Глава 23
Утро после ночи любви всегда неловкое, если ты понятия не имеешь, чего от него ожидать.
Через окно льется солнечный свет, заставляя светиться молочно-белую кожу, пока Лиса отдыхает в нескольких дюймах от меня. Сколько раз я в подвале наблюдал за ее сном, а потому мне достаточно лишь неровного вдоха и движения грудной клетки, чтобы с уверенностью сказать, когда она пробуждается. Я смотрю на ее стройную спину, на простыню, спадающую с бедер, и живо вспоминаю каждую восхитительную деталь прошлой ночи.
Но, учитывая, что сейчас, выскользнув из моих объятий, она притворяется спящей, мне интересно, пытается ли она забыть те же самые детали.
Я решаю бросить вызов неизбежному и пододвигаюсь к ней, подхватываю ее одной рукой и прижимаю к своей груди.
– Доброе утро, – шепчу я, отмечая, как она вздрогнула от прикосновения моих губ к ушку. Я веду пальцами по ее животу, затем между грудями и останавливаюсь чуть ниже шеи. Играюсь с ее подвеской в виде сердца, ожидая ответа.
Лиса напрягается от этого прикосновения.
– Привет.
– Кажется, ты менее рада меня видеть, нежели я тебя, – поддразниваю я, прижимаясь своим твердеющим членом к ее ягодицам, когда целую ее плечо.
Тишина.
Я останавливаюсь, пытаясь уловить ее настроение. Сейчас все больше похоже на неловкий одноразовый секс, нежели на лучшую ночь в нашей жизни.
– Лиса?
Лиса переворачивается на спину и смотрит на меня усталыми глазами. Кусая губы, она изучает мое лицо и натягивает простыню на грудь.
– У меня сегодня есть кое-какие дела.
– Что? – Я недоверчиво смотрю на нее, не ожидая столь обыденных слов после ночи, которую мы только что разделили. – Прямо сейчас?
– Да. – Она пожимает плечами. – Сегодня воскресенье. День всяких дел.
– А еще это день после ночи, в которую у нас был умопомрачительный секс, и нам, вероятно, следует поговорить об этом.
Щеки Лисы покрываются румянцем, и она садится, начиная двигаться вместе с одеялом к краю кровати.
– Я не хочу об этом говорить, Чонгук.
Какого хрена?
– Серьезно?
– Да. Серьезно.
Я наблюдаю, как она собирает с пола свою разбросанную одежду, натягивает майку через голову и оглядывается в поисках своих трусиков. Я делаю то же самое, натягивая боксеры и джинсы, в то время как сердце сжимается в груди от нарастающих эмоций.
– Ты не можешь просто притворяться, что ничего не было.
Лиса бросает на меня быстрый взгляд через плечо и натягивает хлопковые шорты.
– Я собираюсь в душ по-быстрому. Вчера я забыла купить собачий корм, а магазин открывается в девять.
Ох.
Я таращусь на нее, стоящую по другую сторону кровати, полуодетую и расстроенную.
– Лиса… Ты меня убиваешь.
Она останавливается на полпути к своему мобильному телефону, который заряжается рядом с кроватью. Хрупкие плечи поднимаются и опускаются от тяжелого вздоха, а затем Лиса садится, пальцами отводя волосы с лица.
– Мы даже не позаботились о… безопасности.
Я смотрю ей в затылок и мои ладони сжимаются в кулаки. Я не могу с этим спорить – она абсолютно права.
– Прости. Это была моя вина. – Я неуверенно подхожу к ней и сажусь рядом на кровать. – Ты принимаешь таблетки?
– Да, но… я несколько приемов пропустила. В последнее время я много чего забывала, и не ожидала… – Она снова вздыхает, и на ее глаза наворачиваются слезы. – Это и моя вина тоже. Нужно было не допускать, чтобы все зашло так далеко.
Я чешу щеку.
– Я дам тебе денег на экстренную таблетку. Просто на всякий случай.
Лиса сглатывает, бросая на меня еще один быстрый взгляд.
– А ты?..
– Я что? – Я вскидываю брови. – Чист?
Она кивает.
