Форсаж во имя греха

Все они, как карты. Одни в открытую лезут козырями, думая, что поймали удачу за хвост. Другие — затаились в рукаве, ждут момента, когда можно ударить в спину. И я всегда играл по правилам своей колоды. Кто козырь — я решаю. Кто шестерка — тем более. И если кто-то пытается подменить мои карты — я просто меняю игру.

Романо попытались выдернуть мой джокер. Неумело, шумно. Прямо посреди бела дня, как новички. Прям как в кино, где главный злодей всегда думает, что у него всё под контролем, а потом — бах, и титры. Только у меня титры — это реальные тела на полу.

Оставил в живых только одного. Дэша. Моего старого солдата. Бывшего. Который когда-то прикрывал и был верен мне. Он не просто человек в системе — он знал, как я думаю, знал, как я действую. Вот почему его предательство не просто раздражает — оно разъедает. Как ржавчина.

Я допрашивал его сам. Без показухи, без лишнего шума. Просто мы вдвоём и правда. Но вместо ответов — вода. Одна фраза: «Она нужна романо. Она ключ к чему то.». Больше — ничего. Зачем нужна? Для чего? Молчит. И если человек делает выбор молчать — он уже выбрал сторону. Так что я сделал то, что должен был. Игра должна идти дальше. Без тех, кто мешает.

Я потушил сигарету. Дым ещё клубился в воздухе, когда я услышал — женский визг, резкий, истеричный. Потом — глухой звон стекла. Как будто кто-то врезал вазой о стену. Или пол. Не важно. Это был звук паники. И я сразу понял — Ноэль.

Секунды — и я на лестнице. Спускаюсь быстро, не торопясь только потому, что ноги уже знают темп. Холл внизу залит светом, воздух вибрирует от напряжения. Слева — Тайрон. Стоит как камень, но в глазах — фокус. Он пытается говорить с ней тихо, спокойно, будто шепчет прямо в сердце.

Ноэль дрожит, как лист. Стоит, цепляясь за стул, вокруг — осколки. Под ногами — разбитая ваза. Кровь на лодыжке, лицо — бледное, как фарфор. Глаза бегают, как у зверя в ловушке. И понятно: она не понимает, где, кто, зачем. А страх такой — живой. Прямо ощущается в воздухе, как статическое напряжение перед грозой.

Крис стоит в стороне и, кажется, впервые в жизни не знает, что сказать. Просто моргает, как будто его залипание может решить хоть одну проблему. Я понимаю его, мои солдаты точно не обучены чтобы успокаивать женские истерики.

Джей, конечно, не выдерживает тишину.

— В следующий раз я реально надену бронежилет, — бурчит он, потирая плечо. — Клянусь у нее вместо ногтей лезвие а я не фанат росомахи в реальной жизни.

Я качаю головой. К Ноэль пока подходить не тороплюсь Тайрон итак справляется. Он знает, как разговаривать с такими. Шум только напугает её еще больше, лучше пока просто постою и посмотрю.

На неё. На ту самую карту, которую кто-то попытался выдернуть из моей руки. Карту, которую я ещё не разыграл, но уже вижу — это не просто бонус. Это что-то гораздо серьёзнее. Вопрос теперь в другом — сыграет ли она за меня... или попытается сломать всю колоду.

Голова Ноэль поворачивается ко мне. Без всяких там растерянных взглядов или дрожащих ресниц. Просто вскидывает голову, и взгляд — будто нож. Прямо в лоб. На губах — что-то похожее на ухмылку, хотя глаза всё ещё блестят от слёз и паники.

— Фисташка...? — бросает она, удивленно поднимая брови, будто и сама не верит, что вымолвила это.

Я смотрю на неё мрачно, без намёка на улыбку, и, честно, в этот момент меня пробивает лёгкое, но очень отчётливое раздражение. Нет, ну правда, откуда, чёрт возьми, она вытащила это прозвище? Из каких задворок своей сумасшедшей фантазии? Моя ошибка — да. Я сам однажды сунул ей тот приторный кофе с вкусом фисташки, но я не думал, что она на полном серьезе станет так меня называть. Чертовка.

