9. Всего один раз!
...Тишина. Только плед с оленями, тёплый свет, и дыхание двоих.
Аластор сидел на полу, прислонившись к дивану, а Люцифер — рядом, почти вплотную. Их колени соприкасались, но никто не шевелился.
В комнате пахло мандариновым чаем и дождём, за окнами шёл ливень.
— У тебя дрожат руки, — шепнул Аластор, не отводя взгляда.
— У тебя — голос, — ответил Люцифер так тихо, что губы едва пошевелились.
Пауза. Долгая, будто вечность.
Аластор медленно поднял руку, кончиками пальцев коснувшись ключицы Люцифера. Прочертил по коже вверх, к шее, задержался за ухом. Люцифер вздохнул — не от холода. От близости.
— Ты всё ещё боишься? — спросил Аластор.
— Если ты рядом — нет.
Люцифер склонился ближе, и их лбы соприкоснулись. Ни один из них не спешил. Это был не поцелуй. Это было больше.
Признание.
Их лбы всё ещё соприкасались, дыхание смешивалось, и в этом молчании было слишком много несказанного. Люцифер приоткрыл глаза — и столкнулся с тёплым, полным чего-то бездонного, взглядом Аластора.
Он не знал, кто первый двинулся. Возможно, оба одновременно. Медленно, осторожно, будто проверяя, можно ли.
И вот — поцелуй.
Лёгкий, почти невесомый.
У Аластора дрогнули пальцы, скользнув по щеке Люцифера, а Люцифер подался ближе, будто растворяясь в этом прикосновении.
Не было спешки, страсти, крика.
Был трепет.
Тёплый, такой живой — как дыхание перед рассветом.
А потом они просто остались так, лбами прижавшись, всё ещё близко, всё ещё молча. Слишком много чувств. Слишком рано — и слишком давно.
— Я... — прошептал Люцифер.
Но Аластор мягко коснулся его губ пальцем.
— Знаю.
— Знаешь, — хрипло усмехнулся Люцифер, не отводя взгляда. — Если бы мне кто-то сказал, что я поцелую тебя в твоей уютной гостиной между пледом и пакетами с продуктами — я бы сжёг его.
Аластор хмыкнул, откидываясь на подушку:
— Я бы, наверное, просто рассмеялся. Или... пошёл бы варить кофе, как всегда.
— Ты варишь кофе даже в Апокалипсис. Это уже диагноз.
— А ты — флиртуешь даже в ночных кошмарах. Это уже стиль жизни.
Они оба захихикали.
Нервно? Возможно. Но так по-настоящему.
— Мне, кстати, кажется, что ты немного покраснел, — лукаво заметил Аластор, прищурившись.
— Я? Пф, я — само величие! — Люцифер драматично отбросил волосы. — Это просто отблеск грома... и страсти.
— Страсти к макаронам с сыром, — вставил Аластор, поднимая бровь. — Ты заказал три упаковки.
— Это был стратегический запас! — вскинулся Люцифер. — На случай, если ты опять решишь затащить меня смотреть фильмы про людей.
Аластор покачал головой, пряча улыбку:
— Признайся уже: ты любишь романтические комедии.
— Только если в них есть драма, катастрофы, демоны и одинокие принцы ада.
— Ну, с последним я тебе точно помочь могу, — хмыкнул Аластор, чуть ближе пододвигаясь.
— Да ты у нас прям спец по спасению одиноких! — фыркнул Люцифер, не отводя взгляда. — Где мой медальон «Лучшему спасённому»?
Аластор улыбнулся:
— У тебя уже есть.
— Где?
— Я только что поцеловал тебя.
Позже, когда в комнате уже не витал шёпот грома, а только тихо потрескивали свечи, Аластор и Люцифер устроили импровизированный ужин — на полу, на мягком ковре, с пледом, накинутым на плечи. Оба босиком, в уютных рубашках, будто в этом доме они были всегда.
— Надо было всё же сварить макароны, — сказал Люцифер, наблюдая, как Аластор аккуратно разливает суп по чашкам.
— Ещё не вечер, — усмехнулся тот. — Хотя, если ты продолжишь называть мои кулинарные старания "жидкостью", я отомщу и приготовлю овсянку. На воде.
— Зверь. — Люцифер театрально приложил руку к груди. — Даже я не заслужил такой кары.
Они ели, обсуждая мелочи, пока Аластор не замолчал посреди глотка, резко подняв голову, будто что-то вспомнил.
— Погоди... — он поставил чашку. — У меня дежавю.
— Хм?
— Такой же вечер... Свечи. Суп. Ты и я. Только... в другом месте.
— Где? — Люцифер напрягся.
Аластор закрыл глаза, будто стараясь поймать ускользающий образ.
— Башня. Старая. На крыше шум дождя. Внутри горел огонь, и на полу — тот же плед. И ты... ты держал в руках книгу. Кожу. Обожжённую.
Люцифер выронил ложку.
— Я тоже это помню. — Его голос был сдавленным. — Это было... перед тем, как нас нашли.
Молчание нависло, густое и тревожное.
— Мы... прятались? — прошептал Аластор.
Люцифер кивнул.
— Мы были другими. Но ты всё равно готовил этот суп. Только... у тебя было ожерелье. С чёрной нитью и знаком в форме сердца.
— Разбитого?
Оба посмотрели на свои руки.
Тот самый шрам. Как эхо через время.
Люцифер шепчет:
— Я назвал тебя тогда Мой свет в аду.
— Ты любил драму.
— Я любил тебя.
На мгновение снова наступила тишина, но теперь она была другая. Полная смысла.
Поздняя ночь, луна запуталась в занавесках, а свечи давно догорели. Дом Аластора наполнился тёплым, почти детским спокойствием. Где-то за стеной мягко тикали часы, будто отсчитывая тишину.
— И как, скажи на милость, ты умудрился сломать кровать? — Аластор, лёжа на боку, приподнял бровь, наблюдая за Люцифером, который устроился рядом и с невинной миной натягивал одеяло.
— Прыгнул. Всего один раз! — Люцифер фыркнул. — Я хотел проверить, выдержит ли она мою божественную харизму. Не выдержала. Значит, кровать — смертная.
— Вот и будешь спать теперь у меня. Только без акробатики, прошу.
Они оба лежали на широкой кровати, слишком близко, чтобы это было просто "временно". Люцифер притих, сжав в пальцах край пледа. Его волосы растрепались, кожа казалась почти светящейся в полумраке. Аластор невольно смотрел на него, и дыхание замедлялось.
— Ты дрожишь? — вдруг спросил он, тихо, почти шёпотом.
— Немного.
— Почему?
— Потому что я не знаю, что будет дальше. Но рядом с тобой... это перестаёт пугать.
Аластор на мгновение замер, потом осторожно потянулся рукой и укрыл Люцифера плотнее, накрыв плечи.
— Тогда оставайся. Хотя бы до утра. А там, может, и ещё немного.
Люцифер чуть приподнялся, глядя ему в глаза. Между ними осталось всего пару сантиметров. Их дыхания сплелись, и всё вдруг стало тише — даже дождь за окном.
— Спасибо, что впустил меня. Не только в дом, — тихо добавил он.
— А ты не заметил? Я уже давно не хочу, чтобы ты уходил.
Они всё ещё не касались губами, но в этом коротком взгляде, в тепле ладони на чужом запястье и в чуть учащённом дыхании — было больше, чем поцелуй.
Люцифер прижался к нему лбом.
— Спокойной ночи, Аластор.
— Спокойной ночи, Лу.
И в ту ночь им впервые снился один и тот же сон... но не страшный. А светлый.
Продолжение следует...