Только он

После вчерашнего мини-спектакля в моём ресторане, Чонгук вышел на работу. Зная об этом, я еле переборола в себе желание позвонить и узнать, как он сегодня.
Снова обложился бумагами? Или ходит по отелю, наводя ужас на всех и каждого? А может, наоборот, ведёт себя сдержаннее? И что насчёт сплетен? Всё ещё слышит их за своей спиной? Как справляется с этим?
В общем, держалась я кое-как.
В обед стало ещё сложнее.
Чонгук всегда ел в 15:00. Это был мною же установленный график, который я никогда не нарушала. В это время я уже должна была быть в его квартире с суши, которые сейчас по привычке ем с Ютой. И изо всех сил пытаюсь слушать его шутки про свою собаку Рио, но, когда он машет передо мной рукой, с сожалением понимаю, что пропустила всё мимо ушей. Потому что в голове один только Чонгук.

— Джису, ты тут?
— А? Да… Да, прости, я задумалась, — сразу же прихожу в себя, но Юта не провести, он прекрасно знает, о ком именно я задумалась.
— Ну и что он хотел, раз устроил такой спектакль?

Вчера я отказалась рассказывать японцу, в чём дело, потому что мне просто необходимо помолчать и побыть в одиночестве после таких вот сеансов высасывания жизни. Из меня. Чонгуком.

— Мы поссорились, и он просил прощения, — я опускаю суши в соус, поднимаю, но всё падает обратно. С недавних пор, когда я начинаю говорить о Чоне, у меня ещё и руки трясутся от нервов.

— И ты простила? — Юта приходит на помощь своими палочками и кормит меня. И в этом нет ничего необычного. Как сейчас он помогает мне есть, так всегда помогал пережить паршивые дни моей жизни.
— Сказала, что простила.
— Ты прощала ему столько дерьма. Что же такого он умудрился натворить в этот раз, что впервые не можешь простить? — Юта словно рентген сканирует меня внимательным взглядом. Он знает меня очень хорошо, даже слишком. Иногда мне кажется, что я для всех как открытая книга. В этом вся проблема — так людям легче вырывать из меня страницы.
Особенно Чонгуку. Может, если бы я была… могла быть более закрытой с ним, то ему было бы сложнее делать мне больно.
— Ничего, — отвечаю поспешно и отвожу взгляд. Всё ещё болит.
— Хэй, посмотри на меня, — он протягивает руку, аккуратно касаясь моего подбородка. — Что сделал этот мудак?
— Ничего. Ничего из того, что я не смогла бы пережить, — слабо улыбаюсь и убираю руку Юты. Я всегда безумно благодарна ему за заботу, но иной раз…

Скажем так, если я до жути глупая во всём, что касается Чонгука, это вовсе не значит, что я глупая по жизни. И я прекрасно понимаю, где заканчивается дружба. Так вот, Юта уже давно переступил дружескую черту, но ему пришлось принять тот факт, что между нами ничего не может быть. Вообще. Рядом он остаётся по своему собственному желанию. Наверное, мы оба с ним просто глупые, потому что, по сути, делаем одно и то же. Только я по отношению к Чону, а Накомото по отношению ко мне. Именно поэтому не могу ничего рассказать ему. Неожиданно начинает звонить телефон, и я аж подпрыгиваю от испуга на стуле.
Нервы ни к чёрту. Особенно, когда на экране высвечивается «Гук».

Вспомни Дьявола.

Какое-то время молча смотрю на экран, раздумывая, стоит ли вообще отвечать. С одной стороны, если не отвечу, Чонгук подумает, что вчера я соврала, и снова прицепится ко мне. С другой, если возьму, то снова всё сойдёт ему с рук. Мою дилемму решает Юта. Он отвечает на звонок, прежде чем я решаюсь сделать хоть что-то.

— Чего тебе? — раздражённо бросает японец.
— Явно не тебя. Где Джису? — слышу хриплый голос Чона, отчего волна мурашек, как по команде, проходит по телу.
Потерялась Джису. Нет её. Вот бы она, правда, могла исчезнуть.
Интересно, он бы скучал? А Джиён? Скорее даже первое, чем второе.

— Джису занята…
— Отдай ей трубку, — снова его приказной тон. Ничего не меняется.

