КРИВИЦКИЙ - ПАВЛОВА: ЗАЖЖЁМ?

Я начал проваливаться в сон. И если вы, дорогой читатель, думаете, что на этом всё и мы уснули в объятьях друг друга, что окончание сумасшедшего вечера мы закончили лёгким подпитием и шикарным десертом, то сильно ошибаетесь.

Моя Егорова решила «зажигать так зажигать!». И, не давая мне окончательно откинуться в царство Морфея, начала теребить моё плечо:

— Ген, Гена....

— Мммм, — промычал я, надеясь, что следующая фраза супруги не будет из ряда вон. А вот это я зря....

— Я хочу есть! Ты яичницу обещал пожарить.

«Началось! Ирка, уймись, а? Ну почему именно сейчас? Когда я зверски хочу спать, когда у меня не осталось никаких сил для дальнейших подвигов, ты требуешь от меня ещё один знак своей вечной любви и преданности, эти долбанные жареные яйца!» — пронеслось в моём сонном и не совсем трезвом сознании. Но, не открывая глаз и в тайне ещё надеясь, что надо мной сжалятся, я пробормотал:

— Егорова! Совесть есть? Я предлагал это час назад.

— Я тогда не хотела, а сейчас хочу. С помидорками, как я люблю и как только у тебя получается... Ген, у меня голодные спазмы...

— Ир, ну какие помидорки? Поешь сыр с колбасой и спать...

— Кривицкий! — её голос стал на порядок громче.

— Ну что? — буквально простонал я, понимая, что спать не светит.

— Я помню, ты сказал, что любое моё желание выполнишь. Говорил? — она приперла меня моими же словами, надавив на мою грудь своим указательным пальчиком.

— Ну, говорил, — я тяжело вздохнул, — хорошо, хорошо. Уже пошёл...

Обвинительный вердикт был подписан. Помиловать нельзя, казнить.

Я сполз с кровати, натянул футболку с трико и, пошатываясь, поплёлся в сторону кухни.

Что поделать? Если женщина хочет любимое блюдо, приготовленное твоими руками, будь любезен встать и сделать. Пусть даже во сне. Главное, чтобы ей было хорошо. И именно тебя после этого она будет считать своим небожителем.

Спать хотелось ужасно. Плюс ко всему болели рассечённый затылок и прикушенный язык. Десерт отвлёк меня от моих травмированных частей тела, и возможно, если бы я сейчас спал, то не чувствовал, что мне хреново. Но пребывание на кухне посреди ночи настойчиво напоминало, что я таки состою из плоти, которую малость подпортила чертова наледь.

Копошась на кухне, как в замедленном кино (все же я был не трезв и почти спал) я засунул свой нос в коробку с остатками провианта от Ивашкина и хмыкнул.

«Вискарик! Была не была! Благодарность для меня, поэтому имею право. Пусть мне будет завтра, точнее сегодня плохо. Просто хочется надраться и всё!».

Несмотря на весь выпитый за вечер алкоголь, я не чувствовал, что плохо соображаю или что мертвецки пьян. Казалось бы, у меня всё было более чем хорошо. Любимая и любящая жена, достаточно наличных, престижная работа, относительно приличное здоровье. Но вот опять чего-то не хватает.

«А может просто мне нужен отдых или уход в отрыв? Ну, тогда сейчас есть возможность!».

Я дотронулся до затылка и пошевелил языком. «Чёрт! Затылок разламывается и язык еле ворочается».

Я открыл бутылку и плеснул себе приличную порцию.

«Егорова в кровати и ждёт от меня раннего завтрака или очень позднего ужина. Может, уже заснула? М-м-м...А шакшука удалась. Запах божественный».

Я втянул носом исходящий аромат приготовленного блюда и вздрогнул. Вздрогнул от нежного объятия моей второй половины. За своими мыслями и потягиванием спиртного я не услышал, как она вошла на кухню. А может быть, я просто слишком гремел посудой?

Она прижалась к моей спине и, обняв меня, прошептала:

— Кривицкий, ты волшебник!

— Оле-Лукойе! — улыбнулся я и повернулся к ней.

— Всё тебе шуточки. Кота зачем спаиваешь?

Она бросила взгляд в сторону кошачьей миски, около которой стоял стакан с виски.

— Он попросил, — честно признался я.

Но умолчал, что полосатый проявил жуткий интерес к моему ночному появлению на кухне, и мне пришлось дать ему корма, на который он практически не отреагировал. А вот открытая мной бутылка спиртного произвела на него впечатление, и он начал тереться о моё трико.

