Глава 7
Когда все закончилось, и мучитель, наконец, избавил ее от пут, Наама скорчилась на кровати. Ей казалось, внутри что-то надломилось, остановилось и замолчало. Не было гнева, отвращения, ярости, как после первого насилия. Даже мыслей не было, только тяжесть в душе. Хотелось, чтобы Андрос ушел. Чтобы все ушли, оставили ее в покое.
Но Андрос не ушел. Только вышел ненадолго, а затем вернулся и склонился над ней.
— Нет! — демоница встрепенулась и забилась в его руках, словно пойманная птица.
Апатия ушла, в душе вспыхнул ужас при мысли, что сейчас все повториться. Уйти, вырваться уползти...
— Наама, хватит. Я только смажу следы от плети, чтобы не так болели.
— Нет! — кричала она в ужасе, вырываясь из его рук. — Не трогайте меня! Пожалуйста! Умоляю!
Паника, зазвучавшая в ее голосе так поразила его, что он даже не обратил внимание на то, что демоница впервые обратилась уважительно, как подобало к хозяину. Он взял женщину за плечи, чуть встряхнул, вглядываясь в залитое слезами опустошенное лицо. Бирюзовые глаза, когда — то сиявшие насмешливым превосходством, сейчас полнились ужасом. От мучительного жгущего изнутри чувства вины у Андроса перехватило дыхание.
Он хотел подчинить, сломать проклятую гордячку. Но женщина в его руках не была Наамой ди Вине — некоронованной королевой. Желанной, недоступной, полной достоинства. Просто обезумевшее от животного ужаса тело.
— Наама!
Андрос все же упустил ее. Она вырвалась и поползла по кровати, всхлипывая. Он настиг ее, обнял обнаженное дрожащее тело, прижал к себе, погладил по исхлестанным плечам, ягодицам. Наама сопротивлялась неумело, бестолково словно разом забыла науку убийцы.
— Нет, нет, — бормотали искусанные губы. — Пожалуйста, не надо. Не трогайте меня! Я не хочу!
Он пытался ее утешить, но она только вырывалась и плакала, а стоило выпустить, как пыталась уползти. Пришлось снова связать ее, чтобы смазать иссеченную плетью кожу регенерирующей мазью.
— Мне жаль, — сказал он, снимая путы после завершения лечения. — Кажется, я был слишком жесток. Но ты довела меня, — при воспоминании о ее словах, своей глупой надежде и о том, как ловко она им манипулировала, играя на жажде любви, в душе снова вспыхнула горечь и злость. — Не дерзи тому, кто держит в руках твою жизнь.
Он еще постоял над съежившейся обнаженной женщиной, чувствуя себя неуместно и глупо со своими нравоучениями. То, что происходило между ним и Наамой часто напоминало соперничество. Игру, в которой каждый старался возобладать над волей другого. Но с этой сломленной униженной рабыней невозможно было играть. Она вызывала только вину и жалость.
На мгновение его душу сжал страх, что это с ней навсегда, что Наама уже не подарит ему ни дерзких слов, ни непокорного взгляда. Что сделав это он навсегда лишил себя надежды однажды вырвать из нее — лаской или силой — признание, которое жаждал услышать больше всего на свете.
— Наама, — он положил руку ей на плечо. Демоница вздрогнула и закаменела от его прикосновения. Андрос до крови прокусил губу, не чувствуя боли. Вина и ощущение сделанной ошибки были сильнее.
— Пришлю доктора, он осмотрит тебя. Но я уверен: все в порядке. Следы от плети сойдут через пару дней.
Он же не навредил ей! Не искалечил, хотя и мог, даже порол не слишком сильно. По меркам демонов можно сказать, что он был нежным. Так отчего же она хнычет и смотрит с ужасом, словно он расчленил и съел младенца у нее на глазах?! Куда делся тот дерзкий огонек в раскосых глазах, который всегда дразнил и манил его?