— Слышал, да? — голос Джея врывается в паузу, и он едва не захлёбывается от смеха, как идиот. — Вот и кличка готова. Ещё немного — и ты станешь ароматом месяца в Lush: «Фисташковый босс — с нотками агрессии и скрытого доминирования».

Я резко разворачиваюсь в его сторону, не повышая голоса, но с таким нажимом, что даже воздух, кажется, на секунду затихает.

— Джей. Заткнись.

Он щёлкает языком, отходит, всё ещё фыркая себе под нос, но не смеет взглянуть мне в глаза. И правильно делает. Он знает, как далеко может зайти. Хотя... знает — это громко сказано. На него никогда не действовали ни угрозы, ни наказания. Он просто Джей — таким он был ещё в детстве, когда проходил первое посвящение в мафию. И я тогда понял, что он сломался. Как и все мы, только кто-то молча, а кто-то с шутками и кривой улыбкой. Джей из тех, кто не плачет, а рвёт себе смехом внутренности. Но мне не до его цирка.

Я отворачиваюсь и снова смотрю на Ноэль. Своевольная, упёртая — стоит, будто специально, на одной ноге, уперевшись в воздух, как будто ей всё равно, что с лодыжки продолжает течь кровь, будто это не больно, будто она не на грани. Плечи её напряжены, подбородок дерзко поднят, в глазах пылает решимость. Занозистая. Колючая. До раздражения.

— Сядь, — говорю чётко, не спрашивая, а приказывая, указывая на диван, куда она должна опуститься.

— Не собираюсь, — отвечает с упрямством, огрызаясь, не спеша ни на секунду. — Особенно пока ты не скажешь, что это вообще за цирк. Где я, кто вы и какого чёрта меня переодели без моего ведома?

Я снова чувствую, как внутри меня сжимается что-то тяжёлое и холодное. Я почти поражён, что у неё хватает дерзости так разговаривать со мной, учитывая, что она едва не умерла, и сейчас вообще держится исключительно на упрямстве. Но я не показываю раздражения. Ни один мускул не дёргается на лице.

— Ты с трудом стоишь, — отрезаю я. — И если проведёшь ещё пару минут на этой ноге — вырубишься снова. Так что, давай сыграем в доверие. Сядь.

Она смотрит на меня, не отводя взгляда. Я чувствую, как в ней борется вся суть — послать меня к чёрту или всё же подчиниться. Но боль, побеждает гордость. Она скрипит зубами, морщится, и всё же опускается на диван. Садится, как будто это её решение. Как будто она решила. Как будто я здесь никто. Упрямая девчонка, не понимающая, насколько хрупкое у неё положение. Не считая уже блядских Романо.

Мой взгляд скользит по её телу, по коленям, бедрам, по следам ударов на лице, которые остались от рук тех ублюдков. Я отмечаю про себя каждый синяк, каждую царапину. Не потому что мне жалко. А потому что я должен знать, в каком состоянии она, как инструмент, как объект. Я вижу, как она напряжена, замечает мой взгляд, как брови у неё хмурятся — но не от смущения. От боли. И, чёрт возьми, у неё всё ещё хватает сил сопротивляться даже в этом.

Тайрон подаёт аптечку. Я опускаюсь на корточки напротив, беру её ногу — крепко, уверенно. Она дёргается, но не вырывается. Она не знает, чего ожидать. Её глаза — это смесь страха и ярости. И если честно, я удивлён, что она вообще выжила. Что не испугалась до паралича, когда один из уродов схватил её. А она, мать её, всадила нож ему в бедро. Почти до кости. Удивительно. Даже для меня. Её дух — не шутка.

— Не трогай меня, я могу и сама. — возмущалась Ноэль.

— Сиди спокойно, — холодно отрезаю я. — Или хочешь остаться с заражением? Мы можем это устроить.

