ghetto's lullaby

Юнги просыпается в постели Хосока и не сразу осознает, что вчера произошло. Самое странное — увидеть себя полностью обнаженным и не в своей постели. Странно, потому что Юнги впервые при таких обстоятельствах в доме Чона. Юнги, резко засмущавшись, сразу же накидывает на себя одеяло и широко распахнутыми глазами смотрит в потолок, параллельно прислушиваясь к шуму снаружи. Судя по всему, Хосока давно нет — уже остыла его сторона кровати. А может, он и вовсе куда-то уехал, не став будить. Юнги закрывает лицо руками и надеется, что стыд сам собой улетучится, да как можно скорее. Так всегда бывает после первого секса? Юнги еще не знает, как будет смотреть Хосоку в глаза и не краснеть, хотя головой понимает, что ничего в этом нет, и это совершенно нормальное дело. Он совместно с Наоми и Тэхеном придумал гениальный план, чтобы эта близость состоялась, долго мялся, но не сказать им не мог, потому что их вопросы просто-напросто раздавили бы его. Так просто Юнги тоже не хотел, вряд ли бы нашел в себе смелость, а тут весомый повод и символичный момент. Это должно было быть неожиданно, и кажется, он справился, но Юнги хочет верить, что из памяти в скором времени сотрется этот образ в полицейском прикиде. Успокаивает только то, что Хосок смотрел восторженно и был более чем доволен тем, что перед собой наблюдает. В его глазах Юнги видел, что сделал все правильно.

Пролежав еще десять минут и полностью приняв произошедшее, Юнги встает, принимает душ, надевает шорты Хосока и его же футболку на пару размеров больше. Шорты, сползающие с бедер, завязывает туже, чтобы совсем не упали, и выходит. Безумно хочется пить. Юнги спускается на первый этаж и замечает, что Тэхена тоже нет дома. В этот раз он намеренно не вернулся, потому что хорошо знал, что там ночью будет происходить. Юнги опустошает стакан холодной воды и с наслаждением выдыхает. После душа он уже не выглядит таким помятым.

Выйдя на задний двор с еще одним стаканом воды, в котором теперь плавает лимонная долька, Юнги наслаждается солнечной погодой и с полуулыбкой смотрит на площадку, на которой он себя еще как следует не опробовал. С другой стороны двора он слышит шум двигателя автомобиля, а через пару минут к нему подходит вернувшийся Хосок. Удивительно для самого Юнги, но он, увидев его, никакого смущения не испытывает. Сам себя накрутил просто-напросто.

— И где ты уже успел побывать с утра пораньше? — щурится Мин от солнца и подставляет щеку для поцелуя. Но Хосоку мало. Он не обделяет его щеку и сразу добирается до губ.

— Час дня, солнышко ты мое, — улыбается Хосок, бросив взгляд на наручные часы, подаренные Юнги. Мин, заметив их, довольно хмыкает.

— Это все ты. Спать не давал ночью, — пытается парировать Юнги и сам же усмехается.

— А ты и сам был не против, младший капитан, — подмигивает Чон и слегка хлопает Юнги по заднице.

— Эй, — вспыхивает от смущения парень. Вполне ожидаемо, что Хосок еще будет припоминать этот образ, но Юнги все равно неловко.

— Что, снова Девой Марией будешь? До следующего моего дня рождения? — Хосок берет его за талию и притягивает к себе.

— Нет, механизм запущен, — качает головой Юнги. Что тут говорить — ему очень нравится все то, к чему они наконец пришли.

— Ну вот и не вредничай, — Хосок целует в кончик носа. — Хорошо поспал?

— Сказочно хорошо. У тебя очень мягкая кровать, — кивает Юнги и делает глоток воды. — Ну а где ты был?

— Срочное дело, но сейчас я весь твой.

— Ага, с Ллойдом опять? — хмурится Мин.

— Все не пойму, почему ты так на него реагируешь? — вздыхает Хосок. — Он неплохой парень и вносит большой вклад в развитие Амарона.

— Да не знаю я, — пожимает плечами Юнги и отводит взгляд в сторону.

— Просто ты вредина, — шепчет в губы Хосок и быстро целует.

— Пусть так, — дует губы Юнги. — Я хочу поиграть, — он поворачивает голову к площадке и указывает на нее подбородком.

— Серьезно? — усмехается Хосок, удивленно вскинув брови. — Не может быть. Наконец-то созрел.

— Ты круто смотришься, когда играешь, — признается Юнги и кусает губу.

— Горячо? — вскидывает бровь Хосок, довольно улыбнувшись.

— Угу, — Юнги коротко кивает и ведет пальцем по его рубашке вдоль пуговиц вниз. — Хочу так же.

— Тогда мне срочно нужно переодеться, — Хосок выпускает парня из объятий, целует в лоб и спешит в дом.

Пока он переодевается, Юнги уже стоит с мячом перед кольцом и пытается попасть в него. Удается ему это только один раз из шести попыток, и то по случайности, но он и этому радуется, как ребенок.

Хосок, который десять минут назад был в строгой классике, выходит во двор в черных данках, в еле держащихся на бедрах красных шортах Чикаго Буллз и черной майке с открытыми боками. Юнги в обнимку с мячом поворачивается к нему, сканирует его с ног до головы и бросает смешок.

— Позер, — комментирует он, но мысленно тает от такого Хосока. Парни из Бабилона рождены для баскетбола, в этой стихие они как в своем родном доме. У Хосока глаза светиться начинают, стоит ему ступить на площадку. Юнги наслышан об ожесточенных играх кварталов, и ему бы очень хотелось посмотреть на то, как играют те, кто делает это с самого детства.

— Давай мяч, кэп, — подходя, говорит Хосок, поманив рукой. — Будешь пробовать отобрать его у меня.

— Да я до завтра у тебя его не отберу, — бурчит Юнги, крепче прижимая к себе мяч.

— Не думаешь же ты, что я буду сразу в полную силу играть с новичком? — цокает Хосок. — Хорошо, давай я буду отбирать его у тебя.

— Не в полную силу, — напоминает Юнги и начинает бить мяч об землю. — Я тебя сделаю.

— Ты явно увереннее своего дружка, — усмехается Хосок. — Продолжай в том же духе. Покажу тебе пару приемов. Сразу, конечно, ты их не освоишь, но будем тренироваться.

— Хорошо.

Игра (или ее подобие) проходит со смехом и взаимными подшучиваниями, а в промежутках Хосок умудряется выхватить поцелуй, против которого Юнги, конечно же, ничего не имеет. У него неплохо получается, он мелковатый для баскетбола, но это не мешает ему быть ловким и быстрым. Он схватывает все, чему учит Хосок, налету, и не перестает восхищать. Один раз ему даже удается забросить мяч в кольцо во время разъяренного противостояния с Хосоком, и он делает радостный круг по площадке. Чон довольно улыбается и хлопает ему, а потом резко срывается к его стороне поля и забрасывает ему мяч.

— Чон Хосок! — орет озверевший Юнги и подрывается к нему с четким намерением забрать мяч и отыграться.

— Не разевай рот, мини-кэп, — посмеивается Хосок. — И не забывай выбрасывать кисть. Мяч уходит от указательного пальца, — третий раз напоминает он парню.

Устав от беготни по площадке, они теперь просто стоят и по одному забрасывают мяч с разных углов. Хосок показывает, а Юнги повторяет.

— Никогда раньше не интересовался баскетболом, но сейчас мне начинает нравиться, — говорит Юнги, бросив мяч, который бьется о кольцо и улетает в сторону. — Даже если пока лажаю. Все равно нравится.

— Если ты сейчас уже так хорош, то дальше — больше, — приободряет его Хосок и идет за улетевшим мячом.

