Вкус мести

Ночь. Кабинет отца. Только лампа на столе да тихое тиканье часов.

Отец сидел в кресле, пальцы сжаты в кулак. Когда Ильяс вошёл, тот встал, не глядя в сторону — так, будто уже решил всё заранее.

— Садись, — приказал он ровно.
Ильяс сел, чувствуя, как сердце бьётся быстрее.

Отец положил на стол две фотографии. На одной — Динара, на другой — девушка в дорогом платье, которую Ильяс раньше видел на приёмах. Он посмотрел сыну прямо в глаза.
— Ты знаешь, почему я тебя позвал, — тихо сказал он. — Ты поставил меня в невозможное положение. Ты выбрал её.

Ильяс молчал. Он знал, что разговор будет тяжёлым, но не думал, что мосты сгорят так быстро.

Отец продолжил, голосом холодным как лёд:
— У тебя есть два пути. Первый — ты женишься на той, кого я выберу. Публично, красиво — и наш род сохранит лицо. Всё будет по правилам: союз, порядок, уважение. Ты теряешь одну женщину — но сохраняешь всё остальное.
Он сделал паузу, и в его глазах засветилась жестокость:
— Второй путь — ты отказываешься. И я покажу всем, что бывает с теми, кто предаёт честь. Я сделаю так, чтобы она умерла у тебя на глазах. Чтобы ты понял цену своей слабости.

Слова ударили по Ильясу, как ладонью по лицу. Мир вокруг звенел.

— Ты... — прошептал он, но не мог собрать голос.
Отец встал и подошёл ближе, пригнул голову так, чтобы быть совсем рядом:
— Решай сейчас. Жизнь её стоит — и цена эта твой выбор.

Ильяс почувствовал, как внутри всё рвётся. В животе — огонь, в горле — стальной ком. Он думал о Динаре: о её руке в своей, о следе от удара на её щеке, о её голосе в темноте.

— Ты хочешь, — едва слышно сказал он, — чтобы я... убил её?

— Я хочу, — ответил отец спокойно, — чтобы ты выжил и наш дом не пал.

Ильяс закрыл глаза. В темноте перед ним всплывали её лицо, детские глаза мальчика в больнице, её обещания и его клятвы.

Он понял: это не выбор между двумя женщинами. Это выбор между долгом и тем, что он любит.

Секунда. Две.

— Я... — голос Ильяса был ломким, но твёрдым. — Мне нужно время.

Отец усмехнулся, но в усмешке не было доброты:
— Время тебе не дадут долго. Помни: я всё могу устроить сам.

Ильяс встал медленно, сжимая кулаки. Он вышел из кабинета другим человеком — с решимостью, которая была страшнее любых угроз.

Ночь в особняке стояла тягучая и тяжёлая, будто сам воздух знал о том, что завтра изменит всё.

Ильяс сидел у окна в своём кабинете. Перед ним стоял бокал с вином, но он так и не притронулся. В руках он сжимал зажигалку щёлкал, зажигал и тут же гасил пламя. Лицо было напряжённым, взгляд жёстким.

Слова отца звучали в голове снова и снова:
«Либо женишься на той, кого я выберу, либо эта девчонка умрёт у тебя на глазах».

Он ударил кулаком по столу. Хрустнуло дерево, бокал покатился и разбился о пол.

— Чёрт... — выдохнул он, и это был не злой, а отчаянный звук.

Он закрыл глаза. Перед ним сразу всплыла Динара: её глаза, её руки, её голос, когда она впервые назвала его по имени без злости. В груди что-то сжалось так, что стало трудно дышать.

«Я не смогу... Не смогу её отдать. Не смогу смотреть, как её убьют».

Ильяс встал, прошёлся по комнате, словно зверь в клетке. Он понимал: отец не bluffует. Если он не согласится — Динара не доживёт и до конца недели.

Но и жениться на другой, предав её, — было всё равно что самому себя убить.

Он сел в кресло, закрыл лицо ладонями. Впервые за много лет на глаза навернулись слёзы, но он тут же их сдержал.

— Чёрт возьми, Динара... что ты со мной сделала? — прошептал он.

Утро встретило его таким же мрачным. За завтрак он не притронулся. Взгляд отца был тяжёлым и испытующим, но Ильяс даже не поднял головы.

После завтрака к нему подошёл человек отца, один из самых доверенных.
— Тебе лучше принять решение быстрее, — тихо сказал он. — Время уходит. Ты же понимаешь, что будет с ней?

Ильяс резко обернулся, глаза сверкнули.
— Если хоть один палец посмеют к ней протянуть — клянусь, я устрою войну, — процедил он сквозь зубы.

Тот отвёл взгляд.
— Тогда решай. Иначе война начнётся против тебя.

Он поднял глаза на потолок. Где-то выше, всего через пару стен — она. Спокойно спит, ничего не зная. Она под его крышей, в его доме, но это не делает её в безопасности.

«Я держу её рядом, а отец в любой момент может отдать приказ. Даже здесь, в моём доме, ей угрожает опасность».