— Не хочу, — произносит по слогам Юта, глядя на меня. Ощущаю в его фразе какой-то подтекст. В итоге сдаюсь, жестом показывая, чтобы он вернул мне телефон. Я очень хорошо знаю Чона, поэтому мне действительно лучше взять.
— Слушай, не беси меня!
— Что такое? — выхватываю у японца свой телефон как раз вовремя. Секунды за три до взрыва на другом конце.
— Когда он успел превратиться из друга в секретаря? — голос звучит крайне раздражённо. Хотя разве он умеет разговаривать со мной по-другому? Раньше вот умел, но за последние три недели разучился. Совершенно некстати почему-то вспоминаю, как в старшей школе он запугивал всех, с кем я пыталась встречаться. Говорил, что все они меня не достойны. Тогда он был совсем другим, не таким, как сейчас.
— Зачем ты звонишь? — игнорирую его вопрос, потому что хватит с Чонгука и того, что я дала слабину и всё-таки ответила ему.
— Ты не пришла сегодня. А я ждал.

Смотрю на часы — 16:00. Он ждал час. Какой-то жалкий час. А я жду полжизни. Усмехаюсь себе под нос. Он понятия не имеет о том, что такое ожидание.
— Я не нянька. Ты вышел на работу, значит, тебе лучше. Не пробовал сходить в свой собственный ресторан? Ты, наверное, забыл, но, знаешь, в твоём отеле есть прекрасный ресторан. — Можешь иронизировать сколько угодно, но я хочу именно суши и именно те, которые приносишь именно ты! — Чон делает ударение на каждом «именно» и бьёт тем самым во все мои слабые места. А я слаба почти везде. — Получается, ты приходишь только тогда, когда мне плохо? Мне нужно быть в убитом состоянии, чтобы заслужить твоё внимание?

Слушаю и просто поражаюсь тому, какую несусветную чепуху он может нести. Невероятно просто. Ведь всё, что я делаю в своей жизни — забочусь о нём. Даже если он не замечает. Даже если не знает.

— Послушай, Чонгук, попей кофе. Может, прекратишь нести такой бред. — Не могу! Моя секретарша ни черта не понимает, сколько карамели нужно добавить. А я не могу ей объяснить, потому что и сам ни черта не знаю. Угадай, почему я не знаю? Правильно, потому что по какой-то ахеренной причине это знаешь только ты!

Всё правильно. Я знаю. Сколько нужно добавить карамели, сколько сахара. Знаю, что он не любит чёрные чашки, поэтому никогда не пьёт из них. А ещё я знаю, что все эти вещи он сейчас говорит специально. Намеренно ходит по моим слабостям. Но я не понимаю зачем.
Чтобы я сорвалась и побежала к нему? Что это ему даст? Почему он так со мной? Очень хочется задать последний вопрос вслух, но горло будто стягивает тисками. Я сильная. Мне плевать. — Извини, мне нужно работать. Приятного вечера.

Сбрасываю и выключаю телефон.
Так лучше.

* * *

Всю вторую половину дня в ресторане было очень людно. Такое ощущение, что с самого обеда я не сидела даже минутки. Всем резко приспичило поесть. Хотя, может, оно и к лучшему, ведь работа настолько отвлекла меня от остального, что я даже не заметила, как перевалило за полночь. Юта настаивал на том, чтобы отвезти меня домой, но я отказалась. Люблю ездить по ночному Сеулу сама. Так получилось, что телефон я включила, только когда поднималась в свою квартиру. Пятьдесят пять пропущенных вызовов. Все от Чона. А содержание тридцати sms-сообщений можно было просто не читать, разве что для ознакомительного курса с изощрёнными матерными выражениями.
Нет, не буду перезванивать. Более того, я теперь вообще буду выключать телефон по вечерам. И опять — как только открываются двери лифта, ощущаю запах парфюма, алкоголя и сигарет. Только на этот раз парфюм не женский.
Чонгук. Снова побитый.

Всего пару дней назад здесь сидела Джиён, так теперь перед дверью сидит Чонгук. Как же они оба мне надоели. Один Бог знает.
Сначала всю душу вывернули, а теперь успешно продолжают добивать. Чон замечает меня сразу же и медленно поднимается на ноги.

— Ты это специально, да? — хрипло спрашивает он, поправляя спадающие на глаза волосы. — Специально выключила телефон, чтобы свести меня с ума. Специально сказала, что прощаешь. Но на самом деле нихуя ты меня не простила.

