Реакция.
Т/и сказала "Ты никогда не понимал меня"
Майки
Ты стоишь перед ним, сжав кулаки. Его глаза — пустые, как будто он где-то далеко. Ты больше не можешь сдерживаться.
— Ты никогда не понимал меня.
Майки не отвечает сразу. Его взгляд всё ещё устремлён в пол, и только через пару секунд он поднимает глаза.
— ...Может быть, — тихо произносит он, почти шепчет.
Ты ждёшь — ответа, оправданий, эмоций. Но вместо этого — тишина.
— Я не умею... — его голос дрожит, — ...понимать. Я теряю всех, кто был мне дорог. Я просто не знаю, как...
Он замолкает. Ни гнева, ни боли — только усталость. Он отворачивается и уходит, оставляя за собой пустоту. И тебе кажется, что, может быть, он действительно никогда и не пытался понять — потому что боялся.
Кенчин
Он стоит перед тобой, как всегда — сдержанный, прямой, как скала. Но внутри него что-то дрогнуло. Ты это видишь.
— Ты никогда не понимал меня, Кен.
Его брови хмурятся, и он делает шаг вперёд.
— Эй, подожди... — начинает он, но ты уже отводишь взгляд.
Он протягивает руку, но останавливается на полпути.
— Я... всегда думал, что стараюсь, — говорит он, тише. — Может, я правда не понял всего. Но я здесь, разве это ничего не значит?
Ты слышишь искренность в его голосе. Он не оправдывается, он признаёт. И ты понимаешь — он не из тех, кто говорит много. Он доказывает поступками. Просто, может быть, ты не всегда умела это читать.
Баджи
Он замер, будто не ожидал от тебя таких слов. Его улыбка — та самая, дерзкая, резкая — исчезла в один миг.
— Ты никогда не понимал меня, Кейске.
Он смотрит на тебя, прищурившись. Потом фыркнул. И резко — почти грубо — выдохнул.
— Серьёзно?.. — он усмехается, но уже без веселья. — А ты хоть раз пыталась сказать, что у тебя в голове?
Ты молчишь. Он продолжает, шаг за шагом приближаясь.
— Я не читаю мысли, Т/и. Я — не святой. Я всегда рядом, да. Но я не могу понять то, что ты прячешь глубоко внутри.
Пауза.
— Может, ты права. Может, я и правда ничего не понял. Но ты тоже не дала мне шанса.
Он разворачивается, но на мгновение останавливается.
— Если ты передумаешь — я не исчезну.
И уходит. Громко хлопнув дверью, как всегда. Но, на удивление, в этом хлопке — не злость. Больше — сожаление.
Чифую
Он был рядом. Всегда. Поддерживал, молчал, помогал — даже тогда, когда ты не просила. И, может, именно поэтому тебе вдруг стало тяжело смотреть ему в глаза.
— Ты никогда не понимал меня.
Чифую будто бы сразу потерял почву под ногами. Его глаза расширились, а губы дрогнули, словно он хотел что-то сказать, но не знал, с чего начать.
— Я... — он замолчал, — ...прости.
Ты видишь, как он опускает взгляд. Обычно спокойный, рассудительный — сейчас он выглядел потерянным.
— Я думал, если просто буду рядом... если не буду давить... — его голос срывается, — ...я не знал, что тебе нужно больше.
Он в отчаянии — не от твоих слов, а от того, что действительно не заметил. Он не оправдывается, не злится. Только боль. И в этом молчании — его искренность.
— Я хочу понять. Только скажи — как.
Казутора
Тишина. Он смотрит на тебя, слегка склонив голову. Его улыбка — натянутая, но глаза не смеются. В них что-то тревожное. Когда ты говоришь:
— Ты никогда не понимал меня.
— Хах... — он смеётся. Глухо, почти беззвучно. — Это ты сейчас серьёзно?
Он делает шаг вперёд. Его движения — резкие, будто он еле сдерживается. И в этом жесте — смесь обиды и злости.
