Тишина после
Я проснулась от солнца, которое не должно было быть таким ярким.
Жёлтая полоса легла на простыню, прямо поперёк подушки, как отметка «здесь-была-ночь».
Я зажмурилась, и за веками вспыхнули оранжевые круги, будто прожекторы со вчерашней площадки ещё искали меня в толпе.
Тело ломило: не после танцев, а после пустоты.
Так колет, когда вынимают стрелу, и остаётся дыра, а кровь ещё не успела свернуться.
Я пошевелила пальцами — дрожь отозвалась где-то в рёбрах.
Будто там, внутри, всё ещё стоит бас, на котором он говорил.
На тумбочке лежал телефон. Экран вежливо погас.
Никаких цифр в кружочке «сообщения», никакого огонька.
Ноль.
Молчание.
Я пролистала список приложений — вдруг, случайно, что-то пропустила?
Пусто.
Смахнула: пусто.
Положила обратно, экраном вниз, как пустой стакан.
Глухой щелчок ударил в сердце — будто подтвердил: ты одна.
⸻
Душ был горячим, но вода резала, как лёд.
Потому что кожа помнила чужие пальцы, а они были тёплые.
Разница температур делала каждую каплю иглой.
Я тёрла плечо — там, где он держал подбородок.
Следов нет, только воспоминание, липкое, как смола.
Я закрыла кран, и вода всё равно шумела: где-то внутри ушей.
Взяла полотенце — грубое, гостиничное — и спряталась в нём, как в пальто у выхлопной трубы.
С текстилем было проще, чем с кожей. Он не помнит.
В зеркале — чужая девочка: мокрые волосы, глаза опухшие от бессонницы,
на шее тонкая красная полоска от цепочки, о которой я даже забыла.
Я улыбнулась ей — совсем чуть-чуть, без уголков.
Она не улыбнулась в ответ.
Слишком рано.
⸻
Я оделась в медленном темпе, будто репетировала нежность к себе.
Чёрная майка, чтобы скрыть дрожь лопаток; толстовка с капюшоном — щит от дневного света.
Вставила наушники, но трек не запустила — и без того шумело.
В коридоре отеля пахло моющим средством и чужим кофе.
Двери хлопали — люди уезжали, люди жили.
Я шла к лифту и думала, что если он появится прямо сейчас, я упаду на колени.
Не от счастья — от тяжести, которая внезапно стала моей.
Лифт заскрипел и поехал вниз, как старое перо на виниле.
На каждом этаже я ждала — вдруг дверь откроется, и он зайдёт.
Не зашёл.
Первый этаж, лобби, стеклянные двери.
Тишина внутри стала гуще. Она не собиралась растворяться.
⸻
Улица встретила меня влажным ветром и запахом остановившейся ночи.
Мусорщик тянул мешки к мусоровозу, автобус глухо выдыхал дизель,
пожилая женщина кормила голубей крошками вчерашнего хлеба.
Всё было обыденно до тошноты, а во мне — фосфорами рассыпались остатки сцены.
Я достала телефон ещё раз.
Ноль.
Смахнула экран, но не выключила музыку.
В ушах ожил бит — не его, другой, — и город стал двигаться в такт,
как будто пытался подстроиться под чужой пульс, пока моего не слышно.
Я сделала шаг — и боль в ступнях ответила раскалённым стеклом.
Босиком по осколкам, — вспомнила.
Улыбнулась.
Потому что это было правдой.
Потому что я всё ещё шла.
И город, и свет фонарей, и шум автобусов — всё это несло его эхо,
его отсутствие, его молчание, такое громкое, что заглушало утро.
Я шла.
Не потому что знала, куда.
А потому что стоять — означало услышать, насколько он далеко.