Ты запудрила ей мозги.
3 года
26 недель
0 дней
Эми
Доктор Фенвол - Санта. Если Санта сидит на «Слим фаст», чтобы похудеть, и каждый божий день носит вельветовые брюки, ох, да, а еще использует такие слова как: «эндометрий».
- Теперь, Эми, просто ложись на спину…
Я плюхаюсь на кушетку томографа и пыхчу:
- Док, я делала это и раньше! Я каждый гребанный день ложусь на спину с тех пор, как попала сюда! Так что я делала это, по меньшей мере, семьдесят миллиардов раз!
В уголках глаз Фенвола появляются морщинки, а его седые усы изгибаются, когда он начинает улыбаться.
- Ты должна уже немного привыкнуть к этому.
- Вы никогда не сможете привыкнуть к тому, чтобы быть впихнутыми во влагалище гигантского пончика, - указываю я на томограф, который оживленно пищит, и начинаю разрабатывать план его гибели.
- Ну что ж, ты делаешь это последний раз, а теперь ложись.
Я выкрикиваю «УХХ» и шлепаюсь на спину, ударяясь при этом головой.
- И будь осторожней, ладно? Мы провели много часов, зашивая этот череп, - журит Фенвол. Он нажимает кнопку, и кушетка томографа скользит внутрь, в туннель, засасывающий меня в темноту.
- Ты в порядке? - спрашивает он.
- Здесь тесно и пахнет ватой.
- Что ж, прекрасно. Запускай, Клео!
Женщина за панелью управления в соседней комнате машет через окно, давая понять, что услышала его, и машина начинает рычать. Слышу, как уходит Фенвол, и я остаюсь наедине с Большой Бертой. И ее вагиной.
- Как… как там погода в… Роботленде? - начинаю я. Машина булькает мне в ответ.
- Хорошо. Это хорошо. Как дети?
Большая Берта с энтузиазмом издает звуковой сигнал, и синий свет ослепляет меня.
- Ахх! - прикрываю я глаза. - У них, наверное, переходный возраст! // пубертат, как и у меня, да и у всех вас, кто читает «мои» фф//
Машина печально издает короткий, высокочастотный звуковой сигнал, и свет гаснет.
- Это нормально, - уверяю я ее. - Когда им будет двадцать, они снова сочтут тебя умной и станут прислушиваться к тебе.
- Эми, наклони голову влево, - оглушает меня голос Фенвола по интеркому.
- Грубо! У меня! Здесь! Разговор!
- Ты снова разговариваешь с неодушевленными предметами? Мерних бы очень обрадовалась, услышав об этом. - Я слышу усмешку в его голосе.
- Нет! Нет, я ни с чем не разговариваю! Вообще! Просто… сама с собой! И, по сути, в этом нет ничего такого. Ничего особенного!
- Налево, Эми. - Фенвол не покупается на мою чушь, давая понять это в дружелюбной, дедушкиной манере. Я наклоняю голову, и Берта пищит один раз, затем второй и замолкает.
Возвращается обычный белый свет, и кушетка медленно выдвигается.
- Фух! - вскакиваю я и стряхиваю клаустрофобию. Ненавижу замкнутые пространства. Почти так же сильно, как я ненавижу соевое молоко. И игрушки Фёрби.
Заходит Фенвол.
- Хорошо себя чувствуешь? - спрашивает он.
- Ну, мне нужно провести пять терапевтических лет на открытых равнинах Монголии, а в остальном полный порядок.
- Превосходно. Твои результаты будут готовы через секунду. Давай пойдем к твоей маме.
Я следую за ним в холл. Как же хорошо находиться в своей одежде, а не в больничном наряде. Да и отсутствие вонючей повязки-тюрбана, нацепленной на мою голову, тоже небольшой плюс. Я практикуюсь, встряхивая волосами подобно величественному льву, однако чуть не врезаюсь в интерна и останавливаюсь. У бедолаг и без моих сказочных волос в их глазах достаточно проблем. Мама ждет в холле.
Она, улыбаясь, встает и обнимает меня.
