30 глава
Мила
Phosphenes — цвета или «звезды», которые человек видит при трении глаз.
Ронан бросил меня на свою кровать с такой высоты, что я подпрыгнула и он повалился на меня сверху. Грубо, губы и зубы пробежали по моему горлу, заставляя вздохнуть. Даже опираясь на руки, он был тяжелым. Вес был идеальным, но таким всепоглощающим, что мимолетная мысль о самосохранении всплыла на поверхность. Хотя вся неуверенность забылась, когда он задрал мое платье до талии, прижался лицом к ногам и вдохнул.
— Блядь, kotyonok.
Он оттянул мои стринги в сторону и скользнул языком внутрь. Я застонала, бедра выгнулись, а рука обрела опору в его волосах. Ноги раздвинулись еще больше, когда он лизнул клитор, и дрожь пробежалась по мне.
— Боже, да, — выдохнула я.
Мои пальцы сжались его волосы, удерживая его прямо там, но он сбросил мою хватку, прежде чем направить свой рот обратно к моему входу. Я издала звук разочарования, который перешел в стон, когда он завладел мной своим языком.
Он отстранился, стянул с моих ног стринги и бросил ткань на пол. Взгляд его потемнел, он секунду смотрел на мою киску, прежде чем прижаться лицом к бедрам с мужским звуком удовлетворения, от которого мое тело покрылось мурашками. Когда он втянул мой клитор в рот, глаза закатились.
— Кто-нибудь еще делал это с тобой? — прохрипел он.
Едва понимая смысл сказанного, я покачала головой.
Он издал довольный звук и вошёл в меня двумя пальцами.
— А это?
Тяжело дыша, я покачивала бедрами, прижимаясь к его руке, но он отказывался давать мне какое-либо движение.
— А это? — грубо повторил он.
Я никогда не предполагала, что Дьявол станет инициатором разговора во время секса. Хотя это был не Русский вор между моих ног; это человек, который украл мое дыхание и девственность — и, возможно, сердце. Зная, что не получу желаемого, пока не отвечу, я кивнула.
— Сколько мужчин входили своими пальцами в тебя? — прорычал он.
Тяжело вздохнув, я спросила:
— Со сколькими девушками ты этим занимался?
Вопрос ему не понравился. Лицемер.
— Мы говорим не обо мне.
— Почему мы вообще говорим?
— Потому что это мое тело, и мне нужно знать, кто с ним имел дело.
Его пальцы все еще находились внутри меня, и это серьезно отвлекало.
— Мы можем поговорить об этом позже?
— Nyet. Сколько их было?
Я застонала от разочарования, а затем назвала случайное число.
— Семнадцать.
— Malen'kaya lgunishka...[106] — глаза его сузились. — Семнадцать, и ни один не смог довести тебя до оргазма?
— Сколько девушек у тебя было? — рявкнула я. — Уверена, что я должна заниматься сексом каждый день в течение десяти лет, чтобы соответствовать твоему числу.
Он улыбнулся.
— Три тысячи шестьсот пятьдесят два это сумма, на которую я мог бы только надеяться, если учесть високосные дни. Если нет, то минус два, и у меня будет шанс получше.
Он что, только что подсчитал в уме? Боже, это... горячо.
— Я верю в тебя, — сказала я ему. — Но будь осторожен. Одна из них может в конечном итоге что-то значить для тебя.
Слова жгли язык, как кислота.
Секунду он наблюдал за мной.
— Ya dumayu uzhe slishkom pozdno dlya etogo.[107]
Я не знала, что он сказал, но от значения его голоса у меня перехватило горло. Слова казались... странно трогательными в некотором смысле — даже когда он манипулировал мной, подчиняя с помощью сексуальных пыток.
Я не хотела рассказывать ему о своем прошлом. Не хотела думать о Картере и еще об одном человеке, которому позволила добраться до третьей базы. Мила Причал и Мила, лежащая в постели Дьявола, были настолько разными, что я боялась, что если представлю их друг другу, все вокруг меня пойдет прахом.
После тяжелого мгновения зрительного контакта, он вышел и двинулся вверх по моему телу.
— Мне нужно знать, kotyonok.