Она замолкает, губы сжаты в тонкую линию, взгляд ледяной. Она не отвечает, но я чувствую, как напряжение в ней на секунду спадает — это не сдача, скорее временное перемирие. Я начинаю обрабатывать рану. Хладнокровно и профессионально. Потому что не могу себе позволить ошибиться. Но не буду врать — меня раздражает, как её обнажённые бедра слишком близко. Я видел женщин, видел голых тел в самых разных позах, чаще всего в кровати как средство выпустить пар. после всей этой тьмы и крови... Но сейчас — что-то другое. Возможно, потому что она не должна быть здесь. Её невинность — как вызов. Или раздражитель. Я поднимаю взгляд, и она с вызовом приподнимает бровь.

— Значит, ты ещё и доктор?

— У тебя кровь идёт. Я делаю то, что должен. — выпаливаю я. — И тебе стоит быть благодарной, что вообще жива.

— Жива? — она смеётся, но там нет ни грамма веселья. — После того, как в мой дом ворвались какие-то отморозки, избили моего отца, пытались меня увезти и вкололи какую-то хрень? Да, спасибо. Очень жива. Просто сияю, как рекламный баннер.

— У тебя есть язык значит, силы тоже, — отвечаю. — Я бы предпочёл, чтобы ты использовала их с умом. Но, похоже, на это пока рассчитывать рано.

— О, теперь я ещё и глупая? Серьёзно?

— Я этого не говорил, — пожимаю плечами. — Но если ты предпочитаешь продолжать играть в героиню, которая ничего не понимает — вперёд. Твой выбор. Только не удивляйся последствиям.

— Я не маленькая и точно не героиня. К тому же, я хочу знать, что с моим отцом.

И вот тут я замираю. На долю секунды. Потому что не могу сказать ей всю правду. Не сейчас. Не в этом состоянии. Она не готова. Она не выдержит того, что её отец в коме. Не поймёт, что это я устроил там мясорубку. Что дом её превратился в поле боя. Что всё это — лишь верхушка айсберга. Я снова надеваю маску спокойствия, поднимая на нее взгляд.

— Он в безопасности, — говорю, ровно, чётко. Без деталей.

— Это не ответ.

— Это единственный, который ты получишь. Пока. — Мой голос — твёрдый, без колебаний. — Тебе нужно прийти в себя. Остальное — потом.

Она снова смотрит. В упор. Смотрит так, будто может залезть мне в череп и вытащить оттуда всё, что я скрываю. Но нет. Я умею держать лицо. Она не увидит ни слабости, ни сомнения. Ни одного лишнего слова.

— Ты мне не доверяешь, — тихо говорит она.

— А ты мне? — Я тоже говорю это тихо, но так, чтобы каждое слово вонзилось ей в голову.

— Да. Особенно после того как ко мне домой ворвались те люди. Я не знаю кто ты, и, может быть, это ты всё подстроил.

И в этот момент она вырывает свою ногу. Я как раз заклеивал пластырь. Ноэль поджимает колени к груди смотря посмотри в мои глаза. Пусть думает, что что-то контролирует. Она даже не знает, насколько поздно. План запущен и обратного пути нет.

— Я тот, кто тебя спас. Не думала, что, может быть, твой отец во всём этом виноват? — говорю я, фыркая, бросая ей в лицо одну из возможных версий.

Она опускает взгляд. Молчит. Но её губы дрожат от сдержанной ярости и... кажется что она может заплакать. Я вижу это. И знаю — она ещё даст мне проблем. Много. Но это ничего. Главное, чтобы она была при мне.

— Я хочу домой, — говорит она тихо, вставая.

Я усмехаюсь. Боже, какая же она глупая, если думает, что может просто встать и уйти. Она даже не понимает, в какой игре оказалась. И кто держит фигуры в руках.

— Конечно. Если хочешь, чтобы те люди снова пришли. Только на этот раз, я не приду и не спасу тебя. — Я пожимаю плечами. — Я не буду удерживать тебя силой.

И в эту секунду в гостиную входит Сара. Конечно. Она всегда появляется тогда, когда я меньше всего хочу быть в чьём-то присутствии. И никогда — когда я нуждаюсь в чьей-то помощи.

Ноэль бросает на неё взгляд. Потом снова на меня. А я стою. Смотрю. Жду. И думаю, как быстро я смогу превратить эту дерзкую девчонку в оружие.