— А ты вообще понимаешь, меня? — шепчет он. — Я ведь старался. Я по-своему, да, странно, может... но я ведь пытался!
Он отступает, резко, как будто уколотый твоими словами. Потом смотрит прямо в глаза.
— Знаешь, может, ты права. Я действительно не понимал тебя... но ты ни разу не пыталась быть понятной.
Он отворачивается, вытирая ладонью лицо. И на миг ты видишь — это не агрессия. Это защита. Потому что в этот момент ты разбила в нём что-то важное.
Хакай
Ты давно носишь это в себе. Хокай — добрый, надёжный, но иногда тебе казалось, что он живёт где-то параллельно. В своём мире, с чувством долга, с правильностью. И однажды, не выдержав, ты выдохнула:
— Ты никогда не понимал меня.
Он замер. На секунду только. Потом медленно обернулся к тебе.
— ...Почему ты решила это сказать именно сейчас?
Его голос — спокойный. Без упрёков. Но в нём звучит что-то такое, что заставляет тебя замолчать.
— Я думал, что если я буду делать всё правильно... быть рядом, поддерживать, защищать тебя... — он качает головой, — значит, я всё делаю верно. А оказывается — всё мимо?
Он садится рядом, уставившись в пол. Плечи немного опущены, будто ты сдула с него часть уверенности.
— Тогда скажи... чего ты хотела на самом деле? Я не обещаю, что сразу пойму. Но я готов слушать. Всегда был.
Ты понимаешь — он искренне хочет понять. Просто ему нужно, чтобы его направили. Не через обвинения. Через разговор.
Мицуя
Ты говоришь это спокойно. Без крика, без слёз. Просто констатация. Но слова падают тяжело — как груз на плечи.
— Ты никогда не понимал меня.
Мицуя не отвечает сразу. Он смотрит на тебя так, будто услышал что-то непоправимое. Потом аккуратно кладёт ладони в карманы.
— ...Больно слышать это от тебя.
Ты видишь, как в его глазах появляется грусть — не обида, не злость. Именно сожаление. Он отводит взгляд, будто не может прямо смотреть на тебя в этот момент.
— Я правда думал, что понимаю. Я слушал тебя, помнил каждую мелочь, даже когда ты думала, что говоришь в пустоту.
Он на секунду закрывает глаза.
— Но, может, я видел то, что хотел видеть. А не то, что было на самом деле.
Мицуя не станет умолять остаться, не будет устраивать сцен. Он даст тебе пространство. Но в его молчаливом взгляде — обещание: он бы постарался понять, если бы ты позволила.
Ханма
Ты не ждала от него серьёзности. Ханма — хаос, игра, бесконечный танец на грани. Но ты всё равно сказала:
— Ты никогда не понимал меня.
Он замер. Улыбка исчезла с лица — впервые за долгое время.
— Оу... — протянул он. — Вот так прямо, да?
Он подходит ближе, почти вплотную. В его глазах — смесь веселья и раздражения.
— А ты, значит, думала, что я тут всё читаю между строк? Или мне нужно было проникнуть в твои мысли?
Он смеётся, но горько.
— Девочка, ты ведь знала, с кем имеешь дело.
Он резко отступает, смотрит на тебя с прищуром. Ни капли притворства — только открытая, почти пугающая честность.
— Я никогда и не пытался понимать. Я просто был рядом, потому что ты мне нравилась такая, какая есть. Хотела — играла в молчание. Хотела — уходила. А я наблюдал.
Пауза. Он усмехается.
— Так что да, не понимал. Но, может, ты и не хотела, чтобы тебя поняли. Хотела, чтобы тебя приняли. А это — разные вещи.
Инуи
Ты произносишь это тихо, почти шёпотом. Но для него — каждое слово звучит как удар.
— Ты никогда не понимал меня.
Инуи не двигается. Его глаза — неподвижны, почти стеклянные. Он долго смотрит на тебя. Затем отводит взгляд.
— Это хуже, чем если бы ты просто ушла.
Ты видишь, как он сжимает руки в кулаки. Не от злости. От бессилия.
