1 часть
первая глава
город, где всё решает выстрел
1995 год.
москва.
город, где воздух впитал запах дешёвого табака, старых покрышек и страха.
город, где всё решается быстро — кулаком, ножом или выстрелом.
город, где тишина на улице может значить больше, чем сто слов.
время перемен уже вроде бы прошло, а стабильности не наступило. улицы, казалось, сами выбирали, кому сегодня жить, а кому остаться под землёй. один неверный поворот — и ты уже не дома, а в подвале. один взгляд не туда — и твой вечер заканчивается не в кругу друзей, а на бетонном полу в луже своей крови.
люди боялись. не полиции — полиции не было. не закона — закон давно стал анекдотом. боялись людей. других, молчащих, угрюмых, с пальцами, пахнущими железом и сигаретами. тех, кто ходил быстро, говорил мало, но за спиной держал всё.
горожане привыкли. привыкли не вмешиваться. привыкли отворачиваться.
увидел драку — иди мимо. услышал выстрел — закрой окно.
это было не равнодушие.
это было инстинктом.
город не спал, но и не жил по-настоящему. он существовал — на грани.
и в этом хрупком, тонком, как нитка крови, равновесии выросли дети.
дети перемен.
дети улиц.
дети, которые слишком рано узнали, как выглядит страх, как звучит боль, и как горько предают свои.
одни пробивались в жизни кулаками. другие — мозгами.
а кто-то, как пётр, двадцати трёхлетний парень с тенью в глазах, выбрал третий путь.
грязный, прямой, без права на ошибку.
петю знали на районе. его уважали.
не потому что он был добр или справедлив — нет.
а потому что он никогда не отступал. никогда не жалел.
его кулаки решали судьбы.
а его имя — страх.
он стал правой рукой сергея михалыча жигалина — авторитета, поднявшегося с низов, построившего свою империю на крови и болтах.
тех, кто шёл за ним, называли просто — жигалинские.
это было как клеймо.
как погон.
как приговор.
но история — не о них.
и даже не о пете.
история — о ней.
девушке, которой не стоило переходить ту улицу.
не стоило заглядывать в те глаза.
не стоило влюбляться в того, кто умел только ломать, убивать и издеваться.
её звали лика.
ей было семнадцать.
и она сделала шаг в ту самую сторону, откуда дороги назад не было.
а город просто смотрел.
и ждал.
когда снова прозвучит выстрел.
конец мая.
вечер был обычный, тихий. даже слишком.
солнце уже начинало клониться за дома, тени удлинялись, а в окнах по соседству загорались мягкие огоньки. я сидела у себя в комнате, развалившись на диване, книга лежала на коленях — что-то про далёкие страны, любовь и драму. но читалось плохо. мысли ускользали, глаза соскальзывали со строчек.
и вот — шорох.
приглушённый звук, хлопок двери, чьи-то торопливые шаги в прихожей.
я машинально подняла голову и прислушалась.
— витя? — крикнула я, но в ответ— молчание.
я отложила книгу, встала и вышла в коридор. опершись на косяк двери, скрестила руки на груди и с интересом уставилась на своего старшего брата. он метался по прихожей, будто торопился на последний рейс в жизни: одевал куртку, искал что-то в карманах, при этом бурчал себе под нос.
— ты куда так мчишься, как угорелый? — спросила я, приподняв бровь.
витя мельком на меня глянул.
— к юре.
— к юре? — переспросила я, делая шаг ближе.
имя было знакомое. юру я знала — не сказать, что близко, но всё-таки.
он частенько бывал у нас, пил чай с витей, что-то показывал в своих тетрадках. рисовал, сочинял… интересный был парень, спокойный, с добрым взглядом.
— возьми меня с собой, — сказала я внезапно.
витя остановился и посмотрел на меня так, будто я только что предложила ему выйти в окно.
— с ума сошла? ты куда с нами, с пацанами, собралась?
— да ну тебя, — отмахнулась я.