Впервые жизни мы стоим друг напротив друга, полностью поменявшись ролями. Я хочу его прогнать, он хочет остаться. До этого момента всегда было с точностью да наоборот.
— Опять подрался? Я думала, тебе лучше, — подхожу ближе, стараясь изо всех сил сдерживать себя, чтобы предательски не дрогнул голос, а рука не потянулась к его треснутой губе.
— Я тоже так думал, — говорит Чон, сжимая в кулаке галстук. До меня только сейчас доходит, что он весь в крови. Проследив за моим взглядом, он улыбается.
— А, это… — поднимает кулак и делает шаг в мою сторону, — это я разбил бутылку, когда ты не ответила на тридцать седьмой звонок. Тридцать седьмой, Джису. Я тебе столько, наверное, за всю жизнь не звонил. — Ну и как оно? — спрашиваю как бы между прочим, пока достаю ключи, и открываю замок. Мне действительно интересно, каково это.
Каково это, чёрт возьми, чувствовать себя в яме. Или в море. Каково это… тонуть. Я не специально пропустила его звонки, но, раз уж так сложилось, кажется, в этом даже есть плюс.
— Что? — Чонгук хмурится и делает вид, что не понимает. Но он понимает. — Это чувство, — я внимательно смотрю в родные глаза и точно знаю, что сегодня ему плохо не из-за Джиён.

Точно — потому что ответ в его глазах.

— Паршивое, — он улыбается, прислонившись плечом к двери моей квартиры, не давая мне тем самым открыть её. — Очень паршивое.
— Я знаю, — я улыбаюсь ему в ответ, ведь мы оба знаем, как это горько. Я не спрашиваю, какого чёрта он сюда припёрся. Какого чёрта подрался. Какого чёрта вообще происходит. Просто начинаю набирать номер его шофёра, который тоже знаю наизусть. — Что ты делаешь?
— Звоню Хуну, чтобы он забрал тебя домой, — первый гудок проходит, а вот второй уже нет, потому что Чон моментально выхватывает у меня телефон и поднимает вверх, пользуясь нехилым преимуществом в росте. Детский сад.

— Чонгук, отдай.
— Забери.
— Гук…
— Я не хочу домой. Я хочу остаться здесь.
Кожа покрывается мурашками от того, как он выдыхает эти слова. От того, как он пахнет. Как родной. И запёкшаяся кровь на его губе тоже уже что-то привычное.

— Ты не останешься здесь.

Пытаюсь говорить так, чтобы это звучало, как что-то неоспоримое. Однако вместе с запахом сигарет, алкоголя и его одеколона, я чувствую запах своей слабости.
— Останусь, — упрямо заявляет Чон, а потом придвигается настолько близко, что между нами вряд ли поместился бы лист бумаги. Реакция следует незамедлительно, и я уже практически делаю спасительный шаг назад, как Гук вдруг тянет меня к себе.
— Нет, — как бы мне не хотелось того, голос всё же срывается. И я понятия не имею, к чему это относится — к происходящему или к его затее остаться.
— Ещё как останусь, — на выдохе прямо мне в губы.

Худший. Самый. Голова сразу же идёт кругом, а тело начинает предательски дрожать. Слабачка! Ведь обещала себе. А что в итоге?

— И с каких пор мы стали играть с тобой в такие игры? — собираю последние силы и спрашиваю это именно в тот момент, когда он уже практически касается меня губами. Вопрос заставляет его остановиться. Он хмурится, из-за чего шрам над бровью тянется вниз, а глаза становятся будто ещё меньше.

— Не знаю, — тыльной стороной ладони Чонгук касается моей щеки, и мне становится катастрофически мало воздуха. Ком в горле мешает нормально вдохнуть. Швы на душе начинают расходиться с оглушительным треском. Он способен разодрать мою душу одним лишь своим прикосновением.
— Мне просто… Просто безумно хочется поцеловать тебя. Не так, как в прошлый раз.

Как в прошлый раз. Это когда он решил оттолкнуть меня как можно дальше. А сегодня вот решил притянуть поближе. Я всего лишь чёртова кукла на этом карнавале. Чон делает со мной всё, что захочет. Никакого счастливого покалывания в груди — наоборот, мне зверски больно от каждого его слова. Лучше бы он обжимался здесь, перед моей дверью, с одной из своих девиц, чем со мной. Даже это было бы не так кошмарно.
— А мне не хочется!

Самая красивая ложь в моей жизни. И если надо, я повторю её ещё раз. Какая разница. Когда ты врёшь о своих чувствах полжизни, ещё один раз перестаёт иметь значение. Но дело в том, что Чон больше не верит. Больше нет. Мои слова вызывают лишь очередную улыбку на его лице. С той лишь разницей, что на этот раз она более человечная.
Понимающая. Он отпускает меня и отдаёт телефон.