— Как оно было, когда вы играли кварталами? — дает волю любопытству Юнги, не отрывая глаз от Хосока, который встает у штрафной линии и целится в кольцо. Он делает все специально медленно, чтобы наблюдающий Юнги запоминал каждую деталь. Забросив мяч точно в кольцо так, что он не коснулся сетки, Хосок снова идет за ним и бросает его рядом стоящему парню.

— Круто было, — пожимает плечами Чон. Его взгляд зависает на кольце, становится задумчивым. Юнги вспоминает его позу, технику броска, и целится, параллельно внимательно слушая его. — Мы хоть и раздражали друг друга, но устраивали эпичные матчи не хуже, чем команды НБА. У нас в Бабилоне даже был один парнишка, который постоянно транслировал наши игры в сеть, причем на довольно приличную аудиторию. Он каждый наш матч как праздник воспринимал.

— Офигеть, вот это я понимаю масштаб! — Юнги забывает про то, что надо бросить мяч, и прижимает его к своему боку. — А куда делся тот парнишка? С какого он квартала?

— Два года назад он погиб в перестрелке, — мрачнеет Хосок. — Единственный стилер, к которому я тепло относился.

— Блять, — вздыхает Юнги и опускает глаза. — Безумно жаль. Эта война сломала многих.

—Решать проблемы на площадке было куда проще. Но есть что-то, что игрой уже не решишь.

— Разве есть, что еще решать? — хмурит брови Юнги. — У вас же нейтралитет с Китоном.

— Ага, — сухо отзывается Хосок, не глядя парню в глаза, и кивает на кольцо. — Бросай, кэп. Я хочу релаксировать, а не прошлое вспоминать.

И Юнги бросает, больше не поднимая тему прошлого Бабилона и нынешних отношений с Китоном. Мяч попадает точно в цель, и Хосок, как ни в чем не бывало, громко аплодирует. Юнги улыбается и загорается продолжать, вдохновленный удачным броском.

Юнги не знает, о чем на самом деле думает Хосок, но его реакция довольно очевидна — он вспоминает о прошлом с теплом, несмотря на вечное соперничество со стилерами. Юнги хотелось бы думать, что Хосок жалеет о том, что прошлое утрачено. Пусть и враждовали, но действительно могли решать все на площадке, не проливая крови. Неважно, что сейчас каждый район имеет успех, жаль то, что утратились те взаимоотношения и тот огонек азарта между ними, который делал их единым целым в этом вечном соперничестве, что восхищало тех, кто за ним наблюдал, до тех пор, пока вместо мяча в руке не оказалось оружие.

***

Каи с ума сходит из-за отмены, но никак не может прийти в себя. Он с тяжким трудом ходит на учебу, а на тренировках врет, что у него что-нибудь болит, и не играет, потому что если выйдет на площадку — просто развалится.

Он сидит на полу в центре своей комнаты и играет в игру, где рубит противников налево и направо, но легче не становится. Лишь хуже. От игры его начинает мутить, и он бежит в туалет. Выблевав одну только желчь, он закрывает крышку унитаза и садится на нее, снова роясь в контактах и обзванивая каждого, кто мог бы помочь, но ни от кого нет ответа — по всем фронтам в черных списках, и есть подозрения, чьих рук дело это могло бы быть. Каи возвращается в комнату, бросает телефон на кровать, а сам садится на полу у изножья, откинув голову назад. В полной тишине звук вибрации, оповещающей о сообщении, кажется слишком громким. Каи подскакивает, в нем тут же просыпается надежда, что кто-то все-таки сжалился над ним, и залезает на кровать, хватаясь за телефон. На экране сообщение, отправленное с неизвестного номера.

«Хей, Каи. Слышал, ты в черных списках у ребят. Я могу помочь»

— В черных списках, — хмыкает Каи и открывает сообщение, убеждаясь в своих предположениях.

«Кто это?»

«Твой горячо любимый Янг:)»

— Ублюдок, — стискивает зубы Каи. Не раздумывая, он собирается заблокировать контакт, но останавливается, перечитав первое сообщение от Майлза.

«Как ты мне поможешь?» — спрашивает он, перевернувшись на спину и подняв над головой телефон.

«Колес подкину. Порошка на руках нет, но хоть так тебе полегче будет»

Каи резко присаживается. Глаза, уставившиеся на дисплей, начинают блестеть и оживать.

«Откуда ты знаешь, что со мной?»

«Нетрудно догадаться, учитывая, что ты потерял связь с пацанами. Что ты такое натворил, что они тебя все дружно шлют нахрен?»

У Каи тот же вопрос.

«Когда отдашь?» — задает он более важный сейчас.

«Если ты в состоянии, то приходи сейчас к площадке, где мы кварталами играли»

«Не наеби меня. Убью»

«Я помочь хочу, кретин»

***

Каи приходит в назначенное место и выдыхает, когда видит Майлза, который сидит на одной из трибун, поставив на нее согнутые колени, и курит, задумчиво разглядывая утекающий вверх дым. Вроде бы нет подвоха: ни машин Амарона, ни их ребят. Янг совершенно один. Каи максимально отодвинул в сознании воспоминание о том, что между ними случилось в той раздевалке. Он редко это вспоминает, а когда и думает, сразу же себя старается на что-то отвлечь. Это было огромнейшей ошибкой, и Каи остается надеяться, что Майлз не станет ему это припоминать, если жизнь дорога. Это подобие близости не несло в себе ничего. Только лютую ненависть.

Завидев Каи, спрятавшего голову под капюшоном, Майлз улыбается, расставляет ноги по бокам от скамьи и хлопает перед собой. Каи подходит с руками в карманах худи и встает напротив.

— Гони.

— Блять, тебе совсем херово, — хмурится Майлз, разглядывая его даже в тусклом свете заметно бледное лицо. — Садись, не стой, и так еле живой.

Каи не в том положении, чтобы противиться, поэтому садится перед ним, скопировав позу парня.

— Послушный, когда тебе это надо, — усмехается Майлз.

— Не беси меня лучше, — тихим бесцветным голосом говорит Каи и, вытащив руку из кармана, протягивает ее к Майлзу.

— У меня немного, — Майлз копошится в кармане бомбера и вытаскивает маленький прозрачный пакетик с белыми таблетками. У Каи глаза округляются. — Не жри сразу все, — предупреждает Янг и кладет пакетик на ладонь Чона, на секунду сжимает ее, и когда Каи свою руку, сжав в кулак, выдирает, сухо усмехается. — Послушай, — зовет Майлз, наблюдая, как Каи спешно и судорожно открывает пакетик и высыпает на руку пару таблеток. — Одну, Каи, не борщи.

— Тебя спросить забыл, — злится Каи и закидывает одну таблетку в рот, все-таки послушав и не глотая сразу все. Кто знает, сколько ему придется растягивать то, что у него на руках. А на руках всего четыре таблетки.

— Пора слезать, ты так и подохнуть можешь.

— Это мне ты говоришь? — говорит Каи уже более оживленным голосом, чувствуя себя заметно лучше.

— Я тяжелеком, как ты, практически не балуюсь. Так, по мелочи, типа этого, — Янг кивает на пакетик в руке Каи. — Переходи на такое и снижай дозу, чтобы легче было.

— Тебя волновать не должно, я сам разберусь, — Каи прячет пакетик в кармане и собирается встать, но Майлз хватает за локоть и, крепко держа, не дает ему двинуться. — Чего тебе, нахрен, надо, Майлз? — цедит сквозь стиснутые зубы Каи.

— Я тебя тут от страданий спасаю, а ты даже «спасибо» не скажешь? — мягко улыбается Майлз, склонив голову к плечу.

— Спасибо, — выдавливает Каи и поднимается, но Майлз снова тянет его на скамью, взяв за рукав худи.

— Посиди со мной немного, не будь мудаком.

— Я не представляю, зачем тебе это, но ладно, — сдается Чон и садится обратно. — С чего вообще такие жертвы?