Он нежно прижался своими губами к моим, и я вздохнула ему в рот, пробуя себя на его языке. Когда он отстранился, я схватила его за волосы и попыталась оттащить назад, но он поймал мои запястья и приковал их к матрасу по обе стороны от головы. Его взгляд внезапно стал серьезным.
— Мне нужно знать все. Кто тебя целовал. Чем ты моешь голову. Сколько облизываний нужно, чтобы добраться до центра пика. — его взгляд стал жестким. — И если мне придется снова связать тебя, чтобы получить ответы, я это сделаю.
Должно было иметь значение, что он просто угрожал удержать меня, но это не имело значения. Мое сердце любило все, что он говорил, и таяло в груди, как шоколад. Было невозможно отказать Ронану, когда он показал свою полусладкую сторону. И я действительно не хотела снова быть связанной.
— Ты первый, — сказала я, задыхаясь.
Судя по его невозмутимому выражению лица, я не думала, что он действительно потакает мне, поэтому была удивлена, когда он произнёс:
— Что ты хочешь знать?
Ох, многое. Хотя теперь мне дали зеленый свет на мои вопросы, все они ускользнули от меня. Было трудно думать, когда он был на мне, его рот так близко к моему. Если он хотел покопаться в моей крошечной сексуальной истории, он должен был быть таким же прозрачным.
— Сколько девушек у тебя было?
— Понятия не имею, но могу сказать тебе, скольких я попробовал на вкус.
— И скольких?
— Четырёх.
Ой, это число намного меньше, чем я предполагала. Но все равно на три больше, чем хотелось бы думать. Я закусила губу, удивляясь, почему он не делает этого часто.
— Тебе это не нравится?
Улыбка коснулась его губ, когда он поцеловал впадинку за моим ухом.
— Мне просто нравится это.
Я вздрогнула.
— Тогда почему только четыре девушки?
— Потому что это напоминает мне о дерьме, о котором я предпочел бы не думать.
Моя грудь внезапно наполнилась беспокойством. Его поза была расслабленной и неподвижной, когда он провел губами вниз по моей шее, посасывая достаточно сильно, чтобы оставить еще один засос, но мое воображение вращалось с холодной реальностью, которую я с трудом переваривала.
— Ты не должен говорить мне... но мой разум думает о худшем прямо сейчас.
Он усмехнулся мне в горло.
— Наверное, так оно и есть.
Мои мышцы напряглись.
— Ронан...
— Расслабься. Я не подвергался насилию. Не в том смысле по крайней мере.
Я выдохнула, тело расслабилось, но я все еще была слишком взволнована, чтобы наслаждаться его ртом. По небольшой паузе в его позе, он заметил мой дискомфорт и вздохнул.
— Моя мать была наркоманкой, kotyonok. Я не сомневался бы, если бы тоже родился таким. — он скользнул губами по моей лихорадочной точке пульса, будто пытался успокоить меня. — Она трахалась, ради поддержания своей привычки, и обычно была под кайфом, что понятия не имела, чему подвергает своих сыновей. Хуже всего пришлось моему брату. Я только очень хорошо был знаком с местами, которые могут скрыть пятилетнего ребенка.
Все мое тело было холодным, кроме жжения в глазах.
— Твой брат... — я не могла сказать остальное, но мне и не нужно было.
— Da.
— И ты вынужден был...
Смотреть?
— Da.
Боже. Меня сейчас стошнит. Как могла мать так поступить со своим собственным ребенком? Мысль о том, как нелюбимый и напуганный Ронан и его брат, должно быть, чувствовали себя, разрывала мое сердце.
После минутного молчания Ронан отстранился, чтобы увидеть слезы, катящиеся по моим щекам.
— Дерьмо, — тихо выругался он. — Я же сказал, что со мной ничего не случилось.
Я покачала головой, потому что тот факт, что он мог видеть это таким образом и быть настолько индифферентным к этому, говорил мне, что он прошел через вещи, которые никто никогда не должен был проходить.
По моим губам скатилась слеза. Он слизнул ее и поцеловал меня, медленно и настойчиво, пока я не нашла в себе силы ответить ему тем же. То напряжение исчезло под давлением его рта, и образовалось ядро тепла.