— Mio Dio... — выдыхает она, глядя на Ноэль так, будто перед ней не просто девчонка, а потерянная душа, выброшенная из мира живых.

Не теряя ни секунды, Сара бросается к ней — её не волнует, кто перед ней, знакома ли она, кто её сюда привёл и почему она в таком виде. Есть только одно: кровь, раны, девушка, которая, несмотря на всё, ещё держится на ногах, будто пытается доказать что-то всем сразу — и себе в первую очередь.

Сара осторожно подхватывает её под локоть, второй рукой уже охватывает за талию, поддерживая, будто Ноэль сейчас действительно упадёт. Хотя та, конечно же, делает всё, чтобы показать, что этого не случится. Глупое упорство.

— Santa Maria, cosa ti hanno fatto... — Санта Мария, что они с тобой сделали... — шепчет Сара уже на родном, не для чужих ушах, языке, осматривая её, как мать, обнаружившая побои на ребёнке.

Ноэль, на удивление, не вырывается. Видимо, женское участие в её глазах пока ещё вызывает доверие, пусть и хрупкое. Или она просто устала — от боли, от замкнутого пространства, от всех нас.

Я смотрю на эту сцену и не позволяю себе моргнуть. Мне нужно видеть всё. Не упустить ни одного движения, ни одного выражения. Тайрон застыл, Джей уже ушёл, всё внимание сосредоточено на ней. И в этот момент я понимаю — нужно перехватывать инициативу, пока не началась очередная волна бунта.

— Сара. — Мой голос — сухой, без сантиментов, как резкий выстрел в воздух, заставляющий всех вернуться к реальности. — Одень её и проследи, чтобы она вела себя нормально. Никакой самодеятельности.

Сара на секунду оборачивается ко мне. Её губы сжимаются в тонкую линию, взгляд говорит: «Ты хоть видел, в каком она состоянии?» Но она не говорит этого вслух. Она знает правила. А я знаю её — если дам волю, она будет опекать Ноэль, как свою дочь, даже если та будет плевать ей в душу. Такая уж у Сары душа — слишком мягкая, чтобы быть в этом доме, но достаточно стойкая, чтобы не разрушиться здесь.

— Вела себя нормально? — Ноэль перехватывает слова, голос — с ледяным ядом, будто режет им воздух. — Ты серьёзно? Хочешь, чтобы я по расписанию улыбалась и благодарила вас за «гостеприимство»? Может, ещё поклониться прикажешь? Или рассказать, как мне повезло очнуться не в морге?

Она вцепляется в Сару, но смотрит только на меня. Прямо. В упор. С ненавистью и обидой, спрятанной за сарказмом. Её голос дрожит, но не от страха. От ярости.

И вот в такие моменты я понимаю, что сделал правильный выбор. Эта девочка не будет покорной. Не будет удобной. Она станет проблемой. Большой. Но, возможно, именно из таких и вырастают самые ценные пешки — если их вовремя поставить на доску и не дать сломать фигуру.

— Если решила остаться, веди себя нормально и не создавай проблем. — Я встаю и сую руки в карманы наблюдая за ней.

Она практически кипит от злости, но я знаю, что у нее нет выбора. Если конечно не хочет быть мертва через секунду после того, как войдет в свой дом.

Сара кидает на меня свирепый взгляд но сразу же поворачивается к Ноэль.

— Детка... пошли со мной. Ты выглядишь уставшей и худой... Dio, когда ты вообще в последний раз ела? — голос Сары мягкий, почти шепчущий, но в нём есть такая сила, что даже я, привыкший держать контроль в любом помещении, чувствую, как тон разговора сдвигается. Она делает это намеренно. Я знаю её слишком давно, чтобы не понять замысел. Каждое её слово — не столько забота, сколько продуманный ход, отвлекающий манёвр. Увести Ноэль прежде, чем та окончательно разойдётся и заведёт нас туда, где ни один из нас не выиграет.

Сара будто прячет девочку под крыло, как мать, уводящая капризного ребёнка от грозового неба. Это не жест жалости — это её способ разряжать пороховую бочку, пока она не вспыхнула. Словами. Тоном. Рукопожатием. Простыми, понятными жестами, которые успокаивают лучше любой угрозы.

