. И от этого — страшным. Там не было угрозы. Там была констатация.
Ариэла на секунду не поняла. Или не захотела понять. Или поняла слишком хорошо — потому что на её лице вспыхнула вспышка. Боль. Злость. Презрение. Сердце у неё в груди застучало так быстро, что она почти не слышала собственных мыслей.
— Повтори, — сказала она, глядя ему прямо в глаза.
Он не отвёл взгляда.
— Ты слышала.
— Повтори, Намгю, — её голос сорвался — не на слабость, а на ярость. — Хочешь, чтобы я боялась тебя? Хочешь, чтобы я дрожала, когда ты рядом? Так вот — ты опоздал. Я уже дрожала. В той жизни, до тебя. Когда всё, что у меня было — это страх и голод, и грязные руки, которые лезли туда, куда я не просила. А теперь я другая. И ты, сука, не сделаешь меня снова сломанной.
Он молчал. Её слова ударяли, как пощёчины. Ловко. Мощно. Метко.
Но его взгляд только темнел.
— Я не хочу, чтобы ты боялась, — прошипел он. — Я хочу, чтобы ты знала. Чтобы вбила себе в череп, в кровь, в дыхание: ты принадлежишь мне. И это не просьба. Это не романтика. Это факт. Я не делюсь. Я не умею. И я никогда не собирался быть правильным, Ариэла.
Он шагнул ближе. Снова. Уже почти беззвучно. Ладонь легла ей на щёку — горячая, грубая, тяжёлая.
— Ты думаешь, я извинюсь за это? — его голос стал опасно низким. — Думаешь, скажу, что это перебор? Нет. Потому что я и есть перебор. Для тебя. Для себя. Для этого сраного мира. И если это путь к аду — значит, мы пойдём туда вместе.
Он всё же наконец то отпустил свою руку и отступил.
Просто отпустил. Словно что-то в нём надломилось, но не разрушилось до конца.
А потом отвернулся. К окну. Снова. Как в начале.
— Уходи, — сказал он, тихо, хрипло. — Пока я не сделал то, о чём пожалею. Хотя... мне уже плевать на сожаления.
Ариэла стояла ещё секунду. Две. Смотрела на его спину. На сигарету в его пальцах. На тень, которую он отбрасывал на пол.
И в этот момент ей стало ясно: она всё равно не уйдёт. Не сейчас. Не совсем.
Потому что между ними не было спасения. Был только огонь.
И в нём — они оба.
<<<<<<<
это что, наконец то глава?.. мне вообще не нравится эта глава. да и слов в ней маловато. я просто решила уже хоть что то выложить, а то я разленилась сильно. на самом деле, у этой главы было 5 вариантов идей, которые я меняла каждый раз. я эту главу дохера раз переписывала - и остановилась на этом варианте.
p.s. я хотела в этой главе написать жесткую порнуху, но хорни вайбы пропали😌