Глава 11
Роуэн, не зная, куда еще пойти, проскользнула в ворота родительского сада и устремилась к фруктовым деревьям, неухоженным и заброшенным. Там, среди персиков и абрикосов, они с Калли играли, невидимые из окон обоих домов, могли притворяться, болтать, мечтать, фантазировать. Точнее, Калли болтала, а Роуэн мечтала. Боже, как же хотелось, чтобы Калли сейчас оказалась здесь! Она помогла бы разобраться с чувствами.
– Роуэн?
Перед ней в глубоком смущении стояла мать. Как бы защищаясь, Роуэн подняла руки:
– Мам! Ну что еще? Зачем ты здесь?
– Я видела, как ты перебежала через газон, и сразу поняла, куда собираешься. – Хайди провела рукой по все еще черным волосам. – Твой отец буквально набросился на меня, сказал, я была с тобой слишком жестока.
Ну как бы да.
– Он думал, я уже рассказывала тебе про Питера, про то, что мы продаем дом, про переезд. Полагал, мы с тобой регулярно общаемся.
Роуэн склонила голову:
– Почему ты позволила ему так думать? Хайди пожала плечами:
– Хотела избежать ссор. Я не люблю ссоры, конфликты и проблемы.
– А я была проблемой с самого рождения, – горько отозвалась дочь.
Хайди не стала возражать, Роуэн выругалась от пронзившей ее боли.
– Просто уйди, мам. Мне сейчас не до тебя.
– Когда ты заболела и чуть не умерла, я думала, что умру вместе с тобой. – Голос Хайди дрогнул. Роуэн никогда не видела, чтобы мать так душили эмоции. – Я ужасно испугалась. Кажется, никогда не молилась так много и усердно. Я любила тебя всеми фибрами души, и мысль о том, что могу тебя потерять, была невыносима.
«Что за...»
– Когда ты поправилась, я, кажется, отдалилась от тебя. Хотела защищать, но не была уверена, что снова смогу пройти через что-то подобное, поэтому отошла в сторону.
Должно быть, Хайди увидела что-то в лице Роуэн, ее губы сжались.
– Мне приходится тяжелее, чем тебе, когда дело касается чувств, Роуэн. Я не могу их в себя вместить. Мне спокойнее на дистанции, когда я себя контролирую. Питер не требовал от меня иного. А вот ты да.
– И поэтому ты меня оттолкнула? Хайди кивнула:
– Люди вроде нас, меня, отца, Питера и даже Себа интеллектуалы. У нас все завязано на мыслях, а не чувствах. А ты вся на эмоциях. Всегда. Тебе нужно трогать, пробовать на вкус, исследовать.
Это правда.
– Знаю, ты считаешь, что я поступила жестоко, отправив тебя за границу, но, поверь, тебе это было нужно. Попробовать, пережить. Правда, я думала, ты вернешься домой через год или два, поступишь учиться, успокоишься.
– Не начинай, – предупредила Роуэн.
– Я не думала, что пройдет девять лет, прежде чем ты вернешься. – Хайди сцепила руки. – Гораздо легче, когда тебя нет рядом. Я могу отогнать от себя чувство вины. Но вот я смотрю на тебя, такую красивую...
– Мам! – Роуэн прижала ладонь к губам. Хайди расправила плечи и подняла голову:
– А что до вас с Себом...
О боже! Роуэн не хотела, чтобы мать комментировала ее личную жизнь.
– Мам, не думаю, что хочу слушать про... Хайди перебила:
– Тебе нужно уехать. Потому что вы двое...
От разочарования Роуэн зарычала. Стоп. Может, ей и интересно то, что скажет мать.
– Что, мам?
– От вас искры летят. Даже слабоумный этот заметит. Но вы причините друг другу боль. Слишком уж отличаетесь, будто из разных миров. Такое не подходит для долгих отношений. Одной любви недостаточно.
«Мы не влюблены, – хотела поправить ее Роуэн. – Пока еще нет». Хайди пнула ногой ветку:
– Наверное, надо здесь все расчистить, раз мы хотим продать дом.
– Мама! Мы говорили обо мне и Себе. Скажи, почему ты думаешь, что у нас ничего не выйдет?
– Ты слишком иррациональна, импульсивна, чтобы долго быть с ним вместе, его неспособность действовать спонтанно сведет тебя с ума. Ему нужен кто то спокойный, уравновешенный, а тебе порывистый и легкий. Вы друг друга поубиваете.