— Если бы я знал, я бы ответил, — пожимает плечами Майлз и закуривает новую сигарету. — Помнишь, как мы рубились тут раньше? — спрашивает он, повернув голову к площадке, оставшейся на нейтральной территории. — Согласись, что соревноваться кварталами было круче, чем в универе.

— Есть такое, — коротко кивает Каи, разглядывая площадку. — Уделывать вас было охуенно.

— Да ладно, — усмехается Майлз. — Мороженщики не отставали.

— В затылок вы дышали, — пожимает плечами Каи.

— Чувствую, война начнется снова, — задумчиво говорит Майлз, стряхнув пепел на землю.

— Ты что-то знаешь, — сверлит его взглядом Чон.

— Я думал, это все чувствуют, — Майлз переводит взгляд на парня. — Надеюсь, ты не подохнешь, если это случится.

— Мечтай, — хмыкает Каи. — Ты вообще чего здесь забыл? Ты же должен крутиться возле Хосока.

— Я свободный человек, Каи. Решил выйти на прогулку, прикинь? Правда не знаю, когда в следующий раз смогу тебе подкинуть колес, — Майлз делает затяжку и выпускает дым в сторону.

— Ясно, — отводит взгляд в сторону Каи.

— Номер мой сохрани.

— У пацанов узнал?

— Ага.

— Мне идти надо, — немного помолчав, наконец говорит Каи.

— Ладно, не держу, — пожимает плечами Майлз. Каи встает. — Слезай, Чон. Дурь — хуйня. Мы ее толкаем, и каждый сам выбирает — разрушать себя или нет, меня это не ебет обычно, но я не хочу, чтобы ты рушил себя. Твоим братьям будет тяжело, если спалят.

— Я пока не нашел силы этого сделать, — оборачивается уже собирающийся уходить Каи. — Я слабак, окей?

— Да нихуя, — мотает головой Майлз, коротко улыбнувшись. — Я же знаю тебя.

— Пока, — бросает Каи и шагает по центру площадки.

— Пока, Каи, — тихо говорит Янг и тоже встает, идя в противоположную сторону.

***

Бредя по улице в полночь, Каи ни о чем не думает. К нему пришло опустошение, и он чувствует, что нужно закинуть еще таблетку, потому что это, в отличие от порошка, просто пустышка, но и на том спасибо. Непонятно, чем Майлз руководствовался, но Каи все равно благодарен. Он рискует, не думая о завтрашнем дне, и на ходу закидывает в рот еще одну таблетку.

Мимо проезжают редкие машины, но тут сзади слышится знакомый рев несущейся на скорости бмв. Каи даже не реагирует, идет вперед, опустив голову. Бмв пролетает мимо, но в пятидесяти метрах от Каи притормаживает и дает заднюю.

Каи поднимает голову и видит бмв Дино.

— Твою мать, — вздыхает он. План бегства даже не приходит в голову, он понимает, что бежать бессмысленно. Да и куда он убежит?

Автомобиль останавливается возле идущего по тротуару Каи, окно с пассажирской стороны опускается, и Каи снова видит пустой взгляд Дино.

— Гуляешь?

— Как видишь, — сухо отзывается Каи.

— Садись, подкину.

— Я же гуляю, — закатывает глаза младший.

— В твоем состоянии гулять, еще и в такое время, не стоит. Сядь, Каи, — требует Дино.

— Пиздец, — Каи распахивает дверцу и садится, скрестив руки на груди. Дино молча трогается и поглядывает на парня. — Ехал бы по своим делам, чего пристал?

— И делам время найдется, — спокойно отвечает Дино. Дело у него было одно — найти этого мелкого идиота, но озвучивать это ни к чему.

Каи отворачивается к окну и поджимает губы. Как же жаль, что теперь возле Дино Каи постоянно напряжен, но Мун сам к этому пришел.

— Где достал? — вдруг задает Дино вопрос, от которого Каи теряется.

— О чем ты?

— Я знаю любое твое состояние, — хмыкает Дино. — Не держи меня за придурка.

— Не всех моих корешей ты отогнал от меня, — укоризненно смотрит на старшего Каи.

— Мне придется переходить к плану Б, — давит на газ Дино, которого распирает от злости, но виду он не подает.

— К какому еще плану? — вскидывает бровь младший.

— Дышать тебе не позволю без себя, — поворачивает к нему голову Дино. — И шагу ступить не дам. Возненавидишь меня — плевать. Чонгук не будет страдать из-за тебя. Я этому не дам случиться.

— А ты страдаешь? — внимательно смотрит на него Каи.

«Я потерплю», — мысленно отвечает Дино.

— Не имеет значения, страдаю я или нет.

— Надо же, — сухо усмехается Каи.

До дома они доезжают в молчании, и каждый в своих мыслях. Дино тяжело что-то говорить без злости, а Каи боится, что снова ударится о его жесткие слова, которые может получить в ответ.

Заглушив мотор, Дино ждет, когда Каи выйдет, но тот, открыв дверь, задерживается, не торопясь выходить из машины. Все-таки он решается заговорить.

— Ты презираешь меня, потому что я нариком стал, не разговаривал со мной, вел себя, как чужой мне человек, а теперь что стало?

— Я давал тебе шанс справиться, Чонгуку ничего не говорил, чтобы ты успел прийти в себя. Я оградил тебя, но ты не пытаешься что-то менять, и потому теперь мне придется обходиться с тобой еще более жестко.

— Жестче, чем твоя дистанция, уже не будет, — поджимает дрогнувшие губы Каи.

— Значит, справишься.

Каи собирается выйти из машины, но кто-то снаружи вытаскивает его из нее, как мешок. Каи не успевает ничего понять, как видит перед собой перекошенное яростью лицо Чонгука. Тот хватает его за грудки и больно прибивает спиной к машине.

— В наркоманы подался? — не своим голосом рычит брат, у которого капилляры на глазах начинают лопаться от охватившего его бешенства.

Дино выскакивает из машины, обходит ее и пытается оттащить Чонгука от Каи, но тот грубо стряхивает его руку.

— Отойди, — предупреждает он и смотрит в испуганные глаза брата. — Я тебя убью, — говорит он и бьет младшего в нос.

— Чонгук, тормози, — Дино снова хватает его за руку, но Чон будто железный стал, настолько крепкий от напряжения.

— Я вас обоих убью, нахуй, — Чонгук не дает Каи опомниться и, схватив его за капюшон, волочет за собой к дому.

— Чонгук, — громче и тверже зовет его Дино, шагающий следом, но тот не слышит, не реагирует.

— Пусти, Чонгук, — просит Каи, у которого на кроссовки капает кровь из носа. — Я все объясню! Пожалуйста!

Чонгук ничего не слышит. Он заталкивает Каи в квартиру, волочет к баскетбольной площадке и, грубо швырнув его на паркет, подходит к корзине с мячами. Дино собирается подорваться к Каи, но Чонгук его останавливает, вытащив пистолет из-за пояса.

— Только подойди к нему, — предупреждает он.

— Да плевать мне, — рычит Дино.

— Чонгук, не надо! — в ужасе округляются глаза Каи, когда он видит пистолет, направленный на Муна.

Каи лежит на полу, пытается встать, у него глаза уже в слезах, и ему страшно по-настоящему, кажется, впервые настолько сильно. Он готовился к такому, но все равно не смог приготовиться к реальности, где брат будет настолько в бешенстве, что даже на своего друга оружие направит.

— Давай поговорим, Чонгук, — старается звучать спокойно Дино, медленно двигаясь к Каи.

— Отойди. От. Него, — цедит старший Чон. — Стой и наблюдай. Ты же молчал и наблюдал, как я вам обоим доверял и даже подумать не мог о таком дерьме.

— Я тебя прошу, Чонгук, не трогай его, — просит Дино. Он знает, что Чонгук не выстрелит ни в кого из них, но он сейчас в таком состоянии, что всякое может случиться.