— Я всё время думал: "Не навреди". Я молчал, когда надо было говорить. И говорил только тогда, когда уже было поздно.
Он не пытается оправдаться. Просто констатирует.
— Я боюсь терять. И поэтому боюсь лезть вглубь — туда, где всё тонко. Прости. Я, наверное, правда... не понимал.
Он подходит ближе и смотрит тебе прямо в глаза:
— Но я ещё могу попытаться. Если ты дашь шанс. Хоть один.
Коконой
Ты говоришь это резко. Больше не можешь держать внутри.
— Ты никогда не понимал меня, Коко.
Он молчит. Несколько долгих секунд. Потом кивает, будто принимая твои слова как приговор.
— Возможно, — тихо говорит он, без эмоций.
Он не поднимает на тебя глаза. Стоит, опершись на стену, будто ищет в ней опору.
— Я слишком занят тем, как защитить то, что мне дорого. Заработать. Вытащить. Обеспечить. Я считал, что если у тебя всё будет — ты будешь в порядке.
Он выдыхает, хмурясь:
— Я тратил силы на мир вокруг, а не на тебя. На реальность — а не на чувства.
Он, наконец, поднимает глаза. Смотрит прямо, ровно.
— Я мог купить тебе всё. Но не знал, как просто быть рядом. Прости, если ты чувствовала себя невидимой. Это не потому, что ты была неважна. А потому, что я сам... не знал, как быть понятным.
Ран
Ты стоишь перед ним. Вокруг — будто тишина, хотя город живёт своей шумной жизнью. Его выражение лица расслаблено, но ты знаешь — это маска.
— Ты никогда не понимал меня.
Он приподнимает бровь, делает шаг вперёд.
— Оу... вот так сразу, без прелюдий?
Улыбка, дерзкая и привычная, появляется на его губах. Но ты замечаешь — глаза не улыбаются. Ни капли.
— А я, значит, тут думал, что у нас с тобой... что-то настоящее. Похоже, зря.
Он резко поворачивается, будто хочет уйти. Но останавливается. Руки в карманах, спина напряжена.
— Знаешь, я не святой. Я — не парень, который будет рыдать в подушку или умолять остаться. Но... — он оборачивается на полоборота, — ...мне не всё равно.
Он смотрит в глаза. Глубоко. Пронизывающе.
— Просто я всегда выбирал молчать. Потому что, когда начинаешь говорить — начинают рушиться стены.
И с этими словами он уходит. Тихо, почти беззвучно. И только ты знаешь: ему действительно больно.
Риндо
Ты говоришь это почти шепотом. Не потому что боишься — а потому что устала.
— Ты никогда не понимал меня.
Он замирает. На долю секунды в его взгляде что-то меняется — неуловимо, но явно. И вот уже нет той ленивой ухмылки, только тишина между вами.
— ...Я вообще не понимаю людей, — говорит он, не отводя взгляда. — Слишком громкие. Слишком эмоциональные. Слишком... непонятные.
Он опускает взгляд. Плечи немного поникают.
— Но ты была другой. Или, может, я хотел в это верить.
Он подходит ближе, берёт тебя за руку — осторожно, как будто боится, что ты исчезнешь.
— Если я не понял — это не потому что не хотел. А потому что не умею.
И ты веришь ему. Потому что он не лжёт. Он просто не знает, как быть ближе. Но он старается — по-своему.
Санзу
Ты произносишь фразу резко. Чётко. Без колебаний:
— Ты никогда не понимал меня.
Санзу не сразу реагирует. Он просто смотрит. Долго. Глаза его чуть расширены, будто ты ударила не словами — а ножом в грудь.
— Не понимал? — он переспрашивает, голос дрожит от сдерживаемых эмоций. — А кто ещё мог бы понять тебя лучше меня?!
Ты не отвечаешь. Он делает шаг к тебе — резкий, как всегда. Границы для него — эфемерны.