– Значит, не веришь, что противоположности притягиваются и любовь все побеждает?
– Нет. Не в реальной жизни. В книгах и фильмах может быть. Но это жизнь, а не фильм или книга. Избавьте себя от сердечной боли, Роуэн. Я знаю тебя и Себа. Это все взорвется. Вам будет больно. И хочешь верь, хочешь не верь, я думаю, на твою долю выпало уже достаточно страданий.
От такого содержательного разговора кружилась голова. Роуэн вздохнула:
– Почему ты говоришь мне все это сейчас?
– Потому что и так слишком часто тебя подводила. Мне нужно постараться понять тебя, полюбить сильнее, постараться удержать. Привлечь к себе, не отталкивать. Я подвела тебя. Но если я смогу уберечь тебя от боли и страданий, ты, может быть, будешь винить меня меньше. И я, может быть, буду себя меньше винить.
Хайди обняла дочь, Роуэн увидела, что глаза матери увлажнились. Мать, которая никогда не плакала, теперь плачет из-за нее. Невероятно.
Когда Хайди отошла далеко и не могла уже услышать, Роуэн смогла выдавить:
– Мама? Хайди обернулась.
– Я часто бываю в Лондоне. Сейчас ремонтирую дом на продажу. Может, мы могли бы как-нибудь встретиться, только ты и я? Попьем чай, побудем вместе, сумеем снова общаться?
Хайди долго не отвечала, Роуэн уже решила, что потеряла ее. Снова.
– С удовольствием, Ро. Я была бы очень рада.
* * *
К счастью, спальня Себа оказалась пуста, когда Роуэн туда заглянула. Она сразу же завернула к себе, вытащила из шкафа рюкзак и снова вернулась к Себу.
Каким-то образом ее вещи перекочевали в его шкаф. Как? Кто положил? Себ? Да, Себ раскладывал выстиранное белье. Черт, она была так занята работой в баре и организацией праздников, что на стирку совершенно не оставалось времени. Себ тихо, без шума сделал все сам.
Рубашки, шорты, джинсы. Красные ковбойские сапоги, кроссовки, лодочки, балетки. И блестящие серебристые босоножки. Закусив губу, Роуэн провела пальцем по декору на носке одной босоножки. Чудесная пара. Роуэн не собиралась их забирать. Как и коралловое платье. И Себа. Это надо оставить.
На открытой полке стояла коробка с нэцкэ. Роуэн потянулась и достала ее. Открыла крышку, судорожно разворачивая статуэтки, пока не нашла смеющегося Будду с озорным взглядом.
Эту она продавать не станет. И с собой не возьмет. Это подарок Себу. Она хотела оставить ее себе, но он влюбился в нее, едва взял в руки. Как и она. И не важно, что это, скорее всего, самая древняя и ценная статуэтка из всех. Теперь почти ничего не важно.
Роуэн поставила ее на полку рядом со стопкой футболок Себа. Там наверняка заметит Будду.
Роуэн уезжала, чтобы начать новую жизнь. Мама права, они в конце концов поубивали бы друг друга. Лучше, если она и дальше будет одна, отвечать только за себя. Так ей точно не будет больно. И ему тоже.
– Снова сбегаешь, надоеда?
Роуэн обернулась и увидела Себа. Он стоял с закрытыми глазами, прислонившись плечом к стене.
– Собираюсь. Мы оба знаем, я уеду, как только встречусь с родителями.
– Да, но не знали, что окажемся в постели на следующий же день. Это все меняет, Роуэн.
– Это просто секс, Себ. Обойдешься и без меня.
Роуэн взвизгнула, когда он подошел к ней, схватил за руки и посмотрел на нее.
– Это не просто секс, понимаешь?
– Тогда что это? И отпусти меня, мне больно.
«Скажи. Скажи, что хочешь, чтобы я осталась. Дай мне повод задуматься, рискнуть».
Себ всплеснул руками.
– Что-то! Не знаю точно, что именно, но мы не узнаем, если ты опять сбежишь.
Что-то? Чего-то недостаточно. Совершенно недостаточно.
– Я уезжаю, а не сбегаю. И никогда не говорила, что останусь. К тому же ради чего мне оставаться? Ради пары месяцев секса? Чего ты хочешь от меня, Себ? Можешь сказать?
Он взъерошил волосы:
– Нет. Может быть, потом. Я еще не думал над этим.
