Глава 8
Энт Декер.
В своё оправдание скажу: я знал, что идти в комнату Макгвайера — плохая идея. Я знал это, но я был зол и выбит из колеи после того, что произошло, и мне нужно было выместить свою злобу на ком-то. Я думал, что просто немного его потреплю, может толкну-пошвыряю, может дам пару пощёчин, чтобы успокоиться. Ну знаешь, лечебный шлёпок. Не много. Не так сильно, чтобы сделать ему больно. Просто чтобы эти красивые глаза вспыхнули и напомнили мне, что я ещё живой.
Я, блять, даже не думал, что поцелую его.
Хотя то, что произошло, полный пиздец, всё могло быть хуже. Как бы плохо это ни было, поцелуй с Макгвайером — это точно лучше, чем то, что я сделал бы с тем уёбком, который напал на меня, если бы я не сдерживался изо всех сил. Всё произошло быстро, и я этого не ожидал. Я даже не смотрел в его сторону. Я выходил из клуба с другом Томми, когда группа пьяных гетеросексуальных мудаков отпустила гомофобные шуточки в наш адрес. Томми — мелкий, хрупкий парень с большим ртом, и хотя жизнь не раз пыталась научить его держать язык за зубами, он так и не усвоил этот урок. Тот тип, который на него замахнулся, был агрессивным и здоровым. Плохое сочетание. Его стойка была низкой, вес распределён равномерно. Я понял ещё до удара, что он знает, как бить, и я знал, что Томми не выдержит такого удара.
Так что я встал на его место и принял удар на себя. Этот тип разбил мне губу и замахнулся снова. Второй удар едва задел меня, потому что я увернулся, но мой удар… о, он попал, будь уверен. Он отправил этого уёбка на асфальт с глазами полными слёз и кровью, хлещущей из носа. Нос был сломан, это точно. Сильно.
Его друзья свалили ещё до того, как я поднял голову. Томми меня удерживал и двое его друзей тоже. Их руки на мне были единственным, что вернуло меня из чёрной ярости. Всё было настолько плохо, что мои воспоминания о том, как мы вернулись в отель, смутные и обрывочные.
Всё было хреново, но я был в кепке, надвинутой низко на лоб, так что я не уверен, узнали ли меня те мудаки, которые на нас напали. Полагаю, время покажет.
Боже. Ненавижу это дерьмо. Ненавижу, что это всегда со мной — эта угроза, этот тёмный покров, эта игра в ожидание, потому что я знаю: что бы я ни делал, это только вопрос времени, когда не тот человек узнает и использует это против меня.
Я открываю Google и пару раз гуглю своё имя. Ничего нового — только привычное.
«Гадюки играют и проигрывают»
«Соперники как партнёры — рецепт катастрофы»
Я пробегаю глазами несколько статей и, как ни стараюсь, не могу не согласиться с тем, что там написано. На бумаге Макгвайер выглядит отлично, и да, нашей первой линии отчаянно нужен мощный прирост скорости и свежей крови — Ладди, конечно, хоккейная королевская особа, но он уже не тот, что был пять или даже два сезона назад. Нам нужен кто-то ослепительный на другом фланге, чтобы тянуть первую линию, и хотя Макгвайер технически подходит под описание, те, кто принимает решения, забыли учесть кое-что важное. Маленькую вещь под названием "химия". Маленькую вещь под названием "совместимость". Маленькую вещь под названием "достаньте-свои-головы-из-задницы-потому-что-красавчики-не-исправят-дерьмо-просто-своей-красотой".
Когда пара парней в команде не ладят — это одно. Мы люди, такое бывает. Но когда два человека с долгой, хорошо задокументированной историей соперничества намеренно сталкиваются лбами — это совсем другое. Мне не нравится видеть, как «Гадюки» проигрывают, и уж точно мне не нравится играть за проигрывающую команду, но, честно говоря, они сами напросились.
Как они вообще думали, всё пройдёт?
Одна большая счастливая семья? Не думаю.
Лифт дингает, и двери открываются. Я чуть ли не врезаюсь в тренера Сантоса. Он оглядывает на меня с ног до головы, и его рот складывается в прямую линию. Если бы вы были тем типом людей, кто склонен к реалистичным зарисовкам, каждая линия, которую вы бы нарисовали, чтобы изобразить его, кричала бы: "недоволен".
— Увидимся с тобой и Макгвайером после завтрака, — говорит он, обходя меня и занимая моё место в лифте, пока я выхожу.
Я направляюсь к шведскому столу, а потом сажусь, держа голову высоко, и быстро выпиваю две чашки кофе. На мне висят десятки глаз, тихие, но пристальные взгляды, которые пытаются понять, почему моё лицо выглядит так, как выглядит. Взгляды перебегают от меня к Макгвайеру, на котором нет ни царапины, и в воздухе висит тяжёлый груз невысказанных вопросов.
