Тридцать восемь процентов.
Эми
Мама с Фенволом возвращаются, дружелюбно беседуя. Мама говорит что-то о контрольном осмотре в феврале, но я едва ее слышу.
- Док, когда у Софии операция? - спрашиваю я. Фенвол выглядит встревоженным.
- Она рассказала тебе об этом? В апреле. Двадцатого апреля.
- Я могу навестить ее перед операцией?
- Конечно. Ты всегда можешь приходить к ней. По-моему, София нуждается в большем количестве посетителей.
Она нуждается в большем количестве друзей, а не посетителей. Но я этого не говорю. Люди всегда жалуются на мою болтовню. Я слишком много говорю. Слишком быстро. Слишком громко. Но больше я этого не делаю. Теперь я сдерживаюсь. Означает ли это, что я становлюсь умнее? Более зрелой?
Нет.
Это просто означает, что я становлюсь глупее. Тише. Старше. Взрослая и глупая, как и все остальные люди, которые не говорят, что они на самом деле чувствуют, которые продолжают молчать, когда рассержены или печальны.
Я становлюсь старше. И это пугает.
Комната Софии и коридор, ведущий к ней, днем выглядят по-другому. Все это меньше похоже на фильм «Звонок», больше на сериал «Клиника». Наоми уже попрощалась со мной, а также она отвела меня попрощаться с Мирой и Джеймсом. Но почему-то это прощание тяжелее всего. Стоять снаружи у этой двери и пытаться постучать - самое тяжелое, что мне приходилось делать за последнее время. То, что я видела прошлой ночью, ее крик и то, как Том выглядел, когда я упомянула Софию, чертовски сбивает с толку и застревает в моем горле, как хренова пробка. Как я смогу посмотреть ей в глаза и попрощаться, когда всего несколько часов назад я слышала, как она кричала, что ненавидит меня?
Как мне проститься с Софией, когда она вовсе не та София, которую я думала, что знаю? Это трудно.
Но я Эми Блейк.
Я делаю и более трудные вещи.
Например: живу.
Я дважды стучу, и раздается слабый голос Софии:
- Войдите.
Она сидит в постели.
Каштановые волосы разметались вокруг нее на подушке, а ее кожа молочно-белая и сияющая.
- Привет. Ты уезжаешь, да? - улыбается София.
Ее голос такой мягкий, такой льстиво-подобный. Нормальный.
Прямо сейчас она обычная София, а не кричащая девушка, которую я слышала прошлой ночью. Это настоящая София.
Прежде чем я успеваю открыть рот, София жестом показывает мне подойти.
- Иди сюда. Я хочу тебе кое-что показать до того, как ты уйдешь.
Я медленно подхожу и сажусь на стул возле ее кровати. Она открывает ящик и достает стопку писем, обвязанных розовой ленточкой. Девушка медленно развязывает ее и перебирает письма, прежде чем остановиться на одном и вручить его мне.
- Прочти его, ладно?
- В-вслух?
- Если хочешь.
Я бросаю на него взгляд и откашливаюсь:
- Дорогая София…
Внезапно меня осеняет - это те самые письма, которые они с Томом отправляют друг другу. И это размашистый, безупречно ровный почерк Тома. Я нервно смотрю на нее, но она лишь улыбается и жестом велит мне продолжать. Это какая-то больная шутка? Почему она хочет, чтобы я прочла письма ее бойфренда, которые он написал ей? Я ищу хоть какой-нибудь признак обиды в ее глазах, но они выражают только холодную, милую пассивность.
Неужели она действительно меня ненавидит?
Я знаю ее всего две недели. И мы были, эм, друзьями? Только потому, что оказались единственными подростками в больнице. Мы вместе тусовались: переписывались, показывали друг другу глупые картинки кошек из интернета и говорили о музыке, но действительно ли я ее знаю? Нет, это не так. Я не знаю, кто такая Талли. Я не знаю, почему она так кричала прошлой ночью. Я не знаю, что у нее за болезнь. Я абсолютно ничего о ней не знаю.
Я снова перевожу взгляд на письмо.
- Прости, что не написал тебе через неделю. Нет никаких оправданий, и я не жду твоего прощения, но надеюсь, что это более длинное письмо обрадует тебя намного больше, чем два коротких.
У меня все хорошо. Мама снова начала рисовать - в основном лошадей. Она их обожает. Мама сказала, что нарисует одну картину для тебя на твой день рождения. Июль так далеко. Но она говорит, что для шедевра потребуется время. Остается только надеяться, что она не нарисует тебе целое полотно пони, размером с больничную стену.
Я фыркаю, и сразу же жалею об этом. Глаза Софии прикованы ко мне, и давление, которое они оказывают, просто сокрушительно. Слегка сокрушительно. Сокрушительно, как причудливый весенний ветерок. От тайфуна.
