Глава 12
ЧОНГУК.
Мой пульс начинает выравниваться только тогда, когда за Мелоди захлопывается дверь и она оказывается по ту сторону. Но даже тогда знаю, что ее безопасность не более чем иллюзия.
Перед глазами вспыхивает изуродованное тело Сюзанны. Теперь, когда Рокко знает о ее существовании рядом со мной, Мелоди в опасности. Назад пути нет. Все, что я могу сделать — это приуменьшить ее значимость, заставив поверить, что она мне безразлична.
Рокко поворачивается, и выражение в его глазах заставляет мой позвоночник напрячься. Этот взгляд я знаю слишком хорошо — жестокость, смешанная с интересом, и я хочу, чтобы он был направлен куда угодно, только не на нее.
— Как ее зовут?
Я пожимаю плечами, изображая равнодушие.
— Без понятия. Взял наугад одну из толпы.
— Значит, она не твоя?
Все внутри меня кричит, что она моя. Что ему лучше не только не смотреть на нее, но даже не сметь прикасаться. Что если он это сделает, я разорву его на куски, наплевав на план и последствия.
Но собственнический тон сейчас сыграет против меня. Лишь подстегнет его, разбудит в нем желание поиграть в очередную извращенную игру. Поэтому качаю головой, делая вид, что мне плевать.
И это мне, черт возьми, стоит усилий.
— Нет, я же сказал, она никто. Просто девушка, которую выбрал, чтобы почесать зуд.
Его садистские глаза в упор изучают меня. Он разглядывает, стараясь увидеть правду за ложью. Наконец говорит:
— Что-то не верится мне, братец. С каких это пор у тебя вообще бывает «зуд»? Мы с отцом уже начали думать, что ты евнух.
С тех пор как погибла Сюзанна, я намеренно держал женщин подальше от его глаз, чтобы уберечь их от ее судьбы. Этот психопат всегда хотел все, что было моим. Особенно женщин.
Моя ответная улыбка холодная и острая, как лезвие.
— Некоторые из нас предпочитают качество, а не количество.
Его черты мрачнеют, взгляд застывает в привычной маске жестокости.
— Тогда, быть может, ты поделишься этим качеством с дорогим братом, а, Чонгук?
Я прячу сжимающиеся кулаки от его глаз.
— Как я и сказал, дам знать, если она того стоит.
— Подсознательно ты ведь хочешь поделиться. Иначе зачем трахать свой трофей в моем кабинете?
Я так сильно стиснул зубы, что удивился, как они не раскрошились во рту.
Совещание, которое созвал отец, оказалось абсолютно бессмысленным, как, впрочем, и большинство за последние месяцы. Когда оно закончилось, я быстро смылся, избежав традиционного распития напитков, и поспешил обратно в клуб. Надеялся найти в кабинете Рокко хоть что-то, что можно использовать против него в моей постоянной попытке посеять сомнения в его и без того шатком положении перед отцом.
Вместо этого был шокирован, увидев Мелоди, роющуюся в ящиках, похоже, она была занята тем же, чем и я.
Логика, как и каждый пункт кодекса поведения Фамильи, требовали немедленно убить ее за предательство. Эта мысль мелькнула в голове всего на долю секунды, прежде чем задушил ее, испытывая отвращение к самому факту, что она появилась.
Я держался от нее подальше целых две гребаные недели, пытаясь остудить одержимость, укоренившуюся во мне. И за каких-то полчаса все просрал.
Инстинкт самосохранения, похоже, не работает, когда дело касается ее. Нет, единственное, что, по-видимому, волнует мой мозг — это то, что синяков на ее шее больше нет, а тот, кто их оставил, уже получил по заслугам.
Наш разговор далек от завершения. Мелоди расскажет мне, кто она такая, зачем пришла в Firenze и что искала в кабинете моего брата.
Лицо Рокко искажает мерзкая улыбка.
— С Эдипом (в древнегреческой мифологии — царь Фив, сын Лаия и Иокасты) тебе не сравниться, когда речь заходит о поехавших семейных связях.
— Не будем притворяться, будто ты не знаешь, как это — трахаться в местах, что принадлежат мне.
