2. Запрещённый груз
Иван Иваныч терпеливо сидел на лавке крошечного одноместного купе, сложив руки на коленях. В его чемодане рылся таможенник. Он доставал то одну вещь, то другую, взвешивал и клал обратно. Чемодан, казалось, был бездонным, да и проверяющий работал тщательно и не слишком торопился. По сдержанному лицу таможенника Иван Иваныч пытался угадать вердикт, но парень в белой униформе сохранял бесстрастность.
— Я не могу вас пропустить, — наконец сказал он со вздохом, закрывая крышку.
— Но почему?! — в отчаяньи выпалил Иван Иваныч. — Посмотрите, у меня там всё хорошо... Сколько добрых дел, посмотрите! — он распахнул чемодан и принялся дрожащим пальцем тыкать в большую опрятную коробку, лежавшую на самом верху. — А вот? — он выудил из-под коробки жестяной ящик-копилку и потряс им. — Пожертвования!
— Хорошо, — вздохнул проверяющий. — Если вы настаиваете, давайте пройдёмся по содержимому.
Сначала на стол легло несколько больших стопок бумаги. Среди них Иван Иванович с удовлетворением заметил цветные листы: то были его дипломы и грамоты. Но квалификация пассажира никак не впечатляла проверяющего. Не взглянул он и на несколько опрятно сложенных рубашек, а ведь аккуратность была одной сильных сторон Ивана.
Наконец таможенник извлёк жирный, сочащийся бутерброд. И ещё один. И ещё. От них дурно пахло прогорклостью и плесенью. Ивана передёрнуло от того, что эту гадость юноша берёт, не снимая белоснежных перчаток.
— Согласен, — покладисто поднял ладони Иван Иваныч. — Понимаю. Грешен чревоугодием...
— Где раньше это ваше "грешен" было? — укоризненно спросил таможенник. Его лицо выражало сочувствие и искреннее недоумение.
— Да как бы это... — замялся Иван. — Вроде, даже исповедовался пару раз, но как-то...
А в белой руке уже лежал следующий запрещённый груз: большой хрустальный шар. Таможенник протянул его Ивану. Тот взял и охнул: шар был тяжёлым. В мутной голубизне выпукло и крупно отражалось лицо самого Ивана Иваныча. По неровной поверхности бегали блики. Приютившаяся где-то сбоку фигурка в форме выглядела совсем крошечной. Иван с трудом вернул этот странный сувенир, не отрывая от него глаз. Картина не изменилась: его образ всё так же занимал большую часть сферы.
— Тщеславие, — объяснил таможенник и отложил шар.
— Да где же я мог его взять? Жил, как все, к особым свершениям не стремился... Товарищ, это не моё, — принялся увещевать Иван, — это мне, наверное, подбросили.
— А это тоже подбросили? — ровно спросил служащий, поднимая пухлую пачку каких-то карточек.
— О...
На карточках извивались в бесстыдных позах какие-то дамы. Иван даже не узнавал их в лицо, но спорить с тем, что знаком с этим материалом, не стал. Он попробовал другую тактику:
— Так это же совсем немного... Я их, наверное, случайно увидел. И вообще потом завязал...
— А какая разница? — последовал ответ. — Вы получили это и сохранили при себе.
— Так давайте их просто выкинем...
— Выкидывать надо было раньше. С чем вы сюда пришли, с тем я вас и проверяю. — Таможенник вздохнул. — Но и это ещё не всё.
Он погрузил руку в чемодан и с усилием поднял. Иван широко раскрыл глаза: из его багажа достали какую-то омерзительную булькающую густую жижу!
— Это... что?
— Это осуждение. Судя по тому, сколько его тут накопилось, вы на всех подряд смотрели свысока. Оценивали и сравнивали. Даже случайных людей на улице... — Иван отшатнулся. — Так ведь было?
— Но я даже не замечал! И слова дурного никому не говорил. Мало ли, что у меня там в голове происходит? Я что, и за этим следить должен?
— Вы должны следить за всем, что проносите в багаже.
— Это вышло по недосмотру, я не виноват...
— Вы носили это с собой. Носили столько лет и даже не попытались избавиться. Вы думали, что можно с таким вот багажом пройти в Город... Смотрите! — проверяющий поднял ладонь, грязь стекала с неё вместе с истлевающими на глазах остатками перчатки. — Вы что, хотите Ему это принести? Или, может быть, вот это? — потряс он карточками с женщинами.
Иван взглянул в окно. Там колосилось бесконечное море трав. А вдали виднелись сверкающие башни Небесного Иерусалима. Совсем не похоже на мутные блики на его хрустальном шаре. В стройных очертаниях была торжественность. И одновременно умиротворённость. Он представил, как роняет чемодан на мраморные плиты, заливая их растёкшейся из-под крышки грязью.
— Меня там не ждут, да? — покорно спросил Иван таможенника.
— Вас там ждали. Всю вашу жизнь. И с чем вы собираетесь туда войти после этого? — служащий быстро пошвырял разложенный багаж в чемодан. — Пожалуйста, покиньте вагон.
Покинуть вагон. Это означало, что он остаётся за стенами Города. Это означало конец. Не концовку, не счастливый финал. Конец.
— Послушайте, но как же так можно? Это же навсегда, вы понимаете... Я же совсем не так плох... Почему вы не пожалеете меня, почему вам меня не жаль? — дрожа, лепетал Иван Иваныч, цепляясь за белую униформу.
Проверяющий протянул руку и медленно, осторожно взял Ивана за подбородок. Он смотрел сверху вниз, и Ивану показалось, будто он снова маленький мальчик. Этот белый стоял над ним, словно старший брат, уехавший в далёкую страну и почти забывшийся, но всё ещё бесконечно родной.
— Ты даже не представляешь, — тихо сказал он, — даже не представляешь, как нам всем жаль.