Поцелуй врага

Ночью Галатея сидела при крошечной свече, взывая к перу, словно к единственному собеседнику, которому могла доверить всё. Лист за листом она исписывала ровным, но чуть дрожащим почерком, словно сама бумага требовала от неё исповедаться. Она тщательно описала каждую деталь своего кошмара в гостинице, стараясь не упустить ни малейшего обстоятельства, ни одного слова, ни одного взгляда. И, разумеется, упомянула Райдена Вальмонтрейна — его холодную решимость и внезапную, пугающую нежность, его вмешательство, которое спасло ей жизнь, и которое одновременно обрекло её душу на новые муки.
Комната утонула в тишине, нарушаемой только треском фитиля свечи и редким скрипом пера. Подруги давно спали в своих постелях, и лишь Одетт, дожидавшаяся её у кабинета наставницы, попыталась спросить о случившемся. Но Галатея прошла мимо, словно через густой туман — слова застряли в горле, и у неё не было сил произносить их вслух.
Адель так и не появилась в Академии. Утром, словно подтверждая все худшие предчувствия, прибыл сам начальник городской стражи. Он коротко переговорил с леди Амальтией, и вскоре двое его подчинённых собрали вещи девушки, словно вычищая её присутствие из коридоров и памяти. Оставшиеся студентки глазели с тревогой, но ни один вопрос так и не сорвался с их уст — кому задавать? Кому доверять?
Так пролетела последняя неделя её вынужденного «отдыха». Неделя, полная тревог, сомнений и нарастающей тоски. Каждое утро Галатея вскакивала к шкатулке с письмами, сердце стучало в надежде, что наконец придёт весть от леди Оливии, но надежда неизменно разбивалась о холодное разочарование. Ни одной строчки, ни одного намёка. И каждый раз пустота внутри становилась всё глубже, как зияющая пропасть.

Райден в это время сидел за массивным дубовым столом и твёрдой рукой выводил строки, каждая буква его почерка словно резала бумагу острым клинком:
«Любезный отец,
понимаю, что своей просьбой, возможно, вызову ваше неудовольствие, однако мне необходимо встретиться с вами.
Искренне ваш,
Райден Вальмонтрейн».
Он откинулся на спинку кресла, задумчиво постукивая пером по краю стола. Внизу раздался раздражающий шум — резкий голос Обриена Вальмонтрейна снова прорывался сквозь толщу этажей. Райден едва заметно поморщился. Крики на прислугу звучали для него как плебейская слабость, как бессилие. Он не понимал, зачем унижать себя гневом, если можно всего лишь произнести приказ ровным ледяным тоном — и повиновение будет безоговорочным. С презрительной усмешкой он отметил про себя, что пора будет намекнуть матери: их визит затянулся. В том, что леди Амбелла всё поймёт без слов, он даже не сомневался.

Тем временем Галатея брела по заснеженному саду Академии, прижимая к груди озябшие руки в тонких перчатках. Снег падал мягко, словно с неба сыпались крошечные перья, и они оседали на её ресницах, холодили щёки. Зима вступила в свои права величественно, с царственной неотвратимостью: ни ветер, ни мороз не просили разрешения, они просто пришли, чтобы остаться надолго.
По аллее шёл одинокий садовник, скребя по камню тяжёлой метлой. Скрип её перекликался со шорохом снега, с карканьем наглых ворон, слетевшихся к Академии, будто и они предчувствовали особый сезон — сезон испытаний.
Наступало самое тяжёлое время года — экзамены. Атмосфера сгущалась, как перед грозой. Даже в столовой, где обычно гремел смех и перешёптывания, теперь царила натянутая тишина: студенты ходили сосредоточенные, с тенью усталости на лицах, словно воины перед боем.
Башня Академии привычно выросла перед Галатеей, угрюмая, как символ надвигающейся судьбы. Девушка вошла внутрь, привычно кивнула друзьям и знакомым, но внутри неё всё стыло. Она отчаянно надеялась, что он сегодня не будет сидеть рядом. И с облегчением увидела, что его первая парта пустует.
Она сбросила сумку на место, затем прошла в конец класса, чтобы снять полушубок и шляпку. С вешалкой у неё всегда были проблемы: с каждым годом её подвешивали всё выше, словно нарочно испытывая терпение. Обычно ей помогал Сэм, но сегодня она решила справиться сама.
Подпрыгнув, Галатея почти закинула полушубок, но тот скользнул обратно, и она едва успела его поймать. Вздох раздражения сорвался с её губ. Конечно, можно было попросить помощи у кого-то из одноклассников — ей бы не отказали, она это знала. Но в этот момент гордость и злость держали её крепче любых верёвок: признать свою беспомощность она не могла.