— Скажи Хуну, чтобы приехал за мной.

Пожалуй, это была самая лёгкая просьба. Я тут же набираю номер его водителя, пытаясь скрыть то, как дрожат пальцы. Хун отвечает не сразу, где-то после пятого гудка. Говорит, что его жене плохо, и он не может приехать; просит, чтобы я вызвала такси.
Судя по довольному лицу Чона, я отлично понимаю, что не будет никакого такси.

Он останется здесь.

* * *

Никогда прежде Чонгук не оставался у меня на ночь.
Ни разу. Равно как и я у него. А ещё он никогда не бывал здесь вместе с Джиён. Это моё обещание себе, моя странность. Ещё при покупке квартиры я поклялась, что в моём доме не будет запаха боли. Разбитого сердца более чем достаточно, и я не хотела, чтобы собственный комфорт тоже был разбит. Когда возвращаюсь на кухню с аптечкой, Чон послушно ждёт меня, сидя на высоком стуле. По пояс раздетый. Я нагло совру, если скажу, что никогда не хотела зацеловать каждую родинку на его теле, обнять эти широкие плечи. Если бы имела право. Если бы… Замечаю под лопаткой огромный синяк. Когда-нибудь этот парень себя искалечит.

— Я смотрю, с каждым разом твои синяки всё красочнее, — не могу сдержать сарказм. Чонгук усмехается и тут же морщится, потому что забыл. Потому что губа разбита. Дурачок.

— Сначала это, а то жжётся, — он протягивает свою пораненную руку, и я кладу её себе на колено. Ещё раз дурачок — у него такие красивые руки, а он не перестаёт их уродовать. Кожа на костяшках содрана до крови, ладонь пересекает достаточно глубокий порез от стекла. Обработав рану, я принимаюсь бережно обматывать руку бинтом.
— Какой же ты всё-таки идиот! Надеюсь, тебя скоро ни в один клуб не будут впускать, а заголовки газет, наконец-то, приведут тебя в чувство! — бурчу себе под нос, пока Чонгук сидит смирно и молча. Думаю, такой послушный он впервые. Обрабатывая рану на губе, стараюсь не смотреть ему в глаза.
Чон наоборот — смотрит и даже не моргает. У меня нет ни одного шанса, чтобы контролировать при этом свои эмоции. Ни одного. Не удивительно, что сердце тут же срывается с нормального ритма, а руки начинают дрожать так сильно, что подрагивает даже ватная палочка, зажатая большим и указательным. Когда он морщится от боли, инстинктивно морщусь вместе с ним и поспешно принимаюсь дуть на больное место, как если бы он был маленьким мальчиком. Мне бы хотелось поцеловать его и ласково сказать, что заживёт. Или хотя бы просто прикоснуться к этим губам, таким чувственным, что позавидует любая девушка.
Джиён могла целоваться с Чонгуком часами. Помню, как девочки в нашей школе то и дело шептались о том, как повезло моей сестре с парнем, и как они тоже хотят целоваться с «золотым» мальчиком. Снова зависнув в воспоминания, с некоторым опозданием замечаю, что не могу отвести взгляд от губ Чона, а он в свою очередь ничего не говорит и просто внимательно смотрит на меня.
Как будто ждёт. Напрасно. Я уже пришла в себя, поэтому тут же отворачиваюсь, быстро забрасывая лекарство и бинт обратно в несессер. Глупая. Сколько ещё раз собираешься позволить своим слабостям вылезти наружу?
Возвращаюсь на кухню и застаю его в тяжёлых мучениях — пытается воспользоваться зажигалкой левой рукой.

— Твою мать, — нечётко выговаривает он, потому что между губами зажата сигарета, да и пластырь в уголке рта тоже мешает.

Без слов подхожу ближе, выхватываю у него из руки зажигалку и помогаю прикурить. Чонгук слабо улыбается в ответ, а по лицу после первой затяжки проносится волна наслаждения.

— Ты купила ещё три кактуса? — спрашивает он, пока я добавляю карамель в его кофе. Я даже не спросила, будет ли он.
Потому что он будет. Я знаю. И карамели там столько, сколько нужно. Столько, сколько знаю только я.
Даже Джиён не знала, Чонгук всегда жаловался, что она делает либо больше, либо меньше.