Чонгук выплевывает ругательства, возвращает пистолет на место, берет мяч и запускает в Каи. Тот бьется о его грудь, Каи поджимает дрожащие губы и не пытается прикрыться, когда в него летит второй мяч и попадает в голову.

— Выбьем из тебя дерьмо, Каи? — Чонгук берет третий мяч и, не скупясь на силу замаха, снова бросает в брата. — Сиди и не дергайся, мелкий ублюдок. А ты смотри, Дино. Попытаешься его защищать, и я обоих вас здесь сожгу.

— Ты ему мозги вышибешь, блять, Чонгук, — цедит Дино и осторожно приближается к Чонгуку.

— Я все думал, что мне кажется. Вечно ему хуево, вечно с ним что-то не то, и ты вечно придумываешь какие-то ебаные причины, — нервно посмеивается Чонгук и бросает в Каи очередной мяч, целясь точно в голову. Пусть это хоть как-то ему поможет прийти в себя. — И тот тупой проигрыш. Ты долбанным наркоманом заделался, оказывается. Стоило мне немного отвлечься от тебя, и ты решил идти в разнос, — Чонгук все больше заводится, вспоминая все и принимая мысль, что брат употребляет. — Так хотелось сдохнуть, попросил бы в тебя пулю пустить, сукин сын, — Чонгук подходит и встает над Каи, у которого уже сознание теряется.

Чонгук бьет очень мощно и очень четко. Каи лежит на полу, свернувшись клубком, и переводит туманный взгляд на брата, нависшего над ним с очередным мячом. Этот удар будет последним, после которого сознание точно покинет Каи.

— Мне мерзко от тебя. Меня тошнит, смотря на тебя. Позорище, — Чонгук замахивается, чтобы нанести еще один удар, но Дино отталкивает его. Мяч выпадает из руки Чона, но он не теряется, резко поворачивается и, сжав кулак, идет на Дино. Тот стискивает челюсти, сжимает кулаки и готовится драться с братом. Хорошо, что отвлек его на себя. Пусть изобьет до полусмерти, но Каи больше не трогает.

— Приди в себя, Чонгук, не так решаются проблемы, — твердо говорит Дино, все еще надеясь, что Чон немного остынет.

— Ты заодно с ним, да? — Чонгук нападает, но Дино уворачивается, не собираясь бить без надобности. Чон делает резкий выпад и бьет Муна в челюсть. Тот стискивает зубы от пронзившей боли. — Вы оба — конченные ублюдки, — Чонгук снова бьет и разворачивается, собираясь продолжить с Каи, но Дино нападает сзади и, крепко сцепив руки на его груди, оттаскивает к выходу. — Пусти меня! — рычит Чонгук и пытается вырваться. Дино повыше и немного крупнее, но это не останавливает. Чонгук вырывается из его рук, поворачивается к нему и, грубо пихнув в плечо, шагает к выходу сам. — Хорошо. Отлично. Идите нахуй оба. Убери его с глаз моих, не то точно застрелю.

Громко хлопнув дверью, Чонгук уходит. Дино понимает, что ему стоит огромных трудов держать себя под контролем, чтобы не добить Каи, хотя он оказался близок к этому. У Каи все лицо красное от ударов. Дино сразу же подлетает к нему и поворачивает его голову к себе. Каи еле-еле открытыми и блестящими от слез глазами смотрит на него.

— Блять, — рычит Дино, подхватывает его на руки и несет в комнату. Закрыв дверь, он укладывает его на кровать, снимает с него худи, и из кармана выпадает маленький пакетик. Дино немедленно смывает таблетки в раковину и приносит холодные мокрые полотенца, укладывает их на голове Каи, а пакет со льдом к его носу, и садится рядом, с волнением разглядывая парня, находящегося на грани потери сознания.

— Заслужил, — с трудом шевеля губами, говорит Каи, не открывая глаз.

— Заслужил, — поджимает губы Дино. — Может, хоть теперь поймешь, что творишь.

— Он хотел убить тебя.

— Не убил бы. Он просто зол. Очень сильно зол, — вздыхает Дино. — Открой глаза.

Каи медленно поднимает веки и видит перед лицом ладонь Дино.

— Сколько пальцев?

— Три, — бурчит Каи и снова закрывает глаза. — Он не вышиб мне мозги, хоть и хотел. Не надо было его останавливать, Ди. И тебе досталось.

— Я позволил ему это. Чонгук должен успокоиться. Надо поговорить, когда он будет в состоянии. А тебе надо наконец хорошо подумать обо всем, но не сегодня.

— Ты не оставил меня, — тише говорит Каи и сглатывает.

— Как ты мог подумать, что оставлю? — тоскливо улыбается Дино. — Я тебя никогда не оставлю.

— Останься со мной. Пожалуйста, Ди. Он может вернуться. Он смотрел на меня, как на отца. Чонгук его ненавидел всем сердцем, — с мольбой шепчет Каи, хмуря брови.

— Спи спокойно, — Дино ложится рядом и смотрит на лицо, которое не может расслабиться. На нем застыло отражение внутренней боли.

Им всем нужно поговорить. Наступил тот момент, который он так оттягивал в вере, что Чонгук так ничего и не узнает, когда Каи придет в норму, но Дино уже не знает, что дальше ждать от Чонгука. Он надеется, что тот больше не будет рваться прибить своего брата. Дино не говорит Каи, что все будет хорошо, потому что все трудности впереди. Ему наконец придется открыть душу.

***

Чонгука немного отпускает только тогда, когда на спидометре стрелка добирается до двухсот на длинной дороге, ведущей в Йеригон. Он не едет никуда конкретно, он просто хочет дать своей испепеляющей все вокруг злости поутихнуть. В голове не укладывается все и сразу. Чонгук злится на себя не меньше, чем на брата. Столько упустил, когда все было перед самым носом, что хочется лишь нервно рассмеяться. Пока брат разрушал себя собственными руками, Чонгук был ни сном, ни духом, зато все знал Дино, из-за которого бешенства только прибавляется. Чонгука пожирают собственные мысли, а вместе с ними и совесть, внезапно проснувшаяся. О ней по отношению к брату Чонгук и позабыл. Настолько ушел в дела Китона, что брат ушел на второй план. Меньше времени вместе, почти никакого совместного времяпровождения, никаких разговоров, ничего вообще. Они отдалились, но видимость крепких братских отношений бросала пыль в глаза всем, и даже самому Чонгуку. Каи, которого он вырастил своими усилиями, ушел из-под контроля, потерял рассудок. И разочаровывает, и дико бесит, что брат прибегнул к тому, чтобы уходить от проблем таким позорным способом. Но, опять же: кто виноват?

Резко тормознув посреди пустой дороги, Чонгук разворачивается и едет обратно в Китон. Не к брату. Его он видеть сейчас не может. В глаза ему посмотреть точно не сможет, чтобы видеть там раскол и слабость, которую он допустил. Чонгук держит путь к своему месту успокоения — к старой церквушке, где все, что на душе, разгуливается по полной.

Тут, как и всегда, тихо, только эхо шагов по старым деревянным доскам разносится по пустому залу. Раньше была слышна перестрелка где-нибудь по Бабилону, а сейчас — гробовая тишина, и неизвестно, что от нее ждать. Хорошее ли это или предвестие большой волны разрушений, которая уже дышит в спину. Чонгук садится на втором ряду и вешает руки на спинку передней скамьи, отчужденно смотря на алтарь. Злость на брата покалываниями на кончиках пальцев остаточным явлением ощущается, не перестает о себе напоминать. В груди горит, но еще глубже Чонгук чувствует неприятный осадок, от которого не избавиться. По крайней мере, сейчас он с ним ничего сделать не может. Он смотрит вперед и прокручивает в голове их с Каи путь, начиная со смерти отца, ищет звоночек, зацепку, которая могла бы объяснить, в какой момент что-то пошло не так, и Каи взрастил в себе это, доведя до того, чтобы впоследствии справляться порошком. Чонгук был уверен, что делает все правильно. В жестоком мире воспитывал жестоким, сам втыкал в брата иглы, и в нем они росли, крепли, делали Каи сильным и неприкосновенным. Может быть, тогда Чонгук и ошибся, тогда и поступил неправильно. Он не слушал брата, сам тоже ничего не озвучивал, и каждый молча рос с тем, что оставило им тяжелое детство, ненавидя весь мир, полный несправедливости и нужде в вечной борьбе за место под солнцем. Чонгук не знает, на что грешить, но куда бы мысли его не уводили, приводят они его к самому себе. В отражении витражных окон он смотрит на свой силуэт и стискивает зубы.