Глаза Рокко округляются от удивления. А потом он громко смеется.
— О, так это ты решил расквитаться спустя десять лет? — спрашивает он, в глазах поблескивает жестокость. — Ты прав, Чонгук. Я и правда не против, чтобы трахаться в твоих местах. Или трахать тех, кто принадлежит тебе.
Его злая ухмылка становится шире, и меня чешутся кулаки, чтобы стереть ее с лица.
— Хорошо, что эта девочка тебе не принадлежит, не так ли?
Я не позволяю себе реагировать на примитивную провокацию, но оставаться в его кабинете еще хоть минуту, значит снести себе кулаком челюсть. Я прохожу мимо него к двери.
— Чонгук. -
Его голос останавливает меня. Он стоит за своим столом, опершись руками о поверхность, и смотрит на меня взглядом, лишенным всяких эмоций.
— Знаешь, могу поклясться, что запер кабинет перед уходом.
Холодок пробегает по спине, но я не показываю ни единой эмоции, только пожимаю плечами.
— Значит, память тебя подводит.
Он выпрямляется, тянется в карман и достает зажигалку. Подкуривает сигарету, и я напрягаюсь. Он ухмыляется.
— Наверное, так и есть.
Я выхожу и с силой захлопываю за собой дверь.
✽✽✽
Есть разумные вещи, которые я
должен делать, и есть вся та тупая херня, которую делаю на самом деле.
Я должен немедленно уволить Мелоди. Если не это, то хотя бы держаться от нее подальше, чтобы не навлечь на нее еще больше ненужного внимания. Должен сосредоточиться на ослаблении Фамильи изнутри. Должен назначить встречу с женщиной, которая станет моей невестой. Должен сделать еще десяток других дел, кроме как искать Мелоди.
Именно поэтому, когда на следующий день устраиваюсь в одном из приватных VIP-залов и прошу Энцо позвать ее, он бросает на меня мрачный взгляд.
— Просто скажи это, — вздыхаю я. — А то сейчас, лопнешь от недосказанности.
— Ты играешь с огнем. -
Он, как никто другой, знает, какой вес для меня несет эта метафора.
— Я собираюсь допросить ее. Узнать, зачем она была в кабинете Рокко вчера.
— Круто, — отзывается он, опускаясь в кресло рядом со мной. — Я останусь и помогу.
— Нет.
Он качает головой и сухо усмехается.
— Ты вообще понимаешь, что творишь?
— Да.
— Очень сомневаюсь.
Сжимаю челюсть.
— Я еще не обручен, кузен.
Взгляд, который он на меня бросает, говорит о том, что это его не убедило.
— Дело не только в помолвке. Ты всю жизнь ждал нужного момента. И вот ты наконец на той самой грани, с которой можно получить все, о чем мечтал. — Он говорит с настоящей страстью. — Я бы не мешал тебе, если бы считал, что это просто развлечение и ничего больше. Но я так не думаю.
— Это просто... зуд, который надо почесать, — говорю я. — Мелоди — всего лишь желание.
Стоит мне заполучить ее, чтобы она извивалась подо мной, прижалась к стене, оседлала меня, встала на четвереньки, и еще с десяток поз, в которых представлял ее, и все, я смогу выбросить ее из головы и сосредоточиться на нашем будущем.
— Ты забываешь, что я был рядом с тобой каждый день с той самой ночи, как ты ее встретил.
Дальше можно и не продолжать. Он видел достаточно, чтобы сомневаться, что я действительно смогу вот так легко ее отпустить.
— Даю слово.
— Тогда убедись, что она тоже знает, что все это значит, — ворчит он. — Она, знаешь ли, не так уж плоха. Мне бы не хотелось, чтобы она пострадала от всего этого.
— Ты что, проникся к ней симпатией?
— Успокойся, — закатывает глаза Энцо, заметив напряжение в моем голосе. — Она сильнее, чем кажется. А ты же знаешь, я уважаю тех, кто умеет драться.
— Она определенно боец, — усмехаюсь я, потирая челюсть, вспомнив, как она меня ударила.
— Вопрос в другом, за что она борется?
— Если она готова рискнуть жизнью ради этого, значит, это для нее так же важно, как твоя цель для тебя.