Ноэль, конечно, сначала собирается огрызнуться. Вижу, как напрягается её плечо, как нижняя челюсть чуть сдвигается — классика. Она хочет сказать что-то язвительное, колкое, вбить последнюю шпильку. Но Сара ставит точку раньше. Она просто касается её руки — легко, нежно, но с твёрдостью, которую не ослушаешься. И это срабатывает. Даже на такую упрямую, колючую, сжавшуюся от обиды девчонку, как Ноэль.

— Ладно... — бурчит та, с неохотой позволяя себя направить. Почти как кот, которого понесли с поля боя, а он ещё изо всех сил делает вид, будто мог победить.

Я наблюдаю за их уходом с каменным лицом, не подавая ни капли эмоций. Внутри — другое. План набирает форму. Пока она с Сарой — у меня есть несколько часов. Возможно, сутки, если сыграть правильно. Этого достаточно, чтобы перетасовать фигуры на доске и понять, куда поставить Ноэль, чтобы она не просто не мешала... а начала работать на меня. Хоть она об этом ещё и не знает.

***

Кабинет погружён в полумрак — единственным источником света остаётся настольная лампа с янтарным абажуром, отбрасывающим мягкое, тёплое свечение на бумажные груды, экран ноутбука и полупустой бокал. Виски на вкус горький, с оттенком дыма и какой-то внутренней усталости, которая накапливается не в теле, а глубже — там, где оседают вещи, не поддающиеся объяснению.

На часах почти два ночи. В доме тихо — все давно спят, даже Сара, несмотря на свою привычку засиживаться допоздна. Примерно час назад, проходя мимо гостиной, я заметил, как она накормила Ноэль. Это было видно даже не по действиям, а по её настроению — спокойному и доброму. Похоже, они с Сарой успели подружиться. Может, Ноэль и не такая уж бунтарка, как пыталась казаться вначале.

Я также увидел, что Сара дала ей какую-то одежду, явно удобнее моей старой футболки. На мгновение внутри кольнуло лёгкое разочарование, будто из меня забрали что-то личное. Но это чувство быстро прошло — я же сам сказал Саре, чтобы она об этом позаботилась.

А Джей... Джей, скорее всего, сейчас сливает деньги на гонки и VIP-билеты в каких-нибудь «особенных» местах. Чёрт бы его побрал. Мне давно стоит прикрыть кран к его банковской карте. Не нравится мне, как он ушёл с головой в Формулу-1, напрочь забив на работу.

Так я и остался один. Как почти всегда в такие часы, когда тишина наконец перестаёт пугать и становится союзником.

Передо мной — всё, что мне удалось нарыть за последние часы. Поисковые системы, зашифрованные базы, внутренние контакты. Пальцы скользили по клавиатуре, глаза щурились от потока бесполезной информации, но... всё безрезультатно. Всё, что я смог вытащить о Лорен Рейвен — жалкие крохи. Имя. Несколько незначительных упоминаний в старых медицинских базах. Статьи, интервью — формальные, почти пустые. Ощущение, что всё, что она когда-либо говорила, было продумано наперёд, и тщательно отредактировано кем-то гораздо умнее, чем она сама.

Мне нужно узнать для чего Ноэль нужна Романо. И, подозреваю, что это дело в её умершей матери.

Психолог. Работала «на известную фирму». Какая именно — ни слова. Ни логотипа, ни фото с корпоративных мероприятий, ни даже подтверждённой истории клиентов. Лорен будто существовала на периферии мира, где всё стерильно и вычищено. И это, мать её, настораживает. Потому что в моей жизни, если ты не оставляешь следов — значит, кто-то их убирает.

И вопрос в том, зачем.

Откидываюсь в кресле, позволяя виски обжечь горло. На экране всё та же открытая вкладка с её кратким профилем — текст, в котором нет души. Только строчки. Только фразы, которые звучат слишком правильно. Будто писались под диктовку.

