Т/и в тяжелом состоянии.
Майки
Ты лежишь на больничной койке. Сил нет ни на слова, ни на движения. Палата тихая, и только шаги — лёгкие, почти бесшумные — выдают, что кто-то зашёл.
Майки стоит в дверях, руки в карманах худи, взгляд опущен. Он долго смотрит, ничего не говоря. Потом тихо подходит ближе и садится на край кровати.
— "Ты... всегда такая сильная. Даже слишком."
Он не смотрит на тебя прямо. В голосе — сдержанность, но ты ощущаешь, как он напрягается с каждым словом.
— "Я привык, что ты рядом. Что ты — на ногах. А теперь ты вот так лежишь..."
Майки замолкает. Его кулак сжимается на колене. Потом он чуть дрогнувшим голосом шепчет:
— "Если ты сейчас уйдёшь... я не уверен, что выдержу ещё одну потерю."
Он резко моргает, вытирает уголок глаза, будто ничего не было.
— "Ты сильная. Ты выкарабкаешься. А я буду рядом. Обещаю."
Кенчин
Ты в беспамятстве, измотанная и едва дышишь. Всё тело болит, и в этом полусне ты слышишь: кто-то зовёт тебя по имени. Громко. Чётко.
Голос резкий, полный боли.
— "Т/и! Чёрт, Т/и, не вздумай сдаваться!"
Дракен сидит рядом, волосы растрёпаны, кулаки сжаты так, что побелели костяшки. Он почти злится. Но не на тебя — на весь этот мир.
— "Ты чего творишь, а? Где та, кто не давала мне раскисать, даже когда всё летело к чёрту?"
Он опускает голову на край кровати, прижимается лбом к твоей руке.
— "Я не отпущу тебя. Поняла? Даже если придётся драться с судьбой. Или с богом. Или с собой."
— "Просто... останься."
Он остаётся с тобой до утра. Молча. Держа за руку.
Баджи
Ты сидишь на земле, измотанная после драки, в крови и синяках. Баджи вбегает первым. У него в глазах — паника, которую он прячет за агрессией.
— "Ты с ума сошла?!" — он подлетает к тебе.
— "Ты же... ты не должна была идти туда одна! Чёрт!"
Он падает на колени рядом, трясёт тебя за плечи.
— "Смотри на меня. Эй. Открывай глаза, Т/и!"
Ты шепчешь, что с тобой всё нормально, но голос слаб. Он замолкает. Руки дрожат.
На секунду его лицо — абсолютно беззащитное.
— "Если бы я пришёл позже... если бы ты... черт, Т/и, я бы себя не простил."
Он прижимает тебя к груди, осторожно, но крепко. Сжимает так, будто боится отпустить.
— "Больше никогда не делай так. Поняла? Я нужен тебе живой — и ты мне тоже."
В его голосе больше нет злости. Только боль. И страх.
Чифую
Ты лежишь на диване в его комнате, обмотанная бинтами. После недавней драки ты едва держишься. Голова кружится, тело болит, и ты почти не можешь говорить.
Чифую сидит на полу рядом. Обычно болтливый, сейчас он молчит. Только сжимает твою руку — осторожно, как будто боится сломать.
— "Ты знала, что я бы пошёл с тобой. Что я бы дрался за тебя."
Его голос дрожит. Он не плачет, но ты слышишь, как внутри всё клокочет.
Он смотрит на тебя снизу вверх — глаза полны вины.
— "Ты не должна была тащить всё на себе. Не передо мной."
Он вдруг опускает голову, прижимаясь лбом к твоему плечу.
— "Если бы с тобой что-то случилось... я бы потерял свой последний смысл."
Он остаётся с тобой до самого утра, не отходя ни на шаг, даже когда ты уснула.
Казутора
Ты оказалась в полном истощении — тебя нашли на складе, куда ты пришла разнять драку. Казутора влетает туда один из первых. Он падает рядом, хватая тебя за плечи, в глазах — паника.
— "Т/и! Эй, не закрывай глаза! НЕ СМЕЙ!"
Он дышит тяжело, судорожно. Ладони трясутся, губы чуть дрожат. Ты никогда не видела его таким.
— "Я всё сломал. Я всегда всё ломаю. Но не ты. Не тебя."
Ты пытаешься что-то сказать, но он резко прижимает палец к твоим губам.
— "Молчи. Сейчас... просто будь здесь. Живой. Я сделаю всё, что угодно. Только не исчезай."
Он гладит тебя по волосам, а потом, впервые, шепчет:
— "Ты — моя точка опоры. Без тебя я... опять стану тем, кем был."
Хакай
Ты сидишь, закрыв лицо руками. Слёзы текут, ты не можешь остановиться. Всё — слишком.
Хокай молча опустился рядом. Сначала не прикасаясь, просто рядом. Его спокойствие обычно лечит. Но не сейчас.
— "Т/и, ты можешь не притворяться сильной. Не передо мной."