– Видишь, вот в чем наше главное отличие. Тебе важен смысл, а мне достаточно чувствовать, что это правильно. – Роуэн села на край кровати.
– И ты чувствуешь, что остаться правильно?
– Да! Но проблема в том...
– В чем? Она подняла на него полный боли взгляд.
– На этот раз я уверена в том, что разумнее уехать. И не важно, что я чувствую, нужно прислушаться к голосу разума, сейчас я не могу доверять сердцу.
– Почему?
– Потому что ты его разобьешь. А я разобью твое. Это вполне возможно. Если я уйду, сбегу, уеду сейчас, этого удастся избежать. Ты не можешь сказать, зачем мне оставаться. Я не хочу причинять тебе боль, и, видит бог, не хочу, чтобы ты причинял боль мне. Дай мне уйти, Себ, пожалуйста. Всем будет лучше. И ты это знаешь.
– Я знаю, чувствую, черт побери, ты хочешь сбежать от меня как можно дальше и быстрее. Но я никогда ни о чем не просил женщин и сейчас не собираюсь.
Себ с такой силой толкнул стул, что тот проехал по полу и налетел на компьютер, потом взял ключи и вышел. Через десять минут (самые долгие десять минут в ее жизни) вернулся абсолютно спокойным.
– Я зарегистрировал тебя на рейс до Лондона, вылет сегодня вечером. И заказал такси. Оно приедет через час. Думаю, ты не возражаешь против того, чтобы провести день в аэропорту. Ты ведь часто так поступаешь, да?
– Я поступаю так, как будет лучше для нас обоих. Какой же он непонятливый!
– А то, что я хочу, то, что мне нужно, как будет лучше для нас обоих, учитывается? Я всего лишь прошу у тебя немного времени, Роуэн! Частичку твоего времени, чтобы мы могли понять, чего хотим. Мы взрослые люди, вместе почти три недели. А взрослые люди не принимают поспешных решений, когда речь идет об их дальнейшей жизни, о том, будет им больно или нет. Я хочу немного твоего времени, которое ты находишь для гор и монастырей, храмов и прочих достопримечательностей, но не для меня! – взревел Себ. – Так что забирай все свои отговорки о том, как лучше для нас обоих, и проваливай из моей жизни!
Он захлопнул крышку компьютера, бросил еще один сверкающий яростный взгляд на Роуэн и вышел из комнаты. Но вместо того, чтобы грохнуть дверью, как ему хотелось бы, тихо прикрыл ее. Щелчок дополнил звон в сердце Роуэн, разбившегося вдребезги.
Черт, она провалилась.
– Ты ужасно выглядишь, дорогая. – Грейсон Дарлинг посмотрел на нее через стол в английской чайной комнате, перевел взгляд на оригинал картины позади Роуэн. – Мне очень нравится эта картина.
– Грей, я выпила чаю, съела сконы. Может, теперь мы, наконец, поговорим о нэцкэ?
Настроение ужасное. Роуэн была не в духе с тех пор, как две недели назад уехала из Кейптауна, и с каждым днем становилось все хуже. Хотя ей казалось, что хуже уже некуда, после двух часов, проведенных с Грейсоном за чаепитием и вежливыми разговорами ни о чем, она почувствовала еще большее раздражение. Нужно заключить сделку. Деньги за организацию вечеринок и работу в баре почти закончились, а спать на раскладном диване у друзей уже надоело. Ей нужны деньги, причем срочно. Есть надежда, что после сегодняшнего дня больше не придется это повторять.
Грейсон вытер пальцы снежно-белой тканевой салфеткой и, театрально вздохнув, придвинул коробку к себе:
– Где та очаровательная Роуэн, которая мне так нравится?
Дома, в Кейптауне. И ее сердце тоже. С Себом. Себ. В груди защемило. Его так не хватает! И ее сердца тоже. Оно осталось с Себом. Без сердца Роуэн просто плыла по течению, а ведь раньше жила. Но это в прошлом. Теперь все иначе. Без Себа. Она думала, что поступила мудро, уехав из Кейптауна до того, как влюбилась в него. Но любовь, как оказалось, не считает километры, все равно пробралась в ее сердце.
– О, Роуэн, они прекрасны! – Грейсон восхищенно выставил нэцкэ в одну линию перед собой. – Чудесная композиция. Великолепное состояние. Но одной не хватает. Где смеющийся Будда?
– Он не продается.
– Конечно продается! Это жемчужина коллекции! Я его очень хочу.