В ответ только глухо хмыкаю, признавав его правоту, и он уходит.
Когда я уехал из Лондона, то поселился у Энцо с его семьей в Риме. Мы были близки с детства после того, как я спас его во время неудачной попытки похищения. С тех пор он неизменно верен мне.
Спустя месяц после переезда, собравшись с мыслями, я усадил его и сказал, что хочу мести. Чтобы Рокко и мой отец были мертвы. Чтобы вырвать из его мертвых пальцев кровавую корону, и надеть себе на голову.
Энцо лишь кивнул и улыбнулся.
— Я ждал этого дня. Я с тобой до конца.
И он был. На каждом шагу.
Мелоди не собьет меня с курса. Ничто не встанет у меня на пути — ни к мести, ни к месту Дона.
Я этого не допущу.
Тем не менее, не могу отрицать, что временно отвлекся. Я едва спал, не в силах думать ни о чем, кроме Мелоди. Опьяняющий вкус ее кожи на моих губах не давал покоя всю ночь. Моя рука сжимала член, а в голове не осталось ничего, кроме нее.
Держаться подальше больше не вариант. Единственный выход, это вырвать ее из себя. Сегодня ночью я с ней покончу, и тогда смогу сосредоточиться.
Этот зуд будет исцарапан до крови.
Шторы слева от сцены колышутся, и она появляется в кружевном красном комплекте, от которого у меня моментально подскакивает давление. По венам вспыхивает ярость — ярость собственника.
Это не один из одобренных мною нарядов.
Глаза Мелоди расширяются, когда она замечает меня. Резко разворачивается, явно намереваясь исчезнуть обратно за кулисы.
— Стой. -
Приказ срывается с моих губ и тут же останавливает ее на месте. Вид задницы в этих кружевных красных трусиках моментально превращает мой член в камень.
— Посмотри на меня.
Мелоди медленно поворачивается. Когда оказывается лицом ко мне, ее подбородок высоко задран — упрямая стойка, которую я в ней узнаю с первого взгляда. Она пытается скрыть это, но страх все равно читается в том, как едва заметно дрожит ее тело, и в том, как взгляд чуть колеблется, пока она смотрит на меня.
Это злит. В отличие от моего брата, я не возбуждаюсь от страха.
— Иди сюда. -
Она медлит, оценивая расстояние между нами, и, судя по всему, решает, что оставаться на месте безопаснее.
— Сто тысяч фунтов.
Это уж точно поможет…
Мелоди с трудом сглатывает, но в итоге решает, что я прав. Спускается с возвышенной платформы и выходит в зал, туда, где я сижу. Раздвигаю ноги, устроившись в бархатном кресле, и жестом приглашаю ее встать между ними.
Ее зубы вонзаются в нижнюю губу, румянец заливает щеки, когда она бросает взгляд на мои разведенные бедра. Интересно, знает ли она, что я всего в пятнадцати секундах от того, чтобы прижать ее к полу и устроиться поудобнее в ее киске. Мой член яростно пульсирует в брюках, требуя освобождения и доступа к прелестной девушке передо мной.
— Почему ты соврал ради меня? — спрашивает она, по-настоящему сбитая с толку.
— Почему не сдал меня своему брату?
Я провожу взглядом по румянцу, все еще пылающему на ее щеках.
— Наверное, должен был.
Она сглатывает.
— Да.
— Но не сделал.
— Нет, не сделал.
— До ужаса глупо с моей стороны, — бормочу я, протягивая руку и обхватывая обнаженные бедра. Стоит пальцам коснуться кожи, как по ее телу пробегает дрожь.
— Ты все еще боишься меня? — спрашиваю я.
Ее челюсть упрямо сжимается.
— Я не боюсь.
Лгунья.
— Мне стоит ожидать, что ты снова приставишь нож к моему горлу, если я прикоснусь к тебе?
Она медленно качает головой.
— Может, мне стоит обыскать этот намек на одежду, в которую ты сегодня одета, чтобы убедиться, что действительно безоружна?
— Я не говорила, что безоружна, — отвечает она, уголки губ подрагивают в улыбке. — Только что не собиралась использовать его на тебе. Хотя… ночь только началась.
