Том 2.Глава 6.А если это любовь?
1619. Вечер. Трабзон.
Дождь лил, словно сам небосвод плакал. Узкий переулок был пуст, камни скользкие, и Нилюфер спешила к дому, держа накидку обеими руками. Вдруг перед ней, будто из тумана, возник высокий мужчина.
Она остановилась, сердце её пропустило удар. Его взгляд задержался на ней, и на миг всё вокруг стихло.
— Шах?.. — произнёс он, и в этом слове было что-то такое личное, будто он знал её всю жизнь.
Нилюфер хотела отмахнуться, но не смогла. Его глаза... слишком знакомые, слишком пронзительные. Она почувствовала, как дыхание сбилось.
Они стояли под дождём, не в силах отвести взгляда друг от друга. Казалось, между ними протянулась тонкая нить, ощутимая, как ток.
— Ты... — начала она, но он шагнул ближе и вдруг поймал её за руку, когда она оступилась на мокром камне.
Тепло его ладони обожгло её. На мгновение их пальцы переплелись. Они оба замерли.
— Осторожнее, — сказал он хрипло. — Не хочу, чтобы ты упала.
— Спасибо... — еле вымолвила она.
Дождь стекал по лицам, но ни один не замечал этого. Они смотрели друг на друга дольше, чем позволено чужим людям.
Он отпустил её руку не сразу.
— Как странно... — сказал он почти шёпотом. — Мне кажется, будто я уже встречал тебя.
— Мне тоже, — призналась она, сама не веря, что говорит такие слова.
В этот миг оба поняли: в них зародилось нечто, что нельзя объяснить словами. Страх, надежда, память о прошлом и то новое, что так внезапно ворвалось в их сердца.
Наконец он отступил, словно боясь зайти слишком далеко.
— Я должен идти. Но, Шах... — он задержался, — мы ещё встретимся. Я знаю.
Она смотрела ему вслед, сердце её колотилось, а в груди было то самое чувство — первое, настоящее, от которого невозможно убежать.
1619 год. Вечер. Дом Искандера
Дождь уже стих, воздух был сырой и прохладный. Нилюфер постучала в деревянные двери. Их резко распахнула высокая темноволосая женщина, взгляд её был колючим и недобрым.
— Ты кто? Чего надо? — спросила она.
— Я... к Искандеру.
— Его нет дома, — отрезала женщина и уже хотела захлопнуть дверь.
Но за её спиной раздался мужской голос:
— Салиха? Кто там?
Нилюфер замерла, затем чуть усмехнулась.
— Нет дома, говоришь? А это кто?
Изнутри появился Искандер. Его глаза округлились, когда он увидел её.
— Нилюфер?..
Женщина нахмурилась, но отступила.
— Что-то случилось? — спросил Искандер.
— Нет, — спокойно ответила она. — Но... мне нужно поговорить с тобой.
Он провёл её в комнату. Салиха неохотно захлопнула дверь, но её шаги по коридору всё ещё слышались.
Они присели напротив друг друга. Нилюфер молчала несколько мгновений, затем, чуть склонив голову, спросила:
— Искандер... а кто эта женщина? Она смотрела на меня так, словно хотела выставить за порог.
Искандер напрягся, провёл рукой по лицу и тяжело вздохнул.
— Это... моя жена. Салиха.
Нилюфер изогнула бровь.
— Жена?
— Да, — ответил он нехотя. — Я тогда ослеп. Её красота... — он усмехнулся горько. — Казалось, будто Аллах послал мне ангела, думал так смогу быстрее...быстрее забыть тебя. Знал бы я, чем этот брак обернётся... Теперь в доме нет ни тишины, ни покоя.
Нилюфер посмотрела на него и вдруг чуть улыбнулась.
— Каждый платит за слабость, Искандер. Но иногда расплата оборачивается уроком.
Он хотел что-то сказать, но она перевела разговор:
— Скажи... что ты знаешь о человеке по имени Сенджер?
Искандер резко напрягся. Его глаза сузились, он подался вперёд.
— Что за имя?.. Откуда ты его знаешь?
— Я встретила его. Он спас меня.
Он замолчал, словно сдерживая слова.
— Откуда ты знаешь его? — спросил он резко. — У него нет имени. Всю жизнь он был тенью. Я могу перечесть по пальцам тех, кто знает это прозвище.