Он прервал поцелуй.
— Твоя очередь.
Что?
Ох, точно. Его вопрос.
— Гм... два, — неуверенно ответила я. — Двое прикасались ко мне... там.
Он издал грубый звук.
— Dvoye mertvetsov.[108]
Я нахмурилась.
— Я не собираюсь говорить тебе о вещах, если ты планируешь убить людей из-за этого.
Его глаза потемнели.
— Один из них был Иван?
— Нет.
Взгляд его стал холодным.
— Хорошо. Они могут жить.
— Как благородно с твоей стороны, — сухо отозвалась я.
— Продолжай.
После минутного раздумья я продолжила:
— Пять мужчин целовали меня. Когда меня не взяли в плен, я мыла голову Pacifica. И мне требуется триста восемьдесят восемь облизываний, чтобы добраться до пика.
Он рассмеялся над тем, что я знаю ответ на этот вопрос.
— Блядь.
Это единственное слово не говорило ничего и все сразу.
— Теперь твоё любопытство удовлетворено? — спросила я.
Его глаза вспыхнули, затем он отпустил мои запястья и провел большим пальцем по моим губам.
— Nyet.
Его прикосновение обжигало и наполняло меня жаром. У меня перехватило дыхание. Грудь горела. Я плавала на дне бассейна, кудрявые волосы светились. И мне уже было все равно, утону я или нет.
— А теперь ты меня трахнешь? — спросила я.
Он укусил меня за горло и прорычал:
— Da.
Возможно, Дьявол украл у меня дыхание.
Но я отдала ему свое сердце.
Пот струился ручьями по моей спине, мои длинные волосы были влажными и прилипли к коже, а мускулы были желеобразными и гибкими, когда Ронан заставил меня пройти через все сексуальные позы, известные человечеству. К этому времени мы уже использовали бы три презерватива — если бы ими пользовались. Не то чтобы я не старалась его поощрять.
— Подожди, — выдохнула я почти два часа назад, прежде чем Ронан вошел в меня. — Презерватив.
— У тебя внутриматочная спираль.
— Презервативы нужны не только для контроля рождаемости.
— Я уже был внутри тебя без защиты. Если у меня что-то есть, то и у тебя тоже.
— Это утешает.
Он грубо усмехнулся.
— Я чист, kotyonok.
А потом он... он заполнил меня так идеально, что глаза закатились, а мозг отключился.
Теперь я лежала на спине, закинув ноги ему на плечи, а он трахал меня так сильно, что я почувствовала бы его на следующей неделе. Мои стоны вырывались с каждым толчком, ногти впивались в его толстые бедра. Он был менее человечен и больше походил на Дьявола, когда занимался сексом. Казалось, у него имелась бесконечная выносливость и преступная целеустремленность, словно он брал что-то, чего не должен был брать, но наслаждался каждым мгновением этого.
Он замедлился и проскрежетал:
— На чем мы остановились?
Издав мучительный стон, я уронила голову на матрас.
— Нет... я не могу. Только не снова.
Он сбросил мои ноги со своих плеч, опустился на меня сверху и укусил за шею.
— Я думаю, что можешь.
Вздохнув, я повернула голову, давая ему больше доступа.
— Разве тебе не надо на работу?
Я почувствовала его улыбку.
— Прямо сейчас мне платят за то, чтобы я тебя трахал.
— Как зарплату?
Он усмехнулся.
— Da.
Звук его смеха проделал такие тяжелые вещи в моей груди, что я повернула голову и поймала его губы своими. Он застонал мне в рот и медленно взял меня. Мои пальцы скользнули вниз по его спине, обезумев от ощущения его тела. Я не думала, что когда-нибудь получу достаточно — независимо от того, как сильно я касалась его или как близко он был.
— На каком по счету мы, kotyonok? — спросил он у моих губ.
— На четвёртом, — неохотно ответила я. Он заставлял меня считать каждый оргазм, который он мне дарил, и я знала, что не переживу еще один. — Я девственница. Я больше не выдержу.
— Ты больше не девственница. У меня было доказательство этого на всем моем члене.
Кто сказал, что романтика умерла?
Он пососал мою нижнюю губу и отпустил ее, скрипнув зубами.
