ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 14: ТОМ
НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
Моя спина прижимается к дереву, и я тяжело вдыхаю воздух в свои изголодавшиеся легкие.
Пот прилипает к моему телу, как вторая кожа, грязь разбрызгивается по ногам и портит мою обувь от того, как быстро я бежал под дождем.
Очистить голову и заглушить голоса удается лишь тогда, когда я тренируюсь или когда я завернут в одеяло с Луизой, но что-то было не так, когда я проснулся. Мне пришлось высвободиться и выскользнуть из-под одеяла.
Это было несколько часов назад. Кажется, я бегал все утро.
Мой мозг работает на полную мощность. Не знаю, почему.
Меня разъедала тревога — такая, что не дает спать ночью, как будто тебя душат. Такая, что не можешь найти свой аппетит. Такое, что заставляет тебя думать, что ты теряешь рассудок.
Честно говоря, третий пункт, скорее всего, правдивый.
Я выворачиваю шею, наслаждаясь ощущением хруста, вытягиваю наушник, прислушиваясь к звукам леса, а затем сдерживаю улыбку, когда слышу поспешные шаги моей девушки, которая охотится на меня.
Я сказал ей подождать двадцать минут, прежде чем она придет искать меня, когда она позвонила и спросила, где я. Она подождала целых двадцать минут. Ей хватило целых пять минут.
Я не хотел будить ее, когда выскользнул, но я также хотел вытащить ее из нашей кровати и потребовать, чтобы она разобралась с твердым, как скала, членом, с которым я проснулся после того, как она часами терлась о него, не давая мне заснуть.
Я почти скользнул в нее, пока она слегка храпела.
Почти.
Это бы помогло с моим самочувствием.
Возможно, это бы облегчило все, хотя бы на час.
О том, чтобы трахнуть ее снова, пока она не осознает, очевидно, не может быть и речи — она дала мне строгие правила не трогать ее, когда она отключается, если она не даст мне на это предварительного согласия.
Каким бы скучным ни казалось мне ограничение, которое она установила после возвращения ко мне на прошлой неделе, я слушаю — я даже прикрыл ее голое тело перед тем, как пойти на тренировку, хотя голос на моем плече кричал мне, чтобы я изнасиловал ее.
Видишь? Я могу быть милым.
Луиза этого еще не знает, но я начинаю...
Удар.
— Блядь!
Что-то твердое ударяет меня в затылок, затем я чувствую вспышку боли и тепла, стекающую по моему лицу, когда я отрываюсь от дерева и поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Луиза стягивает с меня противогаз и бросает бейсбольную биту на лесную подстилку.
— Прости! — кричит она, широко открыв глаза.
— Я должна была бить по дереву, а не по тебе!
Я вытираю кровь со своей раны, затем смотрю на свои красные пальцы, а затем медленно перевожу взгляд на нее. Она сглатывает, делая шаг назад, но я качаю головой, и она останавливается.
— Это был несчастный случай.
Надеваю маску, подаю знак, потому что мне все еще удобнее пользоваться языком жестов, чем разговаривать. Она берет ее и надевает, пока я игнорирую след крови, достигающий моего плеча и, скорее всего, пачкающий мою кожу.
— Теперь возьми биту.
Она наклоняется, чтобы схватить ее, ее движения медленные, взвешенные, будто она готова в любой момент убежать.
— Что теперь?
Она немного застывает, когда я иду к ней. Ветки хрустят под моими ботинками — МЕЙКО все еще играет в одном из моих AirPods, другой надежно лежит в кармане моих шорт.
Луиза скулит, когда я дергаю переднюю часть ее рубашки, расстегивая пуговицы на груди. Она дрожит, но я не знаю, то ли от страха, то ли от предчувствия, что я могу к ней прикоснуться.
Я не прикоснусь. Не буду.
На ней нет бюстгальтера, и ее соски набухли от холодного воздуха. Я слегка провожу своими окровавленными пальцами по идеальной коже, подушечкой большого пальца обвожу один из ее сосков.
Ее грудь выглядит идеальной в любой день, но с моей кровью на ней, что делает ее красной? В моей маске и с моей битой в руках? Я думаю, что могу отказаться от своего плана и трахнуть ее прямо здесь.
Я отпускаю ее и отхожу назад.
— Раздевайся. Маску не снимай.
Медленно она зажимает биту между бедрами, расстегивает две последние пуговицы и позволяет рубашке упасть на пол, затем расстегивает брюки, бита падает, когда она спускает их по ногам, так что она стоит только в одних трусиках.
Белое кружево.
Теперь я трахну ее сильнее.
Вы можете подумать, что, будучи внутри моей сестры больше раз, чем я могу сосчитать, видя ее такой, практически голой, с моей кровью на ней, я должен был бы привыкнуть к этому. Нет, я все еще очень одержим ею, даже когда она в пижаме, с заплетенными волосами и пахнет чесноком или какой-то другой отвратительной вещью.
У кого из 28-летних так летают бабочки?
Черт, я люблю эту долбаную девчонку.
— Ты так и будешь стоять и пялиться на меня целый день? — спрашивает она, ее голос приглушенный под моим противогазом.
Той самой маски, которую я носил в ночь на Хэллоуин. Она ей нравится — видимо, она напоминает ей о том, как она отпустила и позволила себе полностью владеть мной, не беспокоясь о последствиях.
Я думаю, что мог бы стоять и пялиться — она просто шедевр, блядь.
Я глотаю, зная, что мои шорты натянуты, когда я затягиваю зубы через нижнюю губу.
Ужас Луизы излучается из нее.
Прекрасная. Напуганная. Развратная.
Я хочу сожрать ее долбаную душу. Если она попросит, я сделаю это. Что бы это ни значило. Я прижал бы ее к земле и оттрахал бы так сильно, что ее голова оказалась бы погребенной в лесной чаще. Даже если она будет кричать, чтобы я остановился, я не остановлюсь, пока она не потеряет сознание от недостатка кислорода. Потечечет. Заполнена каждой каплей моей спермы, и если хоть одна вытечет, я запихну ее обратно и вытащу еще один оргазм из ее трупа.
— Том?
Но если она труп, то она будет мертва. Тогда и я умру.
Мы могли бы вместе поселиться в нашем доме.
Моя сестра застряла со мной навсегда. Если бы она снова попыталась сбежать, я бы приковал ее цепями к подвалу, и она бы никогда больше не увидела мир.
Моя, навсегда моя. И я не шучу. Это не просто право собственности или право на жизнь. Все, что касается ее, будет моим.
Уже есть.
— Том?
Если кто-то встанет у меня на пути, я убью его.
Прикончу папу, сверну маме шею, а если ввяжется ее младшая сестра...
— Привет. — тихо говорит Луиза, и вот она уже лежит передо мной на ковре, без маски и биты.
— Посмотри на меня.
На ней одежда. Другая одежда. Ночная рубашка.
Я моргаю, внезапно дезориентированный, растерянность разрывает меня, когда я оглядываюсь вокруг, чтобы увидеть, что мы стоим в нашей спальне.