Ты.
Эми
Я просыпаюсь в белоснежной, больничной палате. Просыпаюсь с осознанием того, что сбежала, как маленький трус.
Я совсем не изменилась.
Я в безопасности. Мой счетчик в безопасности. Три года, двадцать пять недель, шесть дней. Я по-прежнему в безопасности.
Но я совсем не изменилась.
Эми Блейк из Носплейнс, штат Огайо, все та же толстая, трусливая, четырнадцатилетняя девочка, свернувшаяся в душе. Только немного старше. Немного легче. И немного глупее.
Везде темно, наверное, середина ночи.
Я встаю с больничной кровати и натягиваю куртку. Выйти зимой на улицу в Огайо похоже на самоубийство - полнейшее безумие, но я все равно это делаю. Терпеть не могу эту крохотную комнату. Она пытается задушить меня всеми своими гудками и улыбающимися постерами детей, которым делают вакцину против гриппа. Кто улыбается, когда видит иглу длинной в 12 сантиметров?! Психи, вот кто.
Я пообещала Наоми, что не воспользуюсь окном, чтобы проникнуть в детское отделение. Но в последний раз, когда я проверяла: коридор определенно не являлся окном, а коридор ведет прямо в детское отделение. Я просто никогда им не пользуюсь, потому что он рядом с комнатой Софии, и это единственное место, где Наоми будет искать меня, если увидит, что я отсутствую в кровати.
Я кладу подушки под одеяла на своей койке, вытаскиваю из-под матраса четыре оставшиеся упаковки желе, которые накопила, и выскальзываю за дверь. В коридорах тихо. Я приспосабливаю стаканчики с желе, засунув их в свой бюстгальтер.
Останавливаюсь, чтобы полюбоваться своей немаленькой, разноцветной грудью и чувствую одинокую слезинку, вытекающую из глаза. Красивая.
Но вернемся к делу. У меня есть немного желатина, который нужно засунуть в горла нескольких детишек. Мне только нужно попасть за угол и я…
Шиплю и прижимаюсь к стене.
Мимо проходит группа интернов, которые несут кофе. Я быстро подавляю порыв стать радикальной. Безусловно, я хочу скользить за ними по полу в своих тапочках, как Джеймс Бонд, тихо и плавно, но я также хочу увидеть детей. Слишком многое зависит от этого. Поэтому я, как прихрамывающий, первоклассный обычный шпион крадусь за ними, делая при этом пируэты.
И именно тогда я слышу это.
Такой звук, словно где-то вдалеке умирает кот, но когда я все ближе и ближе подхожу к детскому отделению, понимаю, что это человек.
Кто-то кричит, будто его разрывают на части. В пустом коридоре это звучит невероятно жутко, и я начинаю думать, что, возможно, моя жизнь превратилась в фильм ужасов, и девочка с длинными, черными волосами увеличит мой телефонный счет, поскольку позвонит мне сказать, что я умру через семь дней, но затем позади меня раздается шарканье шагов, и я прячусь за каталкой.
Наоми и несколько медсестер, задыхаясь, торопятся на крик.
- Кто забыл проверить ее показатели? - спрашивает одна из медсестер.
- Никто не забыл. Фенвол сказал полностью игнорировать изменение, - пыхтит Наоми. - Но вместо этого кто-то обязан был дать ей Паксил .Триша?
- Это не я! - настойчиво утверждает Триша. Первая медсестра вздыхает.
- Господи, Триша, опять…
- Вы знаете, как сложно ее убедить принять таблетки? Когда она такая? - шипит Триша.
- Ты хотя бы позвонила ему?
- Конечно! Он единственный, кто может ее успокоить…
Они пробегают мимо и оказываются вне пределов моей слышимости. Должно быть, они говорили о другой Софии. Льстивая, которую я знаю, всегда слушает медсестер. Они ее любят. Она точно никогда не отказывалась принимать лекарства.
Я медленно подхожу ближе к двери, из которой доносится крик. Медсестры закрыли ее, но сквозь стены все слышно.
- Почему ей разрешили уйти? - раздается крик. - Почему ей разрешили, а мне нет? Я хочу уйти! Отпусти меня! Не трогай меня! Убери от меня свои руки, грязная сука!
Я узнаю этот голос.
София.
Но это не может быть правдой.
София не может так грубо и жестоко разговаривать…
- Я ненавижу ее, я ненавижу всех вас! Я чертовски ненавижу тебя! Отойди от меня! Оставь меня в покое!
Все слова звучат так неправильно.
Я тихонько всматриваюсь из-за угла в крохотную щель окна, которое незащищено занавеской.
Мне видно совсем немного: ноги Софии, колотящие по кровати, пока медсестра пытается ее удержать. Вижу, как подходит Наоми со шприцом в руке.
София борется, ее кровать трясется, поскольку она сильнее бьет по ней ногами. А затем ее ноги двигаются медленнее. Крик становится более тихим, хриплым, я едва слышу ее через стекло.
