3
— Предлагаете мне пойти против своего же отца?
— Предлагаю наконец-то открыть глаза и посмотреть на всю свою жизнь с места игрока, а не фигуры, — его руки вновь легли на плечи, а дыхание чувствовалось у самой моей шеи. Горячее дыхание. Не знаю почему, но это его касание казалось слишком интимным. Его запах. Он определенно мне нравился. О, черт. Мне двадцать два. У меня никогда не было секса. Думаю, что именно поэтому тело так реагирует на мужские касания и мужской запах. Всё это дополнялось его сладким, властным голосом. Он втекал в мои уши и вытекал теплой жидкостью между ног. Я пыталась незаметно посмотреть на него. Увидеть его черты лица, тела. Он аккуратно вернул лицо в исходное положение. По телу вновь разлилась приятная тягучая жидкость. — Даже сейчас, Руби Дженни. Нравится ли тебе оставаться на второстепенных ролях в тех вопросах, что касаются непосредственно тебя? Нравится ли тебе быть лишь пешкой в руках других людей?
— Разве сейчас, будучи вашей женой, буду ли я иметь какую-то главную роль? — я неравномерно дышала, вбирая в себя его запах, и вслушивалась в каждое его слово. — Я перейду из одной игры в другую. В вашу.
— Я не позволю себе управлять своей женой, хотя для некоторых действий мне придётся прибегнуть к твоему участию. Но даже так...ты будешь тут значимой фигурой, а не пешкой, Дженни, — он аккуратно размял мои плечи. — Ты нравишься мне Дженни. Несомненно нравишься. Я хочу тебя раскрыть. Открыть тебе глаза. Хочешь ли ты того же самого? — все его слова действовали на меня, как запретный плод для Адама и Евы.
— Х-хочу, — вырвалось само из моих губ. Грудь тяжело поднималась и так же тяжело вбирала в себя воздух. Глаза невольно прикрылись от его прикосновений в невероятном блаженстве. — Я у-уверенна, что вы используете приёмы не хуже приёмов моего отца. Я не знаю кому верить, Мистер Ким.
— О, да. Прямо сейчас, — он снова был у моего уха. Говорил прямо туда. — Использую прямо сейчас всё, чем прекрасно владею. Бесстыдно использую. А что из курсов соблазнения смогла за это долгое время применить ты? — Тело чуть задрожало. Я не двигалась. Тело теперь стало каменным и неподъемным. Его сковал страх и напряжение. — Именно это ты не могла применить на практике, верно? Это не то, что драться, согласись? Там-то практика у тебя была.
— Откуда вы..., — лишь это вырвалось у меня с губ. На них тут же лёг его указательный палец. Он ловко заткнул меня.
— Я узнаю всё намного раньше тебя. Мне интересно узнать, сколько займёт времени у тебя осознать это и прильнуть ко мне, — он резко убрал руки с моих ключиц и точно встал. — Тебе не обязательно принимать моё приглашение сыграть в шахматы сразу после замужества. У тебя будет время всё взвесить, — послышались отдаляющиеся шаги.
— С-стойте, Мистер Ким! — встала я со стула. Свет везде погас. Слишком резко. Я снова вздрогнула. — Я боюсь темноты, Мистер Ким, — мою руку взяла его — горячая. — Почему вы не показываете мне своего лица? — смотрела я в темноту, сгорая от сильнейшего любопытства.
— Ты не моя жена, Дженни. И предупреждаю: пока ты не примешь решение о том, быть ли мне союзником или быть моим противником, я буду относиться так, как бы относился к тебе, будь ты моим врагом. Сегодня — исключение.
Сволочь.... Всё, что он говорит, всё, что он делает доставало лишь одно заключение из глубин моего сознания: Ким Тэхён не просто мафия, он невероятно умная и расчётливая сволочь.
Он стоял очень близко ко мне. Я чувствовала его дыхание сверху на своём лице. Я слышала его совсем рядом. Возможно я стояла прямо напротив него. Моя рука легла на ткань под его прессом. Я чувствовала каждый кубик под его приятной, кажется, дорогой тканью. Поднималась всё выше. К груди. К шее. Наконец, как только одна рука легла на его щеку, на вторую легла уже и левая.
— Что ты делаешь, Руби Джейн? Этому тебя учили на курсах? — усмехнулся мужчина.
— Вы высокий, — не ответила я на его вопрос. Большой палец правой накрыл его нижнюю губу. Руки мои были задраны выше головы.
— Я учту, — он взял мою руку в свою и убрал её от лица. Опустил её, когда моя рука была у моего бедра. — А ты низкая. У тебя ещё будет время меня рассмотреть, Дженни Руби Джейн. И тебе ведь говорили: "Не важно как он выглядит. Красивый, не красивый". В этом случае, разве не вышла бы ты замуж за любого главу мафии?
— Вышла бы.
