ГЛАВА 2
Если бы ты только знал,
Как я скучаю.
Там, где тоска разрывает,
В счастье играю.
Я настолько погрязла во всем,
Что не знаю.
Я не смотрю в твои глаза,
Но их желаю.
— Шахназ Сайн
_________◇_________
Когда говорят, время лечит, я не верю.
Это не так.
Время никогда не лечит боль. Ты просто привыкаешь с ней жить. Да что там, со временем, привыкаешь ко всему. К прошлому, которое всегда, словно тень преследует тебя. Оно преследует в мелочах. Не вкусном кофе, в запахе чайного дерева, красивых карнавальных масках, музыке, в зеленых глазах, задорной улыбке и черных, как воронье крыло, волосах.
— Мама!
И ты продолжаешь плыть. Все еще улыбаешься, радуешься, живёшь или пытаешься.
У меня есть один большой смысл, чтобы продолжать жить. Смысл, в свое время державший меня на плаву. Единственная радость. Единственный якорь.
Чего стоит одна короткая улыбка. Она затмевает всю грусть и боль.
Моя дочь.
— Ну, — целую её в пухлые щечки, крепко обнимая, — Пойдем домой? — улыбаюсь, не в силах оторвать взгляд.
Тина хлопает в ладоши, широко улыбаясь.
Да, я назвала дочь в память самого дорого мне человека. Моей сестры.
Чёрные кудрявые волосы, сегодня утром собранные в два хвоста, превратились в один. Растрёпанные вещи, поцарапанная обувь, грязный нос, но такие довольные глаза.
— До завтра, Мартина, — прощаясь, махает рукой воспитательница.
Малышка отвечает тем же, взяв меня за руку.
— Пойдем, мама! — дочь тянет нас со двора садика. Так резко, что я, срываясь с места, чуть не падаю, — Ты обещала мороженое и печенье!
Мартина в свои четыре годика с хвостиком, была неугомонным ребёнком. Если оставить эту маленькую бестию без присмотра на пять минут, готовьтесь к тому, что вам пригодится огнетушитель. И нет, я не преувеличиваю. Однажды, не углядев за ней, моим шторам на кухне пришёл конец. По сей день помню, как перепугалась за Тину.
— Мама! Ты же купишь мне мороженое? — дочь останавливается, угрожающе глядя своими темно-зелеными глазами. Они фисташковые. Прямо, как у меня, но на оттенок темнее. Словно художник взял и добавил в них мазок чёрной краски. Не трудно догадаться у кого художник одолжил этот оттенок.
— А у меня есть выбор? — усаживаю Тину на детское кресло машины Маттиса.
Малышка крепко прижимает к себе любимую игрушку ворона. Ещё в детстве, в магазине игрушек, она потянулась именно к ней, и больше не спускает с рук.
— Не-а! — уверено заявляет проказница.
— Тогда поехали.
В нашем маленьком посёлке, на окраине Дублина, есть лишь один огромный кафе, куда мы с Тиной заглядываем ежедневно. Тёплые оттенки коричневого, добрый обслуживающий персонал и нереально вкусные шоколадные мороженое и печенье. Им мы никогда не изменяем.
— Dia duit áilleacht!* — радостно поприветствовал на ирландском Шон, владелец заведения.
Мартина подбежала к нему и дала пять. Шон был пенсионером, а это кафе они открыли с покойной женой, о которой он всегда отзывается с тоской в глазах. Мужчина широко улыбнулся в сторону Тины, и проворачивая свой любимый фокус, вытащил для неё конфетку, словно из ни откуда.
— Привет, — улыбаюсь ему, подходя к деревянной стойке, — Нам, как всегда.
— Будет сделано, мисс, — подмигнув, Шон идёт выполнять заказ.
Тина же занимает наше любимое место у окна, и снимая рюкзак, поднимается на кожаный диванчик, пока я жду заказ.
— Слушай, — обращается Шон, выдвигая на барный столик шоколадное мороженое в конусной стеклянной тарелке, с шоколадными печеньями поверх, — Моя внучка хочет к тебе на балет. Есть место?
Беру мороженое и киваю мужчине, мягко отвечая:
— У меня завтра урок. Можешь привести её к четырем.
Балетную студию я открыла больше года назад, что стало ещё одной отдушиной в этом городе, не позволяющее чувствовать себя чужой, словно напоминая, что ты не принадлежишь этим землям.
— Отлично! Мороженое за счёт заведения, — весело вытянул большой палец Шон.
Иду к дочери, здороваясь по пути со знакомыми. Посёлок маленький, отчего все знают друг друга. Я, не исключение.
— Так, — ставлю тарелку перед Тиной, — А кто будет мыть руки? — хитро поглядываю на неё, уперев руки в бока.