Я продолжаю читать:
- К этому времени тебе уже сделают операцию. И я отвезу тебя в любое место, куда захочешь. На море? Пляжный домик моего дедушки в Калифорнии пустеет большую часть года. Мы могли бы поехать туда на лето. Только ты и я. Думаю, тепло пошло бы тебе на пользу.
Это так странно - это не тот Том, которого я знаю. То есть, конечно, я едва его знаю, но холодный, насмешливый придурок с комплексом спасителя и со склонностью к изменам своей девушке не должен писать так… нежно? Как в этом письме.
Это не имеет никакого смысла. Ух, нет, все же имеет, ведь он любит Софию, но если он так сильно ее любит, зачем тогда поцеловал меня?
- В моем классе новая ученица; назойливый комар, который постоянно жужжит вокруг моей головы. Девчонка вообще не умеет держать язык за зубами. Она раздражает учителей, директора, практически всех, у кого функционирующие барабанные перепонки, мгновенно отталкивает ее идиотизм. Я бы сказал тебе ее имя, оно звучит как растение: Вэмм или Рэми или еще какая-то чушь вроде этого. Я не утруждаюсь запоминать подобный бред. Она распространила какой-то дурацкий слух из-за того, что на прошлой неделе, на вечеринке я вежливо отказал ее подруге. Девчонка ударила меня. Мне не было больно. Ну, не сильно. В общем, она распустила слух, что мы целовались, выражая свое ребяческое возмездие.
Мой голос дрогнул. Я это сделала? Я даже не помню…
Вечеринка. Запах разлитого пепси и звук пьяного смеха. Дом Эйвери. Огромная люстра с застрявшими в ней консервированными сосисками. Кайла.
Мой первый разговор с Кайлой, Том входит в дом, и толпа расступается вокруг него, именно тогда я впервые его увидела. Кайла собирает все свое скудное мужество, чтобы поговорить с ним, его пресытившиеся, надменные слова, когда он поливает ее грязью, и мой удар - прямой, верный, после которого у него из носа идет кровь…
Воспоминания прорываются, словно ростки после долгой зимы. Я лихорадочно читаю дальше. Это мое прошлое. Именно то, что я не могу вспомнить, находится прямо здесь, в этом письме.
- София, это так раздражало. Господи, я хотел задушить каждого идиота, который расспрашивал меня об этом. И я наконец-то нашел способ его развенчать. Мне пришлось поцеловать ее на глазах у всей школы. Прости. Надеюсь, ты поймешь. Это было омерзительно и небрежно, а она…
У меня перехватывает дыхание, когда я читаю следующие слова. Они не жалят. Они причиняют боль. Боль, которая всегда возникает в тот момент, когда я вижу людей, разбирающихся лучше меня в любви, опытнее меня, у которых больше настоящих, нежных и истинных переживаний.
- … крайне неопытна.
Я поднимаю взгляд, София грустно улыбается и гладит меня по спине.
- Мне очень жаль, что он так грубо об этом говорит, Эми. Я просто хотела, чтобы ты знала правду.
- Ха, будто меня колышет его мнение, - усмехаюсь я. - Это правда. Я должна это знать. Позволь мне прочесть дальше.
- Если ты уверена, - кивает София.
- Меня чуть не вырвало. Зато больше никаких слухов о поцелуях. Я хочу быть откровенным с тобой во всем, поэтому рассказываю тебе об этом и я прошу прощения. Этого больше не повторится. Просто некоторых идиотов необходимо заткнуть прежде, чем они станут еще хуже.
Я фыркаю. Это он идиот. Фактически, король идиотов. Кто-то должен сообщить ему, что он выиграл корону. Я читаю следующие несколько строк про себя и чувствую, как мои щеки нагреваются.
София, я хочу целовать тебя. Каждый день. Тебя и только тебя.
Я скоро приду навестить тебя.
Твой, Том.
- Ух, окей. Думаю, я уловила суть. Последняя часть, эм, личная.
София хихикает и забирает письмо обратно.
- Он действительно глупый романтик.
- Аха. Что ж. Спасибо. Теперь я знаю.
- Теперь ты знаешь, - соглашается она.
- Он поцеловал меня, чтобы заставить замолчать, - киваю я. - Неплохо.
Вероятно, это единственное, что может шокировать меня настолько, чтобы я замолчала.
- Почему?
- Ну, знаешь. Такой парень, как он, целует девушку вроде меня. Это неестественно. Неправильно. Это реально ненормально. Черт, да любой парень, выдерживающий мое лицо крупным планом достаточно долго, чтобы поцеловать, действует против законов природы. Я имею в виду, есть много других девушек. Как ты! И Кайла! И, как бы, все! Выбрать меня среди других? Это все равно, что выбрать простой йогурт вместо пачки потрясающих пирожных на десерт!
Я смеюсь, но София молчит, ее волосы затеняют половину лица. Я не вижу другую половину. Она не говорит целую минуту, и я начинаю нервно поерзывать. Я? Нервничаю? Я отгоняю эту мысль и кладу руку на ее плечо.