Сначала я даже не сообразил, что он от меня требует. В ход пошла колбаса с перцем, но Кот показал всем своим видом, что на этот раз прикол от меня не пройдёт. Затем в миску была брошена рыбка, которая тоже не произвела должного эффекта. Засранец просто отвернулся от миски и, встав на задние лапы, преданно посмотрел в мои глаза. Кот из Шрека явно должен был курить в сторонке. Наш шерстяной его уделал по всем статьям.

Может быть, мне всё это показалось с пьяных глаз, но он непрозрачно намекал, что его интересует содержимое моего стакана. Ему, несомненно, было интересно, что же такого изумительного я пью. И я, наклонившись, подсунул ему под морду стакан с виски. Кот, недолго думая, окунул в стакан свою лапу, после чего быстро ее облизал и закатил глаза в блаженстве.

«Слушай, Кот, да ты алкаш! Ничего себе! Вот это номер! Закусил хотя бы для приличия!». Подумал я, но чувствуя, что если я еще провожусь с котом, то мой кулинарный шедевр будет отправлен в помойное ведро, поэтому я просто поставил перед ним свой стакан со словами: «Тогда за нас!».

Себе же я налил новую порцию виски и продолжил колдовать с ужином или завтраком, даже не знаю, как это правильно назвать. В общем, едой для своей любимой супруги.

— И давно он начал за воротник закладывать? — спросила Ира, переводя на меня насмешливый взгляд.

— Сие мне неведомо. Не я начал его спаивать. Видно, давно на стакане сидит. Придётся сдавать в вытрезвитель, - хихикнул я, понимая, что котик баловался горячительными напитками и до того, как я стал полноправным членом семьи.

— Кто бы говорил! Сам сегодня не отстаёшь, — попыталась укусить меня жена, но я не отреагировал, а лишь усмехнулся и глотнул еще немного виски.

— Ир, да я не так много. И вообще, не считай выпитое мужчиной.

Препираться из-за выпитой порции спиртного я не хотел, поэтому попытался закрыть тему, не выпуская стакана из рук.

— Кривицкий, я считаю за мужем! Ладно, кормить собираешься? Или я сейчас слюной захлебнусь, — усаживаясь за стол, поинтересовалась она.

— Конечно! — кивнул я и взял поднос, — только не здесь. В спальню пошли.

— Бутылку оставь, — практически приказала Ирина.

— Ой, Егорова! Я не себе! И попросил же не контролировать, — последнее словечко было произнесено буквально по слогам, но я с ним справился, давая понять, что я ещё ни в той кондиции, когда должен упасть мордой в приготовленную яичницу.

— А я не хочу.

— А я не спрашиваю. Просила ужин - получай. Колбасу не хочешь, арбуз не хочешь, виски не хочешь! Да ты, мать, у меня балованная, - продолжая скалиться, я водрузил поднос на журнальный столик и бухнулся на диван, - кушать подано!

Она начала есть. Быстро глотая большие куски шакшуки, макая в желток хлебный мякиш и отправляя его в рот, зажмуриваясь от удовольствия. Я сидел и наблюдал за ней, продолжая потягивать виски.

— Вкусно. Безумно вкусно! Ген, спасибо! — она потянулась своими перепачканными губами к моей щеке, но я опередил её, подставив губы.

— На здоровье, милая! — облизнув желток и овощной сок, я потянулся к бутылке и наполнил стакан для нее.

Она взяла его, поднесла к губам и неожиданно уставилась на меня:

— А ты почему не ешь?

— Да так..., — я пожал плечами, не желая её огорчать, и непроизвольно сделал ещё один глоток.

— Ты сегодня слишком много выпил. У тебя какие-то проблемы? — она тоже сделала глоток.

— Нет, ну что ты....

Я быстро попытался её успокоить, отгоняя дурные мысли. Но это же была Егорова! Мои попытки отвлечь её внимание были слишком жалкими.

Она не унималась:

— Тогда что?

— Хотелось выпить, — я попытался свалить всю вину лишь на желание выпить и расслабиться.

— Ген, не юли. Ты действительно решил напиться? Это что-то новенькое в твоём репертуаре. Есть что-то о чём я не знаю? Что-то на работе?

— Ир, ну почему сразу Склиф! — возмутился я, — давай хоть сейчас не о работе, пожалуйста!

— Значит, ты все-таки мне что-то не сказал, чтобы вечер не портить, — она сделала свои выводы из всего мною сказанного. Всевидящее око в ней не унималось.