Он встал, медленно прошёлся по кабинету. Остановился у двери, будто хотел подняться к ней, войти и сказать всё прямо сейчас. Но вместо этого ударил кулаком по стене, оставив на белой краске след крови.

«Если она узнает... если поймёт, что я могу жениться на другой... она уйдёт. Но если я не соглашусь — отец уничтожит её. Что мне выбрать?»

Утром

Дом просыпался медленно. Внизу слуги накрывали на стол, слышался звон посуды, запах свежего хлеба и кофе.

Динара спустилась в просторную столовую. На ней было простое платье, волосы собраны в небрежный узел. Она выглядела усталой после долгого сна, но глаза её светились каким-то спокойствием.

Ильяс уже сидел за столом. Чашка с кофе стояла перед ним, но он даже не притронулся. Когда она вошла, он машинально поднял взгляд. Сердце дернулось, но он сразу же спрятал это под привычной холодной маской.

— Доброе утро, — тихо сказала она.

— Утро, — коротко ответил он, сделав вид, что изучает газету.

Динара нахмурилась. Обычно он не мог скрыть, что рад её видеть, а сегодня был будто чужой.

— Что-то случилось? — спросила она, садясь напротив.

— Нет, — слишком быстро ответил Ильяс. — Просто дела.

Он говорил ровно, но не смотрел ей в глаза.

Динара прищурилась, но промолчала. Внутри же почувствовала, что с ним творится что-то странное.

А Ильяс в это время мучительно боролся с собой. «Если я посмотрю на неё дольше секунды, она всё поймёт. Нельзя. Ради неё самой — нельзя».

Молчание повисло между ними. Только тиканье часов на стене и стук ложки о фарфор напоминали, что время идёт.
Динара, заметив его холодность, поставила чашку на стол и вдруг решилась:

— Поехали сегодня вместе в клинику, — сказала она, стараясь говорить спокойно. — К мальчику. Ты ведь давно его не навещал.

Ильяс резко поднял глаза. В его взгляде мелькнуло что-то, что он пытался скрыть: боль, вина, тоска.

— Я навещал, — ответил он коротко. — Просто ты не знала.

Она удивлённо моргнула.
— Ты?.. Один?

Он кивнул.
— Да. И не раз. Лечение продолжается. Я сделал так, чтобы у него было всё, что нужно.

Динара замолчала, чувствуя, как горло предательски сжимается. Она ожидала всего, но не этого.
— Зачем ты мне это не сказал?

Ильяс отвёл взгляд, снова уткнувшись в газету, но руки его дрогнули.
— Потому что не хотел, чтобы ты думала, будто я делаю это ради тебя.

— А разве не ради меня?.. — вырвалось у неё.

Он поднял глаза. Долгий, пронзительный взгляд. Между ними будто всё застыло.

— Не только, — тихо сказал он, и в его голосе было слишком много того, что он боялся признать.

Динара почувствовала, как что-то защемило в груди. Она вдруг ясно поняла — все эти дни рядом с ним, все эти взгляды, молчания, случайные прикосновения... Это не игра. Это — правда.

Она отвела глаза, но слишком поздно.
Внутри у неё что-то дрогнуло. Она встала и шагнула ближе, сердце билось слишком сильно.
— Ильяс... — её голос дрожал, но в нём была твёрдость. — Обещай... что не оставишь меня.

Он смотрел на неё молча, будто эти слова сбили дыхание.

— Я очень люблю тебя, — сказала она тихо, но решительно. — Больше, чем должна. И если ты уйдёшь... я не выдержу.

Ильяс закрыл глаза на секунду, будто борясь с собой. Эти слова были для него самым сильным ударом. Всё, что он скрывал, всё, что пытался держать в руках, рассыпалось.

Он подошёл к ней вплотную, коснулся её лица ладонью, но вместо радости в его глазах стояла мучительная боль.

— Ты даже не понимаешь... что творишь со мной, — прошептал он.

Он притянул её ближе, прижал к себе так, будто боялся потерять в эту же секунду.

После её признания в комнате повисла тишина. Только их дыхание было слышно.
Ильяс держал её в объятиях так крепко, словно этим хотел защитить от всего мира — и одновременно защитить самого себя от слабости.

Но вдруг он отстранился. Его ладони ещё касались её плеч, но взгляд был тяжёлым, полным боли.
— Ты не понимаешь, Динара... — выдохнул он. — Своими словами ты делаешь меня слабым. А я не имею права быть слабым.

Он резко разжал руки и отступил назад. На лице Динары застыла растерянность, сердце сжалось — как будто её признание стало для него ударом.

Ильяс отвернулся, прошёл в соседнюю комнату и с силой захлопнул за собой дверь.
Динара осталась одна, слёзы снова побежали по щекам. Но несмотря на его холодность, она впервые была уверена: он любит её. Просто что-то ломает его изнутри.

А в другой комнате Ильяс сидел, закрыв лицо руками. Её слова звучали в голове, как приговор:
«Я очень люблю тебя. Не оставляй меня».

Он чувствовал себя самым счастливым и самым виноватым человеком одновременно.