Она снова прицелилась, подпрыгнула — и вдруг почувствовала, как её словно поймали в воздухе. Чьи-то сильные руки уверенно подхватили её, удержали, не давая упасть, и Галатея замерла, понимая, что оказалась в чужой власти.

— Леди Лаурескан, — голос, низкий, чуть насмешливый, едва коснулся её слуха, как тёплый ветерок в морозный день, — разве так сложно просто попросить о помощи?
— Отпустите меня немедленно! — Она дёрнулась, изогнулась, но вместо освобождения встретилась с его взглядом. Тёмные глаза Вальмонтрейна горели нетерпеливой, почти хищной страстью, от которой сердце Галатеи сделало предательский скачок.
Он держал её легко, как ребёнка, словно её вес вовсе не существовал для его рук. И эта издевательски-мягкая полуулыбка... будто он забавлялся её беспомощностью, смакуя каждое мгновение её злости.
— Попросите меня, леди Галатея. — Его голос стал ещё тише, опаснее, — Просто попросите...
И он чуть приподнял её, как куклу, подсказывая, зачем именно. Схватившись за мгновение шанса, она поспешно повесила полушубок. Но Вальмонтрейн не торопился отпускать: наоборот, прижал к себе и позволил медленно сползти по его телу. Галатея чувствовала, как от близости его горячего дыхания в ушах словно разгорается пожар, а по коже бегут дрожащие искры.
— А ведь можно было просто попросить, — едко прошептал он ей на ухо.
Она отшатнулась, будто от раскалённого металла, и почти бегом пошла к своей парте. Сердце билось, как пойманная в сети птица, а за спиной она слышала потрясённое молчание класса. Все — её одноклассники, друзья и враги — сидели, раскрыв рты, словно стали свидетелями чего-то невероятного.
Но Галатея лишь ускорила шаг, заметив на своей парте элегантную сумку Вальмонтрейна. Без раздумий она схватила свою — ту самую, с вышитыми красными розами на чёрном фоне — и перенесла её на последнюю парту, подальше от него, словно от проклятия. Сев, она уткнулась в поиски учебника, стараясь не поднимать головы.
Однако его взгляд прожигал её затылок, холодный и властный. Вскоре прозвучал тихий, но отчётливый приказ, в котором звенела сталь:
— Пересядьте на своё место, леди Лаурескан

Воздух словно застыл. И всё же этот ледяной тон, этот приказ, будто брошенный вызов, лишь зажёг в Галатее огонь. Подняв голову, она встретила его взгляд прямо и, с вызовом приподняв подбородок, спокойно бросила:
— Катитесь к Проклятым богам, Вальмонтрейн.
По классу пронёсся невидимый холодок. Никто не смел даже пошевелиться — каждый мечтал слиться с мебелью и исчезнуть.
— Я дважды повторять не буду, — его голос звенел, как клинок, готовый сорваться с ножен.
— И не надо, — сдержанно улыбнулась она, невинно, будто ангел в храме.
И именно тогда раздался сдавленный восторженный вздох класса. Галатея ещё не успела понять, что произошло, как Райден одним стремительным движением оказался рядом, схватил её стул с ней самой и легко, без единого усилия, перенёс на первую парту. Посадив её рядом с собой, он, словно ничего особенного не произошло, отодвинул лишний стул и невозмутимо сел рядом.
Тишина сделалась оглушающей, и в ней отчётливо прозвучали его слова:
— В следующий раз, ангел мой, будешь сидеть у меня на руках. И на твои задушевные признания мне будет плевать.
Он склонился чуть ближе, губы тронула хищная усмешка:
— А сейчас приготовься к уроку. И ещё... — он будто разрезал воздух своим жёстким тоном, — два месяца без занятий вальдрийским отбросили меня с позиции лучшего в классе. Мы возобновим уроки сегодня же.
— Что-то ещё, мой повелитель? — язвительно бросила она, хотя пальцы дрожали на коленях.
— О да. — Его глаза блеснули дьявольской искрой. В следующее мгновение он оказался слишком близко, и его губы коснулись её губ. Сначала осторожно, как игра, затем всё настойчивее, всё яростнее, заставляя её тело предательски откликаться. И так же резко — оборвал поцелуй.
— Теперь всё, — торжествующе заявил Райден, наслаждаясь мгновением, когда в её глазах разочарование уступило место гневу.
Она едва не зарычала от его наглости, от этой невыносимой, самодовольной дерзости, будто все их признания, доверия и близкие минуты не существовали.
— Катись к чертям, Райден! — в её голосе дрожала ярость.
— Ах да, — его слова упали холодным приговором. — У вас незачёт по фехтованию. Мастер... официально... позволил мне тренировать вас. До экзамена, к которому вы будете допущены... только если я сочту нужным.