- Эй, Льстивая, ты…
- Ты отвратительна.
От призрения в ее голосе у меня моментально внутри все холодеет. Этот голос я слышала прошлой ночью. Другая София. Она наклоняет голову, и волосы открывают ее лицо и полуприкрытые глаза.
- Ты действительно думаешь, что кто-нибудь купится на это?
- Что ты…
- Те депрессивные, крохотные сравнения, которые ты делаешь. То, как ты отсеиваешь любую свою ценность. Ты больная, мазохистская сучка, которой нравится разыгрывать из себя «скромняжку», чтобы понравиться людям. Чтобы заставить людей испытывать к тебе жалость.
Слова бьют невероятно сильно, причиняя адскую боль. Гораздо сильнее, чем удар Лео, когда он отбросил меня к стене.
- Ты действительно так обо мне думаешь? - спрашиваю я. - Ты считаешь, что я… ты считаешь, что я говорю это для того, чтобы понравиться людям?
София смеется в полный голос, глубоко и совершенно мрачно.
- Не строй из себя невинную овечку. Я сама делала то же самое бесчисленное количество раз. Мы с тобой абсолютно одинаковые, Эми. Вот почему я тебя понимаю. Никто из нас не показывает свою истинную сущность другим людям. Поскольку это бы невероятно их напугало. Так что мы притворяемся. Мы не говорим то, что на самом деле думаем. Мы не говорим этого, и все остальные считают нас нормальными. Невинными. Но это так далеко от истины. - София выглядит совершенно другой: ее поза полностью расслаблена в элегантной, удовлетворенной манере. Глаза прищурены, а на губах играет дикая, едва заметная улыбка. - Теперь я поняла, почему Том так тобой очарован. Вот почему он тебя поцеловал. Вот почему он вообще удосужился тебя узнать. Потому что ты похожа на меня. Безнадежна, как и я.
- София, это безумие…
- Правда? Я сумасшедшая? Просто безумная девушка, запертая в больнице и выплескивающая свою агрессию на тебя? Я вижу вещи, которых на самом деле нет? Как я могу знать, что происходит, когда я заперта здесь?
Она запрокидывает голову назад и снова смеется своим устрашающим смехом, затем резко опускает голову вниз, ее глаза пылают, словно два холодных сапфира, оказывающих свое давление на меня.
- Мы с тобой похожи, Эми. Но мы также и отличаемся. Ты уходишь. Ты здорова. Ты нормальная, и можешь бегать, прыгать, оставаться с ночевкой у друзей, мечтать, ходить в школу, поступить в колледж, и делать все то, что делают обычные девушки. Потому что ты - обычная. Или ты особенная? Может, только особенные девушки делаю все эти вещи, а я нормальная? Нет. Не отвечай на это. Я совершенно ненормальная. Я дефектная. Ты только притворяешься дефектной, а я ей являюсь на самом деле. Так что вперед! Повтори мне еще раз свою притворно-скромную фигню. Давай!
В кои-то веки я молчу.
Никакие остроумные ответы не проносятся в моей голове. Никаких возражений, никаких шуток. Все, что я могу делать - просто сжимать кулаки и дрожать.
- Мда, так я и думала, - улыбается София. - А теперь уходи, пока меня на тебя не вырвало.
Я подхожу к двери и оборачиваюсь. София следит за каждым моим шагом, ее тошнотворная улыбка не увядает. Но я не могу оставить все как есть. Она мне нравится. Такая, какая есть. Серьезно.
- После операции ты тоже будешь нормальной. И мы должны… если ты не будешь по-прежнему меня ненавидеть, мы должны пойти… по магазинам. Выпить. Ну, или что-нибудь еще. Что-то, что делают обычные девушки. Поскольку я считаю… считаю, что мы могли бы подружиться.
- А я нет, - легко отвечает София. - Теперь убирайся и больше никогда сюда не возвращайся.
- Это то, что ты всегда делаешь, - парирую я, мой голос становится тверже. - Ты отталкиваешь людей прежде, чем они оставят тебя. Ты сделала это с Эйвери, и, вероятно, не без оснований. Но ты все-таки это сделала. И теперь ты делаешь это со мной. Что ж, прекрасно, но я знаю, каково это. Знаю, каково быть одинокой и напуганной. Знаю, каково не желать, чтобы кто-то тебя оставлял.
Улыбка на лице Софии застыла, но теперь она подобна картине, вместо настоящих чувств, скрывающихся за ней. Фасад.
- Тридцать восемь процентов, - произносит она.
- Что?
- Такова вероятность, что мне удастся пережить операцию. Тридцать восемь процентов. А без операции, у меня останется только два месяца. - Я молчу. София скрещивает руки и откидывается назад, ее улыбка увядает. - Нет, Эми. Ты не знаешь, каково это. Ты и понятия не имеешь, каково это - ждать смерти. А теперь уходи. Оставь меня в покое.
тгк: k4ultz