ᴋɪʟʟᴇʀ'ꜱ ɢᴀᴍᴇ | ꜱꜱᴇᴄᴏᴜꜱꜱᴇ

Патрульная машина. Элмсфорд. 23:05

     Дождь не собирался останавливаться. Он бил в лобовое стекло патрульной машины с упрямством, будто хотел прорваться внутрь. Вязкая темнота улиц за окном отражалась в фарных бликах, превращаясь в бесконечную вязь теней.

     Карвер сидел за рулём, как статуя: неподвижный, с сигаретой, медленно тлеющей в пальцах. Дэвис ёрзал на пассажирском сиденье, глядя на экран планшета, затем на улицу, затем снова вниз. Голосом, в котором слышалось слишком много нервной энергии, он пробормотал:
     — Сегодняшняя ночь — кошмар для патрульных. Всё либо тихо до тошноты, либо так, что хватает только на выдох.
     — Наблюдать — тоже дело, — спокойно сказал Карвер. — Не каждое движение приносит ответ. Иногда лучше слушать, чем бежать и ломать линии.
     — Сколько времени мы тут уже сидим? — проворчал он.
     — Три часа и семнадцать минут, — безэмоционально ответил Карвер.
     — Три часа... — Дэвис вздохнул. — Понимаю теперь, почему ты такой угрюмый. Это работа высасывает жизнь.

     Карвер затянулся и медленно выдохнул дым.
     — Жизнь высасывают не часы, Дэвис. Люди.
     — Ты так говоришь, будто людей вообще не стоило бы спасать.
     — Иногда я так и думаю.
     Дэвис усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья.
     — С тобой даже шутки про кофе звучат как диагноз.

     Рация зашипела:
     — Патруль 7-2, поступило сообщение об ограблении. Авеню-стрит, магазин электроники. Возможен вооружённый преступник. Немедленное реагирование.
     Дэвис оживился.
     — Ну наконец-то. Хоть что-то интересное.
     — Интересное? — Карвер скосил на него взгляд. — Интересное — это когда читаешь Достоевского. А когда человек с пистолетом берёт заложников — это работа.

     Машина тронулась, колёса разрезали потоки воды. Внутри повисла тишина, только звук дворников ритмично отсчитывал секунды.
     — Слушай, — снова заговорил Дэвис, — а тебя не бесит, что мы всегда приезжаем после? Вот как сейчас: кто-то уже кричал, уже боялся, уже страдал... а мы только выезжаем.
Карвер усмехнулся уголком губ:
— Мы не боги, Дэвис. Мы не умеем быть везде. Мы умеем только наблюдать и собирать куски, чтобы сделать из них картину.
— Картина, — пробормотал Дэвис, покачав головой. — Иногда кажется, что вся эта работа — это вечная уборка после чьего-то безумия.
— Именно так, — спокойно ответил Карвер. — И чем лучше мы убираем, тем меньше безумия остаётся.

Рация снова ожила:
— Патруль 7-2, дополнительный сигнал. Оук-стрит. Сообщение о крике. Не подтверждено.
Дэвис насторожился:
— Может, стоит проверить?
— Приоритет — вооружённое ограбление, — отрезал Карвер.
— А если это серьёзно?
— Тогда будет серьёзно и через двадцать минут. Но если мы не поедем на ограбление — серьёзно станет там.
Дэвис вздохнул и отвернулся к окну.
— Ты чертовски холодный, Карвер....
— А ты чертовски живой. И это хорошо.

Машина исчезла в потоке дождя.

⸻

Оук-стрит. 23:11

     Улицы были пусты. Только неон закусочной «У Рэйчел» отражался в лужах бледным жёлтым пятном.
     Линда закрыла дверцу, натянула капюшон и шагнула в дождь. Дом — всего десять минут пешком. Она включила музыку в наушниках и пошла, не замечая, что за её спиной мелькнула тень.

     Он шёл за ней беззвучно.
     Шаг в шаг.
     Как охотник, идущий за раненой добычей.

     В переулке между домами, где фонари не горели, тень ускорилась. Линда почувствовала движение и обернулась — пусто. Но сердце заколотилось чаще.
     — Эй... — голос её сорвался. — Кто здесь?
     Ответа не было. Только дождь.

     Девушка шагнула быстрее, но в следующее мгновение сильная рука схватила её за плечо и втянула в темноту. Она вскрикнула и ударила локтем назад. Попала. Мужчина пошатнулся — и тихо засмеялся.
     — Умница... — голос был глухим, искажённым. — Бейся. Мне так даже интереснее.

     Линда вырвалась, бросилась бежать, но он настиг её за секунду, сбив с ног. Она ударилась о мокрый бетон, вскрикнула от боли. Рука легла ей на рот — холодная, безэмоциональная.
     Девушка вцепилась ногтями в его лицо, царапая кожу. Он даже не вздрогнул.
     — Тихо... — прошептал он. — Это всего лишь конец.