Галатея застонала, в бессильной ярости отвернувшись к окну. Но тут же её глаза расширились, дыхание сбилось, а сердце замерло. Она вскрикнула, вскакивая со стула.
Райден внимательно следил за её лицом: смятение, страх, смущение, ярость... и снова растерянность. Проследив за её взглядом, он тоже напрягся.
К Башне, величественным шагом, направлялся Первый советник — лорд Александр Амбер.
— Сядь, — коротко приказал Райден. И она подчинилась, будто под гипнозом.
Мысли закружились в его голове. Теперь всё было ясно: именно Амбер — жених Галатеи. И это значило, что предстоящее противостояние начнётся куда раньше, чем он планировал.

Этого человека Райден знал слишком хорошо — слишком близко, чтобы не ощущать холод его тени, слишком долго, чтобы недооценивать. Лорд Александр Амбер был не просто Первым советником Империи — он был её клыками, её когтями и её беспощадным ножом. Он действовал там, где руки императора должны были оставаться чистыми, где улыбка монарха должна была сиять для народа, а кровь — литься чужими руками. Именно Амберу империя была обязана своей суровой, но незыблемой стабильностью; именно его именем пугали мятежных дворян и вороватых чиновников. Император же оставался «светом нации», любимцем масс, умело прикрывающимся фигурой своего советника, словно крепостной стеной.
Но Райден видел дальше этой стены. Он видел, как изящно император сваливал все промахи, все неудачи, все ненавистные решения на плечи могучего, но крайне неприятного человека. Амбер был для всех громоотводом, для императора — идеальным орудием, для врагов — воплощением ужаса.
По росту они с Райденом были равны, но всё прочее играло против наследника рода Вальмонтрейн. Амбер был шире в плечах, крепче, опытнее в дуэлях, а в политических играх и вовсе походил на матерого льва, умевшего не только рвать противника, но и ждать часами, днями, годами, пока тот сам не подставит горло. Его глаза — холодные, цвета закалённой стали, — умели пронзать насквозь, и тот, кто однажды встречался с его взглядом, понимал: перед ним не человек, а орудие власти, оружие в руках самого Императора.
И именно этого человека предстояло однажды заменить Райдену. Заменить — стать вместо него. Официально же ему отвели роль «ученика», молчаливого наблюдателя, обязанного перенимать «опыт старших». Плевок в лицо, скрытый под маской «великой чести».
Ситуация складывалась более чем неприятная, и Райден понимал это всем своим умом. Умом — но не сердцем. Сердце отказывалось повиноваться здравому смыслу, когда дело касалось Галатеи.
Пять лет он учился скрывать клыки, прятать когти, быть смиренным и удобным при встречах с этим человеком. Пять лет играл в роль покорного наследника, лишь изредка позволяя себе тонкие, почти невидимые уколы. Но сегодня... сегодня всё изменилось.
Медленно повернувшись, Райден посмотрел на бледную, испуганную Галатею. На её пальцы, стиснувшие край парты, словно единственную опору в этом мире. На губы, лишившиеся крови. На глаза, которые избегали взгляда Амбера, но — не его.
В этот миг король смерти понял: уступать он не собирается. Ни женщину. Ни право на её руку. Ни право на её жизнь.

Дверь класса распахнулась так стремительно, будто холодный зимний ветер ворвался внутрь, — и вместе с ним появился директор Верлейн, торжественно расправив плечи, словно сам факт того, что он идёт рядом с Первым советником Империи, придавал ему значимости и веса. Позади него шагал лорд Александр Амбер, и в его поступи было что-то угрожающее — спокойствие хищника, который никогда не суетится, потому что уверен в собственной силе.
— Позвольте представить вам, — голос Верлейна звучал напыщенно, но и дрожал от скрытого волнения, — сильнейший класс Академии Вечного Света. За первой партой у окна вы можете лицезреть двух наших лучших студентов: лорда Райдена Вальмонтрейна и леди Галатею Лаурескан.
Он сделал паузу, театрально улыбнулся, глядя на Амбера, и, стараясь угодить, заговорил ещё более подобострастно:
— Должен признаться, что поначалу я был против вашей идеи и несколько... в штыки воспринял ваше предложение. Однако сейчас я вынужден признать: у этих студентов лучшие баллы за всю историю нашего заведения. Особенно — у леди Лаурескан, вашей протеже, милорд. Я просто преклоняюсь перед вашими способностями замечать то, что другие пропускают. Мы — никто из нас! — не сумели разглядеть в этой девочке столь выдающийся ум.
Амбер медленно склонил голову, не отрывая взгляда от Галатеи. Его губы тронула тонкая усмешка — слишком хитрая, слишком самодовольная, и в этом взгляде Райден безошибочно разглядел не только снисходительное одобрение, но и нечто худшее: вожделение, право собственности, уверенность в том, что девушка уже принадлежит ему, как редкий трофей.