— Ты тоже не мыла, — скрещивает она в ответ руки на груди.
— Тогда пойдем вместе.
Мы отходим в сортир. Наконец подправляю волосы Тины и умываю чумазое лицо. Когда выходим, нам встречается семья Люверсов, что живут через улицу от нас. Софи и Тина всегда играют вместе. Поэтому и сейчас, крепко обняли друг друга.
— Пап, а можно сегодня зайти в гости к Тине? — обращаясь к отцу, чей копией была, поднимает карие глаза Софи, — Пожалуйста, — вытягивает девчонка, сделав губы трубочкой.
Найл, отец Софи, кидает в мою сторону взгляд, безмолвно спрашивая разрешения.
— Конечно можно, Софи, — беру дело в свои руки, — Тина будет ждать, — положила ладони на плечи дочери, что была в восторге от такой новости, — Передавай привет маме, и её захвати с собой, — улыбаюсь, поглаживая Софи по коротким светлым волосам.
— Хорошо, — кивает Найл, посмотрев на дочь.
— Ура! — выкрикнули девочки одновременно.
Попрощавшись, направляемся каждый к своему месту.
— Спасибо папа, ты самый лучший! — воодушевленная, Софи хлопает в ладоши, целуя отца.
Сердце болезненно сжимается, когда замечаю, как Тина следит за ними. Даже мороженое перед ней становится не особо интересным.
— Мам…,
Уже знаю, о чем она хочет спросить. В такие моменты ломалось что-то внутри. Моя красивая девочка разбивала мне сердце, когда грустила.
—…а когда папа вернётся? Когда закончится его путешествие?
Каждый раз ком в горле.
Я не могу сказать четырехлетнему ребёнку, что её отец сидит в тюрьме, и посадила его туда я. Не могу признаться, что в свое время соврала ее же отцу, сказав об аборте.
Он даже не знает о твоем существовании, милая.
Поэтому у нас есть сказка. Наш папа путешественник в далеко-далеком море. У него есть большой корабль, которым он управляет, и когда настанет время, он обязательно придет к нам.
Когда ты мать, сердце твоего ребёнка связано с твоим. Если разбивается оно, разбивается и твоё. Знаю, что наступит время, когда придется сказать правду. Но не сейчас.
— Милая, — подсаживаюсь к ней, усаживая на колени, — Посмотри на меня, — приподнимаю маленький подбородок кончиком указательного пальца.
Тина взглянула. Её глаза, полны грусти и тоски, режут заживо.
— Ты же знаешь, я люблю тебя, и твой папа любит, — ладонью касаюсь фарфорового личика, — Но сейчас…сейчас он выполняет очень важную миссию, спасая жителей морского княжества, ты же помнишь?
Тина растягивает улыбку на губах. Её глаза засверкали. Даже хватка на ложке усилилась.
— Мой папа — герой! — заявляет дочь радостно, наконец обращая былое внимание на любимый десерт. Целую её в пухлые щеки, вдыхая самый прекрасный аромат на свете.
◇◇◇
— Найл сказал, что видел вас в кафе, — Ленора заполнила мой бокал красным вином, присаживаясь рядом на садовые качели, пока девочки играли на лужайке нашего заднего двора.
— Да, как всегда, — гуще кутаюсь в лёгкий плед, все еще не привыкшая к прохладе Ирландии.
Ленора — мама Софи. Они с Найлом в Дублине с рождения. Вместе росли и учились, а теперь у них есть Софи. Их история, яркий пример того, чего мне никогда не было суждено прожить. Интересно, насколько жизнь может быть жестокой в моменты, когда показывает, чего ты лишился.
— Что-то не так? — прищурилась Ленора.
Перевела взгляд с девочек на неё. Короткие светлые волосы до плеч и яркие серые глаза, подведенные розовым карандашом, всегда первыми бросаются в глаза. Ленора прекрасная девушка. Улыбчивая, яркая и весёлая. В ней всегда так много света. Порой, смотря на то, как она вертится за целый день, устаю я. У этой девушки полно сил!
— Ты выглядишь расстроенной.
Устало откидываю голову назад, закрывая глаза.
— Тина снова спрашивала про него, — отвечаю шёпотом.
Ленора чертыхнулась под нос своим любимым ирландским матом. Первым делом, когда мы начали изучать язык, она научила, как посылать на хрен на ирландском. А еще мы обожали слово «сас», что в прямом смысле означало — дерьмо. Именно так она сейчас выругалась, ну возможно…совсем…немножечко грубее, но не суть. Все это и вправду было дерьмово.
— И ты…
— Сказала, как и всегда, — открываю глаза, безвыходно потирая лицо, словно это помогает снять стресс.