Он ли тот корень проблемы, которая в Каи вместе с ним же росла?

***

Каи открывает глаза и видит перед собой Дино. Тот стоит у окна с чашкой кофе и, увидев, что младший зашевелился, поворачивает к нему голову. Он не улыбается, но глаза его тоже не холодны, как прежде. Каи приподнимается на локтях и внимательно смотрит на него, и с каждой секундой пробуждения он вспоминает больше о том, что случилось прошлым вечером.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает Дино и делает глоток теплого напитка.

— Меня будто переехали, — хриплым голосом отвечает Каи и медленно встает, чуть шипя от боли по всему телу. — Ты спал?

— Охранял тебя.

Каи не подает виду, но он удивлен. Дино всю ночь был рядом и глаз не сомкнул, переживая, что Чонгук может что-нибудь сделать с Каи. Он был рядом. Каи точно помнит, что Дино лег рядом, молча согревая и утешая. Каи прокручивает в голове эти ощущения, вызывающие трепет где-то внутри, и хочется вернуть эту ночь и то тепло, что успокаивало сон Каи, но от реальности не убежать теперь.

— Он не приходил? — спрашивает Каи, стаскивая с себя худи, в котором и уснул. Дино поворачивается и хмуро разглядывает белоснежное тело, на котором расцвели синяки от ударов мячом.Чонгук не щадил.

— Нет. Я писал ему, он послал меня, — хмыкает Дино.

— Из-за меня он и тебя возненавидел, — Каи смотрит на Дино провинившимся ребенком и поджимает губы, так и стоя с худи в руках. — Не надо было тебе защищать меня. Да и вообще: зачем? Ты же сам меня наказывал. Мог продолжить на пару с ним.

— Не мог.

— Жалость проснулась? Не надо жалеть меня, Ди. Даже не вздумай, — Каи швыряет худи на пол и, перешагнув через него, идет к ванной.

— Это не жалость, идиот. Жалеть тебя я точно не стану, — уставшим голосом говорит ему вслед Дино.

Вместо ответа Каи хлопает дверью. В душе он стоит около десяти минут, думает о том, что делать дальше, но не представляет, что ждать от следующего столкновения с Чонгуком. Наверное, нужно позволить ему доделать то, что он хотел, чтобы брат наконец успокоился, а Каи получил свое заслуженное наказание. Чонгук не успокоится так скоро, Каи уверен.

Переодевшись и запихав форму в рюкзак, он выходит в гостиную, куда вышел и Дино.

— В универ? — спрашивает он, встав с дивана. — Ты уверен, что нужно идти сейчас?

— Тренировка в Йеригоне, нельзя пропустить, — Каи надевает наушники и идет к выходу.

— Я отвезу.

До Йеригона они едут молча, потому что Каи предпочел всю дорогу слушать музыку. Ему все еще страшно говорить с Дино, страшно вновь услышать что-то, что причинит боль, так лучше заглушить его. Однако и Мун не начинает разговор, погруженный в свои думы о последних событиях. Он все понимает, не дергает больше, и за это Каи ему благодарен.

— Напишешь, как закончишь, и я заберу тебя, — говорит Дино, когда они подъезжают.

— Дальше я сам. Спасибо, — Каи закрывает дверь и шагает к зданию.

Дино провожает его взглядом до самых дверей и уезжает выяснять, где Чонгук.

***

Удары мяча о лакированный паркет начинают действовать на нервы. Каи будто бы чувствует их удары на себе, как вчера, когда Чонгук на него обрушил свою ярость. Он морщится, закрывает глаза, трет виски, пытается не думать о вчерашнем, но каждый новый удар его возвращает во вчера. Каи кое-как доживает до конца бесконечной тренировки, на которую, если откровенно, не хотел ехать, но лучше так, чем дома, где он был бы как на иголках и еще больше тонул в себе. Хреново лишь, что тренировка проходит в йеригонском университете, который тоже никаких приятных воспоминаний в себе не несет. Эта раздевалка, в которую в этот раз он забежал самым первым, напоминает о расколе души и о его жалком отчаянии. Каи быстро закидывает форму в рюкзак и вылетает, не дожидаясь Алена. Он быстро пишет ему, что пошел погулять в одиночестве и вернется в Китон один, чтобы Ален не доставал или, того хуже, не начал сразу бить тревогу братьям, и спешно покидает чужой университет.

Каи никого видеть не хочет. Он вообще удивлен, что смог себя собрать и куда-то пойти. После вчерашнего он никак не придет в себя, до конца не осознает, что Чонгук все знает, а Дино снова оказался рядом. Мир перевернулся, и он оказался к этому не готовым. Каи точно знает, куда идти. Он доходит до ближайшего паба и заказывает себе крепкое пиво. О другом он думать не смеет. Боль от ударов мячом не забывается, как и вечное разочарование в глазах Дино и теперь еще Чонгука. Каи сдается снова и снова, предав свои громкие заявления о непобедимости, о бесконечной силе, которую в нем воспитал брат. Сейчас он только и делает, что лажает. А Чонгук... Чонгук сделал все так, как от него и ожидалось. Не стал копаться и разбираться и просто выплюнул свою ненависть. Да, действенно, но не спасательно. Каи лишь еще большим дерьмом себя ощущает. Держит его от полного падения только это «я буду рядом», сказанное вчера Дино.

Каи пьет второй стакан, голова начинает идти кругом. Он надеялся на забытье, но лишь больше грузится и сжирает себя. После пятого он еле встает со своего места, доползает до уборной, чтобы отлить, и вываливается из паба, встретившись с кусачим вечерним холодом. Телефон он намеренно поставил на беззвучный, чтобы никто не звонил. Ему нужно привести мысли в кучу, однако и это кажется слишком сложной задачей. Каи натягивает на голову болотного цвета бини и закуривает, двинувшись вдоль дороги в сторону Китона. Естественно, он не дотопает туда в таком состоянии, потому что пешком это даже в трезвом уме не всегда легко, но он не думает о конечной. Он просто бредет, не зная куда, и курит, вдыхая холодный воздух и отпуская неугомонные мысли в свободный полет.

Телефон вибрирует уже полминуты. Каи хотел бы игнорировать, но его назойливость начинает раздражать. Он достает его из кармана и, глубоко вздохнув, все-таки принимает звонок.

— Ты закончил? Забрать тебя хочу, — сразу же говорит Дино, которого стало непривычно слышать в таком не отчужденном тоне.

— Не надо, — Каи очень старается контролировать свой заплетающийся язык и звучать четко, трезво, чтобы не вызывать новые проблемы. — Я пройтись хочу. Не переживай, дурь искать не собираюсь. Из-за Чонгука меня уже даже будто и не ломает.

— Я пытался поговорить с ним, но он скидывает мои звонки, — с тоской в голосе говорит Дино. — И не видно его нигде.

— Ален сказал, что он рейды по Китону устраивает с ребятами, наркоту ищет, — сухо усмехается Каи. — Я думал, ты в курсе.

— Блять, он никому из нас ничего не сказал, — вздыхает Мун. — Послушал бы меня, узнал бы, что я уже почистил твои источники. Даже вне Китона.

— Я знал, что это ты.

— А ты искал, — хмыкает Дино. — А вчера где нашел?