Он выдержал театральную паузу, длинную, обжигающе холодную, словно остриё шпаги, и только потом заговорил, голосом низким и густым, от которого даже воздух в классе стал тягучим:
— Очень рад слышать, что леди Лаурескан добилась столь выдающихся результатов. Мне особенно приятно это услышать... как будущему супругу благородной леди.
Эти слова разрезали тишину, как удар колокола. В классе раздался сдавленный шёпот, кто-то нервно втянул воздух, и даже директор смутился, кашлянул, не зная, куда деть руки.
— О, в таком случае позвольте вас поздравить, милорд, — поспешно выдавил Верлейн, и его фальшивая улыбка треснула, как старое зеркало. — Достойный выбор, выбор императора.
— Благодарю, — коротко и холодно ответил Амбер. В его голосе не было благодарности — лишь констатация факта, будто речь шла не о человеке, а о приобретённом имении. — Я прибыл, чтобы сопроводить леди Лаурескан и лорда Вальмонтрейна ко двору. Через три дня Галатее исполняется восемнадцать, и именно в этот день я планирую объявить о нашей помолвке. Лорда Вальмонтрейна же ожидает его мать по делу, не терпящему отлагательств.
— Но... сейчас же период экзаменов... — вяло возразил директор, понимая бессмысленность своих слов.
— Вы только что сами подчеркнули, что это лучшие ученики Академии, — отрезал Амбер. — Уверен, они смогут сдать всё после возвращения. Через полторы недели.
Слова «я именно настаиваю» прозвучали как приговор. Директор сник, кивнул, словно виноватый мальчишка.
— Леди Галатея, я жду вас в коридоре, — бросил Амбер и, не удостоив класс ни одним взглядом, вышел, оставив за собой ощущение тяжёлого холодного следа, словно в воздухе ещё колыхалась его тень.
Галатея сидела неподвижно, и только сердце гулко билось в груди. Она не могла заставить себя подняться. Райден тоже не поднял глаз на неё, погружённый в мучительные раздумья, где каждое движение, каждое слово могло стать частью огромной шахматной партии. Но её взгляд упорно искал его лицо — прекрасное, холодное, словно выточенное из мрамора. Она боялась признаться себе, как важно для неё было хоть какое-то проявление его эмоций.
— Мне было одиннадцать, когда тётушка заключила договор Антера... — прошептала она едва слышно, словно оправдываясь, хотя сама не понимала, зачем. — Я же сказала... я никогда не буду твоей...
— Антера? — равнодушно повторил Райден, будто случайно уловил её слова. Но равнодушие было только маской. Его мир рушился стремительно. Договор Антера... Древний, мрачный пережиток, означавший одно: невеста передавалась в полную собственность жениху, как вещь, как рабыня. Использовать такую мерзость мог только такой человек, как Амбер.
Неторопливо, слишком неторопливо, будто наслаждаясь собственным ледяным равнодушием, Райден поднялся. Его шаги были ленивы и медлительны, но каждый из них звенел в ушах Галатеи, как приговор. Он шёл к двери с видом того, кто искренне счастлив покинуть столь презренное общество.
А она смотрела ему вслед, и её сердце рвалось на части.
«Я всегда буду тебя ненавидеть, Райден Вальмонтрейн... — повторяла она про себя, как молитву. — Потому что любить тебя нельзя. Любить тебя — слишком больно».
И именно в эту секунду она поняла: её чувства уже не подвластны ей самой. Этот ледяной, прекрасный, как божество, тёмноволосый демон слишком глубоко проник в её душу.
Если бы он только знал... Но Райден думал не о ней. Его мысли были целиком заняты сложной комбинацией, и он ясно понимал: ошибка будет стоить ему всего.

Они ехали в карете Первого советника, и само пространство внутри казалось пропитанным ядом. Бархатные сиденья, позолоченные ручки и мягкий свет фонарей — всё это становилось лишь декорацией для холодной, смертельной игры.
Райден сидел напротив, откинувшись в кресле так небрежно, словно всё происходящее его не касалось. Но его тёмные глаза, отражавшие огонь каретных факелов, выдавали иное: ярость кипела в глубине, сдерживаемая только стальной волей. Каждый раз, когда пальцы Амбера «случайно» касались тонкой руки Галатеи, в груди Вальмонтрейна вспыхивало желание выскочить наружу, вытащить советника за шкирку и колотить, пока тот не превратится в кровавое месиво.
То была не просто ревность. Нет, это была первобытная, звериная ярость — впервые в жизни он ощущал, как что-то внутри него рвётся наружу, требуя крови. Но лицо его оставалось маской ледяного равнодушия, и только Галатея — с её настороженными янтарными глазами — иногда улавливала в его взгляде всполохи тьмы. Это ранило её сильнее, чем два года ненависти: казалось, будто ему действительно всё равно.