Напряжение между нами натянуто, как струна. В воздухе гудит первобытное, сексуальное возбуждение, и я издаю низкий горловой звук.
— Почему ты солгал? — повторяет она.
Моя рука медленно скользит вверх по ее бедру, приближаясь к изгибу ягодицы. Ее глаза горят, впиваясь в мои. Взгляд настолько пронзительный, что я бы совершил преступление, лишь бы она снова посмотрела на меня так.
— Если бы я знал ответ на этот вопрос, pavona, — рычу я, — может, тогда не лежал бы ночами, думая о тебе.
Я должен допрашивать ее, как обещал Энцо. Но эти мысли сейчас настолько далеки, будто вообще не принадлежат мне. Мной правит инстинкт, дикое, животное желание. Она нужна мне. Все равно, кто она такая и зачем здесь.
Мелоди вздыхает, когда мои пальцы касаются округлости ее ягодицы. Я не отрываю взгляда от ее глаз, когда просовываю пальцы под ткань и сжимаю обнаженную кожу. В ее глазах вспыхивает огонь, зрачки расширяются, и я жадно любуюсь этим.
— Как тебя зовут? — рычу я.
Мысль прикасаться к ней, называя чужим именем, внезапно становится невыносимой.
Ее глаза темнеют, перебегая между моими. Не знаю, что именно она пытается найти в них, чтобы принять решение. Не знаю, находит ли. Все, что знаю, я уже пропал, еще до того, как она открыла рот.
Она произносит: — Лалиса.
Тихий, хриплый, голос бьет прямо в пах. Моя рука сильнее сжимает ее ягодицу, и она тихо стонет.
— Очередная ложь? — спрашиваю с полуприкрытыми глазами, опуская взгляд на ее губы. Мне нужно знать.
— Очевидно, — шепчет она.
Она вскрикивает, когда резко притягиваю ее к себе, и хватается за мои плечи для поддержки.
— Жаль, — мой голос дрожит, пока смотрю на нее снизу вверх. — Это красивое имя. Тебе подходит.
И это правда. Она и есть Лалиса. Прекрасная и опасная одновременно. Как алая роза с шипами.
Лалиса. Лалиса. Лалиса.
Я хочу произнести это имя вслух, почувствовать, как оно ложится на губы, скользит по языку. Даже если это не ее настоящее имя, оно ближе к настоящему, в этом я уверен.
Она никогда не была Мелоди. Но она — Лалиса.
Сладкая, красивая и с шипами.
Уже моя.
Мышцы живота напрягаются, жадное, всепоглощающее желание обладать ею захлестывает с головой. Я хватаю ее ягодицу свободной рукой, наслаждаясь тем, как она закрывает глаза от удовольствия.
Если она так реагирует на одно лишь прикосновение, что будет, когда погружу язык в ее мокрую киску и вылижу до тех пор, пока она не начнет извиваться у меня на лице, кончая прямо в рот?
— Мне не нравится этот наряд, pavona, — рычу, и провожу большим пальцем по ее закрытой промежности.
— Вини Энцо, — выдыхает она, вздрагивая от контакта. — Это он сказал мне переодеться в это перед выходом.
Из груди вырывается глухой рык. Значит, она не собиралась надевать это ради чьих-то чужих глаз. Только для меня.
Придется выдать Энцо премию. Он и правда лучший друг, даже когда злится на меня.
— Зачем… зачем ты позвал меня?
Я убираю руки с ее бедер и откидываюсь в кресле, усмехаясь, когда она неуверенно поддается вперед, лишившись моей опоры. Темное, извращенное удовлетворение расправляет крылья внутри меня. Видеть, какое влияние на нее оказываю, невероятно приятно.
Глаза Лалисы следят за моей рукой, когда лезу в карман пиджака. На стол рядом со мной с металлическим звоном падает зажим для денег, и по его весу легко догадаться, сколько там.
Ее взгляд остается прикован к зажиму еще несколько долгих секунд, прежде чем снова возвращается ко мне. В нем вопрос.
Медленная улыбка растягивает мои губы, и она шумно втягивает воздух.
— Я хочу танец.