— Ты неделями отказывала мне в этой киске. У меня есть время наверстать упущенное.
— Я слишком молода, чтобы умереть, — простонала я. — Мне всего двадцать.
Он замер, затем мрачно-насмешливый взгляд встретился с моим.
— Блядь. Я и забыл, сколько тебе. Я действительно не нуждаюсь в напоминании прямо сейчас.
— Тебя это беспокоит? — я спросила, мои ногти прошлись по всей длине его спины.
Его глаза опустились до полуприкрытых век.
— Недостаточно.
Он подчеркнул это заявление глубоким толчком, который заставил меня застонать. Грубая ладонь нашла мою грудь и сжала ее. Я обхватила ногами его бедра и вздохнула, когда он втянул сосок в рот. Было так легко забыть обо всем, когда он был внутри меня. Но я хотела быть больше, чем просто еще одной девушкой в его постели. Я хотела узнать его изнутри и снаружи.
Потому что он намного больше, чем один оттенок черного или белого.
— Ты был таким в двадцать? — спросила я.
Эти слова не должны были иметь смысла — не имели бы смысла ни для кого другого — но Ронану потребовалась всего пара секунд, чтобы понять, что я имею в виду.
— Nyet.
Я вздрогнула от темноты и правды в его голосе. Если бы ему сейчас было двадцать, все сложилось бы по-другому. У меня никогда не было проблем с его возрастом, но теперь я оценила его опыт еще больше.
Его рот путешествовал вниз по моей шее, оставляя горячий, влажный след, в то время как он неторопливо трахал меня, будто у него была целая неделя, чтобы заниматься этим.
Я попыталась моргнуть сквозь пелену удовольствия.
— Ты тогда был в тюрьме?
— Нет. Меня освободили, когда мне было восемнадцать.
— Когда ты попал туда?
— В четырнадцать.
— А что ты мог сделать в четырнадцать? — спросила я в ужасе.
Он улыбнулся, уткнувшись мне в горло.
— Я отрезал член политика и засунул его ему в глотку.
Я судорожно сглотнула. Мне действительно не следовало задавать этот вопрос.
Мое тело должно быть подготовлено и готово бежать в горы после его ответа. Но я уже знала, что Ронан не был прекрасным принцем. Каким-то образом я также знала, что человек, которого он убил, заслужил это, а возможно, и больше.
Обхватив меня обеими руками, он приподнялся, чтобы видеть мои глаза.
— Что? Никаких комментариев по поводу моей почерневшей души?
Я задержала взгляд на мгновение, прежде чем мягко ответить:
— Нет.
Он не выглядел довольным моим ответом.
— Ты действительно не должна позволять мне трахать тебя.
Я поняла, что он действительно чувствует себя виноватым за то, что взял то, чего, по его мнению, не заслуживал. Чем больше он говорил, тем сильнее я падала. Я должна была бы закрыть рот и позволить ему заставить меня испытать еще один оргазм, но мне вдруг захотелось дать ему то, что я никогда не давала никому другому: правду.
— Я всегда знала, понимаешь... я всегда знала, каким человеком был мой отец. — у меня сжало горло. — Он убил кого-то — девушку — когда я была маленькой. Я видела, как она лежала в собственной крови. И я заставила себя забыть, потому что не хотела в это верить. Но я никогда по-настоящему не забывала; я просто научилась лгать самой себе. Я не ангел, как называет меня папа... — по щеке скатилась слеза. — Я даже не хороший человек.
— Kotyonok... — усмехнулся Ронан. — Мой член внутри тебя, а ты плачешь по своему отцу.
Это прозвучало немного глупо, когда он так сказал.
— Я просто...
— Я знаю, что ты пытаешься сделать. И это очень мило. Но между тобой и мной все еще есть большая разница. — татуировки морских звезд на его плечах блестели черным в солнечном свете. — Ты никогда не попросишь у меня больше, чем я могу дать. — темнота затуманила его глаза, и его рука схватила меня за горло, большим пальцем проведя по засосу, который он поставил. — Я уже взял все, что ты можешь дать. — я выдержала его взгляд, мое сердце, как таран, колотилось о стену моей груди. — А теперь я возьму еще немного.