«А я очень хочу Себа. Так, хватит ныть, Данн, сконцентрируйся».
– Извини, Грейсон. Я его отдала. Он закрыл глаза и покачал головой:
– Боже правый, да ты ненормальная! Так забери его обратно.
– Его нет. Давай дальше. Сделай мне предложение насчет оставшихся.
Наблюдая за тем, как он рассматривает нэцкэ, она позволила мозгу расслабиться. Глаза Грейсона жадно заблестели, Роуэн поняла, что через день станет на пару тысяч фунтов богаче, чем была, когда месяц назад опустошила счета. Ничего себе, неужели прошел только месяц? Как могло столько всего случиться за столь короткое время?
Заставив мозг сойти с пути, по которому тот уходил слишком часто и прямиком к Себу, Роуэн попыталась решить, куда поедет. Обратно в Таиланд или на запад, в Канаду? Или домой, в Кейптаун?
Каждая клеточка в теле откликнулась на мысль о Кейптауне. Больше ехать никуда не хотелось. Она мечтала вернуться домой, к Себу.
Из-за депортации и финансовых трудностей она отвлеклась от приятного времяпрепровождения, встретилась лицом к лицу, сердцем к сердцу с Себом. И ей понравилось то, что она обнаружила. Она сопротивлялась любви всеми силами, тяжело было признать, что свобода не стоит того, чтобы отказываться от него.
Роуэн любит его. Любит каждым атомом своего тела. Он ее свобода, новый мир, его еще предстоит исследовать и понять. Он тот, кого не хватало ей в жизни, кого она искала по всему свету.
И он прав. Она убежала именно тогда, когда совершенно точно надо было остаться и бороться.
– Пятьдесят тысяч и ни пенни больше за все, – оценил Грейсон.
Роуэн моргнула, улыбнулась и протянула руку:
– Договорились. Когда я смогу получить деньги? Грейсон, похоже, испугался:
– Роуэн, проклятье, ты же должна была поторговаться! Разве я совсем ничему тебя не научил?
– Я знаю, ты предлагаешь слишком мало, Грей, – она действительно это знала, – но у меня нет времени спорить с тобой. Сколько у тебя сейчас?
– Десять тысяч. Ладно, дам тебе шестьдесят, а то мне будет казаться, что ограбил тебя, если возьмешь меньше. Роуэн снова протянула руку:
– Я возьму десять, остальное можешь перевести на мой счет. Как обычно. Может, к тому времени поймешь, что обираешь меня, и снова поднимешь цену.
Грейсон жадно посмотрел на нэцкэ перед тем, как вытащить деньги.
– Вполне возможно.
Роуэн взяла деньги, встала и чмокнула Грейсона в пролысину на макушке:
– Спасибо. Наслаждайся.
– Если когда-нибудь захочешь продать Будду, я твой клиент. Она покачала головой:
– Скажу новому владельцу, но он точно не продаст.
– Она его отдала! Кощунство! – Грейсон жестом указал на еду на столе. – Куда спешишь? Мы едва распробовали все это.
Роуэн улыбнулась:
– Домой. Я спешу домой.
Ложились сумерки, словно кто-то случайно разбрызгал над Скарборо огни. Море стало сначала кобальтовым, потом черным как ночь. Самое любимое время суток у Себа. Еще до того, как закрутилось с Ро, он часто проводил эти полчаса за рабочим столом, с виски, наблюдая, как день превращается в ночь, погасив свет в кабинете. Сотрудники в комнате военных действий знали: Себа лучше не беспокоить.
Он отпил виски и почувствовал тепло, радуясь тому, что вообще может чувствовать. После отъезда Роуэн он периодически впадал в оцепенение. Это случалось в те моменты, когда он не чувствовал себя грустным, потерянным, оставленным. Думать не хотелось, и это не нравилось. Именно поэтому он всегда старался не привязываться, всегда сохранял дистанцию.
Он все делал на автомате. Слишком много пил, слишком много мечтал. Старался всегда найти себе занятие, только бы не ложиться спать; во снах приходила Роуэн, а это ужасно больно. Он просыпался, поворачивался и снова понимал, что ее нет рядом. Он страдал. Постоянно.
Вспыхнул свет, Себ прикрыл глаза рукой:
– Что за... Папа?
– Пить в темноте – это чересчур даже для тебя, – весело отозвался Пэтч и сел на стул по другую сторону стола, указав на полупустой стакан. – Найдется еще один для твоего старика?