— Нигде, это была одноразовая акция, — шмыгает Каи покрасневшим от холода носом.

— Ты по улице идешь? — прислушивается Дино. — Я приеду за тобой.

— Нет, Ди. Хочу проветриться, воздухом надышаться перед тем, как Чонгук меня задушит.

— Не неси бред. Он остынет.

— Я все равно хочу побыть один. Давай, — Каи завершает звонок и шагает дальше.

***

— Я вспомнила наш первый курс, — хихикает ведущая машину Наоми. Девушка навеселе, она выпила не так много, но все равно решила сесть за руль и отвезти их с Тэхеном домой. Тэхен делает музыку чуть громче и пританцовывает на месте, Наоми подпевает и барабанит пальцами по рулю.

Они едут с универа так поздно, потому что были вынуждены задержаться из-за подготовки к предстоящему мероприятию в честь его годовщины. По пути они пропустили по коктейлю, и уставшие, но довольные возвращаются в Амарон.

— Зато теперь мы руководим малолетками, — подмигивает Тэхен. — Почти все за нас сделали.

— Мы никогда не были какими-то супер ответственными, не пойму, зачем нас в это ввязал профессор, — цокает девушка. — В любом случае, оторвемся потом.

— Это точно, — кивает Тэхен и отводит взгляд к окну, наслаждаясь дорогой. Как же все вокруг прекрасно, когда освещено огнями.

— Ну что там у тебя? С утра никак не было времени спросить, — интересуется вдруг Наоми, сделав музыку потише.

— Ты о чем? — хмурится Тэхен.

— Да о Чонгуке. Ничего нового не было?

— Да нет. Он иногда пишет. Спрашивает, все ли хорошо. Ничего более, — пожимает плечами Тэхен. И не признает, что всегда ждет его сообщений. Он переименовал Чонгука, скрыл уведомления о его сообщениях, чтобы не спалиться, и пусть чувствует себя из-за этого скверно и по отношению к Чонгуку, и по отношению к Ллойду, все равно ждет, что Чонгук даст о себе знать. А он никогда не забывает и всегда незримо где-то рядом.

— Какой же он заботник, — хмыкает Наоми. — Все не могу принять тот факт, что он так по-идиотски потерял тебя.

— Уже об этом нет смысла говорить, — мотает головой Тэхен.

— Я понимаю, но, блять...

— Притормози, — обрывает девушку Тэхен, с прищуром смотря на одиноко сидящую на бордюре у дороги фигурку.

— Зачем? Кто там? — хмурится Наоми, но вместо того, чтобы остановиться, лишь немного замедляется.

— Кажется, это Каи, — Тэхен приглядывается. Парнишка сидит, сунув руки в карманы куртки, и мнет сигарету меж губ, пустым взглядом разглядывая ночное небо. — Останови, Нао.

— Сбрендил? — хмыкает Наоми, недовольно уставившись на Тэхена. — Да этот мелкий — ходячая проблема. Нам этого не нужно. Позвони Чонгуку, пусть приедет за ним, и все. Это не наше дело.

— Нао, бредишь ты, — бросает на нее укоризненный взгляд Тэхен. — А если ему плохо? А вдруг подрался? Ему нужно помочь.

— Блять, Тэхен, — шумно вздыхает девушка и прижимается к обочине неподалеку от Каи. — Я прослежу, и если что — вызову копов.

— Ну точно бред, — Тэхен выходит из машины и шагает обратно в сторону парня. — Эй, Каи, — осторожно зовет Тэхен, остановившись в метре от него. Тот даже не реагирует. — Каи, слышишь меня? — чуть громче зовет Тэхен и делает к нему шаг.

Каи медленно поворачивает к нему голову и вдруг криво улыбается, вынув сигарету.

— Вау, яблоко раздора, — усмехается он и снова глубоко затягивается. — Чего надо?

— У тебя все хорошо? — спрашивает Тэхен, пропустив мимо ушей ироничное обращение.

— А что, не видно? У меня все заебись, — пожимает плечами младший. — Я праздную победу.

— Какую? — вскидывает брови Тэхен.

— Разочарование года — моя медаль, — пьяно посмеивается Каи.

— Почему разочарование? — Тэхен осторожно присаживается рядом, Наоми высовывается из окна наполовину и внимательно бдит, готовая выскочить и выбить мелкому зубы, если он их покажет Тэхену.

— Мой брат терпеть меня не может. И правильно делает, в принципе, — задумчиво щурится Каи.

Тэхен быстро достает телефон и, держа его у бедра, печатает Наоми сообщение: «Нао, езжай, поговорю с ним и отправлю домой. Все хорошо».

— Что между вами случилось? — спрашивает Тэхен уже парня, не надеясь, что Каи так просто выложит ему правду, но тот удивляет. Наверное, выпил он достаточно, чтобы язык развязался.

— Я пришел к тому, что он яростно отвергает, — Каи зажимает указательным пальцем одну ноздрю и шумно вдыхает воздух другой, затем смотрит на Тэхена и замечает его осознание в голубых глазах.

— Ох, Каи... — Тэхен прикрывает глаза и коротко мотает головой. Можно представить, как Чонгук взбесился, узнав об этом, и правильно сделал. — Почему?

— Скучно стало, — пожимает плечами Каи. — Пока он думал только о тебе одном, он забыл, что у него есть брат.

— Понятно, почему ты меня ненавидишь, — прикусывает губу Тэхен. Он бросает взгляд на машину Наоми, которая уезжать и не думает.

— Я остался один. Ваша гребаная война забрала у меня братьев.

— Знал бы ты, как я это все ненавижу, — Тэхен забирает из пальцев почти докуренную сигарету Каи и делает последнюю затяжку. — Я стал поводом, но у их ненависти друг к другу источник другой. Одержимое соперничество не доводит до хорошего.

— Твой брат это начал. Мой подхватил, — понуро отвечает Каи.

— Это точно, — тоскливо усмехается Тэхен. — Ты говорил с Чонгуком? Он вообще видит, что с тобой?

— Не заметил бы, если бы не услышал то, что не должен был, — коротко мотает головой Каи. — Слушать меня и не думал.

— Тебе нужно поговорить с ним, Каи, — Тэхен поворачивается к нему лицом. Каи тихо шепчет «нет». Тэхен накрывает его предплечье рукой и слегка сжимает. — Нужно. Недомолвки с дорогими нам людьми разрушают единство. Кто-то должен начать, кто-то должен пресечь. И если не ты, то неизвестно, когда он сам к этому придет. Я мог бы подтолкнуть его, но мы не...

— Все мы знаем, что вы с ним общаетесь, — бормочет Каи. — Он спалился, когда писал тебе.

— Блять, — закатывает глаза Тэхен.

— Не лезь. Я не хочу, чтобы ты что-то ему говорил. Чтобы я еще большим ничтожеством выглядел в его глазах? Нет уж.

— Тем более. Тогда сделай это сам. Выскажи ему все, что думаешь. Дай ему знать, что ты чувствуешь. Возможно, тогда он откроется в ответ.

— Скорее, Хосок с ним на мировую пойдет, чем Чонгук откроется в ответ, — хмыкает Каи. — Но я злюсь. Безумно. Меня это убивает.

— Будь мудрее него. Неважно, что ты младший. Моему брату порой тоже нужно давать направление, сам он не всегда может прийти к нужному, — Тэхен вешает руки на колени и внимательно смотрит на парня.

Каи молчит около минуты, Тэхен видит, что он борется с собой, спорит отчаянно и ожесточенно, и не влезает. Каи шумно выдыхает и коротко кивает.

— Ладно, — наконец выдает он. — Но я все равно тебя не люблю.

— Это не страшно. Наладь с братом отношения, пока это возможно, — Тэхен слегка улыбается, встает и протягивает младшему руку, встав напротив него.

Каи нехотя берется за его ладонь и поднимается.