Я не должен был обижаться – это обычный и важный вопрос, который нужно задавать своему сексуальному партнеру, хотя и немного запоздалый. Но это Лиса. Она знает, что последние пятнадцать лет я спал с ее сестрой. К тому же я обследовался после плена и все анализы в норме, так что я знаю, что тот придурок ничем ее не наградил.
– Разумеется, я чист. Ты думаешь, я изменял Наëн?
Пожатие плечами.
Гребаное пожатие плечами.
– Вау. Никогда не думал, что ты действительно веришь в подобную чушь. – Я отворачиваюсь от нее, пытаясь скрыть боль, отразившуюся на моем лице. – Я был верен ей на протяжении всех наших отношений, Лиса. Даже когда мы расстались на те несколько месяцев в колледже. За всю жизнь у меня буквально был секс только с одним человеком… до тебя.
Я оборачиваюсь и вижу, как по ее щекам тихо катятся слезы, пока она смотрит прямо перед собой.
– У меня тоже хорошие анализы. Удивительно. Мне выписали антибиотики на всякий случай, но… – Лиса опускает голову и вздыхает. – Как же все сложно.
Она откидывает волосы назад, открывая многочисленные розовые пятна на шее, а еще сочный синяк на том месте, где побывал мой рот. Я с трудом сглатываю.
– Ага.
– Я ужасный человек. Наëн никогда мне этого не простит.
Живот ударяет волна стыда, когда до меня начинает доходить реальность всего происходящего. Через неделю после разрыва пятнадцатилетних отношений с Наëн я сплю с ее сестрой. Нет ни единого оправдания, которое можно было бы придумать, чтобы все хотя бы отдаленно умещалось в рамки приличий.
С другой стороны, нет ни одного объяснения, которое бы адекватно описывало наши отношения. Скорость их развития. Нашу историю. Нашу связь. Во всем этом нет ни капли нормальности, ни единого смысла, и все ужасно запутанно.
Я сажусь рядом с Лисой, и у нее перехватывает дыхание от моего осторожного прикосновения.
– Лалиса, прости меня за то, что я не оказался сильнее. Мне нестерпимо от того, что ты сейчас чувствуешь, и ненавижу себя за то, что стал этому причиной. Я просто… Проклятье, я с ума по тебе схожу. – Она наклоняет ко мне голову, ее глаза опухшие и покрасневшие. – Я не могу это выключить. И не могу перестать постоянно желать тебя только потому, что обстоятельства не идеальны.
– Они более чем неидеальны, Чонгук. Они неправильные. И выходят за рамки приличия.
– Зато все реально, и мощно, и поглощает нас целиком.
– А так ли это? – Лиса судорожно вздыхает. – Оно настоящее?
– Что? – Я хмурюсь, сбитый с толку ее вопросом. – Ну конечно.
Она отводит взгляд, сжимая край своей майки потными ладонями.
– Может быть это просто последствия травмы и совместного выживания. Мы думаем, что мы все еще нуждаемся друг в друге, даже несмотря на то что весь ужас позади. Без него этот разговор бы сейчас вообще не состоялся.
– Не соглашусь, – отвечаю я, качая головой. – Может быть, не прямо сейчас, но… Я думаю, это было неизбежно.
– Нет. Когда раны затянутся, мы тоже исчезнем. Эти чувства временны.
Во мне вспыхивает гнев.
– Ты совсем по-другому говорила, когда я был внутри тебя. Ты говорила, что всегда была моей.
Лиса стискивает зубы, ее щеки пылают. Она вскакивает на ноги и стремительно уходит.
– Я была в полубессознательном состоянии, Чонгук. Поверить не могу, что ты мне это припоминаешь.
Я встаю и следую за ней, по пути подхватывая с пола футболку и натягивая ее через голову.
– Почему нет? Ты так сказала.
Она резко разворачивается, готовая взорваться от вновь захлестнувших ее эмоций.
– Я так не могу!
– Лиса…
– Нет! Не пытайся переубедить меня или скормить мне эти сказки про созданных друг для друга и прочую чушь. Неделю назад ты был помолвлен с моей сестрой. Ты встречался с ней пятнадцать лет! – Из ее глаз льются слезы, задерживаясь в уголках рта. – Но потом ты бросил ее ради меня, и теперь мне приходится с этим жить.