     Нож блеснул на миг, как отблеск молнии. Первые удары были быстрыми, точными — в живот, в грудь. Мира захрипела, пытаясь дышать, кровь брызнула на асфальт, смешиваясь с дождём.
     Она всё ещё сопротивлялась, хватала его за плащ, тянула, шептала что-то сквозь кровь. И только когда её глаза потускнели, он наконец отстранился.
     — Умная... — тихо сказал он, вытирая клинок о её куртку. — Почти сделала игру интересной.
     Он достал из внутреннего кармана маленький предмет и аккуратно положил его в ладонь девушки. Белая шахматная пешка — идеально чистая, несмотря на дождь и кровь.
     — Пешка на доске, детектив, — прошептал он. — Теперь твой ход.

⸻

Патрульная машина. Рация — 23:32

     — Патруль 7‑2, на Оук-стрит требуется подкрепление — тело у закусочной. Срочно. Повторяю: тело у тротуара рядом с «У Рэйчел».

     Дэвис замер, в его груди что‑то упало — тонкое, острое чувство вины и паники одновременно.
     — Это... — выдавил он, голос ломался, он не смог закончить начатую им фразу.
     Карвер не ответил сразу. Он слушал шум дождя, затем закрыл глаза и медленно сказал:
     — Едем. Без авантюр. Фиксируем. Ты — снаружи, я — внутри. Быстро и ровно.
     — Быстро? — Дэвис выпучил глаза. — Быстро — это ещё не значит слепо.
     — Мы не можем менять прошлое. Мы можем только контролировать последствия. — В голосе Карвера не было ни жалости, ни злобы — был расчёт.    
     — Ты готов работать по шагам?
     — Да. — Дэвис вдавил педаль, машина рванула по мокрому асфальту.

     По дороге тишина была туга, как струна. Дэвис просто глотал воздух и крутил планшет, мысленно прокручивая варианты. Он пытался представить, что могло быть сделано иначе, а Карвер — будто шаблонный шахматист — уже выстраивал в голове следующую партию.
     — Он оставил что‑то? — наконец спросил Дэвис, пытаясь выдавить из себя мысль, что предмет мог бы помочь поймать убийцу.
     — Посмотрим, — коротко ответил Карвер. — Не думай об упрёках. Действуй.

⸻

Место преступления — 23:36

     Сирен и свет фонарей стало больше. Лента ограждала травмированное пространство; полицейские с фонарями ходили, как сторожи ритуала. Тело девушки лежало на спине, капюшон сбит в сторону, волосы прилипли к щекам от дождя и крови. Кровавые разводы на асфальте рисовали карту её последнего пути.
     Дэвис почти бежал, как подросток, рвущийся туда, где ещё можно было вернуть что‑то. Карвер шагал медленно, каждое движение его было рассчитано: посмотрел на положение тела, угол падения, направление капель. Он опустился на одно колено, осторожно завернул ладонь в перчатку и поднял из мёртвых пальцев прохладный предмет.
     Пешка была тяжела, влажна от дождя и крови. Края отполированы от частого прикосновения — не фабричная, а выточенная вручную. По окружности основания была пробита последовательность символов: «7‑2», и, чуть глубже, едва заметно — буква, выцарапанная напильником: «К». Кровь засохла в трещине, как печать.

     Дэвис вздрогнул и прочитал шепотом:
    — 7‑2... это наш вызов.
     — Да, — ответил Карвер, не отрываясь от пешки. — И это адресовано не городу. Это адресовано нам и лично мне.
     — Почему тебе? — Дэвис едва сдерживал голос. — Почему он прямо говорит тебе?.. Он что, знает тебя лично?

     Карвер поднял глаза — его лицо было бледным и решительным одновременно. В его голосе не было эмоции, но звучала опасность:
     — Он хочет, чтобы я знал, что это игра. Чтобы я понял, что он выбирает доску. Он ставит пешку на нашу территорию. Это вызов.

     Дэвис посмотрел на предмет в мокрой ладони Карвера и, не понимая полностью, произнёс:
     — Значит он играет с нами в шахматы, а мы даже не видели, как расставляются фигуры.
     — Он не играет в шахматы, — сухо заметил Карвер. — Он ставит нас в роли противника. И противник никогда не пишет правила вслух. Он их диктует. Нам придётся читать между строк.

     Карвер аккуратно положил пешку в пластиковый контейнер улик, потом — сунул в карман внутреннего пиджака лист с отметками и координатами. Он посмотрел на тело, на узкую лужицу крови, на лицо девушки, и его губы сжались:
     — Отвечаем, — сказал он рискнув улыбнуться без радости. — Но не на его доске.

     Дэвис стоял рядом и чувствовал, как внутри него смешались ненависть и готовность: ненависть к тому, кто это сделал, и готовность хотя бы попытаться поймать человека, который расставляет шахматные фигуры на улице их города.