Между штурвалом и сердцем
На рассвете море было спокойным — тонкие волны едва касались борта, а небо окрашивалось в золотисто-розовые тона. Лина, не в силах уснуть после тревожной ночи, вышла на палубу. Холодный ветер чуть трепал её волосы, но воздух был свежим и чистым — словно сам рассвет хотел смыть с них следы ночных волнений.
Возле борта стоял Каспиан. Его силуэт, освещённый первыми лучами солнца, казался спокойным, но в его взгляде читалось что-то невысказанное. Он держал руки на перилах и не заметил сестру, пока та не подошла ближе.
— Не спится? — мягко спросила Лина, вставая рядом.
Каспиан вздохнул, не отводя взгляда от горизонта.
— Нет... — ответил он тихо. — Иногда мне кажется, что сердце слишком тяжёлое, чтобы спать спокойно.
Лина повернулась к нему, с лёгкой тревогой глядя в глаза.
— Это из-за Сьюзен?
Он молчал, но этого хватило за ответ. Через мгновение он всё же заговорил:
— Она... особенная. В её глазах столько света, что мне кажется — я мог бы идти за ним даже в самую тьму. Но, может, я не должен. Мы — из разных миров. И, наверное, я должен был оставить всё это там... на берегу.
Лина тихо опустила взгляд.
— Знаешь... иногда любовь — это не всегда быть рядом. Иногда — просто помнить, даже если дороги расходятся.
Каспиан улыбнулся с лёгкой грустью.
— Ты стала мудрее, сестрёнка. Может, даже слишком.
— Просто я знаю, каково — терять, — ответила она, глядя на солнце, поднимающееся над волнами. — И каково — бояться снова почувствовать то же самое.
Они стояли молча, глядя, как первые лучи солнца ложатся на воду, превращая море в бескрайнее золотое полотно. На мгновение всё вокруг стало тихим, будто даже ветер слушал их мысли.
Каспиан тихо рассмеялся, глядя на сестру:
— Можно вопрос, Лина? — произнёс он после короткой паузы. — Что у тебя с Эдмундом? Вы... — он слегка прищурился, — ведёте себя так, будто готовы перегрызть друг другу горло, но в то же время — не отходите друг от друга и шагу.
Лина вздохнула, закатив глаза и облокотившись на борт.
— У нас? — переспросила она с показным возмущением. — Ничего. Абсолютно ничего. Он просто... противный засранец.
Каспиан не удержался и рассмеялся.
— Противный засранец, значит? Интересное определение. Особенно для того, на кого ты так часто злишься.
— Вот именно, — буркнула Лина, но уголки её губ всё же дрогнули. — Он доводит меня специально. Думает, что если будет вести себя как заносчивый рыцарь, то я растеряюсь.
— А ты не растерялась? — поддел Каспиан с лёгкой улыбкой.
— Нет, — ответила она быстро, но взгляд её чуть дрогнул. — Просто... он раздражает. Всё время лезет туда, где не надо. Думает, что знает, как всем управлять.
Каспиан усмехнулся и слегка наклонился к ней:
— Иногда именно такие люди оказываются теми, кого мы меньше всего хотим потерять.
Лина посмотрела на него, нахмурившись, но ничего не ответила. Только отвернулась к морю, где волны мягко перекатывались под золотым светом рассвета.
— Ты читаешь слишком много сказок, брат, — пробормотала она.
— Возможно, — спокойно сказал Каспиан. — Но в каждой из них есть доля правды.
— Вот вы где, философы рассвета, — раздался позади насмешливый голос Расмуса. Он, как обычно, появился бесшумно, с кружкой чего-то горячего в руке и лёгкой ухмылкой на лице. На его плече важно устроился Рипичип, поправляя свой плащ и с интересом поглядывая на Лину и Каспиана.
— Мы тут думали, — начал Расмус, притворно серьёзно глядя на обоих, — не слишком ли вы углубились в разговоры о чувствах и звёздах? А то, глядишь, и песню споёте про закат и одиночество.
— Это рассвет, если что, — спокойно ответил Каспиан, не удержавшись от улыбки.
— Тем более! — поднял палец Расмус. — Самое подходящее время для признаний и глупостей.
Рипичип согласно кивнул, расправив усы:
— Истинно так. Хотя я бы предпочёл, чтобы подобные разговоры происходили после завтрака. Рыцарю на голодный желудок не место в романтических беседах.
Лина не выдержала и рассмеялась.
— Вот видишь, Расмус, даже мышь умнее тебя.
— Ага, зато мышь не умеет танцевать, — парировал он мгновенно. — И кофе не пьёт.
