Глава 2
Я уже собиралась уходить, но наглецы пробуждают во мне в крови упрямый нрав. Я предлагаю ему улыбку, такую острую, что она могла бы разрезать сталь.
— Еще один эспрессо, пожалуйста. И десертное меню.
— Десерт? Вы еще не заказали основное блюдо.-
Его английский с сильным акцентом. Его брови нахмурены. Губы искривлены.
До сих пор я никогда не встречала человека, который мог бы насмехаться всем телом.
Я спрашиваю: — Вы всегда такой наблюдательный или это особый случай?
Он, фыркнув и раздувая свои огромные ноздри, отворачивается.
И тогда я слышу хихиканье.
Меня раздражает то, что я точно знаю, от кого оно исходит. Мне даже не надо оглядываться, чтобы понять, что голубоглазый жеребец был свидетелем моей маленькой драмы с официантом и нашел ее забавной.
Поэтому я не оглядываюсь. Мне не интересно быть комедийным шоу для красавчика, который держит в плену полресторана.
Я знаю, что это странное предубеждение, но я всегда тайно думала, что этика мужчины существует в обратной пропорции к его внешности. Вы просто не можете доверять парню, который может выбрать любую женщину на расстоянии крика. Такая власть развратит даже самую чистую душу.
Игнорируя все, кроме тепла солнца на моем лице, я откидываю голову назад и закрываю глаза.
Через мгновение глубокий голос говорит: — Могу присесть?
Напуганная, я поднимаю голову. Голубоглазый незнакомец стоит возле моего стола и смотрит на меня сверху вниз, его рука лежит на спинке стула напротив меня. По его уверенной позиции я понимаю, что он ожидает моего согласия, но этого не произойдет.
Я отказываюсь быть заранее решенным вопросом.
— Нет, я жду кое-кого.
Игнорируя мой ответ, он садится.
Титулованный придурок.
Мы снова смотрим друг на друга, на этот раз вблизи.
Несмотря на мою дискриминацию в отношении его смазливого личика и плохих манер, я должна признать, что он невероятно привлекателен. Какая бы ДНК не отвечала за такую квадратную челюсть, он должен клонировать ее и подарить моему официанту без подбородка.
Пристально глядя на меня, он говорит: — Я бы с удовольствием вас нарисовал.
Разве вы не ненавидите, когда человек открывает рот и все портит?
Думаю, не стоит удивляться, что этот парень не смог придумать лучшего вступительного слова, чем то, что он только что мне выдал. Вероятно, женщины бросаются к его ногам с самого рождения. К тому же, такая красота, как у него, редко сочетается с эквивалентным интеллектом. Но все равно я заставляю себя не закатывать глаза.
— Просто из любопытства, это работает?
Его темные брови опускаются над голубым взглядом.
— Что работает?
Его английский безупречен. У него нет акцента. Он, должно быть, приехал сюда в отпуск из страны прекрасных людей, которые не понимают слова нет, потому что никогда его не слышали.
— Эта фишка. “Я бы с радостью тебя нарисовал”. Неужели женщины на это ведутся?
Голубоглазый задирает голову, изучая меня.
— Ты думаешь, что я делаю тебе предложение.
Он говорит это как утверждение, а не вопрос. Утверждение, подчеркнутое намеком на смех.
И я чувствую мгновенное, жгучее унижение.
Этот парень не пытается меня подцепить. Его взгляд не был взглядом мужчины, которого сексуально привлекает женщина. Ему было просто интересно смотреть на меня, такую одинокую и убитую горем, как я, торчащую, как непокорный и нежелательный сорняк в этом саду роз.
Стараясь быть невозмутимой, я пренебрежительно машу рукой.
— Моя ошибка. Прости.
— Не стоит. Я делаю тебе предложение.
Я начинаю моргать и не могу остановиться. Унижение уже прошло, но я растеряна и моргаю, как сумасшедшая сова.
Когда я обращаю внимание на скатерть и свою руку, лежащую на ней, слегка дрожащую, Голубые Глаза продолжает разговорным тоном, как будто он еще не до конца пересек мои провода.
— Я имею в виду, позировать для портрета. У тебя потрясающее лицо. А твои глаза, они...
Он замолкает, подыскивая слово, а потом тихо говорит:
— Призрачные.
Мои невидимые щиты опускаются и окутывают меня, защищая сердце от боли, разливающейся в груди. Я потратила много времени на создание своих щитов, и пока я снова не подняла глаза, они никогда не подводили меня.
Но когда наши взгляды встречаются в этот раз, я не готова к этой силе.
Однажды я наступила на провод под напряжением. Мне было восемь лет. Во время бури в нашем дворе был поврежден электрический столб, который упал на землю. Я выбежала на улицу, чтобы исследовать, прежде чем предостерегающий крик отца остановил меня, и сила напряжения, которая пронзила мое тело, когда моя босая нога коснулась провода, отбросила меня на половину двора.
Глядя в прекрасные голубые глаза этого незнакомца, я чувствую то же самое.
— Я Чонгук.