Демон еще говорил что-то. Убеждал ее в чем-то, пытался позаботиться, но все было тщетно. Наамы не было в этой комнате. В обезумевшем взгляде лежащей на кровати рабыни читался только страх. Она часто кивала в ответ на его слова и вопросы, готовая согласиться с чем угодно, лишь бы он ушел, оставил ее в покое.
— Прости, — пробормотал Андрос. — Я вызову доктора.
Он отвернулся и быстрым шагом направился к двери, чтобы не видеть ужаса во взгляде любимой и ненавистной женщины.
* * *
Дверь захлопнулась, и с уходом ди Небироса словно стало легче дышать. Какое-то время Наама лежала без движения, вслушиваясь в себя. Ужас перед всесильной властной фигурой, превративший ее в запуганного зверька, медленно отступал.
Неожиданная мысль заставила ее вздрогнуть и торопливо сползти с кровати.
Он ушел, но он вернется. И все повториться снова.
Андрос все же сумел научить ее почтительности, посеяв в душе зерна трепета. Достоинство, умение держать удар, не показывать своих чувств, смеяться в лицо врагу — все ушло, смытое шоком от насилия и тоскливым страхом перед хозяином.
Хозяин. Она вдруг поняла, что мысленно называет его именно так. Словно совершив надругательство над ее телом, выпоров и взяв ее так болезненно и противоестественно, Андрос перешел черту в ее сознании. Превратился из врага, мужчины, которому можно и хочется бросать вызов, в инфернальное и страшное чудовище. Чудовище, во власти которого было карать и миловать. Подарить, как боль, так и умопомрачительное наслаждение.
Эта мысль напугала даже сильнее всего, что случилось раньше.
Андрос меняет ее. Приучает к себе, приручает. Заставляет вкусить сладость и горечь подчинения. И как бы отчаянно она ни сопротивлялась на этом пути, конец будет один. Превращение в рабыню. Не по статусу, по сути. Сколько времени потребуется ди Небиросу, чтобы расшатать ее волю? Год, два, десять? Демоны живут долго, у них впереди вся жизнь.
Пугала даже не боль. Страшно было утратить себя навсегда. Так, как утратила сразу после насилия, потерявшись в своей беспомощности перед чудовищем.
А может это выход? Душа растворится в безумии, Андросу останется покорное тело...
На подламывающихся ногах она добрела до ванной и уткнулась лбом в зеркало.
Выход. Но лучше будет не оставить ему и тела. Другие демоны, никогда не стоявшие перед подобным выбором, назовут ее ничтожеством и трусихой, но разве важно, что скажут глупцы?
Жизнь — бесценный дар. Но утратить себя, превратиться в безмолвную вещь — чем это отличается от смерти? А если так, не лучше ли воспользоваться выбором, пока он ещё есть?
С внезапно вспыхнувшей безумной решимостью она вернулась в комнату. Обвела ее взглядом, остановилась на металлическом торшере в форме дерева с тремя «плодами»-светильниками. Подхватила и взвесила в руках — то, что нужно.
Со своей добычей демоница вернулась в ванную. Встала чуть сбоку, примерилась и ударила. Зеркало зазвенело, осыпалось к ее ногам дождем из серебристых осколков. Наама выронила торшер и подобрала самый крупный из них, по форме похожий на короткий и толстый нож. Приставила к горлу чуть повыше ошейника.
Нужно будет сделать все с первого удара. Если попасть в правильную точку, то достаточно нескольких минут, и ее не вернет к жизни даже регенератор. Все, что останется Андросу — мертвое тело.
Она скосила взгляд вниз. Зеркальный кинжал отразил всклокоченную женщину с заплаканным лицом. Стало противно при мысли в каком виде ее найдут служанки. Обнаженную, с вспухшими на ягодицах рубцами от плети. Смешно в такой момент думать о подобных вещах, но Нааме вдруг стало важно, какой она останется в смерти. Захотелось, чтобы Андрос увидел ее мертвой, но не сломленной, не покоренной.