Его голос твёрдый, спокойный. Он не кричит, не паникует — но в его взгляде видно: он борется с собой, чтобы не сорваться.
Он осторожно снимает твои руки с лица, мягко, не давя.
— "Ты не должна всё тянуть одна. Это не слабость — звать на помощь."
Ты опускаешь взгляд. И тогда он берёт твою руку в свою.
— "Я рядом. Пока ты не справишься. И даже потом. Просто... дай мне быть рядом."
Его присутствие — как якорь в шторм. Он не уйдёт. Не даст упасть.
Мицуя
Ты лежишь у него в мастерской, на диване, прикрытая пледом. После срыва ты почти не разговариваешь, просто смотришь в потолок. Мицуя сидит рядом, держа в руках недошитую ткань — но руки не двигаются.
Он молчит долго, просто рядом. Затем вдруг говорит:
— "Ты всегда так стараешься быть сильной, Т/и. И знаешь, это красиво. Но ты — не ткань. Ты можешь порваться."
Он кладёт ладонь на твою руку, легко, почти невесомо.
— "И если рвёшься — это не делает тебя слабой. Это делает тебя... настоящей."
Он достаёт кусок ткани — шёлк, в тон твоим глазам — и начинает шить рядом, тихо. Просто чтобы ты слышала звук. Чтобы ты знала — ты не одна.
— "Ты не проект. Не платье. Не вещь, которую можно починить. Но если ты когда-нибудь захочешь сшить себя заново — я помогу."
Ханма
Ты в переулке, раненая, обессиленная. Ханма нашёл тебя раньше всех. Он подходит, кривясь — будто ему смешно, хотя в глазах бешеная тревога.
— "Ну ты даёшь, Т/и. Валяться в луже крови — не твой стиль. Я бы сказал, ты выглядишь как артхаус, но, блин, это уже чересчур."
Он нагибается к тебе, голос становится ниже, глуже:
— "Ты не имеешь права так меня пугать, ясно? Я привык видеть кровь, но не твою."
Он быстро, но аккуратно начинает поднимать тебя на руки.
— "Если с тобой что-то случится... я не знаю, что сделаю. Серьёзно. А я опасен, когда не знаю, что делать."
И пока ты теряешь сознание, слышишь его последнее:
— "Ты останешься, Т/и. Потому что ты моя хаотичная часть. И я не хочу терять тебя, как всех остальных."
Инуи
Ты сидишь в пустой комнате, укутавшись в одеяло. Молчишь. Не ешь. Не смотришь в глаза. Инуи прислонился к дверному косяку, не заходя сразу.
Он просто смотрит. Долго. Потом медленно подходит и садится напротив.
— "Ты не должна прятаться. Даже если всё болит."
Он говорит тихо, спокойно, но в его голосе нет привычной холодности — только тепло и усталость. Он знает, что значит терять себя.
— "Ты думаешь, что если замолчишь — боль пройдёт. А она сидит рядом. И ждёт, когда ты останешься одна."
Он кладёт рядом с тобой кружку горячего чая. Не заставляет пить.
— "Я рядом. Сколько нужно. Я просто буду здесь. Даже если ты не скажешь ни слова."
Он молча остаётся с тобой весь вечер. Потому что понимает: иногда молчание — это крик.
Коконой
Ты свалилась от нервного срыва прямо посреди разговора с ним. Коконой сразу поймал тебя, не дал упасть. Сейчас ты на его диване, с бледным лицом и туманным взглядом. А он ходит взад-вперёд, злясь на всё вокруг.
— "Кто тебя довёл до такого состояния? Скажи мне — я разорву их."
Он говорит резко, почти скалится, как будто пытается контролировать злость. Но правда в том, что он просто боится.
Он опускается рядом, хватает тебя за руку.
— "Я всегда контролировал ситуацию. Деньги, связи, всё под рукой. А вот тут — ничего не могу сделать."
Он смотрит на тебя с тревогой, которую не прячет.
— "Ты должна быть в порядке. Не для меня. Для себя. Но если ты сломаешься — я тоже."
Он выдыхает, облокачивается на спинку дивана.
— "Ты отдохни. А всё остальное я порешаю."
Ран
Ты лежала в полубессознательном состоянии, с разбитой губой и глубоким порезом на бедре. Боль глушила сознание. Ты помнила, как кто-то подхватил тебя, как длинные косы скользнули по твоей щеке.
Теперь ты в его квартире, на его диване. Вокруг — тишина.
Ран сидит рядом. Ноги закинул на стол, спина лениво откинута на спинку кресла. Он как будто расслаблен...
Но ты чувствуешь: напряжение в нём почти физически ощущается.
— "Ты, блин, совсем страх потеряла, м?" — лениво, но голос звенит.
Он поворачивает голову, волосы спадают на лицо. Его взгляд — пустой, затянутый дымом и тенью.
— "Если бы ты умерла... ты даже не представляешь, что бы я сделал."
Он резко встаёт, проходит мимо, будто пытается успокоиться.