— Вот я и так же подумал, Дженни, — он чуть приоткрыл дверь. — Позволь мне поступить совсем не по-джентльменски один раз.
— А вы вообще умеете? — резко вырвалось у меня.
— Не только умею, но и практикую. Я выйду первым только на этот раз.
— Да. Конечно, — я вжалась спиной в только что закрывшуюся за ним дверь. Пять секунд, и вся комната загорелась светом. Я осмотрелась. В комнате действительно были необычные колонки в четырёх углах. Само кресло и стул, на котором сидела я. И всё. Больше ничего. Я перевела дыхание.
Нащупать какие-то особенный черты лица у меня не получилось. Вероятность найти его в толпе была абсолютно никчемной. Почти равна нулю. Зато он знает, как выгляжу я.
Я наконец вышла из этой чертовы комнаты и шла по коридору как опьяневшая. Казалось, я никогда отсюда не выберусь. Та дверь, из которой я сюда зашла, исчезла. Точнее, была снова стеной. Её было никак мне не открыть. Я даже не пыталась. Напротив, была открыта другая дверь. Это был новый коридор с множеством других дверей. Я тяжело вздохнула и принялась открывать каждую.
Начала с самой ближней.
Открыв её, я увидела столик. На нём было розовое покрывало. Я сразу узнала его. В этом покрывале я была замотана на фотографии после того, как нас с мамой выписали из роддома. Я прошла к столу. Рядом лежала та самая фотография. Помимо этого, на ткани лежал кусок какой-то другой фотографии. На нём были изображены чьи-то ноги. Я взяла фото с собой, думая, что это подсказка. Больше ничего.
Я открыла следующую дверь. Она была напротив первой. Там был маленький стульчик. Маленький стульчик со специальным столиком, на котором меня кормила мама, когда мне ещё не исполнилось четыре. На маленьком столике лежала моя любимая детская сладость — тогда это была малина. Её мне почти никогда не давали, хотя масло её у нас очень много. Я не стала её есть. Побоялась, что она отравлена.
И так я открыла точно больше пятнадцати комнат. В каждой была вещь из моего детства и ещё какая-то деталь, связанная с этой вещью. Последняя. Надеялась я. Открыв последнюю дверь, я увидела фотографию незнакомого мужчины на большом столе, поставленную в черную рамку. Может он умер? Точно старше меня. Ненамного старше. Рядом лежал кусок фотографии. Мне не пришлось даже прикладывать один к другому. На втором куске была моя мама. Она лежала на траве. С простреленным ртом, лбом и одним глазом. Сердце резко сжалось. В животе больно прихватило. Ноги подкосились. Пальцы разжались. Я упала на пол с безумно дрожащим телом, как и вторая часть фотки. Слёзы быстро подступили.
Может на том фото — убийца?
Ещё бы один выстрел и я бы явно не узнала её лицо. Это было страшно. Страшно видеть её такой. Из места выстрелов текла кровь. Всё было в мясо. В широко открытом рту были видны сломаные от пули зубы. Она была голой. Полностью голой. С сильными порезами по всему телу. Безжизненным трупом лежала она на траве и смотрела одним глазом верх. На животе следов от пули не было.
*Она ведь умерла на банкете. В тот же самый вечер, что её подруга. От выстрела в живот. Пуля ведь прошла через живот. Насквозь*
Вся её одежда лежала рядом. Под столом. Я прекрасно помнила её серебряное платье. Прекрасно помнила маму всю в последнюю встречу. Она была великолепна. Впервые за долгое время она вышла куда-то из дома с отцом. Это не могло быть другое платье. Мама сама нарисовала к нему эскиз, попросила сшить ей его. Это точно было оно.
Плохо видя от слёз, я взяла её платье. Он было в прекрасном состоянии, что никак не сходилось с историей её убийства. Никакой дыры на животе в нём не было. Были порваны только бретельки. Значит, она точно не умерла так, как мне рассказали. Это с корнем меняло всё. Знает ли отец?
Может, он тоже не знал? Нет. Не может быть. Он говорил, что сам видел её смерть. Был рядом. Несколько раз подробно рассказывал об этом убийстве. Напоминал мне, ради чего мы идём за нашими целями. Это всё абсолютно не сходится с тем, что он рассказывал. Может, решил соврать, чтобы мне было полегче всё это пережить?
Я до сих пор дрожала и плакала. Казалось, что в один момент разрушилось всё, на чем я жила. В голове, в душе, да и вообще во всём теле была пустота. Разрушилось всё, что я так ценила. Сейчас вся информация в моей голове граничила между тем, что всё это правда, и тем, что это всё бред собачий.
Под сомнение пало всё, во что я верила всю свою сознательную жизнь. Слёзы капали на холодный пол. Я мутно видела. Глаза вновь упали на фотографию мужчины в черной рамке:
— Надеюсь, ты сдох... — вырвалось у меня из груди с презрительным взглядом.
🦦Можно, пожалуйста, звездочку!🐷
💘София💘