— Ты же понимаешь, что в конце концов, придётся рассказать ей правду? — Ленора сжимает мою ладонь, и я укладываю голову на её плечо, осмысливая сказанное.
В первые минуты, когда Мартина оказалась на моих руках, как маленький комочек рая, который казался таким беспомощным и невинным, я пообещала, что во чтобы это не стало, буду оберегать дочь до последнего вздоха. И свое обещание сдержу.
— Понимаю, но…, — не могу подобрать слов. И так каждый раз. Когда Тина заговаривает о Даниэле, меня словно сбивает с ног. Я выхожу из колеи. Из прекрасной рамы, возведенной вокруг нас с дочерью. В неё снова входит он, — Это не так просто.
— Я не была на твоём месте, Андреа, — с сочувствием выдыхает Ленора, — И ты не рассказываешь ничего о прошлой жизни, но я вижу насколько сильно все это тебя ранило. Ты же знаешь, что всегда можешь все рассказать, и я пойму, — ее рука ложиться мне на плечо.
— Знаю, — улыбнувшись, крепко обнимаю Ленору, после чего мы вновь беремся за бокалы.
— Мама! — закричала Софи, с воплями подбегая к нам.
Ленора приподнялась с места, подбегая к дочери и усаживаясь на корточки рядом.
— Тина нашла червяка! — Софи на грани истерики, крепко вцепилась в мать, а вот Тина…господи, этот дьяволенок улыбается во весь рот, подняв червяка на уровне глаз, и вертя им в разные стороны. И я не знаю, кого жалеть больше; Софи, которая заливается слезами или червяка, отчаянно пытающегося вырваться. А может себя, что боится поседеть раньше времени с такой дочерью?
— Он не кусается! — кричит Тина, заливаясь смехом, — Иди, посмотри, Соф!
Смотря на разыгрывающуюся картину драмы, не смогла сдержать улыбку. Да, в этом и была особенность Мартины. Этот маленький дьяволенок не щадила никого. Умная и хитрая. Она напоминала мне его.
Встаю, оставляя вино на столик рядом, и быстро шагаю к дочери.
— Милая, и что ты собираешься делать с этой бедняжкой? — сажусь рядом, и мы вместе рассматриваем рыпающегося червяка, немного зеленоватого оттенка.
— Я хотела посмотреть, — выпучила глаза Тина, как кот из «Шрека». Не хватало только поднять ручки в мольбе.
— Но теперь нужно отпустить, верно? — поглаживая по шелковистым волосам, улыбаюсь, давая понять, что ругать никто не собирается.
Тина кивает, медленно отпуская червяка на газон.
— Пока-пока, червячок, — помахала малышка рукой и выпрямилась, начиная трясти руки, — Они теперь в грязи, — наморщила она маленький нос.
— Вот видишь, Софи, червяка больше нет, — успокаивает Ленора дочь, крепко прижимая к себе. Подруга улыбается мне, явно забавляясь ситуацией.
— Правда? — Софи закрыла глаза руками, не желая открывать.
Смотря на хитрую ухмылку, заигравшую на лице Тины, уже могла предположить, что она задумала. И прежде чем успеть опередить беду, моя дочь с «прекрасным характером», уже бежит к Софи.
— Я несу его к тебе! — кричит она, весело поднимая руки.
В конечном счёте, Софи ушла с красными от слез глазами и шоколадом в руках, который Тина подарила в знак примирения. Я умыла хулиганку, и мы пошли спать.
Это был целый ритуал. Тина всегда спит в окружение любимых плющевых игрушек, крепко прижимая к себе мягкого ворона. Али — так мы прозвали верного друга. Я обязательно читаю ей сказку, без которой она не засыпает, нежно поглаживая за ушком.
Когда Тина заснула, аккуратно привстала, с улыбкой разглядывая длинные реснички и красивые розовые губы, немного растянувшиеся в улыбке. Моя дочь засыпала в любви, тепле и с улыбкой на губах. Что могло быть лучше?
Приглушив ночник, выхожу из комнаты, оставляя дверь приоткрытой. Хотелось одного: принять душ и поскорее заснуть. Во сне мысли не тревожат, как и прошлое. Травяной чай помогает уйти в сон быстрее. Меньше думать о нем. Погрузиться в темноту. Не помнить ничего.
Пять лет прошло.
1825 дней и ночей.
Так много…
Я отпустила злость и обиду. Точнее смогла заглушить. Но все ещё трепетно помнила его глаза, хмурый взгляд или улыбку, что была предназначена лишь мне. Такое невозможно забыть просто так. Помнила то чувство безопасности, когда находилась с ним, даже если мы всегда были в эпицентре бури. А сейчас было страшно. Страшно за Тину. Она — слабое место. А больнее бьют по уязвимой точке.