— Макгвайер. Тренер хочет нас видеть, — говорю я, когда заканчиваю есть.
Он поднимает глаза от тоста и сухо сглатывает:
— Почему?
— Эм… — я жестом обвожу круг вокруг своего лица, — из-за этого.
Его рот открывается и закрывается, и он медленно переводит взгляд с меня на Боди, Катца, а потом на Ладди. Хотя он изо всех сил старается это скрыть, Ладди выглядит раздражённым. Его веки чуть тяжелее, чем обычно, и в уголках глаз мелькает лёгкое напряжение.
— Я… — начинает Макгвайер в свою защиту, но останавливает себя на этом. Он смотрит на меня с ненавистью, яростные всплески янтарного и зелёного смешиваются в его глазах, пока он ждёт, что я расскажу всё как есть.
Я не рассказываю.
— Ты идёшь? — спрашиваю я почти непринуждённо. — Или будешь заставлять тренера ждать? Потому что я не думаю, что это хорошая идея.
Его голова резко поворачивается от меня к остальным и снова ко мне, и я вижу тот самый момент, когда он понимает, что у меня нет ни малейшего намерения рассказывать всё как есть. Ни сейчас, ни вообще.
— Никаких разговоров, — говорю я, пока мы едем в лифте на четвёртый этаж. — Ни слова.
Он так зол, что я буквально чувствую, как он дрожит рядом со мной. Его дыхание прерывистое, резкое, с лёгким свистом, когда воздух проходит сквозь сжатые губы.
Тренер устроил себе кабинет в небольшой конференц-комнате и ждёт нас, откинувшись на стуле с выражением лица, которое кричит: "объясняйтесь".
Макгвайер клюёт на приманку и пытается защищаться. Это вялая попытка, больше состоящая из запинок, чем из слов, и это ошибка.
Большая ошибка.
Тренер тут же вскакивает на ноги, указывая пальцем, его лицо краснеет с каждой секундой. Я скромно опускаю взгляд и пытаюсь подавить ядовитый смешок, который раздувается до невероятных размеров где-то под рёбрами. Я слышу, как челюсть Макгвайера пару раз щёлкает от усилий, которые ему стоят, чтобы заткнуться, и это только усиливает моё желание рассмеяться.
Что с ним такое? Какого чёрта он молчит? Почему он не рассказывает тренеру, что на самом деле произошло?
Он помогает мне скрыть мой секрет? Или пытается скрыть свой?
Когда тренер наконец заканчивает свою тираду, я тихо и с подобающим смирением произношу:
— Простите, тренер.
— Простите, тренер, — говорит Макгвайер, добавляя: — Это больше не повторится, — быстрой и гладкой попыткой превзойти меня.
Надо отдать ему должное, Макгвайер ждёт, пока двери лифта закроются, чтобы наброситься на меня.
— Какого хуя это было?
Я смотрю на его губы, пока он говорит. Маленькие линии образуются и расходятся. Мягкая, розовая плоть сжимается и размыкается. Я собираюсь ответить, но замечаю маленький полумесяц под его нижней губой, который отвлекает меня. Яркая красная линия. Линия, которую оставил я. Своими зубами.
Эмаль блестит, когда он обнажает резцы, глядя на меня.
— Ты огромный мудак, знаешь это, Декер?
Что-то в том, как его губы двигаются вокруг слова «мудак», выбивает меня из колеи. Это развязывает мне язык и заставляет говорить.
— Оу, спасибо, Принцесса, — говорю я беспечным тоном, который звучит совсем не как мой, — но я бы не сказал, что огромный. Больше среднего, конечно, но не огромный.
Его грудь резко поднимается и опускается, а глаза медленно поднимаются от моего рта и встречаются с моими, словно обжигая.
Я не знаю, почему веду себя так. Обычно я не такой. Я не разговариваю с людьми в таком тоне. У меня всё под контролем, и я никогда, слышишь, никогда не позволяю парням выводить меня из себя, какими бы красивыми они ни были.
К сожалению, кажется, я ещё не закончил говорить.
— Кроме того, ты же знаешь, что говорят. Размер не имеет значения. Главное — знать, как им пользоваться… а я с этим, знаешь ли, на ты.
Где-то вдалеке гремит гром. Низкий, злой рокот сотрясает пол под ногами. Удар. Вспышка молнии на чистом горизонте. Пламя вспыхивает в море зелёного и золотого и разгорается.
Это выбивает меня из колеи настолько, что я, чёрт возьми, до сих пор не могу понять, было ли то, что я увидел, в его глазах или это было моё собственное отражение.