Рипичип возмутился, подбоченившись:
— Ещё как пью! Просто мой кубок меньше твоей ложки!
Каспиан рассмеялся, качая головой, а Лина наконец позволила себе расслабиться. Волны тихо били о борта, солнце поднималось над горизонтом, и на палубе вновь зазвучал смех — лёгкий, живой, будто сам корабль радовался, что его команда ещё умеет смеяться даже после всего пережитого.
Пока Люси продолжала болтать с Расмусом и Рипичипом, на палубу тихо вышли остальные. Первой появилась Сьюзен — спокойная, величественная, с лёгкой улыбкой. За ней — Аврора и Питер, и сразу за ними Эдмунд, который, как обычно, держался чуть в стороне.
Сьюзен прошла к столу и, не глядя на никого в частности, села рядом с Каспианом. Их взгляды на миг пересеклись — коротко, едва заметно, но в этом молчаливом моменте было всё: и воспоминания, и не до конца забытая нежность, и лёгкая осторожность.
Лина с улыбкой покосилась на них, но промолчала. Расмус тихо хмыкнул, шепнув ей на ухо:
— Похоже, кто-то снова нашёл, с кем делить завтрак.
— Тише ты, — фыркнула Лина, ткнув его локтем, но сдержать усмешку не смогла.
Аврора опустилась напротив Питера, и, едва они обменялись взглядами, между ними проскользнула почти неуловимая искра. Питер сделал вид, что занят хлебом, а Аврора притворилась, будто изучает небо, но даже Люси заметила эту едва уловимую теплоту и хитро улыбнулась.
— Какое красивое утро, правда? — весело произнесла она, нарочно переводя разговор. — Наверное, самое лучшее с тех пор, как мы отплыли.
— И самое громкое, — усмехнулся Эдмунд, бросив короткий взгляд на Лину. — Кто-то здесь не умеет тихо есть.
— Зато умеет веселиться, — парировала Лина, подняв бровь.
Расмус прыснул от смеха, а Рипичип поднял хвост, словно в знак поддержки Лины.
— Я бы сказал, что радость на корабле — признак здоровья команды! — важно заявил он, и Люси хлопнула в ладоши, поддерживая.
Сьюзен с Каспианом переглянулись, но их улыбки стали мягче. Даже Эдмунд позволил себе еле заметную ухмылку, а солнце уже поднималось всё выше, заливая палубу золотым светом.
Корабль "Ветрокрыл" уверенно шёл вперёд, а за завтраком все снова почувствовали себя не просто путешественниками — семьёй.
Когда завтрак подошёл к концу, над кораблём уже стояло яркое солнце, а лёгкий бриз наполнял паруса. Люси болтала с Рипичипом о предстоящем путешествии, Сьюзен и Каспиан обсуждали маршрут, Аврора с Питером переглядывались, будто стеснялись признаться, что просто наслаждаются обществом друг друга.
Расмус, вытирая руки о рубашку, оглядел всех и довольно хлопнул в ладони:
— Ну что, мои морские герои, хватит греть животы на солнце! Надо проверить курс. Кто со мной?
Каспиан кивнул, но остался с Сьюзен у карт. Тогда Расмус хитро посмотрел на Эдмунда и Лину:
— А вот вы двое — на вахту у борта. Ветер немного сменился, проверьте компас, и гляньте, нет ли впереди рифов.
Лина тут же вздохнула:
— Прекрасно... только не снова с ним.
— А мне тоже не в восторг, — буркнул Эдмунд, но всё же направился к борту.
Расмус ухмыльнулся, бросив им вслед:
— Вот и отлично, ненависть укрепляет команду!
Люси прыснула со смеху, а Рипичип важно кивнул:
— Главное, чтобы они не выбросили друг друга за борт, пока проверяют курс.
Лина, закатив глаза, подошла к борту и взялась за канат, глядя вдаль, где горизонт растворялся в голубом. Эдмунд стал рядом, держа компас в руке, молчал несколько секунд, а потом всё-таки произнёс:
— Если уж мы команда, давай без споров хотя бы час.
— Посмотрим, выдержишь ли ты столько, — тихо ответила она, но в её голосе не было злости — только усталое упрямство.
Ветер развевал её волосы, солнце отражалось в волнах, и на миг между ними установилась тишина, какая бывает только посреди моря — хрупкая, честная, почти мирная.
Расмус издали наблюдал за ними, опершись на штурвал, и довольно улыбался.
— Кажется, буря на палубе наконец-то утихает, — тихо сказал он Каспиану.