— мне уже семнадцать. я школу закончила, между прочим. поступать буду. работать. вообще-то уже взрослая.
— ага, взрослая... — усмехнулся он, снова натягивая кроссовки.
— ну правда! — надула я губы.
— ну чего ты как дед старый, возьми, ну!
— нечего тебе с нами делать. разговор будет не для детей, — упрямо бросил он.
но я не сдавалась.
— ты сам всегда говоришь, что я умнее некоторых ваших дружков, — дерзко сказала я.
— а теперь что, вдруг глупая стала?
витя, наконец, остановился, вздохнул и посмотрел на меня с лёгкой усмешкой.
— ладно. раз взрослая — бегом собирайся. только быстро, слышишь?
я развернулась на пятках и метнулась в комнату.
в голове сразу забилось тысяча мыслей.
куда они идут? зачем? почему он сначала не хотел брать меня?
но всё это отодвинулось на второй план — я просто радовалась, что уговорила.
я открыла шкаф и на автомате вытащила чёрные брюки, надела их. сверху — белый короткий топ, едва прикрывавший живот.
может, и правда зря… витя ворчать будет.
я прикусила губу, но всё-таки сверху накинула чёрную рубашку. широкую, с мужского плеча, но не застёгивала — пусть висит свободно.
встала перед зеркалом.
волосы — длинные, мягкие, как ленты, спускаются до талии. светлый оттенок — как молочный шоколад.
расчесала их быстро. подкрасила глаза — чуть-чуть, просто чтобы выделить голубизну, которую мне часто хвалили.
всё, готова.
только подумала, как в прихожей раздался недовольный голос вити:
— ты там умерла? я уже обувь снимать собрался!
я закатила глаза.
— сейчас, старичок, подожди минуту! — крикнула я в ответ, улыбаясь.
поправила рубашку, выскочила в коридор.
витя стоял у двери, уже обутый, куртка застёгнута, в руках ключи.
он глянул на меня и сразу скривился:
— это что ещё за живот наружу?
я только хмыкнула, показывая, что сверху же рубашка.
— ты сказал, взрослая — вот и одеваюсь как взрослая. не бурчи.
— ладно, пойдём, пока я не передумал, — пробормотал он.
мы вышли из квартиры, и я, с лёгкой ухмылкой, побежала за ним вниз по лестнице.
где-то внутри была лёгкая дрожь — не от страха, нет.
от предвкушения.
что-то в этом вечере будет не так.
что-то будет важное.
я чувствовала это кожей.
мы вышли на улицу.
небо уже темнело, как будто кто-то пролил по нему тушь, оставив лишь тёплые остатки заката на горизонте. фонари ещё не загорелись, и город будто затаился — всё реже слышались шаги, всё меньше проезжало машин.
я натянула рубашку чуть плотнее на плечи — вечер был прохладный, ветер тянулся сквозняком вдоль улиц.
витя шёл чуть впереди.
его походка была резкой, уверенной, руки — в карманах, спина прямая.
сразу видно — мент. хоть и не в форме, но вся его осанка кричала: «служу».
я шла следом, делая шаги чуть быстрее, чтобы не отставать.
— а куда мы, собственно, идём? — подала я голос, немного наигранно, чтобы разговорить.
он не оглянулся.
— к озеру, — буркнул, будто я задала вопрос уровня «а сколько у меня пальцев на ногах».
— не надоедай.
я закатила глаза.
— ну спасибо, — пробурчала,
— вот это объяснение. прямо чувствую себя в безопасности.
он даже не отреагировал.
я цокнула, будто в обиде, и поплелась за ним, напоминая себе, что просилась сама.
но всё равно… мог бы хоть нормально объяснить, куда мы идём. я ж не девочка с улицы. хотя… по его взгляду видно — именно так он и думает.
через минут десять мы вышли к озеру.
оно лежало спокойно, будто большое зеркало, только по краям слегка дрожало от лёгкого ветра.
воздух был влажный, пахло водой и чем-то прохладным.
и вот — юра.