Удерживая в ладонях осколок, она вернулась в комнату. Подошла к шкафу, вывалила из него платья. Выбрала белоснежное, обтягивающее в талии, с широкими юбками, волнами расходящимися от бедер. Красное на белом — это будет красиво.
Наама влезла в платье, морщась, когда ткань касалась отметин от плети. Причесалась, распустив волосы по плечам, прошлась пуховкой по лицу, скрывая следы слез. Даже коснулась пробкой от духов шеи и запястий.
Коснулась и сама усмехнулась собственной наивности. Кто почувствует аромат духов за запахом крови?
Время вышло. Демоница снова подняла осколок. Помедлила, набираясь решимости, и ударила.
Сквозь мгновенно затопившую сознание боль, она услышала, скрип двери и испуганный крик. А потом все заволокла тьма.
* * *
Первым, что Наама почувствовала, была боль. Она грызла и терзала горло, словно вампир, вознамерившийся полакомиться кровью. Во рту застыл мерзкий железистый привкус и каждый вдох рождал новый всплеск боли, волной расходившийся по телу.
Где она? Что случилось? Это очередное издевательство ди Небироса?
Память проснулась мгновением позже и развернула перед демоницей ответы на вопросы, заставив чуть ли не разрыдаться.
Она не умерла. Выжила, не смогла сбежать от своего мучителя. Значит, все это было напрасным.
Наама вспомнила скрип двери, крик и прокляла свою страсть к дешевым эффектам. Захотелось уйти красиво? Теперь придется остаться.
Она не выдержала и застонала от бессилия и разочарования.
— Больно? — послышался низкий и хриплый, словно сорванный мужской голос над головой. А затем в губы ткнулось нечто горячее и липкое. — Пей, Наама. Бери сколько нужно.
Она сама не поняла почему раскрыла губы, чтобы глотнуть обжигающе-горячей солоноватой жидкости. Должно быть, что-то в глубине ее души не желало смиряться с решением просто уйти. Инстинкт требовал выжить любой ценой. И кровь другого демона здесь становилась лучшим из возможных лекарств.
Наама пила ее, обжигаясь, торопливо и жадно. Успела сделать не меньше полудюжины глотков до того, как рана на запястье затянулась, и это помогло. Боль отступила, дышать стало легче. Демоница открыла глаза и увидела над собой Андроса. Тело мгновенно ожег страх, словно удар плетью. Она дернулась в стремлении уйти, уползти. Все равно куда, лишь бы подальше от него. Но огромная потеря крови не прошла бесследно. От слабости Наама смогла лишь слегка отодвинуться, после чего сознание покинуло ее измученное ослабевшее тело.
Она уже не видела, как в ответ на это движение мужчина дернулся, словно от удара и как исказилось его лицо в гримасе муки. Не слышала, как он повторял хриплым срывающимся шепотом: «Прости!» и клялся, что дальше все будет иначе.
Не видела она и как пришедший вколоть ей очередную дозу регенератора доктор неодобрительно качал головой, рассматривая испачканные в крови губы пациентки.
— Вы опять сделали это, сэр! Я же предупреждал: передача силы в таком количестве может навредить. Вам, в первую очередь.
— Не важно. Главное, чтобы ей это помогло.
Он погладил разметавшиеся по подушке волосы. Неуклюже, словно бить и дергать для него было привычнее.
— Я уже говорил, что девушка поправится. Кризис давно миновал.
— Почему так долго? — спросил мужчина, не отрывая взгляда от лица больной. — Пятый день. Она же демон.
Доктор вздохнул и развел руками.
— Ее демоническая сущность была отсечена. Это очень сильно ослабляет. Кроме того, удар повредил нервный центр, отвечающий за регенерацию. Смерть от подобного повреждения — дело одной-двух минут. Нам невероятно повезло, что я вошел в комнату вашей рабыни...
