Ненадобность
Среди громкого шума улиц, среди ругани и торга на небольшом городском рынке стояла обыкновенная бабушка. До того всё в ней было просто, что даже и рассказать-то особо нечего.
Шерстяной платочек, подвязаный неумелой рукой на шее, тёплый пуховик несложного кроя и обычные серые валенки.
Стояла она, щурясь и улыбаясь своей простодушной старческой улыбкой.
На невысоком столике перед ней лежала пара пучков укропа, да салат, повявший и пролежавший долгое время в холоде, отчего вид его становился и вовсе жалкий.
Дул ледяной сентябрьский ветер, отчего многие торговцы решительно сворачивали лавки, уходя домой, где тепло и всегда ждут.
Но бабушке этой идти было не к кому; дети её давным-давно разъехались кто куда, а муж скончался чуть больше года назад.
Так и стояла она, улыбаясь прохожим, но те только улыбались в ответ и проходили мимо. Зазывать посетителей, как это делали её знакомые, бабушка не умела, да и не хотела этого; думалось ей, что это просто попрошайничество, а те, кому нужен её товар – увидят и купят. И не замечал старческий глаз её, что укроп давно пожелтел и пожух, а салат и вовсе выбрасывать пора, такой вид у него был негожий.
А издалека тем временем к рынку приближалась Марина – добрая и милая девушка, ведущая коляску с чудным малышом. Мальчик неугомонно плакал и старался развернуться так, чтобы тоненькими своими ручонками дотянуться до подола маминой юбки, но Марина разварачивала его и гладила несмышлёныша, приговаривая, что тот может выпасть.
– Маринка! – воскликнули в один голос торговки, и девушка прекратила возиться с ребёнком. Она ускорила шаг, улыбаясь и оглядывая витрины женщин.
А бабушка её не видела и, беспомощно оглядываясь по сторонам, тихонько вздохнула. Очков с собой не было, и потому она товар-то свой разглядеть не могла, не то что фигуру вдалеке.
– Здравствуйте, здравствуйте... – наперебой кричали женщины, предлагая свой товар, а бабушка только моргать успевала, утирая слезящиеся от ветра глаза носовым платочком.
Марина подошла к ней уже накупив всего необходимого, среди которого, конечно, был замечательный пышный салат и тёмный душистый укроп. Искоса взглянув на прилавок, она мило улыбнулась бабушке и, зная её скромность, скоро спросила:
– А больше-то совсем ничего нет?
Продавщица не услышала её и так и продолжала стоять, с улыбкой глядя в молоденькое личико.
Марина почувствовала неловкость и снова, громче только, произнесла:
– Больше нет ничего?
Бабушка испуганно забегала глазами по её лицу.
– Откуда ж, Мариночка, откуда? Это всё, что собрать успела... Ну что, приглянулось что-нибудь? Возьми хоть укропчику, свеженький ещё... – залепетала бабушка, бережно переворачивая его так, что засохшие веточки посыпались на землю.
Марина тяжело вздохнула, а ребёнок в коляске вновь заплакал.
– Ну, а почём салатик у вас? – нехотя спросила она, глядя на повявшие листья.
Бабушка снова смотрела на неё непонимающим, но полным доброты взглядом.
– Салатик сколько стоит? – снова громко прокричала Марина, и малыш залился рёвом ещё сильнее.
– Не слышу, Мариночка, не слышу! – испуганно пролепетала бабушка, и лицо её ещё сильнее сморщилось.
Девушка указала на зелёный салат и произнесла громко и чётко:
– Сколько?
– Двадцать, милая, двадцать. – Девушка удивлённо округлила глаза и, протянув две звенящие монетки продавщице, забрала покупку.
Бабушка стояла, улыбаясь и провожая еле-видящими глазами Марину.
Погода в этот вечер выдалась на редкость холодная и мерзкая, все уже посворачивали свои лавки, и бабушка, засунув за пазуху укроп, тоже потихоньку поплелась домой.
В кармане звенели две монетки, а до носа доносился запах непроданного товара. Но это не расстраивало её, всё также улыбаясь, бабушка медленно шла с рынка.
Пол ногами что-то шелохнулось, заставив продавщицу остановиться. Она нагнулась и даже в такой темноте смогла разглядеть небольшой пучок своего салата. Вот коротенькая голубая ниточка, которой с таким трепетом связывала бабушка листья вместе, вот подрезанный аккуратно корешок.
Она подняла одной рукой выброшенный товар и опустилась на ближайшую лавочку. Весь грязный, вялый салат лежал здесь, на земле.
Она положила его на место возле себя и снова рассмотрела. Теперь только стали заметны помятые листья, засохшие и попорченные.
Бабушка одиноко вздохнула и, понурив голову, горько заплакала.