— Да, они показались мне милыми.
— В каком месте они милые? — хрипло хохочет. Он ни черта не понимает в кактусах. Я не люблю цветы, банально не умею ухаживать за ними. Наверное, потому что вся моя забота сосредоточена лишь на одном человеке. Поэтому я люблю кактусы. Они такие… очень похожие на меня, им нужна любовь. Если цветы любят все, то кактусы немногие. А ещё, в отличие от Чона, они не требуют особого ухода. Достаточно всего лишь поливать их раз в неделю.
— Тебе не понять, — ставлю перед ним кружку и сажусь со своим чаем напротив.
— Оно снова треснуло? — сигаретой Чон указывает на мой большой палец, на котором я обычно ношу любимое кольцо. И его любимое. Ещё в детстве бабушка подарила мне серебряное кольцо с небольшими дырочками в форме листиков; у меня мало любимых вещей, но оно как раз из таких. С самого знакомства Чонгук пристал ко мне с просьбами о том, чтобы я подарила кольцо ему, а взамен он готов купить мне любую вещь, будь то дорогущие часы или другое кольцо. Я всегда отказывала ему, потому что обожаю это кольцо до ужаса. И так случается, что хотя бы раз в год оно ломается, так что мне приходится нести его мастеру. Поэтому с каждым разом кольцо становится больше и сильнее болтается на пальце.
— Нет, просто стало большим, — отвечаю я, после чего делаю глоток чая с мятой. В последнее время только такой и пью.
— Ну вот! — радостно восклицает Чонгук. — Видишь, зачем оно тебе теперь? Подари его мне. Взамен я куплю тебе золотые часы, хочешь?

— Не хочу. Это кольцо - половина моей души, — наверное, сказанные мной слова всё же доходят до него, потому что он резко становится серьёзным и прекращает настаивать. В конце концов, что-то от моей души должно остаться у меня. Хватит и того, что одну половину я уже и так отдала ему добровольно. Между нами повисает молчание. И пока я, попивая чай, смотрю в окно, Чон смотрит на меня. — Как дела в ресторане? — спрашивает он то, на что ему плевать. Уж я то знаю. — Хорошо, — тихо говорю я, продолжая смотреть в окно. На улице начинается дождь.
— А как поживает Юта?

Вот оно.

— Отлично, — знаю, что мои слова его не удовлетворят, но это всё, что я хочу ответить на такого рода вопрос. — Замуж ещё не предложил выйти?

В голосе Чонгука явственно звучит сарказм, и это заставляет обратить на него внимание. Сидит с нахальной полуулыбкой, согнув ногу в колене. Вокруг «плавают» кольца из сигаретного дыма, потому что кое-кто любит пускать дым именно так.

— Ещё нет, но, наверное, скоро, — с таким же сарказмом отвечаю я, хотя хочется ему просто врезать.
— А согласишься?
— Почему нет?

Снова неловкое молчание. Чонгук хитро щурит глаза, не переставая загадочно улыбаться, насколько позволяет разбитая губа. Если раньше я была жертвой его неадеквата или гнева, то теперь я в центре какой-то непонятной игры. Уже второй раз за сегодня.

— Значит, мне и с ним поговорить?

В этот момент, и я это точно знаю, мы оба вспоминаем Хэина. Моего бывшего парня, с которым мы расстались год назад. Который мне как бы нравился, и которого Чонгук избил. Хотя он называет это «поговорить». Всё началось с того, что Хэин без моего ведома заказал VIP комнату, когда мы вчетвером отдыхали в клубе. Хэин не понимал слов «не хочу» и в принципе не понимал, почему я не хочу его. К тому времени мы встречались уже три месяца, и в его голове никак не укладывался тот факт, что у нас не было секса. Я в свою очередь прекрасно осознавала, что бесконечно так продолжаться не может. Ну или же мне, в конце концов, пришлось бы уйти в монастырь. Ирония судьбы в том, что я не хочу никого, кроме того, кто не хочет меня. Почему-то тогда мне казалось, что это абсолютно просто — лечь под не любимого мужчину, тем более, если этот мужчина тебе очень даже симпатичен. Но потом, когда я поняла, что на месте Хэина представляю совсем другого мужчину, что его руки горячие, а мне нужны холодные — такие как у Чонгука, я не смогла это сделать. Проблема заключалась в том, что Хэин был настойчивым парнем, а Чон сильным. А ещё он был тем, кто преследует не только мою душу, но и меня саму. В итоге он выбил дверь, после чего выбил из Хэина всё желание переспать со мной. В произошедшем, однако, я виню только себя. Потому что именно я давала Хэину пустые надежды. И именно я стала для него тем самым предателем.