Нилюфер посмотрела прямо ему в глаза.
— Я настаиваю. Расскажи, Искандер.
Тот тяжело вздохнул.
— Сенджер... бывший янычар. Был предводителем, но за преступление его изгнали. Потом жил разбойником. Никому не принадлежит, никому не верен. И всё же... ищет одну женщину. Всю жизнь.
Слова повисли в воздухе. Нилюфер прикусила губу, сердце её забилось чаще.
В этот момент дверь скрипнула, и в комнату вошла Салиха.
— Уже поздно. Думаю, всем пора расходиться, — её голос был холодным.
Искандер посмотрел на неё так, что в его взгляде смешались раздражение и усталость.
— Салиха, ты стоишь перед матерью правящего султана. Перед Валиде Нилюфер Султан.
Женщина побледнела, её губы дрогнули. Она нехотя склонилась в поклоне.
— Простите, госпожа...
Нилюфер поднялась. Её улыбка была едва заметна, но колкая.
— Ты первый человек, кто решился отнестись ко мне без почтения, Салиха. Запомню это.
И с лёгкой усмешкой, не оборачиваясь, она вышла в ночь
1619 год. Трабзон. Ночь. Притон
Трабзон спал, но в узких переулках ещё звучал смех, музыка и звон кувшинов. В одном из тёмных домов горели масляные лампы, и через окна пробивался тёплый свет. Это был бордель — место, где забывали о горе и вспоминали о плотских утехах.
Сенджер шагнул внутрь. Его походка была уверенной, но в глазах — усталость человека, которого не радуют ни вино, ни женщины. Воздух был густым: смесь дыма, ладана и дешёвых духов. Девушки в ярких одеждах смеялись, кружились, подносили гостям кувшины с вином.
— О! — раздался громкий голос из угла. — Смотрите-ка, кого принесло! Наш старый друг!
К нему поднялся широкоплечий мужчина с чёрной бородой. Это был Осман-ага, завсегдатай и один из немногих, кто знал Сенджера по имени.
— Ну здравствуй, Мехмед-ага! — прогремел он, распахнув руки. — Ты всё ещё бродишь по улицам, как тень?
Серджо нахмурился, но пожал протянутую руку.
— Я давно не слышал этого имени.
— А я никогда не забывал. — Осман-ага рассмеялся, хлопнул его по плечу. — Садись же, садись! Девушки скучали по тебе.
Они уселись на ковры. На колени Османа уже устроилась молодая наложница, он гладил её волосы, ухмыляясь. К Сенджеру тут же подошла Рабия, его постоянная спутница в этих стенах. Она присела рядом, склонилась к его уху.
— Скучал по мне? — её голос был мягким, как шёлк.
Сенджер осторожно отстранился.
— Нет, Рабия. Сегодня не хочу.
Она обиженно надула губы, но он кивнул в сторону других девушек.
— Иди к подругам. Сегодня мне нужно молчание.
Осман-ага поднял бровь.
— Что это с тобой, Мехмед-ага? Рабия — красавица, все бы отдали душу за ночь с ней.
— Не все, — сухо ответил он.
— Ну давай, выкладывай. — Осман-ага подлил вина, его глаза хитро сверкнули. — Я вижу, у тебя на сердце другая. Кто она? Как зовут ту, что заставила тебя забыть даже о вине и женщинах?
Серджо усмехнулся, но в глазах мелькнула боль.
— Шах...
Осман-ага рассмеялся.
— Шах? Ха! Прямо как сестру покойного султана Сулеймана звали! Красивое имя. Так что, у тебя роман с какой-то знатной хатун?
Серджо покачал головой.
— Не будет у нас романа. Никогда.
— Почему это? — удивился ага. — Ты мужчина, она женщина. Почему не будет?
Серджо отвернулся, его голос стал глухим:
— Потому что я — тень. А она... свет. И свет не может принадлежать тени.
Он поднялся, не дожидаясь ответа, взял кувшин вина и направился к выходу.
Осман-ага крикнул ему вслед:
— Эй, Сенджер! Ты забываешь: даже тени рождаются от света. И рано или поздно они возвращаются к нему!
Но Мехмед уже шагал в ночь. Дождь снова хлестал по черепице. Он шёл один, прижимая к груди бутылку, а в голове звучало лишь её имя.
— Шах...