— Я видел тебя в те моменты, когда ты сама себя не могла вынести. Я оставался рядом, когда все уходили. Я говорил с тенью, когда ты прятала настоящую себя.
Голос его ломается. Он больше не кричит. Он говорит почти шёпотом:
— Если я и не понял тебя — то потому что ты сама закрыла дверь. Я стучал. Каждый раз. А ты молчала.
Пауза. Он улыбается — сломленно, с той самой безуминочкой в глазах.
— Но, знаешь, даже сейчас... я бы всё равно остался. Даже если бы снова ничего не понял. Потому что ты — моя единственная слабость.
Он не уходит. Он просто ждёт. Даже если тебе есть что сказать — ему уже больно. И он это не скрывает.
Изана
Ты смотришь на него. Его лицо спокойно, почти бесстрастно. Ты выговариваешь слова, которые держала слишком долго:
— Ты никогда не понимал меня.
На секунду его взгляд становится стеклянным. Он опускает глаза, руки складываются за спиной.
— Да... возможно, — тихо говорит он, почти беззвучно. — Но не потому что не хотел.
Ты видишь, как напряжены его плечи. Он не делает ни шага к тебе. Он просто стоит, как будто уже проиграл.
— Я всю жизнь искал, чтобы меня поняли. Чтобы кто-то... был рядом. Без условий. Без лицемерия.
Он поднимает глаза.
— И когда ты появилась — я подумал, что теперь я на другой стороне. Что теперь я тот, кто может понять. А вышло наоборот, да?
Его голос остаётся ровным, но ты чувствуешь трещину в его самоконтроле.
— Я был занят тем, чтобы ты осталась... а не тем, чтобы услышать, что ты чувствуешь.
Он не извиняется. Изана не умеет. Но сейчас он стоит перед тобой — без защиты, без власти, без гордости.
— Уйдёшь — я пойму. Но если останешься... я попробую. По-настоящему.
Шиничиро
Ты сидишь напротив. Его руки на коленях, он слушает, как всегда, терпеливо. Но ты уже не можешь молчать:
— Ты никогда не понимал меня.
Шиничиро медленно моргает, и на его лице появляется лёгкое, почти печальное выражение. Он не удивлён. Он ждал, может, даже знал.
— Прости.
Он говорит это первым. Не пытается оправдаться. Не перебивает.
— Я думал... если просто буду рядом, если буду делать всё, что в моих силах — этого хватит. Что забота и любовь — это всё, что тебе нужно.
Он тяжело вздыхает.
— Но это я всегда пытался спасти кого-то. Брат, друзья, ты. Я всё время думал, что нужно решать, чинить, тащить.
Шиничиро смотрит на тебя мягко. И искренне.
— А ты хотела, чтобы тебя поняли. Не как проблему. Не как хрупкую вещь. А как человека.
Пауза.
— Прости, что упустил самое важное. Я не идеальный. Но я рядом. И если надо — научусь.
Вакаса
Ты стоишь у стены, а он — у окна. Полутень, сигарета в руке. Ты выдыхаешь фразу, будто ставишь точку:
— Ты никогда не понимал меня.
Вакаса чуть поворачивает голову. Он долго смотрит на тебя — внимательно. А потом, вместо привычного спокойствия, в его голосе появляется усталость.
— Ты думаешь, я не хотел?
Он тушит сигарету. Подходит к тебе, медленно, сдержанно.
— Я молчал — да. Я отстранялся — тоже. Но не потому что плевать. А потому что, Т/и, я знаю, как это — быть непонятым. И не хотел лезть в твою душу, если ты сама не звала.
Ты видишь — он не зол. Он не упрекает. Он просто... глубоко устал от недосказанности.
— Может, ты права. Я не понял тебя. Потому что смотрел на тебя, как на сильную. А ты хотела, чтобы в тебе увидели хрупкость.
Он отступает назад, скрещивает руки на груди.
— Так что давай. Скажи мне всё. Сейчас. Без игры в догадки. Я слушаю.
И ты знаешь: он говорит серьёзно. Потому что если он остался — значит, он действительно хочет услышать.