Я тянусь к ее рукам, но она отдергивает их.
– Я же говорил тебе. Разрыв наших отношений с Наëн не имеет никакого отношения к тебе. Или к нам.
– Ложь.
– Хватит, Лиса. Ты можешь сейчас меня бросить и сказать, что все кончено, но я не вернусь к Наëн. Этих отношений больше нет, потому что нас с ней больше не существует. И ты это не изменишь.
Раскрасневшаяся, Лиса смотрит на меня, скрестив руки на груди. Затем медленно кивает и пристально смотрит мне в глаза.
– Полагаю, время покажет. – Она отступает назад и опускает руки. – Все кончено, Чонгук. Я не могу так поступать с Наëн.
Она продолжает пятиться, удаляясь от меня, а я качаю головой с горьким смехом. Невероятно. Я лезу в карман, вытаскиваю пачку наличных из бумажника и подхожу к ней. Я наклоняюсь ближе, затем беру ее за запястье и раскрываю ее ладонь.
– Тебе, наверное, следовало об этом подумать прежде, чем со мной трахаться. – Я сую деньги ей в руку, пытаясь игнорировать вспыхнувшую в ее глазах боль. – На таблетки.
Я хватаю свое пальто со спинки дивана, надеваю ботинки и выхожу из ее дома, хлопнув дверью.Утро сменяется вечером, а я весь день ничего не слышу от Лисы.
Покинув ее дом, я был дико взбешен и обижен. Пытался вздремнуть, чтобы хотя бы на время избавиться от всего того хаоса, творящегося в моей голове, а когда не удавалось, включал Нетфликс.
До сих пор ни то, ни другое не сработало. Дурные мысли меня преследуют.
Я никогда не думал, что это будет легко. Никогда не рассчитывал, что мы прыгнем в постель, а когда на следующий день проснемся, то у нас начнется новая чудесная жизнь. Черт, нет.
В нашей ситуации нет ничего легкого или чудесного. Наоборот, она запутанная, грязная, сложная и трудная.
Но я знал это. Я обдумал все ловушки и преграды, которые ждали нас впереди, и был готов выдержать все трудности вместе с ней. Мы уже столько пережили вместе. Мы пережили самые бурные штормы. Мы сталкивались с вещами, которые даже самому бесстрашному человеку не давали бы спать по ночам. Мы смотрели смерти в глаза и выстояли.
И все же она бежит от этого. От меня.
Но полагаю, что душевные терзания могут оказаться самыми страшными из всех.
Я растягиваюсь на диване, кутаюсь в одеяло и заказываю доставку китайской еды. Затем бросаю взгляд на имя Лисы рядом с нашей последней перепиской и замечаю сообщение, которое так и не открыл. Это был ответ на мою фразу, что я приеду к ней через пятнадцать минут.
Лиса: Это не очень хорошая идея.Разве это помешало бы мне поехать туда посреди ночи, чтобы попытаться защитить ее от темноты?
Вероятно, нет.
Но она пыталась. Пыталась остановить меня.
Я чувствую себя виноватым дураком, хотя и знаю, что произошедшее между нами, было реальным, неизбежным и по обоюдному согласию. Мы оба этого хотели. Мы оба жаждали этого.
Но я знаю ее сердце – знаю, что ее верность сестре всегда будет камнем преткновения в наших отношениях. Может быть, я слишком сильно надавил. Может быть, все произошло слишком быстро. Я провожу пальцем по ее имени на своем экране и набираю сообщение, о котором, уверен, немедленно пожалею.
Я: Я не хочу с тобой ссориться. Понимаю, почему ты напугана и чувствую то же самое, черт побери. Но что бы ни было между нами, это никуда не денется. Прошлая ночь перевернула мой мир, и я знаю, что ты тоже это почувствовала. Мы можем двигаться медленнее. Можем начать все сначала. Только не закрывайся от меня… мы в одной лодке:)
Я добавляю смайлик, потому что Наëн всегда говорила – это самый верный способ донести до собеседника в переписке искренность своих чувств. Однажды у нас состоялся целый разговор только из одних смайликов. Это было забавно и странно.