Его голос стал хриплым. В его теле появляется новое напряжение, будто он сдерживается, чтобы не протянуть руку и не прикоснуться ко мне.
А может, это мое воображение, которое безудержно разгулялось.
— Лиса, — произношу я.
В наступившей тишине звуки кафе кажутся невыносимо громкими. Звон столового серебра о тарелки. Болтливые голоса переходят в нервные крики. Румянец на моих щеках растекается по шее, а пульс зашкаливает.
Никогда еще мужчина не смотрел на меня так, с такой грубой, бесстрастной интенсивностью.
Я чувствую себя голой.
Чувствую, что меня видят.
Когда рядом со мной появляется официант, я едва не выпрыгиваю из кожи.
— Мадам. — Излучая снисходительность, он протягивает мне меню десертов и предлагает насмешливый поклон.
— Я передумала. Я просто оплачу счет и уйду, спасибо. — Я снимаю сумочку с кресла и ищу в ней кошелек.
— Ты говорила, что ждешь кого-то, — напоминает мне Чонгук.
— Я солгала.
Чонгук откидывается на спинку стула и пристально рассматривает меня. Официант переглядывается между нами, выгибая бровь, потом говорит что-то по-французски Чонгуку, который качает головой.У меня возникает ощущение, что они знакомы, что Чонгук - постоянный посетитель, и я решаю, что больше никогда сюда не вернусь.
Я бросаю несколько купюр на маленький черный пластиковый поднос, на котором лежит мой счет, и встаю, поспешно наткнувшись на стол и опрокинув стакан, безуспешно пытаясь не заметить, как три молодые женщины за соседним столиком осматривают меня с ног до головы и шепчутся друг с другом.
Эти хихиканья. Эти ехидные, насмешливые улыбки.
Я не оглядываюсь, когда выхожу, но чувствую прожигающий взгляд Чонгука, следящего за мной вплоть до двери.
Каким-то образом, на этот раз я знаю, что это не мое воображение.
***
Квартира Эстель - это дитя любви Букингемского дворца и марокканского борделя девятнадцатого века.
На неоклассической витрине выставлены памятные тарелки из фарфора с королевской свадьбы Чарльза и Дианы в 80-х годах. Диваны из красного бархата покрыты пурпурными шелковыми подушками. Золотые кисти оттягивают бордовые парчовые портьеры с высоких окон, главная ванная комната - буйство инкрустированной индиго-зеленой мозаики, а стены гостиной украшают импозантные картины маслом в позолоченных рамах с изображением мрачных предков и охотничьих отрядов на лошадях. Потолки изобилуют мешаниной осветительных приборов - от витиеватых хрустальных люстр до резных бронзовых фонарей, инкрустированных цветным стеклом.
Декоратор был явно шизофреником, но каким-то чудом все противоречивые элементы сочетаются вместе, что делает место уютным.
Неудивительно, что мне нравится его эксцентричность.
Я зеваю и вытягиваю ноги под простынями из египетского хлопка на массивной кровати с балдахином Эстель, когда слышу стон. Он доносится сквозь окно, которое приоткрыто во двор.
Я замираю, прислушиваясь.
Стон повторяется, на этот раз громче. Я натягиваю простынь на лицо и глубоко вздыхаю, поскольку стоны продолжают увеличиваться в громкости и продолжительности. Быстрый взгляд на часы подтверждает, что еще нет шести утра.
Я не могу быть человеком в такое время без полчашки кофе и чего-то с таким количеством сахара, что может вызвать диабетическую кому, а те двое напротив меня набросились друг на друга, как кролики. Кто обладает такой энергией?
— Наверное, это все наркотики, — говорю я пустой комнате, когда блондинка приближается к оргазму. Надеюсь, что стеклопакеты выдержат ее пронзительные крики.
Вдруг я злюсь. Что, черт возьми, эти люди думают о себе, нарушая мой первый ночной сон в месте, которое Эстель назвала успокаивающим и целебным? Этот шум точно не успокаивает или исцеляет, вот что я вам скажу!
Меня, во всяком случае.
Судя по звукам, блондинку исцеляет изнутри какой-то довольно эффектный член.
Откинув простыни, я смотрю в потолок. Раздумываю, стоит ли выбить окна и выкрикнуть им нецензурную брань или оставить на двери письмо с парой крепких слов, когда понимаю, что мой мозг - единственная часть моего тела, которую раздражают игривые выходки моих соседей.
Остальная часть меня возбуждена.
За считанные секунды я вступаю в умственный спор с собой и еще одним голосом, который принадлежит Келли, потому что она знает все мои самые темные тайны и всегда появляется в моей голове без предупреждения.
Давай, девочка. Потри немного. Ты это заслужила.
Пожалуйста. Я не собираюсь мастурбировать под звуки того, как мои соседи занимаются сексом.
Почему нет, черт возьми? Они же такие сексуальные!
Потому что это извращение, вот почему. И они не сексуальные, а показушные.
Ага. Вот почему твой женский сад только что вспыхнул, потому что они не сексуальные.
Женский сад? Тебе что, девяносто? И я ничего не могу поделать, если у моей вагины есть собственный разум! Это не значит, что я должна ее слушать!