Себ толкнул стакан через стол:
– Бери этот. Я в спортзал, попытаюсь согнать разочарование.
– Возбужден? Сил притворяться не было.
– Просто грустно.
– Ты плохо это переносишь. Плохо переносишь ее отсутствие. – Пэтч отхлебнул виски и посмотрел на сына. – Я думал, это она будет страдать, а все свалилось на тебя.
– Ну да. – Так все и было.
– Я собираюсь жениться на Энни, – огорошил Пэтч. Он тут совсем сник, а отец собирается жениться?
– Она ничего не знает, я еще не говорил. Но она та самая. Я просто хочу всегда быть с ней, чувствую это. И ты тоже кое-что почувствуешь, если прекратишь так много думать и рискнешь.
Боже, да ведь он пытался! Отец не знал, что он просил Роуэн остаться, дать им обоим немного времени, поэтому вкратце обо всем рассказал.
Пэтч посмотрел на него с жалостью:
– То есть ты попросил ее остаться. Что это значит?
– Прости?
– Сказал, что любишь ее, хочешь быть с ней?
– Нет. Просто попросил остаться, дать мне подумать. Совсем немного времени, чтобы все обдумать.
– А если бы она дала тебе время, а ты понял, что не любишь ее? Что тогда? С чем бы она осталась? Какую причину ты назвал, чтобы удержать ее? Что могло бы заставить ее задержаться, рискнуть, сблизиться с тобой, когда она знала, что в конце концов может остаться с разбитым сердцем?
Себ выругался и поник головой:
– Что Роуэн искала всю свою жизнь, Себ?
– Э-э-э...
– Любовь, поддержку, родственную душу и уютный дом, в который хочется возвращаться. Как может умный человек вроде тебя не знать этого? – Себ не разбирался в людях. Никогда.
– Ну, что собираешься делать, сын? Следить за ней по всему свету, как за матерью? Никогда не выходить на связь и навсегда остаться несчастным? Или все же попытаешься с ней поговорить и все наладить?
Себ почувствовал укол в словах отца.
– Что? Ну-ка, притормози! Ты думаешь, мне стоит связаться с мамой? Пэтч вздохнул:
– Да. Или свяжись, или отпусти. Мы с Калли смирились с тем, что ее нет больше в нашей жизни. Для нас это в прошлом. И она в прошлом. А вот для тебя нет. Думаю, тебе лучше либо начать с ней общаться, либо окончательно порвать. Неизвестность до добра не доведет. То же самое с Роуэн. Или рискни, или отпусти. Разберись с этим.
– Боже, пап, ну дай мне самому со всем этим разобраться, а?
– Разбирайся. Либо верни Роуэн, либо соберись. Ради нас прекрати киснуть.
«Вербальный пинок под зад от родного отца», – подумал Себ.
– Я не знаю, где она. Наверное, все еще в Лондоне.
Пэтч закатил глаза:
– Ты с шестнадцати лет следишь за Лаурой и не знаешь, где Роуэн, куда направляется? Чем ты занимаешься каждый день? Сядь за эту чертову штуковину и выясни!
Себ улыбнулся, пошел к компьютеру. Через несколько минут нужный код был введен, на экране появился результат.
Матерь божья! Наверное, глаза его подводят. Он почувствовал, как Пэтч встал рядом.
– Что? В чем дело? Себ указал на строчку на экране:
– Можешь в это поверить? У меня что, галлюцинации?
Рука Пэтча легла на дрожащее плечо Себа, успокаивая его.
– Нет, приятель, не думаю.
Роуэн прошла таможенный и миграционный контроль и теперь стояла в центре зала прилетов, глядя на мобильный телефон. На экране высветилось «Себ Холлис».
«Позвони ему. Позвони. Просто нажми зеленую кнопку».
Несколько недель назад она думала, что попросить его об одолжении тяжело. Но это не шло ни в какое сравнение с теперешним ужасом.
«Пожалуйста, люби меня. Пожалуйста, позволь мне остаться».
Ну да, будто можно подойти и вот так все выложить! Нет, она все обдумала. Она будет рациональна и спокойна. Скажет, им есть что исследовать, и, если он захочет, она останется, чтобы дать ему время все обдумать.
Она не станет молоть чепуху, всхлипывать и сходить с ума, как обычно, когда влюбляется. Она будет разумна, даже если это ее убьет (а так, скорее всего, и случится, если страх не доберется раньше).