— Да нормально там всё, — буркнул я и даже потянулся за долькой мандарина.

— Кривицкий, ты не хотел идти на операцию, но попёрся. Я же видела.

— И что? В первый раз, что ли? Пошёл и пошёл.

Закинув мандарин в рот, я попытался его прожевать. Долька оказалась сочной, но ужасно кислой. Язык сразу начало пощипывать, и я инстинктивно поморщился.

— Кажется, ты устал. Только спиртное здесь не поможет.

Она начала звучать как заезженная пластинка и не видела очевидного. Это начинало раздражать.

— Ир, я же сказал. Склиф здесь не причём, — я выплюнул остатки мандариновой дольки на салфетку.

— Тогда что? Просто можно сказать? Кривицкий! Вечно из тебя всё клещами нужно вытягивать.

— Язык болит, — поняв, что от меня не отстанут, выпалил я.

— А это причём? — она чуть не поперхнулась, делая глоток виски.

— Я просто не хотел тебя расстраивать. Прикусил, когда упал на крыльце.

Она отставила стакан, забрала из моих рук мой и приблизилась ко мне. Обхватив мою голову руками, она прямо-таки скомандовала:

— Показывай!

Я вздохнул и высунул язык. Она явно не ожидала увидеть такую красоту.

— Господи, Гена! Ты почему ничего не сказал?

Она прижала мою голову к своей груди и начала успокаивать меня, поглаживая мои волосы, как будто я её об этом просил. Мысли в моём затуманенном сознании вертелись и ускользали. Я чувствовал, что должен сделать усилие над собой и убрать всё со стола, потому что мои веки наливались свинцом, и ее голос меня убаюкивал.

— Ириш, все нормально. Не волнуйся. Давай спать.

— А ты куда опять?

— Посуду уберу, — прошептал я, борясь с опьянением и сном.

— Да чёрт с ней!

Она пожалела меня вновь, но я уже был настроен решительно.

— Нет, надо убрать... Кот...

Не найдя слов возражения, она скинула халат и нырнула под одеяло:

— Только ничего не мой. Я тебя жду.

— Я быстро, — сказал я и, зацепившись тапкой за ножку столика, едва удержал равновесие. Посуду я не разбил, а вот ваза с цветами перевернулась. Я попытался водрузить её на место, но тут же услышал: «Оставь!».

Повиновавшись команде старшего по званию, я буквально кинул грязную посуду в раковину, сходил в туалет и пристроился рядом с женой.

Она продолжала шептать какие-то слова нереальной нежности, и мне захотелось обнять её и, прижав к себе, просто сказать, что у нас всё хорошо и я её люблю. Что я и сделал.

Она затихла в моих руках и через какое-то мгновение произнесла:

— Скоро Новый год...

- Предлагаешь ещё и ёлку принести? — пошутил я.

— Нет! Ну что ты.

— Может, в этом году ставить не будем? — я попытался увильнуть от предстоящей суеты с пушистой красавицей.

— Почему?

— Опять Коту праздник. Полведра в прошлом году на мусорку вынес. Всё равно в Склифе проторчим почти все праздники. Я видел график, который ты составила. Извини.

— Да ничего. Не хотела пока тебе говорить, чтобы не расстраивать. Но ёлку придётся поставить.

Мои надежды на то, что в этом году я не буду мучиться с разбитыми игрушками и елочной хвоей, рухнули.

— Как скажешь. Пусть хоть у Кота праздник будет, — я поцеловал её волосы и прикрыл глаза.

— Не для него. Артём приедет на новогодние каникулы. С Агнешкой и Региной.

— Я смотрю, ты не слишком рада приезду невестки.

— Ген, ты же знаешь, какие у нас с ней отношения.

Мне ли было не знать! Именно мне (а больше было и некому. На этот раз Михалыч жестко обломился). Моё солнышко незаходящее поведало все перипетии их довольно нестандартных стычек с невесткой во время её пребывания в гостях у сына.

— Ир, не влезай. Не надо. Радуйся, что Агнешка приедет, — напомнил я о смешливой белокурой малышке, которая крутила нами, как хотела, и Ира шла у нее на поводу, мало кого слушая.

— Я радуюсь, но..., — она вздохнула, — сейчас ты меня больше беспокоишь.

— Прорвёмся, Егорова! Кто такая Регина? Это же мелочь..., — проваливаясь в сон и произнёс последнее желание на сегодня, — всё. Спать!