- Итак? Каковы результаты?
Фенвол смотрит на бумаги в своих руках.
- Все выглядит нормально. Внутритканевое кровотечение полностью прекратилось.
- А что насчет этого? - указываю я на шрам сбоку, чуть выше лба. - Волосы не отрастают. Я никогда не выйду замуж!
- Шрам будет заживать и в итоге исчезнет, но на это уйдет время. Годы, - отвечает Фенвол.
Мама гладит меня по голове.
- Он не слишком большой, конфетка. Если не быть ростом в два метра и не смотреть на твою голову сверху, никто его вообще не увидит.
Она права. В любом случае, что такое еще один шрам на уродине?
- Мне надо принимать какие-нибудь лекарства? - спрашиваю я. Фенвол улыбается.
- Нет. Ты можешь идти. Мы хотели бы провести контрольный осмотр через несколько недель…
Он жестом приглашает маму, и они вдвоем подходят к стойке, где разговаривают с медсестрой. Здесь не так много людей, однако, народу больше, чем обычно бывает по субботам. Но это не мешает мне заметить копну ярко-рыжих волос, идущих по холлу.
- Эйвери-Бобейвери!
Девушка с огненной шевелюрой оборачивается, идеальная фарфоровая кожа усыпана веснушками. Ничего не изменилось. Однако ее глаза выглядят совсем по-другому: усталые и налитые кровью. И одета она совсем не модно. А выражение ее лица остается абсолютно неизменным, вместо того, чтобы исказиться в гримасе или усмешке, когда она узнает меня. Что-то действительно не так.
- Ты, - ее голос звучит жестко.
- Да, я! Я жива! Но это может быть легко исправлено.
- Убирайся с дороги.
- Ну, как поживаешь? Занята? Как обычно обязанностями красивой сучки?
Губы Эйвери остаются прямыми, нет ни малейшего намека на ухмылку.
- Если сама не отойдешь, я заставлю тебя это сделать.
- Можешь попробовать! Может быть, толкнешь меня? Отбросишь? Хотя не стоит становиться слишком радикальной. Если ты разрежешь меня пополам, то ничего кроме радужных искр и «Бакарди» не выплеснется. А также ты станешь убийцей.
- Я должна разрезать тебя пополам, - наконец огрызается Эйвери, ее бесчувственная маска ломается. - Ты запудрила ей мозги.
- Что?
- Ты, - Эйвери тычет пальцем мне в грудь. - София наконец-то начала со мной разговаривать, а ты все испортила.
- Каким образом?
Лицо Эйвери перекошено и выражает жестокость.
- Где же здесь херова справедливость?! Я годами была ее подругой. Потом появляешься ты, и спустя всего две недели ей уже нравишься ты? А теперь ты оставляешь ее. И она не хочет ни с кем разговаривать. Ни с медсестрами. Ни со мной.
- Я… я не ухожу навсегда…
- Это не важно. Она думает, что уходишь. Она считает, что все ее оставляют.
В наступившей тишине я нервно тереблю свою толстовку, пока Эйвери не усмехается:
- Но я не могу слишком сильно на тебя злиться. Ведь когда ты появилась, она сказала, что я могу изредка ее навещать. Так я и сделала. И я получила возможность сказать ей, что сожалею. - Она задумчиво смотрит вдаль. - Я должна была извиниться. Так что. Спасибо. Полагаю.
- Пожалуйста? Но я собираюсь увидеться с ней прежде, чем уйти? И я буду навещать ее? Так что фактически я не, эм, оставляю ее.
- У нее скоро операция. - Эйвери, кажется, не слышит меня. - А теперь я даже не могу с ней попрощаться.
- Можешь. Я имею в виду, ты можешь сказать ей это. Может быть, она и не разговаривает с тобой, но она слушает. Я в этом уверенна.
Эйвери пожимает плечами, ее лицо вновь становится безучастным и унылым, когда она проталкивается мимо меня.
Это не Эйвери. Это оболочка великолепной стервы, которой она была раньше.
тгк: k4ultz