Уже было вошла на кухню за чаем, когда послышался звонок в дверь. Смотрю на часы, и вижу, как стрелка пробивает девять вечера. Я знаю, кто мог быть за дверью в такой поздний час.
Маттис стоял на пороге с букетом красных роз, когда открыла дверь. Он улыбнулся, делая шаг на встречу. Отвечаю тем же, принимая букет и нежный поцелуй в губы.
Ничего.
Ничего не чувствую. Нет фейерверка чувств, эмоций и желания углубить поцелуй, обнять и прижаться. Все это совершенно не то, что я чувствовала рядом с Даниэлем. Слишком резкий контраст
Хотя, какого хрена, я сравниваю?
— Вышел с работы, сразу к тебе, — Маттис закрывает за собой дверь, пока я разбираюсь с цветами, замочив их в вазе на кухне, — Соскучился, — рассматриваю цветы, стоя у столешницы, когда он подходит сзади, обнимая и целуя в шею.
Кратко улыбаюсь. Закрываю глаза, пытаясь расслабиться и принять тепло мужчины.
Моего. Мужчины.
Согласившись на эти отношения несколько месяцев назад, поняла: может быть, любовь — это не поток чувств, постоянное желания видеть своего мужчину, хотеть его, желать прикосновений? Возможно, любовь и есть то, что между нами с Маттисом? Тихие ужины, за которыми чаще всего говорил он, а я молча слушала. Букет роз, бутылка вина, нежный поцелуй, который не осмелюсь продолжить, понимающая улыбка Маттиса. Он скажет, всему свое время, а я мысленно подумаю: когда же это время?
После фильм закончится. Я снова не осмелюсь сказать остаться. Он возьмёт пиджак, обнимет на прощание, кратко поцелует, скажет, что не стоит провожать и уйдёт, закрывая дверь.
Он будет тихо ждать, когда я привыкну. А я буду ждать, когда забуду другого.
Может это сработает, а может и нет. Сейчас, в тишине и спокойствии этих отношений, не хочется об этом думать.
— Как прошел день? — спрашивает Маттис за просмотром очередной серии «Доктора Хауса». Его рука лежит на моем плече, поглаживая, а взгляд устремлен в телевизор. Перед нами попкорн и содовая, как и всегда.
— Утром был урок у старшей группы, потом забрала Тину, — начинаю спокойно, закинув в рот соленую сладость, — Она сегодня поймала червяка, — тут Маттис рассмеялся. Тоже улыбнулась, вспоминая хитрую усмешку дочери, — Довела до слез Софи, но в конце извинилась, подарив шоколад.
— Наверное это кризис четырёх лет. Такое есть в психологии, — глаза Маттиса загорелись, в который раз доказывая, насколько он любил свою работу, — В таком возрасте у детей появляется потребность быть самостоятельными. Много перемен в желании и реальности.
— Да, возможно, — соглашаюсь, пожимая плечами.
Но я ведь прекрасно знаю, что это никакой не кризис. Мартина с рождения такая. Бунтарство в её крови. И сколько бы не приходилось отрицать, Тина — копия своего отца. Её характер словно скопировали и вставили с Даниэля.
Судьба послала самое прекрасное в моей жизни, которое напоминало о самом ужасном.
— Хотел пригласить вас на ужин с Тиной. На выходных. Как смотришь? — уже стоя у порога и забирая пиджак из моих рук, предложил Маттис.
— Почему бы и нет? — улыбаюсь, облокотившись об косяк двери.
Маттис явно рад. С сияющими глазами он обнял меня, поцеловал, и его машина удалилась из моего двора.
Дом вновь погрузился в тишину. Молчание. Лёгкий осенний ветерок. Желания закрыть глаза и упасть прямо здесь. В прихожей.
Все было чужим.
Ирландия. Этот дом. Соседи. Будни.
Чувства.
Эмоции.
Отношения.
Это не я. Все здесь не мое.
Это глушило. И глушит по сей день. В течение пяти лет.
Я скучаю по теплому и морскому воздуху Италии. По горячему рассыпчатому песку под ногами. По чёрному кофе и круассанам, которых ничто не заменит в Ирландии.
А еще…какая-то извращенная часть моего сердца, скучает по его прикосновениям, голосу, запаху, глазам и губам. И я ненавижу себя за это.
Я ненавижу тебя, Даниэль Грассо Конселло.
_________◇_________
*Привет, красотки (ирл.)
Ну вот! И вторая глава на сайте!
Буду очень рада вашим звёздочкам и комментариям, ведь для продвижения книги это важно. Заранее спасибо. 🫂