Рядом с сообщением почти сразу загорается статус «прочитано», поэтому я жду, затаив дыхание. Я жду, когда появятся маленькие прыгающие точки, по которым я пойму, что она размышляет, пока печатает ответ… но они так и не появляются.
Я периодически проверяю телефон в перерывах между курицей Кунг Пао и сериалом «Сыны анархии», но ответа по-прежнему нет.
Проклятье.
Я смотрю на время на своем телефоне, отмечая, что уже перевалило за десять вечера, через шесть часов мне нужно быть на работе. Разочарованно застонав, я кидаю телефон рядом на диван и провожу обеими руками по волосам. Устало вздохнув, я поднимаюсь и собираюсь оттащить свое одеяло в спальню, как слышу звонок телефона.
Я медлю. Затем бросаю одеяло и бегу к своему мобильному телефону. Сердце колотится от предвкушения и облегчения, когда на экране высвечивается имя Лисы.
Я провожу пальцем, чтобы принять звонок.
– Алло?
Мгновение в трубке тишина, а затем уха касается хриплый, невнятный голос.
– Ты… неисправим.
– Полагаю, что да. – Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, меня пронзает беспокойство. – Ты в порядке, Лалиса?
– Нет… нет, я не в порядке. Но я думаю, что с тобой все в полном порядке. Даже несмотря на то, что ты неисправим.
У нее осипший голос. Вялый. Похоже, она пьяна.
– Ты пила?
– Я размышляла.
– Ладно…
Лиса вздыхает, и я слышу на заднем плане грохот, как будто она что-то опрокинула.
– Думаю, что наши отношения могли бы стать лучшим, что случалось со мной.
Я зацикливаюсь на том, что она произнесла «могли бы стать».
– Это все еще возможно, Лиса. Нам необязательно все заканчивать.
– Но мы действительно должны, Чонгук, потому что ты лев, а я мышь.
– Что?
Повисает пауза, и мне даже на мгновение кажется, что она отключилась или уснула, но затем слышится тихий ответ:
– Ты лев, бесстрашный и сильный, а я всего лишь мышь. – Лиса снова замолкает, затем продолжает: – Я маленькая и слабая, боюсь всего, что скрывается в темноте. Все, чего мне хочется, лежит в смертельных ловушках, и все же я продолжаю испытывать искушение.
– Лиса… – Я начинаю расхаживать по своей гостиной, на душе у меня неспокойно.
Она вздыхает, долго и протяжно, ее тяжелое дыхание звучит зловещим фоном к ее словам.
– Проблема мышей в том, что их всегда убивают.
Я узнаю эту цитату из книги «О мышах и людях». У меня по спине пробегает холодок.
– Это неправда. Ты точно не пила?
Лиса негромко смеется, и это лишь мимолетный, не предвещающий ничего хорошего смешок.
– Прощай, Чонгук.
– Погоди. Я беспокоюсь о тебе, Лалиса. Поговори со мной.
– Я действительно считаю, что мы могли бы стать великолепной парой, – заканчивает она. – Если бы ты не был львом, а я не была мышью.
Звонок прерывается, а я молча смотрю на свой телефон, пока внутри узлами закручивается тревога, а сердце говорит, что с ней не все в порядке.
Что-то не так. Что-то неправильно.
Я понимаю, что, возможно, выставлю себя маньяком, который посреди ночи приедет утешать девушку, явно предпочитающую сейчас побыть одной. Но я готов пойти на этот риск, потому что мои инстинкты кричат – надо ехать.
Десять минут спустя, примчавшись на большой скорости и наплевав на парочку красных сигналов светофора, я стучусь в парадную дверь Лисы. Веселенькая бирюзовая дверь – обманчивое прикрытие для печальной девушки, живущей по другую ее сторону.
– Лиса! – зову я. Она не открывает, и я принимаюсь стучать громче, молотить кулаками. – Лиса, открой! Я переживаю за тебя.