«Скоро всё закончится, — уговаривала себя девушка, сжимая подол платья, — и я больше никогда не увижу тебя, ненавистный Вальмонтрейн». Но сердце предательски стучало в такт его молчанию.
Амбер же наслаждался этой игрой. Его взгляд скользил между ними, как у опытного картёжника, оценивающего противников за столом. Галатея — слишком открыта, слишком наивна, каждое её движение, каждый вздох говорили о внутренней буре. Райден — напротив, холоден, собран, опасен. Эта выдержка вызывала у Первого советника и восхищение, и раздражение. «Хорош... чертовски хорош. Далеко пойдёт. Даже слишком далеко. Надо будет заняться его устранением».
Он позволил себе победную улыбку — и именно в этот момент Райден заговорил:
— Забыл поздравить вас со столь знаменательным событием, как помолвка, милорд, — его ледяной тон звучал как плевок, и ни на секунду нельзя было поверить в искренность этих слов.
— Благодарю, лорд Вальмонтрейн, — с подчеркнутым достоинством ответил Амбер. — Тем приятнее слышать это от вас... человека, который так хорошо знает мою невесту.
Галатея резко вздрогнула, и её реакция не ускользнула от обоих мужчин. Райден мысленно взорвался: «Ну как можно быть такой открытой?!» — а Амбер, напротив, прищурился, с любопытством отметив, как по щекам девушки пробежала кровь.
— Расскажите же мне о ваших отношениях, — голос Первого советника уже не просил — он требовал.
— Разве вам будет интересно слушать о студенческих буднях? — холодно парировал Райден, лениво склонив голову набок. Вид его был таким скучающим, будто сама тема наскучила ему до зевоты. Но в глазах мелькнул стальной блеск.
«Опасен, — отметил про себя Амбер, — слишком опасен для своего возраста».
Он переключил внимание на Галатею, и его глаза впились в неё, словно пронзали насквозь:
— Леди Галатея, поведайте мне о ваших отношениях с лордом Райденом. Мне говорили... между вами пылкие чувства.
Девушка напряглась, губы дрогнули. Она знала — это ловушка, и всё же слова сорвались слишком быстро, слишком горячо:
— О да, лорд Александр, у нас чрезмерно яркие, невероятные отношения, которые можно охарактеризовать лишь одним словом: ненависть!
Тишина обрушилась, как удар грома. Амбер моргнул, не ожидая такого ответа, и впервые в его груди кольнуло странное чувство — острое, липкое, похожее на ревность.
— О! — протянул он, наклонившись ближе. — И давно вас связывает столь... пылкая страсть?
— Достаточно давно, — её голос был звонок, как натянутая струна, и она смотрела только на Райдена. — С той секунды, как я переступила порог Академии. Видите ли, и вы, и моя тётушка никогда не задумывались, каково девочке-подростку оказаться в мире высокомерных, презрительных лордов, среди которых особенно выделялся лорд Райден. Вот примерно с этих пор и длятся наши... ах да, отношения.
Слова её звенели в воздухе, и каждый ударял по обоим мужчинам по-разному: для Амбера это был вызов, который подогревал жгучее чувство собственности; для Райдена — укол боли и безумной гордости, что она не покорилась.

Стук колёс и мерное поскрипывание рессор заполнили пространство тяжёлой, вязкой тишиной. Казалось, сама карета с её мягкими сиденьями и бархатной обивкой превратилась в клетку, где столкнулись три хищника.
Александр Амбер неторопливо переводил взгляд с белокурой богини гнева на темноволосого бога презрения, и его собственная улыбка становилась всё изощрённее. Неужели он ошибся? Между ними — только ненависть и соперничество? Ну что ж, и это можно обратить в свою пользу. Всё, кроме одного: излишней эмоциональности Галатеи. Этот её порывистый характер, эти слишком живые глаза и слишком красноречивые щеки. Но он был уверен: годы рядом с ним вытравят эту слабость, превратив её в совершенное украшение для его дома и политических игр.
Райден, полуприкрыв глаза, лениво глядел на пляшущие огни за окном. С виду — сонный, равнодушный. Но мысли его клокотали, как кипящее море.
«Неужели мне показалось? — думал он с мучительной тоской. — Неужели — только ненависть?»
Взгляд скользнул к Галатее, задержался на её янтарных глазах, полыхавших возмущением. И вдруг, вопреки здравому смыслу, вопреки обстоятельствам, в сердце его разлилось тепло — почти болезненная нежность.
«Галатея... моя Галатея. Только моя».