стоял чуть в стороне, с чёрным пакетом в руках, как будто чего-то ждал.
при виде нас он двинулся навстречу, шаги неспешные.
поздоровался с витей крепким рукопожатием — как старые друзья, свои.
а потом его взгляд упал на меня.
и, честно говоря, это был такой взгляд, как будто я нечаянно влезла в баню, где мужики моются.
не злой, нет. скорее — удивлённый и слегка осуждающий.
— о, — сказал он с лёгким прищуром.
— а ты чего тут?
— здороваться не учили? — съязвила я в ответ, склонив голову.
он усмехнулся.
— ну здравствуй, лика. просто неожиданно.
витя в этот момент фыркнул:
— сама за мной привязалась. пришлось брать.
— ага, как будто бы на поводке, — буркнула я себе под нос.
юра хохотнул.
— ну, я только рад. хоть кто-то разбавит эту ментовскую тоску.
я повернулась к вите и с показной обидой показала ему язык.
— вот. слышал? хоть кому-то я в радость.
— не гордись раньше времени, — ответил он, но в голосе уже не было той суровости.
мы пошли ближе к берегу. нашли старую, местами потрёпанную лавочку, уселись втроём.
юра опустил чёрный пакет на землю, развязал его.
достал две пластиковые бутылки пива. не большие — грамм по 500.
одну протянул вите, вторую открыл себе.
— не знал, что ты с нами будешь, лика. а то бы купил тебе тоже, — сказал, кидая на меня взгляд с лёгкой ухмылкой.
не успела я и рот открыть, как витя повернул голову ко мне.
взгляд…
вот этот братский, строгий, с таким подтекстом, что у меня сразу губы сами собой закрылись.
— ещё бы она пиво тут пила, — выдал он, при этом уже откручивая крышку своей бутылки.
я улыбнулась.
— ну тогда я буду пить с кем-нибудь другим. — специально сказала чуть громче, поддразнивая его.
— всё равно же не с вами.
он резко повернулся ко мне.
я тут же опустила взгляд, сделала вид, что изучаю шнурки на кроссовках.
да, может, и перегнула.
если сейчас что скажу… точно прилетит.
я молчала. но всё равно сдержать улыбку не смогла.
смешно он выглядел в этот момент — с этой своей важной суровостью, с пивом в руке, будто генерал на привале.
юра усмехнулся, глядя на нас, и тихо произнёс:
— вы как кошка с собакой. но прикольно.
— да я вообще за тишину. — витя отпил из бутылки.
— просто она… как комар. жужжит и жужжит.
— зато живой, весёлый комар, — добавила я.
и они оба засмеялись.
и я засмеялась.
и было в этом вечере что-то… настоящее.
такое простое, тёплое, будто ничего плохого в мире не происходит.
будто и нет тех «жигалинских», нет выстрелов, крови, угроз.
будто мы просто трое обычных — брат, сестра и друг.
у озера.
вечером.
в конце мая.
и мне на секунду стало спокойно.
по-настоящему.
я сидела на деревянной лавочке у самого озера, болтая ногами и всматриваясь в гладкую водную гладь. солнце уже почти скрылось за горизонтом, небо окрасилось в оттенки медного и багряного, отражаясь в воде как в зеркале. ветер тёплый, лёгкий, шевелил мои волосы, выбив пряди из-под рубашки. рядом сидел юра, как всегда спокойный, чуть задумчивый. витя стоял чуть поодаль, руки в карманах куртки, взгляд — изучающий, как будто он всё видел и всё знал, но никогда не скажет. типичный мой брат.
— ну чего там, лика, — лениво начал юра, отхлебнув пиво.
— как там школа твоя, а? закончила?
я пожала плечами, скосив на него взгляд.
— закончила, как будто не знал, — ухмыльнулась я.
— ты ж сам на выпускной цветы принёс. спасибо, кстати.
— ну да, было дело, — усмехнулся он,
— забыл, прости, память уже не та. постарел я.