Если бы она была просто матерью Ноэль, просто психологом — зачем кому-то понадобилось бы вычищать её жизнь, как хирург убирает гниль перед операцией? Почему даже фото — ни одного, черт побери? Даже в архивных школьных записях Ноэль не числится с матерью — только отец. А ведь дети чаще всего попадают под камеры вместе с матерями.

Что ты скрывала, Лорен?

Я достаю вторую сигару, не закуриваю — просто сжимаю в пальцах. Мне нужно больше времени. И ещё кое-что. Контакты, к которым я не хотел обращаться. Люди, которых лучше держать на расстоянии, но у которых есть доступ туда, где даже тени боятся оставаться.

Если Ноэль — ключ, то Лорен была замком. Но кто вырезал ключ, и почему его засунули мне в руки — вот что нужно выяснить.

Потому что в моей жизни нет места случайностям. И появление этой девчонки в моём доме точно не из разряда случайных совпадений.

Я не просто ищу — я вгрызаюсь, как хищник, выискивая запах крови на бетоне, выискивая ложь среди обрывков правды.

Сначала я искал Лорен Рейвен. Мать Ноэль. Загадка, закопанная так глубоко, что даже государственные реестры казались пустыми. О ней почти ничего — будто она сама стерла своё прошлое. Только обрывки: профессия — клинический психолог, упоминание в нескольких деловых статьях, пара туманных интервью, где она говорит о «работе с частными клиентами» и всё. Ни названия фирмы, ни фото с коллегами, ни даже нормального упоминания в медицинских базах. Словно призрак, прошедший по чужим жизням и исчезнувший без следа.

Я переключился на Изабель. Та самая «сестра» Ноэль.
Но чем дальше копал, тем яснее понимал — она не была ей сестрой вовсе.

Данные из школьных архивов, соцсетей, отчёты о временных работах — всё указывало на обычную, ничем не примечательную жизнь. Пока не наткнулся на один старый документ. Приют в Стейтене-Айленд. Рапорт об удочерении.

Имя: Изабель
Фамилия: Ивен
Возраст: 2 года.
Статус: удочерена Лорен Рейвен.
Дата: 03.03.2010

Я застыл. Прокрутил файл ещё раз. Потом ещё. Это не ошибка.

Изабель не рождена в этой семье. Она — принесённая.

Зачем? Лорен была умной женщиной, с ясной карьерой, с ребёнком — с Ноэль. И вдруг — ещё один ребёнок, взятый из системы, без предыстории, без фото, без громких заявлений. Это выглядело не как благотворительность. А как... компенсация?

Я копал дальше. Через медицинские записи. Запросы, которые обычному человеку не доступны — но мне доступны. Я нашёл один закрытый отчёт — медицинский центр в Клифтоне. Психиатрическая терапия, наблюдение.

Имя пациентки: Лорен Рейвен.
Диагноз: хронический стресс, нервное истощение, гормональные сбои.
Прогноз: невозможность повторной беременности.
Дата: 27.08.2009

Сухая медицинская формулировка, но я прекрасно понимал, что она значила для Лорен. Это был приговор. Не физический — эмоциональный. После Ноэль — больше никого. Ни шанса. Ни надежды. Ни выбора.

И тогда, похоже, она сделала свой — странный, импульсивный, но понятный с точки зрения женской отчаянной логики.
Но из-за этого выбора всё пошло не так.

Изабель.
Та, кто не имела с Ноэль ни одной общей черты. Ни генетической, ни поведенческой. Они были слишком разными. Даже внешне.
И это, мать его, теперь подтверждено официально.
Сводная. Не родная. Просто подобранная девочка, которую Лорен вписала в их мир, как будто она могла заменить кем-то того, кого нельзя было клонировать.
Ноэль — это было не повторить.

И чем больше я смотрел в эти файлы, чем больше углублялся в их прошлое, тем больше понимал что все идет обрывками. Будто кто-то взял и пытался все стереть.

Я уже знал, что у Изабель была своя квартира — далеко не роскошная, но достаточная, чтобы держать дистанцию от семьи. Документы на аренду пришли по запросу из агентства недвижимости — договор оформлен на имя Изабель Рейвен, подписан почти год назад. Адрес — всего в паре кварталов от дома Лорен.