— Поехать с тобой в Китон? — спрашивает Тэхен, вызывая такси. Он уверен, что ни Каи, ни Наоми друг с другом не захотят быть в одной машине.

— Что? Нет конечно, — закатывает глаза Каи, стоя с засунутыми в карманы куртки руками и смотря на проезжающие мимо машины. — Ты не нянька моя. Да и я в норме уже. Протрезвел, пока с тобой говорил.

— Ну ладно, — не спорит Тэхен.

— Спасибо, — выдавливает Каи, не глядя на старшего.

— За что? — хмурится Тэхен.

— Не знаю, зачем я тебе это все сказал.

— Возможно, мы понимаем друг друга. У нас братья не сахар.

— Возможно, именно поэтому, — пожимает плечами Каи.

Машина подъезжает спустя пару минут. Каи садится, но поднимает взгляд на Тэхена, не торопясь закрывать дверцу.

— Не давай Чонгуку ложные надежды.

— Удачи тебе с братом, — слабо улыбнувшись, отвечает Тэхен и закрывает ему дверь. Машина уезжает, а Тэхен возвращается к Наоми.

— Ну, что с ним? — заводит машину Наоми.

— Небольшие проблемы, но он справится, — говорит Тэхен и делает музыку громче. Наоми он точно не будет рассказывать детали чужих отношений. Это и Тэхена не касалось, но Каи открылся, доверился, но, наверное, он пожалеет об этом, когда протрезвеет. Тэхен не будет трепаться о том, что для него важно. К счастью, Наоми тоже не достает с вопросами и просто подпевает песне.

Пока они едут до Амарона, Тэхен все еще пребывает в шоке от разговора, который у них произошел с Каи. Это впервые, когда они разговаривают полноценно, еще и так искренне. В какой-то степени Тэхену приятно. Он смутно представлял себе, в чем проблема Каи и почему он такой злой в сравнении со своим братом, но теперь все встало на свои места. Каи просто ребенок, который рос лишь с братом, и тот не всегда мог дать ему всего себя. Давал материальное, но об обычных чувствах забывал. Каи одинокий. Каи просто ребенок, которому нет места там, где ведутся взрослые дела. Тэхен узнает себя и тоскливо улыбается. Сейчас он чувствует себя точно так же, однако он важен человеку, который забыл о том, кто важен ему. Тэхен надеется, что Чонгук выслушает своего брата и подарит ему тепло, которого тому так необходимо. А со своим братом Тэхен разберется позже. Сам он, к своему же стыду, сейчас не настолько смел, чтобы начинать этот разговор. Так пусть получится хоть у Каи.

***

Доехав до дома, Каи выкуривает еще одну сигарету на улице и только тогда заходит. Он сразу заметил машину Чонгука и понял, что тот уже дома. Каи, всю дорогу думавший о словах Тэхена, все-таки пришел к еще одному позорному проигрышу и решил промолчать. Духу не хватит нападать первым, Чонгук подавит еще в зародыше все рвущиеся из Каи слова и снова не даст ничего сказать. Правый будет только один, и это всегда старший брат. Пока Каи добирается до квартиры, он точно уверен в том, что не поднимет эту тему. Струсил, да и черт с ним. В последнее время ему не чуждо находиться в позиции того, кого нагнули. Он заранее опускается на колени, растеряв весь свой душок. Там, где дело касается брата, он и так колебался, едва-едва являл себя, а теперь подавно. Храбрившись, Каи заходит в квартиру с целью попасть сразу же в комнату. К несчастью, Чонгук сидит в гостиной и читает какие-то документы в папке.

— Привет, — еле слышно бросает Каи, быстро шагая в сторону комнаты, но Чонгук останавливает его.

— Где был? — спрашивает он, не глянув, таким голосом, что в теплой квартире холодно становится.

— Гулял после тренировки, — сухо отзывается Каи, застыв на месте и тоже на брата не смотря.

— Поэтому от тебя так несет, — сухо усмехается Чонгук.

Каи сломано улыбается.

— Пить тоже нельзя? — задает он гарантированный вопрос-взрыв, не подвластный своей злости.

Чонгук встает. У Каи сердце сжимается, но он не двигается. Брат громко бросает документы на столик и, обойдя диван, подходит, встав напротив.

— Ты ебанулся, да? — спрашивает он, больно ткнув брату пальцем в плечо. Каи слегка отшатывается и поджимает губы, готовый ко всему. — Что за дерьмо с тобой происходит?

— Тебя обычно не волнует, — Каи хочет дойти до своей комнаты, но Чонгук резко хватает его за локоть и дергает назад.

— Лучше же начать долбить дурь, чем своему брату рассказать о проблеме. Ты слабак, Каи. Я тебя точно не таким воспитывал.

— Тебе насрать на меня, Чонгук, — цедит Каи, надеясь, что голос не дрожит.

Чонгук огромными, полными ярости глазами смотрит на брата, резко прибивает его к стене и давит рукой на его грудь.

— Все, что я делаю — ради тебя. Всю свою жизнь я борюсь за тебя. Чтобы что? Чтобы в итоге ты пошел по наклонной? — рычит Чонгук. У Каи глаза блестеть начинают. — Так продолжай. Пусти насмарку все мои труды.

— Так ты об этом печешься, — сглотнув ком, хрипло произносит младший. — Жаль потраченное время! — Каи повышает голос и отталкивает от себя Чонгука. — Ну прости за это. Как и всегда, у тебя дохрена других важных дел и людей, которые точно оценят твои старания.

— Ты неблагодарный, — говорит Чонгук, понизив голос, и мотает головой.

— Нет, — отмахивается Каи. — Не в этом дело. Когда у нас не было ничего, у меня был брат. Сейчас его нет.

— Твою мать, — Чонгук вздыхает и сжимает кулаки. — На мне столько ответственности, что ты представить себе не можешь. Я думал, ты хоть немного это понимаешь. Все ждут меня. Эти люди надеются на меня, Каи. Я могу теперь тысячу раз жалеть о том, что стал для них таким человеком, но уже поздно. Спокойная жизнь сейчас роскошь для меня.

— Хочешь знать, почему я начал употреблять? — вскидывает брови Каи. Чонгук поджимает губы, молчит, готов слушать. — Потому что вы все погрязли в тупой войне и отгородили меня от всего. Я даже в дела влезать не смею. Я слишком мелкий или слишком слабый. Или даже слишком глупый! — повышает голос младший, не контролируя эмоции, нашедшие выход. — Мне было скучно. Мне было одиноко и тоскливо. Только с дурью я чувствовал себя во что-то вовлеченным и не отвергнутым. Я знаю все о твоей ответственности, но только это тебе и нужно. А еще Тэхен. Но точно не я.

— Я тобой рисковать не собираюсь. Когда там умирали парни, ты видел меня, видел, как я это переживал. А случись такое с тобой — я бы больше не был одним из людей, — голос Чонгука сохраняет нотки жесткости, но звучит уже спокойнее. Каждое слово брата бьет по нему, точно попадая в цель, задевая важное, вспарывая душу.

— Ты не пытаешься исправиться. Ты где-то далеко, — сглатывает Каи, всеми силами держась, чтобы не пустить слезы наружу. — У меня был Дино. Были Чимин и Намджун. Да даже Ален был. Они были и есть, пусть не всегда. А тебя не было и нет. Мне больше нечего сказать. Можешь продолжать обсирать меня и называть ничтожеством. Больше я не буду лезть из кожи вон, чтобы в чем-либо увидеть твое одобрение и привлечь твое такое недостижимое внимание.

— Каи...

— Ты не видел, как я распадался. Ты просто этого не заметил, — разводит руки в стороны Каи.

— Всю жизнь я думал, что все делаю правильно, — Чонгук опирается на спинку дивана и переваривает слова брата. — Забочусь о тебе, учу быть лучшим, быть сильным, даю все лучшее, что только могу, защищаю и ограждаю от войны как возможно. Оказывается, нет.