— тебе двадцать, юр, какой ты постарел, — хмыкнула я,
— если ты постарел, то вите уже внуков делать надо?
— о, вот это поворот, — прыснул он,
— ну ладно, а дальше что? куда подалась?
я немного поёрзала, свесив ноги с лавки, и ответила:
— в полицию хочу.
юра поперхнулся, закашлялся и вытаращил глаза.
— ты чего, с ума сошла? мне придётся с двумя ментами находиться.
— ой, не начинай, — я закатила глаза.
— хочу порядки наводить, ясно? город наш засрался весь.
витя в этот момент ухмыльнулся, глядя на меня с такой улыбкой, будто я снова в песочнице, а не взрослая женщина.
— ну всё, теперь у нас в семье два мента будет, — проворчал он, присаживаясь рядом.
— мамка бы обрадовалась.
я фыркнула, но ничего не ответила. да, мама бы точно расплакалась, но от гордости. она всегда мечтала, чтобы я стала «кем-то серьёзным». ну вот — серьёзней некуда.
потом они с юрой заговорили уже не со мной, между собой, будто и забыли, что я тут сижу. я же слушала и время от времени встревала, чтобы хоть как-то напомнить о себе. всё же я сюда не просто так прицепилась, а ради живого общения, а не чтобы быть деревом на фоне.
витя, откинувшись спиной к спинке лавки, угрюмо говорил:
— если бы менты по-настоящему захотели, навели бы порядок за месяц. максимум.
— а кому надо? — отмахнулся юра,
— тебе, может, и надо. мне, может, тоже. но у каждого свои дела, свои заботы. кому порядок, а кому — жопу прикрыть. вот и живём так.
— ты как будто не понимаешь. — витя глянул на него в упор.
— детей по подвалам режут. улицы зачищены. группировки на каждом перекрёстке.
— а что ты сделаешь один? — вздохнул юра,
— ты работаешь. стараешься. а дальше что? пока в верхушке крышуют, внизу ничего не поменяется.
я не выдержала, вставила:
— а если снизу начнут менять?
— снизу? — хмыкнул витя.
— снизу только к земле ближе, лика.
— философ, блин, — проворчала я, но усмехнулась.
юра хмыкнул, глядя на меня:
— не, ну она молодец. характер есть. я думал ты глупенькая вся, школьница.
— спасибо, — с сарказмом бросила я.
— я ж мечтала услышать это именно от тебя.
— да ладно, не дуйся, — усмехнулся он.
— просто удивлён. приятно удивлён.
витя молчал. пил. задумчивый стал. взгляд потяжелел. я даже немного напряглась — он редко таким бывал. значит, в голове у него что-то серьёзное крутится.
— ты чего? — спросила я тихо.
— ничего, — отрезал он.
— просто думаю.
и снова замолчал. я снова покачала ногами, прикусив губу. вечер становился всё темнее, но теплота осталась. и я ловила себя на мысли, что мне хорошо здесь. даже несмотря на молчание. просто быть рядом с ними — с братом, с юрой — и чувствовать, что я не одна. что я часть чего-то.
всё было спокойно, даже как-то по-летнему приятно. я уже немного расслабилась, слушала, как витя с юрой спорят о ментовке, преступности и власти, как будто у костра в старом фильме. мне даже стало тепло — не от погоды, а от самой этой простой, но настоящей близости.
но вдруг…
с другой стороны озера, где деревья начинались плотной стеной, послышался глухой шум. сначала не поняла — ветер? ветка упала? но нет. это был не лес. это были фары.
— чё это? — юра резко выпрямился, замолчав на полуслове.
я уставилась через воду: на другой стороне озера резко остановились две машины. тишина на секунду зависла — перед бурей. двери хлопнули, как выстрелы. из тёмных силуэтов вытолкнули каких-то людей — сразу нескольких. я даже поначалу не поверила глазам. их просто вышвырнули на землю. потом — удары. один, другой. кто-то завопил.
— это… это же петькина бэха, — хрипло произнёс юра, прищуриваясь.