Слишком близко, чтобы забыть. Слишком далеко, чтобы быть частью чего-то настоящего.

Я поднял телефон, зная, что завтрашний день будет одним из тех, когда все мелочи сложатся в целую картину, а детали, которые сейчас кажутся незначительными, вдруг могут выстрелить с неожиданной силой. Майкл — это человек, который точно знает больше, а его близость к Ноэль и прошлое, которое я пока не раскрыл полностью, делают его разговор для меня необходимостью. Мне нужно понять, что именно он видел, что он знает о её жизни, о том, как она стала той, кем является сейчас. Ведь чтобы управлять ситуацией, нужно знать каждый нюанс, каждую слабость и каждую скрытую правду. Поэтому я четко дал Крису указание привести Майкла завтра утром в мое казино — месте, где мы сможем говорить спокойно, где каждый звук и каждое движение под контролем.

Сделать этот шаг — значит приблизиться к ответам, которые я искал всю ночь, значит раскрыть слой за слоем всю историю, которая окружает Ноэль, ее тайны и тех, кто стоит за ее судьбой. Время не терпит, и от того, насколько точно я смогу выстроить этот разговор, зависит многое. Вот почему я не мог позволить себе опоздать и просил Криса быть готовым ко всему — завтра будет день, когда все карты лягут на стол, и я должен быть готов не только слушать, но и принимать решения, от которых многое зависит. Эта ночь — всего лишь начало, а завтра начинается настоящая игра.

***

Майкл сидел, почти не двигаясь, его лицо было разбито и исцарапано — рассечённая губа, синяки под глазами и на щеках, каждый удар явно оставил свой след. Он смотрел на меня испуганными глазами, дрожащими от страха и боли. Его голос срывался, когда он пытался оправдаться, но в каждом слове чувствовалась паника и отчаяние.

Натан лежит в коме — этот факт меня раздражает и вгоняет в тупик одновременно. Я знаю, что у него в голове больше ответов, чем у любого другого человека, кто так или иначе связан с этой историей. Он — ключ к разгадке, потому что видел многое, понимал еще больше, и если бы мог говорить, многое бы упростилось. Но сейчас он — молчаливый узник собственного тела, и я не могу получить от него ни одного слова, ни одного намека. Это не просто препятствие — это как будто мне отрезали половину информации, которая могла бы сделать мой план железобетонным.

Пока приходится довольствоваться тем, что есть — Майкл. Он, конечно, далеко не идеальный источник, но это единственный человек из близкого окружения Ноэль, с кем я могу поговорить прямо. Его воспоминания, его отношение, его слабости — все это инструменты, которые я могу использовать, чтобы выстроить картину происходящего. Однако я не могу позволить себе расслабиться, потому что понимаю, что настоящие ответы лежат глубже, ближе к Романо. Этот человек — моя настоящая загадка, и я знаю, что за его маской скрывается что-то гораздо более опасное и хитроумное.

Для чего Романо нужна эта девчонка? Этот вопрос висит в воздухе и отравляет мне мысли. Что-то в этой ситуации не совпадает, и пока я не подберусь достаточно близко, чтобы понять истинные мотивы, я не смогу сделать следующий ход. Нельзя позволять себе спешку, нельзя раскрывать карты раньше времени. Поэтому я терпеливо жду, собираю информацию, расставляю сети, чтобы однажды, когда придет время, поймать Романо с поличным и узнать, кто на самом деле управляет этой игрой и почему Ноэль стала её пешкой.

Это не просто расследование — это шахматная партия, где каждый ход может стать решающим, а ставки слишком велики, чтобы ошибиться. И пока Натан молчит, я делаю то, что могу — двигаюсь по кругу, собираю улики и рассчитываю, что завтра, с появлением Майкла, я сделаю шаг вперед в этой сложной и опасной игре.

— Да я не знаю ничерта! Всё, что я могу рассказать — это то, что... то что её мать... Лорен... просто ушла! Да, блядь, она просто исчезла! Я не знаю, почему! — Майкл говорил почти плача, словно ему оставалось лишь молить о пощаде пока Рик держал его за плечи, а Крис стоял в сторонке вместе с Джеем и я, даже удивился ведь он был тише обычного.