— Я не такой сильный, как ты. Но не презирай меня за это, пожалуйста, — тише говорит Каи. Пока не развалился тут перед братом, он, больше ничего не говоря, разворачивается и беспрепятственно уходит в комнату.

Чонгук крепче стискивает кулаки и думает о том, чтобы заехать себе по лицу, но и этого будет мало, чтобы выплеснуть на себя всю эту убивающую злость. В какой момент он потерял связь с братом? Когда образовалась эта дистанция, которую окутанный другими заботами Чонгук даже и не заметил? Каи прав в каждом своем слове, и Чонгук только сейчас понимает, что все, что говорил он сам — жалкие отговорки, потому что тот, кто чего-то хочет, ни перед чем не остановится и оправданий искать не будет. Каи прав — когда-то у них были лишь они. Как единое целое. Сейчас Чонгук потерял эту жизненно важную нить. Каи стал далеким, а нить по пути к нему запуталась множество раз. Прийти по ней к родному человеку будет непросто.

К счастью. Чонгук не идет следом. Ему нечем крыть, он сам это хорошо понимает. Каи сбрасывает куртку на пол и сворачивается клубочком посреди разворошенной постели. Крепко стиснув зубы, он впивается пальцами в свои колени и полными слез глазами смотрит вперед.

Как же это унизительно — требовать к себе тепла, когда оно должно быть по умолчанию. Такая малость, но и это не всем дано для понимания. Кричать и что-то требовать действительно постыдно, но это прихоть сердца, как деталь, которая ей необходима для функционирования, и тут ничего не поделать. Каи все-таки высказался, вывалил на брата свою боль, а что дальше будет — неизвестно. Наверное, лучше бы они подрались, разбили друг другу лица и успокоились. Слова никогда не были на первом месте в их семье, все решается действиями, и сейчас Каи не знает, чего ожидать и была ли в его словах хоть крупица силы, способной побудить к действиям. Однако Каи стало легче в какой-то малой степени. Он хотя бы открыл рот. Не без провокации Чонгука, но все-таки сделал это.

Не проходит и минуты, как Каи вдруг это утраченное тепло чувствует вновь. Он задерживает дыхание, боится двигаться, чтобы не потерять его, и больно прикусывает губу. Брат ложится сзади и обнимает руками, уткнувшись носом в лопатку младшего. Каи чувствует, как его сердце быстро бьется, готовое лопнуть. У него у самого сейчас так. Они готовы взорваться от переизбытка чувств, по большей части болезненных, но тоже нужных.

— Прости меня, Каи, — тихо говорит Чонгук возле уха. Каи еле слышно всхлипывает. — Я обесценил тебя. Прости меня за это.

Каи сглатывает ком, вдруг разворачивается лицом к Чонгуку и утыкается лицом в его плечо, не показывая ему своего лица.

Пусть по-детски — неважно. Каи не хватало этого. А сейчас ему будто бы и дышать легче становится. Это похоже на сон, потому что такого исхода Каи ждал меньше всего. Чонгук понял и услышал, самое главное — признал свои промахи и сам пришел, чтобы стереть между ними эту границу. Нить сама собой распутывалась, ведь тот, кто идет дорогой к цели, которую жаждет всем сердцем, преград перед собой не видит. И Чонгук дошел, а Каи принял.

Каи засыпает, так ничего больше и не сказав, но то, как он жмется к брату, само за себя все говорит. Чонгук накрывает его одеялом, поправляет перевернутый танк, лежащий на его тумбе, и тихо выходит из комнаты. В гостиной его уже ждет приехавший по просьбе Чонгука Дино. Мун сразу же подорвался, представляя в голове все худшее. Он и сам весь день Чонгука искал, но ни Чимин, ни Намджун не были в курсе, где он. И сейчас, когда он объявился с коротким сообщением, Дино сразу же приехал.

— Он спит? — спрашивает он, сразу же поднявшись с дивана, на котором ждал Чонгука. Выглядит он взволнованным и обеспокоенным, глаза в тревоге. Он бегло осматривает Чона на наличие ран и крови и немного успокаивается. Чонгук коротко кивает и, взяв со столика пачку сигарет и зажигалку, кивает на балкон.

— Выйдем.

Дино молча следует за другом, берет себе сигарету, Чонгук прикуривает ему и встает, опершись руками о перила.

— Вы не подрались? — спрашивает Дино, перебирая в пальцах сигарету.

— Впервые нет, — мотает головой Чонгук. — Видимо, мы взрослеем. Поначалу я хотел выбить из него все дерьмо. По итогу он выбил его из меня.

— О чем ты? — делает затяжку Дино.

— Мы поговорили. Он открыл мне глаза на то, какой я слепой идиот.

Дино молча слушает, смотря вдаль, а Чонгук исповедуется, озвучивая свой грех, совершенный по отношению к брату. Он медлит, делает паузы, много курит и много смотрит вдаль. Ему нелегко признавать свои ошибки, но он делает это и потому становится сильнее. Дино уважает его еще больше. Чонгука потрепало детство, и немудрено, что где-то он промахивается, но он продолжает себя корректировать, и это вызывает восхищение. Никто не подумал бы, что Чонгук, который в порыве бешенства может сделать очень больно и словом, и делом, вдруг осядет и признает свою неправоту.

— Мы все с этим конфликтом перепутали приоритеты, — наконец говорит Дино, когда Чонгук заканчивает. — В этом виноват не только ты, но и все мы. Я тоже злился на него, не мог найти в себе силы быть рядом и поддерживать так, как то было нужно, и теперь злюсь на себя. Он тоже сломлен, и он нашел выход в белой дряни. Об этом никто из нас не подумал.

Дальше Дино рассказывает то, что все это время наблюдал он, и по мере того, как он делится всем с Чонгуком, он понимает, что тоже был ослеплен злостью и разочарованием в Каи. Он игнорировал крик души и все сигналы, оповещающие о рискованности ситуации. Дино хотел исправить, искоренить, действуя вспыльчиво, по-варварски обрубая разом, и не понимал, что ведет этим к еще большему разрушению.

Порой лучше говорить, чем действовать молча.

— Есть еще время все исправить. Ты Каи остановил, друзей-торчков поубирал из его жизни, теперь надо контролировать его и лечить, если то будет нужно, — Чонгук стряхивает пепел вниз.

— Что будем делать? — спрашивает Дино, прислонившись спиной к перилам и скрестив руки на груди.

— Держаться рядом с ним. Давать поддержку, которую мы забыли ему давать, — сам своим же словам кивает Чон и вдруг поднимает глаза на друга. Между ними повисает короткое молчание, затем он говорит: — Прости, что направил на тебя вчера ствол. Я потерял над собой контроль.

— Я знаю, это ерунда, — Дино коротко улыбается и хлопает Чонгука по плечу. — Такую правду нелегко принять.

— Иногда мне кажется, что он с тобой больше брат, чем со мной, — усмехается Чонгук и снова затягивается.

— Это не так, — Дино разворачивается, облокачивается локтями о перила и чиркает зажигалкой.

— А как это тогда? — повернув к нему голову, Чонгук приподнимает бровь и пристально смотрит.

— Чимин звонит, — Дино достает из кармана джинсов вибрирующий телефон и отвечает на звонок, включив громкую связь, чтобы они с Чонгуком слышали друг друга.

— Эй, вы там что, тусовку без нас закатили? — возмущается в трубку Чимин, стоит Дино сказать, где он и с кем.

Чонгук с полуулыбкой слушает разговор друзей краем уха и задумчиво курит в предвкушении завтрашнего дня, когда они с Каи начнут все сначала.

В Бабилоне единство — главное оружие людей против любой борьбы, будь то полиция или внутренние конфликты. Здесь без единства не проживет тот, кто стремится к лучшему будущему, и плевать на него Чонгук хотел, если рядом с ним не будет его брата и друзей.

Он все исправит.