— Вы огорчили меня, дорогая, — с мягкой улыбкой сказал Амбер, и в голосе его прозвенела сталь. — Однако я уверен: вас порадует новость, что вы более не вернётесь в Академию. Я несколько пересмотрел свои планы.
— Что? — Галатея выдохнула так, будто земля ушла из-под ног, и побледнела, словно мраморная статуя.
Райден мысленно закатил глаза. «Наивность, неприкрытые эмоции, — с раздражением думал он, — и в то же время... как же это трогательно! Это ведь так показательно!» Он поспешно отвернулся, чтобы скрыть внезапное торжество, мелькнувшее в глазах: всё же она любит.
Эту очевидную истину уловил и Амбер. В его душе мгновенно поднялась тень — раздражение, смешанное с мрачным осознанием: Галатея слишком хороша, чтобы её хоть в чём-то делить. Он вдруг ясно представил её — живую, горячую, стонущую под руками Вальмонтрейна, и невольно сжал кулаки, так что костяшки побелели. Только воля удержала его лицо в маске холодного спокойствия. Галатею он, возможно, обманул, но король смерти — никогда; Райден внутренне хищно расхохотался, заметив этот микроскопический надлом.
— Но как же пункт договора, обязывающий меня окончить Академию Вечного Света? — наконец оправившись от потрясения, спросила девушка.
— Вы будете заниматься в моём городском доме, — невозмутимо ответил Александр. — Преподавателей я подберу, экзамены сдадите вместе со своими одноклассниками. Леди Оливия поведала мне, что вы два года изводили её просьбами забрать вас, и я решил пойти навстречу вашим желаниям.
Голос его звучал чуть холоднее, чем он рассчитывал. Внутреннее раздражение уже давало трещину в его идеальной выдержке.
— Леди Галатея, уверен, вы бесконечно рады этой новости! — вдруг раздался ехидный голос Райдена.
Этот тембр, эта интонация — они были для неё знакомы, как хлыст: давно приучили держать себя в руках. И вот уже растерянность в её лице сменилась отточенной холодностью. Маска светской дамы легла идеально, и на миг она показалась Александру прекраснее, чем когда-либо.
— Что ж, вы безусловно правы, лорд Вальмонтрейн, — ровно произнесла она. — Признаюсь, меня несколько огорчает расставание с друзьями. Но уверена, учёба быстро избавит меня от этих сожалений.
— Уверен, — ядовито добавил Райден, обращаясь к ней, но глядя прямо в глаза Амберу, — что лорд Александр позволит вашим подругам навещать вас.
— Безусловно, — с мягкой улыбкой подтвердил Первый советник, но в голове его уже складывался план устранения дерзкого юнца. — Друзья моей невесты — мои друзья.
— Жаль, — усмехнулся Райден, и эта усмешка была почти маниакальной. — А я так надеялся стать вашим другом.
Щенок! — с раздражением мелькнуло у Амбера.
— Моим другом вы уже являетесь, — выдавил он вежливую улыбку. Но про себя думал: мечет бисер перед свиньями. Перед одной слишком наглой, самодовольной свиньёй.
— После беседы с матушкой буду ждать вас в своём кабинете, лорд Райден, — холодно продолжил он. — Нам есть что обсудить касательно ваших планов на лето.
Райден отвесил полупоклон — и умолк, словно отрезал. Его взгляд скользнул в сторону, и теперь он наблюдал за светской беседой будущих супругов с таким видом, будто сидел в театре и смотрел пьесу, финал которой заранее известен.
А в груди его всё глубже, всё болезненнее разрасталось чувство — слишком опасное, слишком настоящее.

В столицу Вэйнтарской империи они прибыли на закате — как будто сама природа решила ознаменовать их прибытие величественной картиной. Небо пылало всеми оттенками алого и золотого, и этот свет ложился на белоснежные колонны дворца, придавая им сходство с огненными башнями, возведёнными руками богов.
Карета остановилась на мраморных ступенях, и Первый советник галантно подал руку Галатее. Девушка, слегка поколебавшись, всё же позволила помочь себе выйти, и тут же оказалась в крепких объятиях леди Оливии. Та прижала племянницу к груди, словно собственность, словно победу, с которой явилась во дворец. Райден наблюдал за этим издалека, и лишь уголок его губ дрогнул — в его взгляде читалось всё: и холодное презрение, и ледяное спокойствие, за которым скрывалась ярость.
Самого Райдена ожидала женщина, чья красота с годами не меркла — напротив, обретала величие. Леди Миллиора шла к сыну в окружении вечернего света, и казалось, сама империя приветствует её. Улыбка, которую она подарила Райдену, была тёплой, искренней, почти девичьей, и он, несмотря на привычку держать себя в руках, не смог не улыбнуться в ответ.
— Император ждёт тебя, — её голос был мягок, но за этой мягкостью чувствовалась привычка отдавать приказы. — Он просил, чтобы ты явился к нему сразу же, как только прибудешь.