витя напрягся, как пружина.
а я застыла, как вкопанная. и тут:
— вы, сука, за кого михалыча держите, а?! он вам гондоном на встречу пошёл!
голос. мерзкий, знакомый, въедливый, будто в ухо шипит. у меня в животе всё скрутило. я тихо, с силой, как будто выпуская яд:
— …блядь.
витя повернулся ко мне, услышав. раньше бы уже цыкнул, поругал, но сейчас даже бровью не повёл. наоборот — резко поднялся, и ко мне:
— вставай. быстро. уходим. быстро, лика, давай.
я вскочила, сердце бухало в груди, будто хотело вырваться наружу.
— да что происходит?..
— уходим, сказал! — рыкнул витя.
мы развернулись и пошли быстрым шагом по тропке, почти бегом. я слышала, как сзади продолжаются удары, маты, крики. земля будто стонала под этими звуками.
и вдруг — выстрел.
резкий, глухой, как из глубины.
— блядь! — вырвалось у юры.
— бежим! — сказал витя.
мы рванули вперёд, сквозь кусты, по тропинке, на автомате. я слышала, как за нами шумят — машины завелись, фары выхватили нас из темноты.
бутылки полетели в кусты с глухим звоном.
я паниковала. внутри всё тряслось. но паника — это роскошь. нельзя. сейчас нельзя.
— сюда! — я резко схватила их обоих за куртки и рванула в сторону от тропинки, в густые деревья.
— живо!
они не сразу поняли.
— ты чё творишь?! — зарычал витя.
— увидят же, лика!
— молчи и слушай меня! — прошипела я, вдавливаясь в землю.
— ложись. не дыши. молчи.
там, в темноте между деревьями, в этой ямке, я едва сдерживала себя, чтобы не завизжать от страха. сердце билось так громко, что мне казалось — его услышат.
— это пиздец... — прошептала я,
— если нас спалят — не оставят свидетелей.
мы лежали. тишина была такая, что я слышала, как капли пота скатываются с виска на землю.
машины подъехали почти вплотную. тормоза скрипнули. двери открылись. шаги.
очень близко.
ветка хрустнула совсем рядом. кто-то прошёл в двух метрах от нас.
витя стиснул челюсть. юра, кажется, затаил дыхание полностью. я лежала, не моргая, глядя в темноту. в голове стучало: «только бы не светили сюда. только бы не подошли».
и вдруг — голос.
— поехали. нет тут никого. ищем дальше.
я вздрогнула. голос был знакомый. я его знала. но откуда?..
секунда.
две.
двери машин захлопнулись. и вот — рёв моторов, удаляющийся.
я выдохнула.
не просто выдохнула — я словно заново родилась.
— блядь... — прошептала я,
— мы живы.
— это ещё не значит, что всё, — ответил витя, всё ещё лежа.
— они могли запомнить. номера не скрывали. фары не выключили.
— заткнись, вить, дай хоть полминуты поверить, что мы не трупы, а? — устало прошептала я.
юра молчал. он просто смотрел в одну точку. и я знала — в его голове уже тысячи вариантов: кому звонить, куда идти, как прикрыть следы.
а я лежала и чувствовала, как трава прилипает к рукам, как мурашки бегут по спине, и как внутри поднимается тихая ярость.
ярость за то, что такие, как они, считают себя хозяевами улиц. и за то, что мы — обычные, живые, настоящие — должны прятаться, замирать, как дичь.
нет. не будет так всегда.
я стану ментом. и когда-нибудь... они будут прятаться от меня.
встала я первая. не спеша, осторожно, будто боялась, что кто-то всё ещё рядом. оглянулась — пусто. только тени деревьев, озеро, слегка поблескивающее в темноте, и звуки далёких машин, уже не тех.
я провела руками по брюкам, смахивая прилипшую грязь, сухую землю, хвою. ладони были шершавые, влажные. чувствовалась усталость — не столько физическая, сколько внутренняя. как будто внутри меня кто-то барабанил всю дорогу — живы, живы, живы...