Но за дверью слышится лишь цокот когтей по коридору и тихий собачий скулеж. Я дергаю дверную ручку и вздыхаю с облегчением, когда она открывается. Но потом понимаю, что Лиса никогда не оставляет свои двери незапертыми, и облегчение снова сменяется тревогой.
Меня встречают Джуд и Пенни Лейн, которые нетерпеливо кружат перед входом. Когда я переступаю порог, обе собаки бегут по коридору к спальне Лисы, как будто приглашая меня следовать за ними.
– Лиса? – Я даю знать о своем присутствии, чтобы не напугать ее. – Лиса, это я. Я зашел только чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
Ничего.
Черт. Я прохожу через гостиную, затем дальше по коридору и останавливаюсь возле комнаты Лисы. У нее горит свет, но она явно не бодрствует. Девушка лежит на спине поверх одеяла, одна рука свисает с края кровати, а другая раскинута на матрасе, все еще сжимая мобильный телефон. Обе собаки царапают край кровати и скулят.
– Лиса.
Я осторожно вхожу в комнату. Неуверенный.
– Лалиса.
Она не двигается. Даже не вздрагивает.
Она вообще дышит, черт побери?
– Нет, нет, нет, нет, нет… – Когда эта мысль приходит мне в голову, я чувствую, как из моих собственных легких вырывается весь воздух, и я бросаюсь к кровати, хватая Лису за плечи и встряхивая. – Лиса. Лиса! – Она не отвечает. – Боже… Господи… – Я натыкаюсь взглядом на пустую бутылочку из-под снотворного, опрокинутую на тумбочке, и вконец теряю голову. Я запрыгиваю на кровать, опускаясь на колени по бокам талии Лисы, прижимаюсь ухом к груди, продолжая ее трясти.
Это все не по-настоящему.
Это розыгрыш – розыгрыш, как в тот раз, когда я дал ей пончик с кукурузным крахмалом, и она притворилась, что потеряла сознание. Она вот-вот проснется и скажет: «Попался!» А потом примется хохотать, а я буду очень сильно злиться, но при этом буду очень, очень рад, что с ней все в порядке.
Но этого не происходит.
Она неподвижна, безжизненна, и я вспоминаю Вьюгу на лежанке посреди больничной палаты. Сейчас они до жути похожи.
– Нет… Боже, нет, Лиса. Вернись ко мне! Черт возьми, пожалуйста, не делай этого…
Сильно трясущимися руками я вытаскиваю из кармана свой телефон, чуть не роняя его. Набираю цифры 911 и описываю ситуацию оператору диспетчерской, явно создавая впечатление сумасшедшего и отчаявшегося человека. И это правда.
Я такой и есть.
Мне поручено сделать искусственное дыхание. Я поднимаю Лису с кровати и укладываю на пол, а затем прижимаю ладони к груди, как видел в фильмах. Затем запрокидываю ее голову, зажимаю ей нос и изо всех сил выдыхаю воздух в рот.
– Она дышит? – спрашивает оператор по громкой связи.
Я дотягиваюсь до ее запястья и пытаюсь нащупать пульс. Снова прикладываю ухо к ее сердцу.
Боже, я не могу сказать.
– Я не знаю. Черт побери, я не знаю…
– Хорошо. Оставайтесь на линии, помощь скоро приедет. Продолжайте давить на грудную клетку, часто и сильно…
Голос затихает, а я продолжаю давить на грудь, время от времени останавливаясь, чтобы поискать признаки жизни.
– Не бросай меня, Лалиса. Черт, я же люблю тебя! Не смей оставлять меня! – Я стискиваю ее миниатюрное тельце в объятиях и прижимаю к груди, рыдая в золотистые волосы. Я цепляюсь за нее, пытаясь передать свою жизненную силу и вернуть ее одними слезами, словами и признанием в любви. – Вернись, – шепчу я, утопая в горе, затем укладываю Лису обратно на пол и продолжаю массаж грудной клетки.
Вдалеке слышатся сирены, и тогда я падаю на нее сверху, безудержно рыдая и сотрясаясь всем телом.
Что я наделал?
Что, черт возьми, я наделал?