— "Я не герой, Т/и. Но ты... ты моя точка слабости. И если ты сломана — значит, и я тоже."
Он возвращается, садится ближе. Улыбка — как маска.
— "Ты ещё пожалеешь, что вернулась к сознанию. Я теперь от тебя глаз не спущу."
Риндо
Ты лежишь на полу, когда Риндо тебя находит. Он резко приседает, касаясь твоего лица дрожащими пальцами. Его глаза безумно распахнуты, дыхание рваное.
— "Эй... Эй, нет. НЕТ. Слышишь меня, Т/и?!"
Он трясёт тебя за плечи, потом резко отдёргивает руки. Паника в нём растёт с каждой секундой.
— "Ты же всегда была... ну, странная, но не такая, чтоб валяться в крови."
Он резко поворачивает голову, словно ищет виноватого. Потом хрипло шепчет:
— "Я убью тех, кто это сделал. Просто... убью. Без плана. Без слов. Просто сделаю это."
Он берёт тебя на руки, как будто ты фарфоровая, прижимает к себе.
— "Не умирай, ладно? Ты ведь моя. Единственная, кто не брезгует видеть меня без дурацкой улыбки."
Санзу
Ты оказалась на полу — после нервного срыва или нападения, ты не помнишь. Лежишь, дышишь прерывисто.
Санзу заходит и замирает в дверях.
Его глаза дёргаются, как у сломанной куклы. Он не моргает.
— "Что это...?" — голос у него сиплый, как будто он забыл, как говорить.
Он медленно подходит. Садится на колени. Его рука касается твоей щеки — а потом резко отдёргивается, словно обжёгся.
— "Ты... ты не имеешь права быть такой хрупкой. Поняла? Ты — моя реальность, чёрт побери."
Он дышит тяжело, скалится.
— "Если ты сломаешься — я потеряю последние тормоза. А знаешь, как плохо я держусь?"
Он проводит рукой по твоим волосам. Неуверенно. Почти нежно. Потом резко целует тебя в лоб.
— "Ты выживешь. Потому что если нет — я сожгу всё. Просто всё. И себя тоже."
Изана
Ты лежишь на больничной койке, с капельницей в руке. Сознание то затухает, то возвращается — и ты видишь, как в комнату заходит он.
Изана. Холодный, как лёд, внешне спокойный. Но пальцы дрожат, когда он касается перил кровати.
Он не говорит сразу. Просто смотрит на тебя.
Смотрит долго. Так, как будто запоминает тебя навсегда.
— "Все, кого я любил, ломались. Исчезали. Уходили." — голос ровный, почти мёртвый.
— "Я думал, ты будешь исключением. Я врал себе."
Он отводит взгляд, и в этот момент ты впервые видишь: он боится.
Боится потерять тебя.
И это его злость.
Он наклоняется ближе, его лоб касается твоего.
— "Ты не имеешь права сломаться, поняла? Не ты. Я тебя выбирал. А всё, что я выбираю — должно остаться."
В его голосе нет слёз. Только горечь. И отчаянное "не смей исчезнуть".
Шиничиро
Ты в изнеможении. Долго сдерживалась, старалась быть сильной — и теперь просто упала.
Шиничиро держит тебя в руках, на полу его мастерской. Он аккуратно придерживает твою голову, укутывает тебя в свою толстовку. Смотрит на тебя, и его взгляд — не паника. Тихая, убитая боль.
— "Ты не должна была тянуть всё одна. Я же рядом, Т/и."
Он говорит медленно, едва дыша, будто каждое слово может тебя разбудить... или разбудить твою боль.
— "Я ведь не просто так остался. Не потому, что жалею тебя. А потому что ты — моя."
Он прижимает тебя к груди, гладит по волосам.
— "Ты не должна быть сильной передо мной. Плачь. Срывайся. Говори глупости. Только оставайся."
И он сидит с тобой всю ночь. Без телефонов. Без суеты.
Просто рядом. Потому что его любовь — тёплая. Тихая. И живая.
Вакаса
Ты в бреду — жар, слабость, простыня прилипла к коже. Всё плывёт, и только голос пробивается сквозь сон.
— "Эй, малышка... не крутись. Лежи спокойно."
Это Вакаса. Сидит на краю кровати, волосы собраны, футболка мятая, глаза подёрнуты усталостью. Он выглядит так, будто не спал двое суток.
Он поправляет тебе плед, пальцы касаются твоего лба.
— "Горишь. Я же сказал тебе не работать до изнеможения. Кто теперь виноват? Опять ты? Опять я?"
Он усмехается, но улыбка выходит горькой.
— "Ты всегда была глупо упрямая. Сильная — через край. А теперь вот так валяешься, и я ничего не могу сделать, кроме как сидеть рядом и ждать, пока температура спадёт."
Он берёт твою ладонь в свою. Его рука — тёплая, живая, но сдержанная.
— "Я не святой. Но ради тебя... я научусь быть тише. Буду держать твой мир, пока ты не встанешь."
И он остаётся. Молча. Серьёзно. До последнего.