Точно. Ты не слушаешь. Тогда, я удивляюсь, почему у тебя рука между ног?
Я стону, прогоняя разговор из головы, сжимаю бедра и очень стараюсь не наслаждаться ощущением, как мои пальцы трутся туда-сюда по влажному шву пижамных штанов.
Стараюсь - и эффектно проваливаюсь.
Честно говоря, я шокирована, что до сих пор испытываю какие-то эротические чувства. Прошли годы с тех пор, как малейший проблеск тепла касался моего крестца, еще больше лет до этого я пыталась удовлетворить себя. У меня была, как я считаю, полноценная сексуальная жизнь с моим мужем, хотя мы не были авантюристами ни в каком смысле. И хотя в последних углях нашего брака секс исчез совсем, я никогда не прибегала к самоудовлетворению, потому что никогда не имела к этому желания.
Мое либидо умерло вместе со всем остальным, что имело значение.
За исключением вчерашнего дня, когда обжигающий синий взгляд незнакомца зажег меня, как рождественскую елку, и послал ударные волны тепла, пульсирующие прямо в моем сердце.
— Я Чонгук, — сказал он таким тоном, будто уже входил в меня.
Серия мужских стонов с другой стороны двора заставляет мои пальцы скользить внутри моей хлопковой пижамы и мимо трусиков. Я уже насквозь мокрая. Я кусаю губу и зажмуриваю глаза, как виноватый ребенок, которого поймали за руку в банке с печеньем.
Перегретая, давно заброшенная банка для печенья, печенье в которой быстро рассыпается на кусочки.
— Чонгук, — шепчу я, представляя его сверху.
Он был большим мужчиной. Намного больше моего мужа или тех нескольких любовников, которые были у меня до него. Обычно мне нравятся мужчины с подтянутым телосложением, которые хорошо выглядят в дорогих костюмах. Типичный тип с Уолл-стрит, чистенький, с наманикюренными ногтями, который заработал бы себе грыжу, если бы попытался меня поднять.
Чонгук, крепкий голубоглазый жеребец, наверное, мог бы поднять меня над головой своим мизинцем.
Как это - лежать под мужчиной такого размера?
Чувствовать, как напрягаются все эти мышцы, когда он выгибает бедра, ощущать скольжение его шершавых рук по моей коже, чувствовать его горячее дыхание в ухе, когда он стонет от животного удовольствия так же, как стонет мужчина на противоположной стороне двора?
Наверное, очень вкусно.
Мои пальцы двигаются быстрее, когда мое воображение перебирает руль власти. Я набрасываю набрасываю короткую сцену со мной и Чонгуком в главных ролях.
Ее бедра сжимают его сильные бедра. Ее волосы темными волнами растекаются по подушке. Она корчится под ним, кричит, когда он трахает ее короткими, жесткими движениями, ее грудь подпрыгивает с каждым толчком. Он держится над ней, кожа лоснится от пота, он доминантный и сосредоточенный, полностью контролирует ситуацию.
Вдруг он поднимается на колени. Он переворачивает ее. Одной рукой обхватив ее за талию, он поднимает ее зад в воздух и входит в нее сзади.
Удовольствие стирает все мысли из ее головы, она зарывается лицом в подушку и кричит.
Он запускает руку в ее волосы, шлепает ее по ягодицам и издает звук, похожий на волчье рычание.
Я бурно кончаю со звуком, который частично похож на вздох от шока, а частично на вопль, все мое тело застывает, спина выгибается на кровати. Мои глаза открываются, когда сокращения трясут меня, снова и снова, дергая мое тело, а вместе с ним и всю кровать.
Затем я падаю на матрас и растворяюсь в слабом, неверующем смехе.
Я только что довела себя до оргазма под саундтрек эксгибиционистов, занимающихся сексом.
Я извращенка.
Келли гордилась бы мной.
Каким бы замечательным ни было мое импровизированное маленькое порно, в нем был один вопиющий недостаток: если бы мужчина когда-нибудь шлепнул бы меня по заднице, я бы развернулась и ударила его по лицу.
Я имею в виду, я думаю, я бы так и сделала. Я почти уверена. Никогда никто не пытался это со мной сделать, но шлепки по заднице во время секса кажутся мне чем-то вроде жестокого обращения. Или просто чем-то глупым. В любом случае, я очень сомневаюсь, что мне когда-нибудь придется узнать, потому что мои шансы на будущую сексуальную встречу с мужчиной, которому нравятся подобные вещи, можно классифицировать как мизерные или нулевые.
Альфа-волкам, шлепающим по заднице, не подавать заявки, большое вам спасибо.
Интересно, что ты фантазируешь об этом, замечает Келли, которая живет в моей голове, спокойно подпиливая ногти.
На что я отвечаю: — Замолчи, — и встаю с кровати, избегая своего отражения в зеркале в ванной комнате, когда иду под душ.
Слишком рано утром, чтобы увидеть, как выглядит вуайерист с глазами с призраками и противоречивыми чувствами относительно грубого секса.