— Хэин не был плохим, — оправдываю его, ведь только мне известна истинная причина всех бед.
— Да, ты права. Он не был плохим, он был редкостным ублюдком, — хмыкает Чонгук и выпускает очередные кольца дыма. — И Юта твой мне тоже не нравится.
— Он и не должен тебе нравиться. Достаточно того, что он нравится мне.

Безусловно, Накомото нравится мне. Просто не в том смысле. Я люблю его, как родного, а ещё как самого терпеливого и понимающего человека на земле. Он выслушал столько моих истерик… Он видел меня в слезах больше чем кто-либо. Заботился обо мне больше, чем моя родная сестра. Он даже держал мне волосы, когда меня пьяную рвало в туалете. Пусть это и было всего два раза за всю мою жизнь, потому что я не люблю решать свои проблемы алкоголем, как бы хреново мне ни было. Юта как я — его привязанность не знает границ. Прекрасно зная, что между нами ничего не возможно, он никогда не переставал быть рядом. В качестве друга.

— Так он тебе нравится? — голос Гука выдёргивает меня из размышлений. На его лице уже нет никакой улыбки, вопрос он задаёт совершенно серьёзно. Даже его и без того острая челюсть кажется ещё острее из-за напряжённых до предела мышц.

— Чего ты хочешь, Чонгук?

— Ничего, просто пытаюсь поболтать, — пожимает плечами, бросив это своё «поболтать» так, будто мы едва ли не ежедневно болтаем о моей личной жизни.

— Уже поздно, нам завтра на работу, — пытаясь избежать откровенного разговора, я встаю из-за стола и ставлю кружку в раковину, чтобы поторопить его и лечь спать.
— Ты пытаешься увильнуть от ответа.

И без него знаю. Вся правда в том, что я бы не стала этого делать, если бы не замечала, как опускается шрам над его бровью всякий раз, когда речь заходит о Юте. Раньше я всегда хохотала и говорила, что он мне как брат, а теперь… Теперь я просто дура, которой что-то там кажется. Которая тоже захотела поиграть в игру Чона. — Потому что это тебя не касается, — разворачиваюсь как раз тогда, когда он тоже встаёт и подходит к раковине.
— А по-моему, очень даже касается, — произносит глухо и медленно протягивает руку, чтобы положить свою чашку рядом с моей, тем самым заключая меня в некую ловушку. Флирт. Вот как это называется.
Когда это Чон Чонгук решил начать флиртовать со мной? Ведь с самого начала нашей сегодняшней встречи он занимается именно этим. Флиртует.
Но я, чёрт возьми, не готова к такому повороту событий. Моё сердце и так полностью растоптано под его же ногами. Не собираюсь терпеть эти моральные издевательства только потому, что Чону стало скучно.
Флирт — самое гнусное, что он может делать по отношению ко мне, в то время как я люблю его всем своим существом.

— А по-моему, — говорю с нажимом, — ты забываешь, кто я и чья я сестра. Да, Чонгук.

Ты сам кинул меня в эту крайность. Сам научил делать больно. Именно ты заставил меня быть такой. Его игривое настроение как рукой сняло.

— Молодец, малышка Джи! — медленно чеканит он, чтобы вдолбить в меня смысл этого своего «молодец». А потом рядом остаётся лишь звенящая пустота, потому что Чон моментально выходит из кухни. Я остаюсь одна.

Стою, не шевелясь, и жду, когда щёлкнет дверной замок. Но ничего не происходит. Возможно, сейчас я хочу, чтобы он ушёл. Я не привыкла делать ему больно. Хуже от этого в первую очередь становится только мне. Мне больнее.