Сердце Райдена дрогнуло — как всегда, в присутствии матери. С детства он восхищался ею: эта походка, прямая осанка, умение держаться так, будто она — истинная королева, а не просто супруга лорда.
— Как отец? — спросил он тихо, следуя за ней по ступеням.
— Лорд Вальмонтрейн получил новое назначение, — она грациозно полуобернулась, и лёгкая улыбка скользнула по её губам. — Он отбыл в Илиранию.
Её взгляд, быстрый и пронзительный, упал на фигуру Галатеи, стоящей чуть в стороне. — А вот леди Оливия привезла во дворец свою племянницу. Ты ведь понимаешь, Райден? Кажется, начинается новый этап борьбы за власть.
Он нахмурился, но голос его был спокоен, даже ленив:
— Любопытно узнать причины подобного предположения.
— Пожалуй, об этом тебе лучше спросить императора.
Она жестом указала на неприметную дверь в стене — ту, о которой знали единицы. Райден кивнул, поклонился и исчез за порогом, растворившись в полумраке тайных переходов. С детства он верил, что дворец сплетён из сотен скрытых ходов и ловушек; позже понял — нет, лишь те части, которые интересовали его отца.
Тяжёлые шаги отозвались в узких коридорах. Дверь распахнулась, и Райден вошёл в покои императора. Воздух был пропитан ароматом вина, дымом благовоний и тёплым жаром камина. Виттор поднялся навстречу сыну — высокий, величественный, словно оживший миф.
— Райден, — его голос был низок и властен.
Отец и сын обнялись — редкий жест для двоих мужчин, привыкших к маскам и холодным словам.
Ему подали ужин, и пока Райден вкушал блюда, император неторопливо рассказывал о дворцовых делах, словно проверяя сына, готов ли он слушать и запоминать каждую мелочь. Лишь спустя полчаса, когда они устроились в креслах у камина, начался настоящий разговор.
— Должен признать, я безумно рад твоим успехам, — Виттор усмехнулся, в его глазах блеснуло тепло. — И не только в учебе.
— Приятно знать, что твои шпионы отрабатывают свой хлеб, — Райден нагло приподнял бровь.
Император хмыкнул. Никогда он не скрывал от сына, что за ним следят. И никогда не считал это предательством.
— Мне также рассказали любопытную историю, — голос его внезапно потяжелел, обрёл стальной нажим. — Про спасение белокурой девочки, которая, по всем расчётам, должна была исчезнуть.
— Я так и понял, что это твои люди, — Райден улыбнулся хищно, — хотя был удивлён: слишком уж грубо. Не вяжется с твоим тонким стилем.
Император резко подался вперёд.
— Райден. Эта девушка важна для тебя?
— Более чем, — спокойно ответил сын. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но Виттор видел больше, чем любые другие.
— Леди Миллиора поведала мне, что в твою спальню давно не ступает ни одна юная особа. Это связано с ней?
— Ты знаешь ответ, отец.
И тогда маска соскользнула с лица императора. Теперь смотрел не любящий отец, а безжалостный властитель.
— Галатея Лаурескан опасна для твоего будущего. Молчи! Не перебивай. Ты видел её тётю, леди Оливию? — Райден кивнул. — Так вот, эта женщина была любовницей твоего деда восемь лет. И все эти годы именно она правила Вэйнтаром, пока твой дед слепо подчинялся её прихотям.
— Только не говори... — начал Райден, но в голосе его прозвучало недоброе предчувствие.
— Да, — Виттор усмехнулся безрадостно. — Политик из неё великолепный. Но она действует не ради империи — ради собственной славы. После смерти твоего деда я унаследовал разбитый корабль. В нём зияли дыры, а буря грозила утопить его окончательно. Мне пришлось пройти сквозь ад, чтобы вернуть Вэйнтару силу.
Он замолчал, но ненадолго. Взгляд его потемнел, голос стал резче:
— Но был момент, когда я готов был сдаться. Когда мне было всё равно.
Райден прищурился.
— Леди Далия? Ей тогда было семнадцать?
— Шестнадцать, — глухо произнёс император.
И вдруг — впервые за всю жизнь — Райден увидел в глазах отца выражение, которого не знал: нежность. Настоящую, обжигающую нежность. Виттор выглядел сейчас не императором, не богом войны, а человеком, которому позволили любить.
— Она отвергла меня, — слова его сорвались неожиданно резко. — Сбежала из дворца. Фактически — из моей постели. Вышла замуж за мелкого дворянина, скрылась в Альвионе.
И Райден вдруг понял, что даже этот безупречный, холодный монарх был когда-то уязвим.

