Том 1.Глава 11. Последняя капля
1606. День. Башня
Сафие Султан, понимая, что власть ускользает из её рук, поспешно покинула покои. Её шаги были быстрыми, резкими, как удары сердца. Схватив ближайшего евнуха, она бросила холодным, но властным голосом:
— Немедленно! Казнить Кёсем Султан! И Нилюфер тоже! Сейчас же!
Приказ был как яд — быстрый, беспощадный, не оставляющий следа сомнения.
1606. День. Карета Нилюфер.
Но в то же время, в другом конце дворца, Нилюфер уже собирала в карете свои вещи. Лицо её было бледным, но взгляд — горел решимостью. Карета рванулась вперёд, колёса гулко били по каменной мостовой, унося её прочь от дворца.
Вдруг — резкий толчок. Колёса заскрипели, и карета встала. Дорога оказалась перегорожена тяжёлым бревном. Лошади ржали, стражники растерянно кричали. Нилюфер поняла — ловушка. Не теряя ни секунды, она схватила суму и, оттолкнув дверцу, выскочила в ночь. Холодный воздух обжёг лицо, ноги несли её вперёд. Она бежала, запинаясь о землю, сердце гремело, как барабан.
Впереди, в темноте, показался заброшенный сарай. Едва дыша, она вбежала внутрь — и застыла. Перед её глазами развернулась жуткая картина: Кёсем стояла на коленях, руки связаны, а палач с занесённым кинжалом готовился нанести последний удар.
— Нет! — крикнула Нилюфер, бросаясь вперёд.
Удар — быстрый, яростный. Клинок, выхваченный у стража, блеснул в свете луны и пронзил палача. Тот рухнул к её ногам, хрипя.
Кёсем подняла глаза, бледные, полные страха и боли. Она подумала, что Нилюфер пришла добить её, и губы её дрогнули:
— Теперь и ты...?
Но Нилюфер стояла, тяжело дыша, вся в крови врага, и её голос прозвучал твёрдо:
— Не сейчас. Мы поговорим потом. А сейчас бежим, Кёсем!
Она перерезала верёвки, помогла Кёсем подняться. Две женщины — враги, соперницы, матери разных сыновей — стояли друг напротив друга, связанные страхом и общей опасностью.
Карета, оставленная у дороги, теперь стала их спасением. Они вдвоём вернулись во дворец, молча, лишь шум колёс и тяжёлое дыхание заполняли пространство.
1606. День. Покои Султана.
А во дворце уже гремела гроза. Ахмед узнал обо всём. Влетев в покои, он был яростен, как буря. Его шаги гремели, руки дрожали от гнева.
— Сафие! — его голос прокатился по мраморным залам. — Ты осмелилась?! Ты подняла руку на моих женщин! На мать моих детей?!
Софие стояла неподвижно, но лицо её дрогнуло. Ахмед подошёл вплотную, его глаза пылали.
— В темницу! В Девичью башню! Немедленно!
Стража схватила её, и крик Софие растворился в холодных коридорах дворца.
А Ахмед, не теряя времени, отдал суровый приказ:
— Шехзаде Мустафу — в кафес. Немедленно.
Так закончилась опасная интрига, которая могла возвести брата султана на трон. Железные двери кафеса захлопнулись за Мустафой, и дворец вновь наполнился тревожной тишиной. Ахмед стоял, тяжело дыша, словно после битвы. Он обернулся , в покои зашли Нилюфер и Кёсем. В его взгляде был гнев, но и боль. Их судьбы переплелись в одну кровавую ночь, и с этого момента дворец жил уже новой, опасной тишиной, Ахмед обнял своих наложниц.
1606. Вечер. Топ капы.
Вечером, во внутреннем саду дворца, Кёсем и Нилюфер беседовали. Воздух был густой, пропитанный запахом жасмина, но тревога не покидала сердца.
— Как твои дети? — мягко спросила Нилюфер, касаясь рукой её плеча.
Кёсем устало улыбнулась, но в её глазах таился скрытый страх:
— Немного простужены. Но это пустяки. Лекари всегда рядом. Всё будет хорошо.
Нилюфер кивнула, стараясь поверить, что всё действительно так просто. Но ночь принесла иное.
1606.Ночь. Покои Нилюфер.
Госпожа проснулась от едва слышного шороха. В её покоях скользнула тень. Лезвие блеснуло во мраке — женщина метнулась к ней с кинжалом. Но Нилюфер оказалась быстрее. Её собственный нож, спрятанный под подушкой, пронзил тело нападавшей. Сдавленный крик оборвался. На ковре лежала новая фаворитка Ахмеда.
Наутро, когда султан узнал о случившемся, его лицо окаменело. В голосе его слышалась усталость:
— Довольно этих выходок.
Нилюфер пыталась объясниться государю, но он не слушал её.
— Собирай свои вещи, поедешь во дворец плача. Я не желаю тебя больше видеть в своем гареме.
Это было не приговором, а признанием того, что его сердце больше не желало борьбы.
Нилюфер молча собирала свои вещи. Но прежде, чем она покинула гарем, к ней подбежала взволнованная служанка из покоев Кёсем. Её губы дрожали, слова давались с трудом:
— Госпожа... простите...
—Куда это ты так спешишь, Хатун?
—...Меня просили донести до повелителя , что шехзаде Мехмед и Айше Султан... они скончались этой ночью. Лекари... ничего не смогли сделать. Детский туберкулёз...
Эти слова рухнули на дворец, как молния. Нилюфер стояла неподвижно, словно каменная статуя, а затем упала на колени, не издав ни крика, ни стона. Только тишина, страшнее плача.
Правила были жестоки: мать, потерявшая ребенка , не имела права оставаться в Топкапы. Кёсем и Нилюфер вместе покидали дворец, их кареты уходили во мрак ночи. Старый дворец — Дворец Плача — распахнул свои ворота, принимая тех, кто лишился всего.