— Моей женщины! — резко перебил его демон.
— Вашей... Хммм... женщины как раз в этот момент. Даже через десять секунд было бы поздно.
— Поздно... — эхом откликнулся Андрос. И медленно провел пальцем вдоль щеки спящей демоницы.
Доктор деликатно откашлялся.
— Идите спать, сэр. Пять дней без сна измотают кого угодно, даже ваши силы не безграничны. Дежурить у кровати нет никакого смысла.
— Но если она очнется... — начал демон. А потом поник, словно вспомнил что-то.
— Если она очнется, я немедленно оповещу вас об этом. Отдохните, сэр.
— Ладно, — все так же не отрывая взгляда от спящей, Андрос поднялся с кровати. Пропустил прядь волос между пальцами. — Прости меня, На-а-ама, — тихо произнес он. — Я сделал ошибку. Когда ты проснешься, все будет иначе, обещаю.
Перед тем, как покинуть комнату, он склонился над спящей, чтобы коснуться губами ее измазанных в крови губ.
* * *
Она восстанавливалась тяжело и долго, словно простой человек. Андрос приходил ежедневно. При виде своего мучителя Наама вздрагивала, еле удерживаясь, чтобы не отпрянуть. Разум говорил — бесполезно. А тело, помнившее экзекуцию и последующее смешанное с болью и похотью унижение, требовало бежать, скрыться.
Демон никак не комментировал ее порывы. Только кривился всякий раз, словно пережидая приступ острой боли. Садился на край кровати, пытался разговорить ее. Наама отвечала неуверенно и тихо, не находя сил для дерзостей. Она все же смогла убить себя в каком-то смысле. Уничтожила что-то важное, дававшее силы жить и бороться.
А может это сделал обезумевший от ярости Андрос раньше.
Демон больше не пытался давить и приказывать. Стал непривычно заботливым, ласковым, а в напряженном взгляде Нааме чудился немой вопрос. Но она не верила ему ни на миг. Напрягалась и замирала, когда он прикасался даже с самыми невинными намерениями. И все ждала, что заботливый мужчина превратится в обезумевшее от ярости и похоти чудовище.
Он пытался просить прощения. Впервые, когда она повторно очнулась, чувствуя себя гораздо более живой и ужасно голодной. Напоил бульоном, а потом склонился над ней и заговорил, с трудом подбирая слова. Про то, что она не должна была пытаться его отравить. И что сожалеет о своей несдержанности.
Несдержанности?! Раньше Наама расхохоталась бы, услышав это слово. Сейчас вжималась в дальний угол кровати и молчала.
— Ты слышишь меня?! — взорвался он, не дождавшись никакой реакции.
Она съежилась и часто закивала, благодаря Богиню за невозможность говорить. Самоубийственный удар что-то повредил в гортани. Доктор обещал, что связки восстановятся, но требовалось время.
Андрос выругался и ушел. А вечером вернулся и снова поил своей кровью.
Чуть позже сцена повторилась снова. И снова. Андрос тряс ее за плечи, прожигая взглядом, и умолял, а может требовал простить и забыть все что было.
В последний раз Наама, вглядываясь в его исступленное, осунувшееся лицо, ощутила не столько страх, сколько боль и горечь. Что стоило Андросу начать с этого? Поступиться хоть немного гордостью, не потребовать, но попросить?! Неужели он так боялся отдать ей хоть толику контроля над собой?
Демоница вспомнила свое торжество, когда поняла, как он зависим от нее. Опьянение от власти над сильным, привлекательным и опасным мужчиной. Прав ли был Андрос, когда боялся признать свои чувства?
Демоницы редко влюбляются в себе подобных. И горе тем, кому не посчастливилось влюбиться в них.
