Том 2.Глава 8.Каменная душа
1623 год. Мраморный павильон
День был пасмурным, серое небо давило на стены дворца, словно само небо знало, что здесь совершится трагедия. В покоях Нилюфер горели лампы, но свет их казался холодным.
Тук-тук.
— Войдите, — устало сказала она.
Хаджи-ага склонился у дверей.
— Госпожа...
— Говори. Где мой Мустафа? — её голос дрожал, но глаза пылали надеждой.
— Шехзаде... в Мраморном павильоне. Всё под контролем.
Нилюфер вскочила.
— Немедленно! Едем туда!
Колесница грохотала по мостовой, и сердце её било тревогу. Она выбежала во двор павильона и рванула к дверям. Они были закрыты.
— Хаджи! Почему тут заперто?! — закричала она.
Но ответить он не успел — из соседнего крыла медленно вышла Кёсем.
— Нилюфер...
— Кёсем?! — её глаза метнули искры. — Что ты здесь делаешь?!
Но в этот момент двери распахнулись. Нилюфер ворвалась внутрь и замерла: на ковре лежало тело Мустафы.
— Нет... — вырвалось у неё, а затем крик пронзил стены: — Мустафа! Сын мой! Нет!!! — она бросилась к нему, обняла бездыханное тело и завыла так, что слуги падали на колени, закрывая лица руками.
— Госпожа... — плакал Хаджи.
В этот момент раздался крик:
— Дорогу! Султан Баязид хан хазретлери!
В зал вошёл Баязид, окружённый стражей.
Нилюфер подняла голову, её лицо было залито слезами, глаза — безумные.
— Баязид! Как ты мог?! Это твой брат! Мой сын! Мой Мустафа! — её голос срывался в хрип. — Что ты наделал?!
— Валиде, — сказал он холодно. — Вы сами виноваты. Если бы вы сразу открыли мне правду, этого бы не случилось.
— Я виновата?! — она вскочила, дрожа. — Это ты убил брата! Ты ослушался Аллаха!
— Это закон Фатиха, — твёрдо сказал он. — И вы, Валиде, сами когда-то поддержали его, когда приговорили к смерти детей Кёсем.
Она охнула, словно в неё вонзили нож и снова прильнула к телу ребенка.
Кёсем выступила вперёд.
— Баязид... ты поспешил.
— О чём вы, госпожа?
— Ты хотел показать силу, независимость. Но потерял брата. Я ненавижу Нилюфер, — её глаза сверкнули, — но как мать, потерявшая детей, я её понимаю. Мустафа был сыном моего мужа Ахмеда, и его смерть — это рана, которая не заживёт.
— А я? — резко сказал Баязид. — Я тоже её сын! Она будет страдать и за меня, если меня потеряет?
Кёсем опустила глаза.
— Тогда вспомни это, когда придёт твой час. Прощай, Баязид.
Она медленно вышла, остановилась у Нилюфер, коснулась её руки.
— Скорби как мать. Я скорблю вместе с тобой.
И ушла, оставив их в гробовой тишине.
1623 год. Вечер. Покои Нилюфер
Небо клонялось к закату, и весь дворец тону в тени. Нилюфер сидела у окна, в трауре, волосы её были распущены, лицо бледное.
Тук-тук.
— Да...
Хаджи вошёл.
— Госпожа, Мехмед-ага желает видеть вас в саду.
— Хорошо, я выйду.
Она направилась в сад, но остановилась: в беседке среди кустов сидела её дочь Бейхан. Рядом с ней — Силахтар-ага, хранитель покоев султана. Они сидели слишком близко, переговаривались тихо, и в их взглядах было больше, чем просто дружба.
— Бейхан?! — громко произнесла Нилюфер.
— О нет... Валиде нас увидела! — прошептала дочь.
Силахтар вскочил.
— Госпожа...
— Я вижу вас обоих! — голос Нилюфер был гневен. — Бейхан! Пока твой брат лежит в земле, ты флиртуешь с пашами?!
— Матушка, — заплакала девушка, — я опечалена смертью Мустафы, я делилась горем с Силахтаром...
— Не смей лгать! — отрезала Нилюфер. — Силахтар, уходи. Ты свободен.
Он поклонился и быстро удалился.
Нилюфер схватила дочь за руку, увела в беседку.
— Как ты смеешь, Бейхан? Ты — сестра султана, дочь Валиде, а ведёшь себя как... — её голос дрожал от ярости. — Как ты могла опозорить нас?!
Бейхан плакала, но вдруг выпрямилась, её голос стал твёрдым:
— Да! Я люблю Силахтара! Всю жизнь я жила так, как вы приказывали. Я слушалась, жертвовала собой, была пешкой в ваших руках. А теперь я хочу любить сама! Это моё чувство, и вы готовы убить меня лишь за то, что я хочу быть счастливой!
Нилюфер онемела.
— Скажи, матушка, — продолжала дочь сквозь слёзы, — вы хотите, чтобы я жила одна? Чтобы я, как вы, осталась без любви? Всю жизнь?
Нилюфер стиснула зубы, лицо её исказила боль.
— Уходи. В свои покои. И не смей из них выходить.
Бейхан, заливаясь слезами, упала на колени:
— Вы желаете, чтобы я стала такой же одинокой, как вы?
Нилюфер резко отвернулась, подняла руку, указывая прочь.
— Прочь, Бейхан! Уйди с глаз моих!
Дочь вскочила и убежала, а Нилюфер осталась одна. Ветер качал ветви сада, и в её ушах звенели слова дочери, словно приговор: «Всю жизнь быть одной, как вы...»