за мной поднялись юра и витя. оба молча, будто переглядываясь без слов.
мы не стали говорить ничего. просто пошли к выходу, туда, где кончается озеро и начинается тропинка, ведущая к улицам и фонарям. я шла чуть впереди, иногда оборачиваясь, будто всё ещё боясь, что за нами кто-то идёт.
возле дороги, уже в свете фонарей, юра и витя переглянулись. крепко пожали друг другу руки.
— ну, держись, брат, — хрипло сказал юра.
— и, если что, ты понял, да?
— понял, — тихо ответил витя.
— ты тоже не лезь.
юра кивнул, потом посмотрел на меня, чуть улыбнулся.
— флора борисовна звать вас с витей на ужин хотела. сказала — проходите, часика через два. когда пети не будет.
я сразу чуть напряглась. даже руки в карманы засунула, чтобы он не заметил, как у меня пальцы дрогнули.
— хорошо, — кивнула я.
— придём.
— без него будет. он свалил давно, — резко сказал юра, словно почувствовал моё напряжение.
— ясно.
мы разошлись. юра в одну сторону, а мы с витей — в другую. молча. как будто всё было сказано.
дорога домой показалась короткой, но я почти не помню сам путь. всё внутри меня ещё было напряжено, как струна.
как только дверь за нами закрылась, я не сказала ни слова — просто резко свернула в комнату, схватила полотенце, бельё и направилась в ванную.
душ я включила сразу. вода стекала по лицу, по шее, по плечам — как будто смывала не только пыль и грязь, но и тот страх, который поселился где-то внутри.
я мыла голову с силой, будто могла вытереть воспоминания. тёрла кожу до красноты. мне казалось, если хорошо потереть — всё исчезнет.
но не исчезало.
вышла, вытерлась, переоделась. чёрный тонкий лонгслив, заправленный в такие же чёрные брюки. чётко, строго, аккуратно. золотая цепочка с буквой «л» — та самая.
я долго смотрела на неё в зеркале, держала пальцами, как будто в ней что-то чувствовала. тепло, может? или остаток чего-то прошлого.
я столько раз хотела её выбросить — когда бесилась, когда плакала, когда напоминания о родителях казались плевком в лицо. но витя всегда отнимал:
— не трожь. выкинешь — жалеть будешь. вырастешь — поймёшь.
выросла. поняла ли? не знаю. обида не ушла. но цепочку ношу.
всё ещё стояла у зеркала, когда из-за двери послышался голос:
— собралась? флора борисовна с юрой уже заждались.
я вздрогнула, будто очнулась.
— да, — бросила я.
— собралась.
витя на секунду замолчал, потом добавил:
— юра звонил.
я открыла дверь, прикусила губу и тихо спросила:
— петя там?.. дома?
витя вздохнул. видно, не хотел говорить, но ответил:
— сказал, что его нет. давно уехал. можешь не переживать.
я кивнула, молча.
петя. старший брат юры. мы с ним как кошка с собакой. и вряд ли когда-нибудь будет по-другому.
однажды он сказал при мне:
— а это что за сестра мента поганово?
и всё. с того момента я больше не пыталась. если уж он меня как "сестру мента" видит — пусть.
в прихожей я быстро надела кожаную куртку, привычно затянула шнурки на кроссовках.
витя уже стоял у двери.
мы вышли.
улица была тёплая, вечерняя. казалось, будто ничего и не случилось. как будто всё это — бред, сон.
но шаги были чуть быстрее. взгляд — чуть внимательнее.
шли к дому юры. я думала о пете, о вечере, о том, что будет. и всё время держала пальцами свою маленькую цепочку с буквой «л». как якорь. как щит. как напоминание, кто я. и что — всё равно прорвусь.
как вам первая глава этой истории? надеюсь вам понравится) ставьте звёздочки и пишите своё мнение! я рада увидеть ваши комментарии, мне интересно ваше мнение. обязательно всё прочту)