- Пожалуйста, - всхлипывает София. - Пожалуйста. Я хочу, чтобы Талли вернулась. Пожалуйста, просто верните мне Талли.
Одна из медсестер направляется к двери. И я отступаю за угол. Сколько бы любопытство ни сжигало меня изнутри, я не могу больше подслушивать, а то окажусь в дерьме поглубже, чем смотритель слонов в цирке.
Я поднимаюсь по лестнице, которая ведет в детское отделение, не оглядываясь назад. Беспорядок, который устроила София, является идеальным прикрытием - у входа даже нет охранника. Спальная комната заставлена кроватями; на каждом изголовье красуются наклейки и разноцветные рисунки губкой. Игрушки и книги кучей лежат на полу, а мягко попискивающие мониторы светятся в темноте.
Джеймс первым замечает, что я пришла. Он садится и тихонько шепчет:
- Эми? Это ты?
- Да, - шепчу я. - Привет.
Он показывает на мою грудь, его лысая голова сияет в слабом свете от монитора.
- Что у тебя с грудью?
- У меня всегда были такие формы!
Джеймс закатывает глаза.
Я смеюсь и сую ему стаканчик с желе. Он открывает упаковку и выхлебывает его залпом. Я медленно подхожу к кровати Миры и аккуратно помещаю желе на ее лоб. Она сонно открывает глаза и стонет:
- Эмииии. Холодно же.
- Тогда поторопись съесть его.
Они нетерпеливо набивают сахаром свои рты, а я прочищаю горло, пытаясь подобрать слова для прощания.
- Слушайте, - произношу я. - Меня завтра выписывают.
- Ты уходишь? - фыркает Мира.
- Да. Мне стало лучше, - улыбаюсь я. - Прямо как вы и хотели.
- Я не хочу.
- Ты хочешь. Хочешь и не смей позволить мне поймать тебя на том, что это не так.
- Ты будешь навещать нас?
- Небо светло-голубого цвета? Конечно же, буду! - я даю ей щелбан. - Вместе с игрушками. Я собираюсь принести несколько крутых, новых игрушек на твой день рождения и на день рождения Джеймса, и на день рождения Мартина Лютера Кинга, и на мой день рождения, потому что, если честно, эти потрепанные, маленькие, подержанные игрушки не соответствуют вашему титулу.
Мира ухмыляется. В коридоре зажигается свет, и я ныряю за ее кровать.
- Охранник! - восклицаю я. - Дерьмо! Хватаем грибы. Шиитаке.
- Шиитаке, - повторяет Джеймс. Я даю ему подзатыльник.
- Эй! Это плохое слово.Но это гриб! Нет ничего плохого в грибах!
- Ты играл в Марио? В грибах все плохо.
- Он идет сюда, чтобы проверить, - шипит на меня Мира. Охранник так близко, что я слышу бряцание его ключей.
- Ладно, все успокоились. Не паникуем. Огосподичтояделаюсосвоейжизнью. Не паникуем!
- Мы не паникуем! - настаивают они вместе.
- Точно! Хорошо! - выдыхаю я через нос и бросаюсь к окну. Мне всегда было сложнее спускаться вниз, чем залезать наверх, но это единственное место в комнате, где можно спрятаться; каждый предмет мебели здесь предназначен для ребенка, поэтому очень маленький. Я открываю окно и прыгаю, зацепляясь кончиками пальцев за подоконник. Мои конверсы скребут по цементной стене, холодный, зимний воздух пощипывает мою задницу, которая висит в 4 метрах над верной смертью, ну, или, по крайней мере, над сломанными коленными чашечками. В полнейшей тишине скрипит открывающаяся дверь. Детки хорошо притворяются спящими.
- Кто оставил окно открытым? - слышу я бормотание охранника. Мое сердце взмывает до горла. Он подходит, а я молюсь любому Богу, который меня слушает, чтобы охранник не заметил мои пальцы. Должно быть, на этот раз я молюсь правильно! Он вообще не замечает моих пальцев! Вместо этого просто любезно закрывает окно, сталкивая их с подоконника. Я хватаюсь за оконный карниз, но он невероятно крошечный и скользкий, я борюсь, мои руки болят…
Я могу думать только о том, как упасть настолько элегантно, чтобы мое тело не выглядело глупо, я пересмотрела миллион криминальных телепрограмм и, честно говоря, паника не является причиной не попытаться сгруппировать свое тело в последний момент так, чтобы при падении оно приняло эффектную позу. Это же ваша последняя поза! У вас есть моральное обязательство сделать ее потрясающей! Ну, или, по крайней мере, не отвратительной.
Я могу принять позу Бейонсе, но одна вещь по-прежнему мучает меня.
Я умру.
А это бесконечное количество слов «очень» не хорошо.
Мои пальцы соскальзывают с карниза.
Но внезапно на моем запястье чувствуется давление, поскольку кто-то его хватает. Мое тело раскачивается, и твердый цемент сталкивается с моим животом, царапает локти. И я смотрю в глубоко карие глаза.
- Т-ты! - бормочу я.
тгк:k4ultz