— Две первых войны в начале твоего правления... — едва слышно прошептал Райден, и голос его прозвучал так, будто откуда-то из глубины памяти поднялись гулкие раскаты давно отгремевших сражений.
— Да, я был зол, — Виттор усмехнулся, и в его улыбке сквозил металл клинка, обагрённого кровью. — Леди Оливия была лишена почти всех земель, и инстинкт самосохранения заставил её скрыться с моих глаз. Но, сын, — император медленно потянул бокал, играя в отблесках огня тёмно-рубиновым вином, — оглядываясь назад, я понимаю, что должен быть благодарен той юной белокурой девушке. Останься она тогда... за одну её улыбку я готов был передать управление государством её сестре.
Тихий смешок, тягучий и горький, словно вино в его руках, сорвался с губ.
— Говорят, первая любовь не забывается. Далия была не первой, но запомнилась единственная.
Райден почувствовал, как в груди неприятно кольнуло — словно отец невольно коснулся и его собственной, ещё не остывшей боли.
— Ты опасаешься, что Леди Оливия специально столкнула нас? — голос его звучал осторожно, но внутри бушевал шторм: в этом дворце ничего не бывало случайным.
— Нет, сын. — Виттор откинулся в кресле, и языки пламени высветили резкие линии его лица, превращая императора в каменную маску. — Смотри глубже. Здесь не ты пешка в игре, ты — досадный фактор, нарушающий чужие планы. Мало кто знает, что ты — мой сын. И так должно быть до окончания Академии. Лишь когда примешь пост Первого советника, я признаю тебя официально.
Вальмонтрейн кивнул, но глаза его потемнели ещё сильнее.
— Знаю. Мы говорили об этом. Но что с Галатеей?
Виттор неожиданно задержал на нём долгий, слишком человеческий взгляд. В этот миг Райден понял: отец видит его насквозь. Видит ту же безрассудную любовь, что когда-то прожгла и его.
Горькая усмешка изломала губы императора. Он любил этого мальчика — своего незаконнорожденного сына — больше, чем законного наследника. И в то же время это делало ситуацию лишь опаснее: любовь мешала холодному расчёту.
— Подумай, — мягко начал он, почти ласково, — кто во дворце достаточно высокопоставлен, чтобы Леди Оливия получила доступ к власти? И кто слишком ценит умных женщин?
— Арэст! — выдохнул Райден, и в голосе его просквозило презрение.
— Правильный вывод. — Виттор едва заметно усмехнулся. — Ему двадцать восемь. Он разочарован в браке, устал от жены и жаждет чего-то нового. Если Галатея хотя бы наполовину столь же хороша, как её мать, — глаза императора вспыхнули огнём воспоминания, — кронпринцу не устоять.
Райден сжал подлокотники кресла так сильно, что суставы побелели.
— Но Галатея не станет любовницей. — Голос его звучал сдержанно, почти ровно, но каждая нота звенела отчаянием. — Она не согласится...
— Райден, сын мой, — Виттор резко оборвал его, голос стал тяжёлым, как удар молота, — отбрось эмоции. Она окончит Академию в восемнадцать и с лучшими баллами. Арэст, вечно стремящийся к признанию, сам протянет ей руку дружбы. Теперь представь: разочарованная девушка, ненавидящая собственного мужа — и рядом кронпринц. Молодой, красивый, знающий толк в соблазнении. Ты вправду думаешь, что она устоит?
Молчание. В комнате слышно было лишь потрескивание дров в камине.
— Договор Антера... — наконец хрипло произнёс Райден. — Ты можешь его отменить?
— Райден, — чёрные глаза Виттора прожгли его, — ты уверен, что сможешь убить Амбера? — Сомнение проскользнуло в чертах сына, и император удовлетворённо кивнул. — Тогда знай: договор Антера рвётся только в поединке. Победитель получает всё.
— Другие варианты?
Улыбка императора стала язвительно-хищной.
— Если ты дорог Галатеи, заставь её не подписывать договор. Завтра — её восемнадцатилетие. Но, сын, — он сделал паузу, — полгода Амбер мне нужен. И я поддержу его.
— Значит, я должен действовать сам?
— Да.
— Спасибо, ваше величество.
— Райден, — голос отца на миг стал стальным и властным, — не позволяй эмоциям брать верх. Где тот хладнокровный молодой человек, которому я доверяю будущее империи?
— У меня есть цель, отец. — Райден поднялся. — Надеюсь, объяснять её не нужно.
Виттор резко встал, величественный и страшный в свете пламени.
— Остынь на полгода! Завтра я жду тебя с рассветом. Ты мне нужен — но не как влюблённый мальчишка, а как мой советник.
Райден поклонился и вышел. Каменные стены давили, коридоры казались тесными, воздух густым. Мысли путались. Император не поддержит его.
Значит, он останется один.
И всё равно — победит.