Промыв чашки, захожу в единственную комнату в этой квартире. Мне никогда не были нужны хоромы, я всегда хотела маленькую уютную однокомнатную квартиру. И чтобы обязательно на последнем этаже. Есть в этом что-то особенное. Душевное. Да и зачем мне хоромы… если я всегда одна. Одиночество так сильно въелось под кожу, просочилось куда-то внутрь настолько глубоко, что иногда мне кажется, будто мы уже неотделимы друг от друга — я и моё одиночество имени Чон Чонгука. Кровать, к слову, у меня тоже только одна, правда, большая. Именно на ней я и вижу спящего Гука. Мне бы хотелось… жить так всегда — заходить и видеть его спящим в моей постели. Лежащим на животе и уткнувшимся лицом в мою подушку. И руки спрятал под ней, отчего татуировка на спине скривилась. И да, он в джинсах. Даже не потрудился снять их.
Возражала бы я, если бы снял? Нет, потому что так ему было бы удобнее. Не ушёл, а просто заснул. Обычное его поведение после того как выпьет. Сейчас это даже к лучшему, потому что мне не придётся краснеть из-за пижамы с миньонами и выслушивать кучу колких замечаний Чона насчёт этого. А ещё… ещё он не заметит, как бешено колотится моё сердце всего лишь от мысли, что нам придётся спать в одной кровати.
Я так просто спущу это ему с рук? Да, так просто. Потому что я слабая. Прекрасно знаю, что в алкогольном опьянении Чонгук спит очень крепко, и именно поэтому позволяю себе осторожно провести пальцами по его затылку. А потом ласково целую в макушку, вдыхая аромат парфюма смешавшийся с запахом мужского шампуня и сигарет. В горле завязывается тугой узел, глаза начинают гореть. Чёртова мазохистка. Я чёртова мазохистка. Даже во сне он умудряется доводить меня до слёз. Вытягивать мои слабости.
И понимание того, что вот такой родной, лежащий рядом, Чон всё равно не принадлежит мне, отдаётся болью в груди. Единственный вопрос, который у меня имеется к жизни — зачем он ей? Почему бы судьбе просто не отдать его мне. Как человеку нужны вода и воздух, так он нужен мне. Он и есть мой воздух. Им я дышу. И в этом нет никакой логики, никакого смысла, потому что каждый день Чонгук отравляет меня, доказывает, что мне стоит забрать свою любовь обратно. Просто выдрать с корнем и, израненную, унести от него подальше. Она не может находиться у него. Больше не может.

Просыпаюсь на автомате без всякого будильника, потому что уже привыкла. Когда открываю глаза, вижу почему-то только золотую цепочку. Ту самую, что висит у Чонгука на шее. И его запах ощущается настолько сильно, намного сильнее, чем когда-либо прежде, что это взрывной волной проходится по моему сонному мозгу. А потом я вдруг ощущаю, что Гук гладит меня по голове, словно пытаясь успокоить. И меня накрывает пониманием того, что я просто уткнулась в его грудь и, чёрт знает, может, проспала так всю ночь. Тут же резко отстраняюсь и включаю ночник — утром, сразу после пробуждения, мои глаза очень чувствительны к яркому свету. Чувствую себя сейчас просто паршиво. Надо было спать на полу… ну или где угодно, только не с Чоном.

— Ты плакала во сне, — сев в кровати, с хрипотцой в голосе говорит он, как бы объясняя своё или, скорее, моё поведение.
— Мог бы разбудить меня, — голос звучит более раздражённо, чем я ожидала. Вот почему я не люблю оставаться у кого-то на ночь или оставлять кого-то у себя.
Я плачу во сне. Очень часто. Юта так много раз говорил мне об этом. И именно с его слов я знаю, что в такие моменты шепчу только одно имя. Его чёртово имя — «Чонгук» или «Гук». Вот насколько глубоко он сидит во мне. И самое смешное, что на утро я никогда не помню свои сны, поэтому даже не знаю, как с этим бороться.

Теперь мне паршиво вдвойне. Остаётся лишь надеяться на то, что сегодня я плакала молча.

— Мог бы… — задумчиво произносит Чонгук, проводя рукой по волосам и убирая их назад. Я стараюсь не встречаться с ним взглядом, поэтому начинаю суетиться, подыскивая подходящий наряд для сегодняшней встречи. Самое разумное — сосредоточиться на работе. Я не буду думать о том, что значило это его «мог бы». Не буду. Возможно, в конце рабочего дня, но точно не в ближайшие несколько часов.
Переодевшись в ванной, застаю Чона на том же месте — сидящим в моей кровати. Он держит рубашку в левой руке и задумчиво рассматривает забинтованную правую руку. — Поможешь? — спрашивает, заметив меня. В его голосе сейчас столько беспомощности.
Господи, конечно, помогу. Ну разве я могу поступить иначе? Чонгук встаёт, чтобы мне было удобнее застёгивать пуговицы, вот только мне всё равно сложно. Разве не уткнувшись в эту широкую грудь, я проспала всю ночь? Разве помогать ему одеться на работу, не то, о чём я втайне всегда мечтала? Именно то.
— Что тебе снилось? — этот вопрос такой же внезапный, как и вообще всё происходящее.
— Не помню, — честно отвечаю я, завязывая ему галстук, который перед сном отстирала от крови. — Готово! — Спасибо, — благодарит Чонгук, проверяя, правильно ли я сделала. Хоть мы с Джиён и выросли без отца, галстуки я завязываю шикарно. И научил меня этому Юта.