Я сидел за столом, крутя в руках сигарету, лениво вдыхая дым, который на мгновения притуплял остроту мыслей. Но они не утихали — в голове всё ещё крутилась Ноэль, словно тяжёлое бремя, которое невозможно сбросить. Она — не просто очередная пешка в этой игре. Она — нечто большее. Что-то, что я ещё не до конца понимаю.

— Мне. Нужно. Знать. Всё. Что. Ты. Знаешь. О. Ноэль. Что тебе, блядь, не понятно из моих слов? — голос мой был тихим, но безапелляционным, глаза не отпускали его, словно пытались выжать из него правду.

Кресло скрипнуло, когда я встал и подошёл к Майклу. Поставил перед ним стакан виски и толкнул, чтобы он взял. Он замер на секунду, но потом неохотно схватил его, даже не выпив. Я медленно достал из кармана пистолет и поднёс дуло к его виску так, чтобы он видел — намёк был очевиден.

Майкл замер, дыхание сбилось, глаза расширились от страха. Хорошо. Страх — то, что мне нужно было видеть. Он должен был понять, что разговоры окончены.

— Мне не нравится, когда ты молчишь, Майкл.

Я прикурил сигарету, огонь отражался в его глазах, а он всё молчал. Его молчание раздражало, но я терпеливо ждал. Рука с пистолетом слегка дрожала — я не хотел просто пугать, я хотел заставить его сломаться.

Когда напряжение в комнате стало невыносимым, я отошёл на пару шагов, наблюдая. Майкл, наверное, почувствовал, что страх начал сковывать его, и впервые за долгое время заговорил.

— Ноэль... она была моей девушкой пять лет... — выдавил он с трудом. — Про её мать я ничего не знаю... никогда с ней не встречался, но слышал, что она покончила жизнь самоубийством. Изначально мы с Ноэль дружили в средней школе... а вскоре начали встречаться. Ноэль практически не рассказывала о своей матери, но я знаю, что она её любила. Об отце вообще ничего не знаю я видел его один раз и то как он заходит в городское казино.

Сердце моё сжалось, а виски обжигал желудок сильнее обычного. Я уже и так знал, что он изменил Ноэль с ее сестрой. Практически случайно наткнувшись на пост Изабель в Instagram где был отмечен этот придурок. Но все равно это не то, что я хотел услышать. Я уже понимал, что Майкл скорее всего вел себя как последний мудак по отношению к Ноэль, а она думала, что это любовь. Психологический удар был очевиден. Но его ответов мне все равно мало.

— Какие у вас были отношения с Ноэль? — спросил я резко, внимательно следя за реакцией.

Его глаза бегали, он искал слова, но я не собирался давать ему передышку. Поднёс пистолет ближе.

— Всё было в порядке, — пробормотал он лживо.

Я улыбнулся, полным презрения.

— Хорошо. Тогда выбирай — палец, рука или член.

Его молчание продолжало выводить меня из себя. Я не из терпеливых, поэтому не дал ему выбора. Я медленно провёл острым лезвием своего ножа по мизинцу и одним движением отрезал его. Майкл заорал, словно я отнял у него самое ценное. Это еще не самая худшая часть.

— Тебе повезло, что я не отрезал тебе хуй, сегодня я чувствую себя рыцарем в серебряных доспехах — сказал я холодно.

Кровь хлынула с его пальца попадая на мою идеально белую рубашку. Я недовольно цокаю, кивая головой в сторону Майкла чтобы Рик убрал весь этот бардак. Я собирался выходить уже с кабинета как вдруг зазвонил телефон — Тайрон. Звонок был неожиданным, и я знал: если он звонит, значит либо что-то происходит, либо уже случилось дерьмо.

— Слушаю. — сказал я, не сводя взгляда с Майкла.

— Босс, — голос Тайрона был напряжённым.

Меня передёрнуло. Я попытался сохранить хладнокровие, но злость уже начала подниматься. Джей все это время наблюдал за моими эмоциями тихо присвистывая учуяв что что-то не так

— Что, блядь, она сделала?!