А что, если Себ откажется приехать за ней, и придется стучаться в его дверь, чтобы увидеться с ним? Что, если...
Она сама себя изводила. «Да позвони ты уже!»
Через пять гудков Себ ответил.
– Себ? Это я.
– Да, Роуэн.
Она услышала в его голосе напряжение, душа ушла в пятки. Ничего труднее в жизни еще не приходилось делать! «Соберись, Данн. Это работа над ошибками, твой второй шанс. Ты пожалеешь, если не сделаешь этого. Так сделай!»
– Окажи мне услугу.
– Еще одну?
– Это последняя, обещаю.
– Ну-ну.
Прежде чем горло совсем сдавило, Роуэн смогла сказать:
– Ты не мог бы забрать меня? Я вернулась и сейчас в аэропорту. И мне нужно с тобой поговорить.
– Ладно. Стой где стоишь. Кстати, сексуальные джинсы. – Себ резко оборвал звонок.
Что за... Она пошла на величайший риск в своей жизни, а он комментирует ее джинсы? И как он узнал, во что она одета? Откуда?
– Правда, очень сексуальные джинсы. Мне нравится, как они обтягивают твои бедра.
Роуэн обернулась и увидела его. Мощный, надежный, он стоял прямо перед ней. Боже, приехал! Роуэн поднесла ко рту кулак и с силой прикусила костяшки. Боль убедила ее в том, что Себ не плод воображения, а объективная реальность.
Реален, черт побери! Как и его рука, лежавшая у нее на щеке.
– Дыши, Ро.
Она обещала себе, что слез не будет, но они бежали по лицу.
– Ты здесь.
– Я всегда буду с тобой, если позволишь. – Его взгляд переполняли эмоции.
– Откуда ты узнал? Как? Мой рейс... Я только вчера решила вернуться домой. – Она схватила его за рубашку и повисла на нем. Пока она его держит, он не исчезнет. – Как?
– Я постоянно говорю, что найду тебя даже на Луне, если захочу. Когда ты, наконец, поверишь мне? – Себ притянул ее к себе. – Иди сюда. Мне нужно к тебе прикоснуться, почувствовать тебя всю.
Роуэн прижалась лицом к его шее, стараясь раствориться в нем, вдыхая его аромат. Одна сильная рука лежала у нее на голове, вторая обнимала за талию.
Они долго стояли, обнявшись. Может быть, он тоже скучал по ней.
– Можно мне домой, Себ? Вернуться? – Роуэн наконец подняла голову и заставила себя взглянуть ему в глаза.
Он нежно поцеловал ее в губы и заправил за ушко локон. Погладил по скуле:
– Ты дома. Ты вернулась. Если честно, давно пора!
* * *
По пути домой они почти не разговаривали, но рука Себа на ее колене была знаком того, что разговор состоится и они найдут способ продвинуться дальше. Роуэн накрыла его руку своей, сердце дрогнуло, когда он ей улыбнулся. Неужели она видит в его глазах и в выражении лица любовь? Или это игра воображения? Наверное, она все это себе придумала. Да, Себ рад ее возвращению, однако не стоит делать выводы. Не нужно себя ни на что настраивать. Достаточно того, что она его любит, она дома и собирается принимать каждый день таким, каким он будет, ценить время, проведенное с Себом.
Она почувствовала, как он раздвинул пальцы под ее ладонью, пошевелил ими и погладил ее по колену.
– Ты так стиснула мою руку, что я ее почти не чувствую. Расслабься, Ро. Мы со всем разберемся.
– Правда? Он весело ей улыбнулся:
– Правда, черт побери! Больше я тебя без боя не отпущу! Роуэн это озадачило.
– Я думала, в прошлый раз так и было.
– Прошлый раз даже рядом не стоит. А теперь снова положи руку на мою, постарайся не давить и расслабься. Мы сейчас приедем домой, выпьем по бокалу вина и обо всем поговорим. Как взрослые. Как рассудительные взрослые, которые все обдумали.
Но вместо этого у них случился безумный секс. Прямо на лестнице.
Они вошли в дом, Себ закрыл дверь, бросил рюкзак Роуэн:
– Я отнесу его наверх потом. Хочешь бокал вина?
Она покачала головой. Ей ничего не нужно. Она хотела лишь почувствовать губы Себа на своих губах, его кожу под своими ладонями, его внутри себя.
– Ро? Воды? Сока? Что-нибудь поесть?
Роуэн снова покачала головой, Себ в недоумении посмотрел на нее:
– Ладно, чего ты хочешь?
– Тебя. Только тебя. Прямо сейчас. Прямо здесь.
Она жаждала его прикосновений, но не ожидала, что он прижмет ее к стене спиной, припадет губами к ее губам, а его руки заскользят по ее телу, груди, ягодицами, бедрам. По лицу и волосам. Себ словно заново открывал ее, заново исследовал. Словно прикасался к ней впервые.
Роуэн знала, он хочет насытиться ею, а она желала насытиться им. Она стянула с него футболку, чтобы не мешала.
– Тебе очень дорога эта рубашка? – хрипло спросил Себ.
– А? Что? Нет.
– Отлично. – Он схватился за полы рубашки и рванул их в стороны. По полу запрыгали пуговицы. – Так-то лучше.
Он оттянул пальцем чашечку бюстгальтера и накрыл губами сосок. Все кружилось и вертелось в горячем желании, требовавшем немедленного удовлетворения. Любовь стонала и вздыхала, надеялась и мечтала.
– Это место без тебя было похоже на морг. Снимай джинсы, – пробормотал Себ.
– И ты снимай.
– Для тебя в любое время. – Себ скинул джинсы, посмотрел на Роуэн. Все его чувства читались во взгляде. – Ты прекрасна, Ро. Как я рад, что ты дома.
– Я тоже рада. – Она вздохнула и коснулась его щеки. – Почему бы тебе теперь не показать, как ты рад меня ви...
Он не дал ей закончить, прижавшись губами к ее губам. Одной рукой поднял ее ногу, другой оттянул трусики, ворвался в нее резко и глубоко, наполнив ее тело, разум, сердце.
Себ. Для нее существовал только Себ. И так должно быть всегда.
– Вот теперь я дома. Ты мой дом, Ро. Только ты.
Они еще раз занялись любовью уже в кровати Себа. Потом Роуэн сидела на диване у окна в его спальне, обрадованная тем, что ему понадобилось на минутку отлучиться. Ей нужна была эта минутка. Даже больше, чем минутка. Чтобы перевести дух и позволить разуму прийти в согласие с телом.
Роуэн храбрилась, старалась не беспокоиться, но разум работал на бешеных оборотах, и тревога красной нитью проходила сквозь все мысли. Неужели ничего не изменилось, пока ее не было? Неужели они просто вернутся к тому же, что было, когда поговорят и все обсудят? Что именно последует за обсуждением?
Она закусила губу и отпустила ее, когда в комнату вошел Себ с подносом.
– Прекрати так на меня смотреть, иначе снова окажешься в постели, и так быстро, что голова закружится.
– Обещания, обещания... – Роуэн нахмурилась, взглянув на поднос. Бутылку шампанского еще можно понять, но комплект ключей, точная копия ключей от дома Себа, и пульт дистанционного открывания ворот поставили в тупик. А еще красная коробочка для ювелирных украшений.
Для украшений? Боже правый!
– Ты же не станешь делать мне предложение, нет? – спросила Роуэн высоким нервным голосом.
Себ рассмеялся:
– Сегодня нет. Фух!
– Тогда что это?
– До коробочки мы еще доберемся. Сначала надо разобраться. – Себ открыл шампанское, наполнил бокал, передал ей, налил себе.
– Почему ты вернулась домой? – в лоб спросил он. Роуэн облизнула губы:
– Соскучилась по тебе.
– Я по тебе тоже. И...
Она уставилась на пузырьки в бокале. Если сейчас произнесет эти слова, обратно взять их уже не сможет. Они навсегда останутся между ними. Правда, это вполне устраивало.
– Я люблю тебя. Я этого не ожидала, не хотела, но так вышло. Поэтому решила вернуться домой, рассказать тебе и узнать, как ты отреагируешь.
Себ смотрел на нее, его бокал застыл на полпути к губам. Во рту у нее пересохло, она глотнула шампанского, чтобы с этим справиться.
– Не стесняйся, Холлис. Скажи честно, что ты думаешь.
– Я рад это слышать. Думал, придется из тебя клещами тянуть, но ты опять меня удивила. – Он наклонился через поднос, нежно поцеловал ее и провел по ее дрожащей нижней губе. – Я тебя тоже люблю, кстати. Люблю, как только можно любить, хотя раньше мне такое казалось нереальным.
А-а-а! А-а-а-а-а-а-а! Плечи Роуэн расслабились, она задышала свободнее. Внутри все пульсировало от резко нахлынувшего мощного чувства облегчения.
– Приятно это осознавать. Мама говорила, мы уничтожим друг друга. Мы слишком разные, диаметрально противоположные. – Роуэн было важно сказать Себу, что ее мать оценила их шансы на успех невероятно низко.
– Твоя мама болтает много чепухи. – Себ сделал глоток шампанского. – У нас все будет хорошо. Да, ты перевернешь мою жизнь с ног на голову, но пока не трогаешь комнату военных действий и моих хакеров, можешь делать все, что хочешь. А если совсем сойдешь с ума, я верну тебя к действительности. Точно так же, если я уйду в себя, ты меня вытащишь. Мы подходим друг другу именно потому, что такие разные.
– Я слишком долго была независимой и теперь боюсь почувствовать себя загнанной в угол. – Казалось, она должна предупредить его. Возможно, она сумеет усидеть на месте, возможно, одного Себа будет достаточно. А вдруг наступит день, когда ей захочется улететь просто для того, чтобы убедиться, она может это сделать.
– Знаю. Я об этом думал. Но давай по порядку. – Себ указал на поднос и передал Роуэн ключи. – Ключи от этого дома, твоего дома. Не хочу больше слышать чепухи вроде «это твоя спальня» и «это твой дом». Этот дом и твой тоже. Меняй мебель, крась стены, делай все что захочешь, обращайся с ним как со своим собственным, договорились?
– Он не мой.
– Роуэн!
– И не твой. И не Пэтча. Это дом Ясмин, и нам всем это известно. Что бы ни захотела сделать, сначала придется поругаться с Яс, поэтому я хорошо подумаю, прежде чем сходить с ума. Тебе, может, и все равно, а вот ей нет. – Роуэн взяла ключи и взвесила их в руке.
Себ улыбнулся:
– Все так. Но если дойдет до драки, я тебя прикрою. – Он взял ключ, похожий на кредитную карту. – Ключ от машины. Будем вместе пользоваться моей «ауди-кватро», пока я не куплю тебе что-нибудь другое.
– Ты не можешь купить мне машину! Я сама могу купить себе машину. У меня есть деньги. Я продала нэцкэ.
– Кстати, спасибо за то, что оставила Будду. Он мне очень нравится. Помог не сойти с ума в последние несколько недель. – Себ бросил ключ ей на колени. – Мы что, до конца жизни будем спорить из-за денег и тому подобного?
– А ты собираешься любить меня так долго?
– Планирую. – Себ взял коробочку для украшений, перекинул с руки на руку. Роуэн увидела, как в его взгляде промелькнул страх. – Непросто отдать тебе это, но я знаю, так надо.
Нахмурившись, она открыла коробочку и увидела кредитную карту. Себ дарит ей кредитную карту? Да что вообще...
– Там хватит денег, чтобы оплатить билет в любую точку земного шара, когда тебе захочется. Ты сможешь селиться в любом отеле, покупать себе все, что угодно. На карте вообще нет лимита.
– Себ, зачем ты даешь мне кредитку? Я не понимаю.
– К ней прилагается несколько условий.
– Слушаю.
– Я готов заплатить за все, но ты должна пообещать, что попрощаешься, сообщишь об отъезде. Никаких побегов. И после ссор картой пользоваться нельзя. Ты должна дать нам – мне – шанс все исправить до того, как ты исчезнешь.
Справедливо. Боже, действительно справедливо. Роуэн заплакала и закивала:
– Хорошо.
– И еще ты должна пообещать, что всегда будешь возвращаться. А если не вернешься, клянусь, найду тебя и волоком притащу домой. Я люблю тебя. Девять лет ушло на то, чтобы тебя найти, и я тебя больше не отпущу.
– О, Себ! – Роуэн вытерла слезы. Это невероятно щедрый подарок. Он доказывал, что Себ очень хорошо ее знает и доверяет ей.
– Договорились, надоеда?
Она кивнула:
– Договорились.
– Вот и хорошо. Я же говорил, мы со всем разберемся. Ты любишь меня?
– Так сильно!
– И я тебя люблю. – В глазах Себя сияли эмоции, которые он обычно старательно скрывал. – А теперь объясни мне еще раз, почему ты не целуешь меня, глупышка?
Вздохнув, Роуэн устроилась в его объятиях:
– Еще одно ужасное упущение с моей стороны. Я исправлюсь.