Как было с Торвальдом Равендорфом, которого умудрилась поймать в свои сети Астар ди Метцли.
Равендорф — сотрудник имперской службы безопасности, лицо, приближенное к демону-императору. Человек, который умудрился подняться на головокружительную, недоступную для простых людей высоту. В неполные тридцать лет предотвратил несколько покушений на его величество, за что получил титул и земли. Высокий, подтянутый и хорошо сложенный, он сочетал в себе жесткий внутренний стержень с умением держаться, и был невероятно привлекателен, как мужчина. Сама Наама не раз ловила себя на желании попробовать каков безопасник в постели. Что-то подсказывало: Торвальд вряд ли согласится, чтобы его связывали и стегали плетью, но ради ночи с ним она бы согласилась и на обычный скучный секс, очень уж упоительные и вкусные эмоции излучал этот человек.
Не повезло: Астар успела первая. Окрутила, привязала к себе и начала расчетливо использовать, выкачивая желанные эмоции истериками, капризами и скандалами. То бросала его, то снова возвращалась, обижалась, играя на чувстве вины. Наблюдая за тем, как Равендорф увозит ее, подвыпившую, с вечеринки, как заботливо пристегивает в своей машине, пропуская мимо ушей ее возмущенные вопли и оскорбления, Наама втайне завидовала. Ей тоже хотелось настолько терпеливого, внимательного и привлекательного любовника.
Стала бы она такой же, как Астар, поведи себя Андрос иначе? Этого он боялся?
Слишком поздно искать ответы. Сейчас рядом с ди Небиросом Наама ощущала только заставляющий цепенеть страх и желание спрятаться, скрыться. Даже ненависть потухла — ни огня, ни углей. Серый пепел.
* * *
Все отодвинулось на задний план, стало мелким, незначительным. Все, кроме нее.
Наама... Белоснежная кожа, на которой так красиво смотрятся засосы и следы от плети. Черная волна волос, бирюзовые глаза, раньше полные жгучей ненависти, а сейчас опаски. Алые губы, всегда скривленные в недовольной или высокомерной усмешке. Тонкая талия, манящая упругая грудь — как раз по его руке. Грация и нрав дикой кошки.
Он пытался снова и снова. По-хорошему и по-плохому. Брал штурмом крепость ее души, прорывался сквозь ее нелюбовь, отвращение, ярость.
Она должна принадлежать ему! Она — его. Его женщина, его собственность, его наваждение и одержимость.
А Наама словно смеялась. Ускользала, отвергала снова и снова. Близко и далеко. Покорная и недоступная.
Первые месяцы после попытки суицида он сдерживал себя. Проводил рядом с ней тяжелые вечера полные недосказанности и вожделения. Между его отрывистыми репликами и ее робкими ответами тянулись паузы, за которыми стояло слишком много. Андрос втягивал ее манящий запах и чувствовал, как сходит с ума от желания, одного ее присутствия. Наама чувствовала это, пугалась и отшатывалась, доводя своим страхом до бешенства, до неистового желания схватить ее, швырнуть на кровать и взять, как раньше.
Но шрам на тонкой шее чуть повыше ошейника напоминал о том, что она сделала с собой, и отрезвлял лучше любых слов и слезных просьб. Демон ещё помнил невозможный ужас, когда увидел свою женщину лежащей на полу в белом, залитом кровью платье.
Те пять дней, которые она провела между жизнью и смертью, он тоже не жил. Не спал, не чувствовал вкуса пищи. Равнодушно принял известие о беременности Лайлы.
Запоздалое раскаяние и страх потерять ненавистную и любимую женщину когтями терзали изнутри. И бессонными ночами сидя у постели своей рабыни могущественный глава клана ди Небирос готов был выть от тоски.
Ничто не было важным кроме нее. Отравила все вокруг, проникла в каждую мысль, наполнила собой. Но избавиться от нее немыслимо, невозможно.
Наама.