— Я не смогу отвезти тебя на работу, поэтому позвони Хуну. У меня сегодня важная встреча по поводу открытия нового филиала.

Я умею отделять личную жизнь от работы. Умею контролировать это в себе. Наверное, это вообще единственное, что я ещё способна контролировать в своей жизни. — Хорошо, — послушно кивает, тут же набирая Хуна. Со вчерашнего дня он что-то подозрительно послушный.

— Синий лучше, — бросает в процессе разговора по телефону, когда замечает меня у зеркала, выбирающую пиджак к платью. Синий так синий.

Мы выходим вместе, но у двери Чон вдруг останавливает меня.  

— Я буду приходить сюда чаще, — не спрашивает разрешения, а банально информирует. Неожиданное заявление. — Твой дом пахнет домом, — с какой-то даже горечью продолжает он. Ещё бы. Ведь его дом пахнет только ежедневно бывающими там шлюхами, алкоголем и моими криками «Чонгук, пожалуйста, прекрати». И ещё, помимо всего перечисленного, там буквально воняет предательством Джиён и лучшего друга. А ведь было время, когда мы собирались в этом доме вчетвером, и нам было хорошо. Вернее, им было хорошо, а я… я просто смирилась. Мой дом пахнет так, как будто никогда не собирается пахнуть Чоном, и мне нужно позаботиться об этом, иначе оставаться здесь станет невозможно.

— Ты не будешь приходить сюда чаще, Гук.

Если я позволила ему остаться, если проснулась в его объятиях и помогла одеться, это ещё не значит, что я всё простила. Потому что я ничего не простила. Я сказала себе тогда, что не прощу.
Значит, не прощу. Да и мне нужно найти способ, как забрать свою любовь к нему обратно.
Поэтому нет. Он не должен ночевать у меня, это неправильно. С какой стороны ни посмотри.

— Не простила ещё? — Чонгук, наклонив голову, заглядывает мне в глаза, а я тут же отворачиваюсь.

— Дело не в этом. Дело в том, что ты не должен ночевать здесь. В доме, где одна кровать. К тому же, у меня есть своя личная жизнь.

Вру, как дышу. Хотя вру и то легче. Вся проблема в том, что Чон меня как открытую книгу читает.
Где хочет — мнёт страницу, где хочет — вырывает. Вот почему вероятность того, что он поверит в это, равна нулю.

— Три херовы недели твоей жизнью был я, а теперь у тебя внезапно своя личная жизнь? — он злится и дёргает меня за локоть, чтобы я развернулась к нему. Чтобы было легче читать по глазам, которые ему никогда не врут. Эти брошенные с психом слова бьют меня, словно ногами. Ведь Чонгук, чёрт бы его побрал, прав. Ошибся только по срокам — не три недели, а всегда. Он всегда был моей жизнью.

— Не мни мой пиджак, — собрав всё своё самообладание, спокойным тоном произношу я и глазами указываю на ткань, сжатую в его руке. Как и вся моя сущность… сжата его жестокими пальцами.

— Прости, — Чон тут же отступает, и, к счастью, в этот момент звонит шофёр Хун, сообщая, что уже ждёт у подъезда. — Разговор ещё не окончен, — будто угрожает мне, следом нежно целуя в щёку, и уходит. Я же остаюсь наедине со своей судьбой и стоящим в ушах звоном от выпавших из пальцев ключей.

* * *

Встреча назначена на 15:00. Это даже к лучшему. Мне, по крайней мере, не взбредёт в голову заявиться к Чону с пакетом суши наперевес. Было сообщено, что новый партнёр приедет для знакомства сразу в «Косту». Вообще, всё в этом выглядело довольно странно, поэтому внутри постоянно присутствовало некое недоверие. Так что мы с Ютой по понятным причинам насторожились и ждали встречи с большим волнением. Ровно в три, и ни минутой позже, к ресторану подъехал чёрный автомобиль, и мы отправились встречать гостя, который был нашим потенциальным партнёром. Меня всё никак не покидал лёгкий мандраж, потому что на интуитивном уровне я почему-то чувствовала что-то неладное.

— Здравствуйте, мисс Ким!

Знакомый голос будто ударяет по сознанию.

— Хэин?!

И сердце падает прямо в пятки.

💌💌💌
Для представления героев

Ким Джиён — старшая сестра Джису, бывшая невеста Чонгука:

Накомото Юта — лучший друг Джису:

Сон Хэин — бывший парень Джису, партнер по бизнесу: