Глава 14
Даня
Тишина со стороны пассажирского сиденья не может меня обмануть.
Стоит скосить глаза, как натыкаюсь на затаенный взгляд Юлии Гаврилиной.
Спрятав подбородок под воротником куртки, она наблюдает за мной почти без стеснения. Она близка к тому, чтобы прожечь на моем лице дыру, но я больше пальцем ее не трону, до тех пор, пока не решу свои проблемы.
Как только дотронусь, член опять вытянет из башки всю кровь, и я опять перестану соображать.
Лучше мне вообще к ней не прикасаться.
Касаться ее — это как жрать конфеты и заедать их острым перцем.
Я в полном дерьме. По самые уши.
После снегопада двор ее дома выглядит, как перепаханное поле. Колеса моей машины в буквальном смысле прокладывают дорогу для будущих поколений.
Когда торможу у подъезда номер три, глушу мотор, оставляя включенным зажигание, чтобы тихая музыка из динамиков немного разбавила молчанку, в которой мы играем всю дорогу.
Прикрываю глаза и откидываю голову на спинку кресла.
Мне нужна минута, чтобы еще немного подумать, но пока в машине присутствует мой раздражитель, думать почти нереально.
Я пропах ею с ног до головы, хотя мы даже не раздевались. Может, мне это кажется, но в носу, кроме ее запахов, других нет. Запах ее волос, кожи, губ.
Она не задает мне вопросов, и это хорошо.
С ручного управления на автопилот я перешел с той минуты, когда снял трубку и услышал ее голос. Я чуть не выпрыгнул из штанов. Ее из мозгов даже керосином не вымыть.
Я больше не хочу пытаться. Я все отправил в задницу.
Возможно, я просто не могу провести с ней наедине больше часа и не коснуться. Просто, твою мать, не могу.
— Мне нужно идти… — бормочет. — Иначе мама начнет меня искать…
Сказав это, она отстегивает ремень, но не двигается с места
— Послезавтра я буду одна дома… — слышу торопливые слова. — С двух дня и… до вечера…
Кровь новой волной омывает мой член.
Глубоко вдыхаю, прежде чем повернуть голову.
Ее глаза огромные, и них напряжение. В свете подъездного фонаря, цвет этих глаз даже приблизительно не тот, что я знаю. Но эти огромные зелёные глазищи меня, твою мать, угробят.
Если бы нам нужно было место, чтобы заняться сексом, я бы сам нашел его для нас. Ее стеснение намекает мне на то, что именно секс она и предлагает, зовя меня “в гости”. И делать это ей явно не в кайф, потому что она отводит глаза.
Несмотря на частичное отсутствие кровообращения в голове, я все еще помню о том, что у меня есть девушка, которая мне доверяет. Это то, о чем я думаю всю дорогу.
Провожая глазами проходящего мимо капота моей машины мужика, говорю:
— В следующий четверг у Ники день рождения. Я не хочу портить ей праздник, все давно распланировано. Будет много гостей в доме моих родителей. Я смогу поговорить с ней только после этого.
Тишина в ответ ожидаема.
Даже если бы не этот праздник, мне понадобилось бы время.
Повернув голову, ловлю испытующий взгляд на своем лице.
Я вижу, как вращаются шестеренки в ее черноволосой голове, как хмурятся густые темные брови и как глаза потрошат мои. Позволяю ей это, не отводя взгляд.
— Она тебе дорога?
Задав этот вопрос, Юля продолжает искать ответ на моем лице.
— Давай оставим нас с ней за кадром, — говорю я. — Наши с ней дела, это наши с ней дела.
В общем объеме моей жизни я знаю маленькую пантеру две минуты, но чудесным образом понимаю, что мое заявление нихера ее не устраивает. Полные губы чуть поджимаются, подбородок ползет вверх.
— Отлично, — бросает запальчиво. — Давай оставим. Я просто сама додумаю, что у тебя в голове.
— Если ты думаешь, что для меня все это, как сходить поссать, то это не так, — заверяю ее.
— Я так не думаю, — говорит упрямо. — Но это ты меня поцеловал.
— И я не собираюсь забирать свой поцелуй назад.
Сталкиваемся глазами.
Я должен бы привыкнуть к тому, что с ней на каждом шагу непросто, но меня уже нихрена не пугает. По крайней мере, я больше не чувствую той зудящей потребности где-то внутри, которую не знал, как унять.
Мое лекарство здесь, передо мной, и мне придется перебить хребет многолетней семейной дружбе, чтобы взять то, чего хочу. От этого я слегка, блять, злой.
— Если захочешь взять его назад, только скажи. Я все пойму, — снова задирает подбородок.
— И что ты поймешь? — интересуюсь.
— Я и так понимаю, что она тебе дорога. Я не слепая дура. И ты имеешь право передумать. Я все понимаю.
— Понимающая значит? — теперь я злюсь не на шутку.
— Да… — говорит еле слышно.
— Звучит так, будто быть понимающей тебе пиздец как тяжело.
Вскинув на меня горящие глаза, выдает мне в лицо:
— Я не хочу влюбиться в тебя сильнее, чем сейчас! Если ты жалеешь…
Да, твою мать!
Схватив за ворот куртки, подтягиваю ее к себе. Так, что в нос опять просачивается сладкий запах ее духов.
Затыкаю ей рот своим.
Целую, отпуская любые тормоза.
Губы под моими такие убийственно горячие и мягкие, что боюсь их сожрать. Боюсь, что на ее губах останутся синяки, если не остановлюсь прямо сейчас.
Сжимая ладонью упрямый затылок, делаю последний заход. Глажу ее язык своим. Втягиваю в свой рот. Сосу. Слышу стон и шумный вдох через нос. Захватываю губами припухшую нижнюю губу и вбираю в себя. Острые коготки царапают мою шею.
Усилием воли отдираю ее от себя.
Когда заглядываю в ее глаза, они совершенно плывут.
С шипением выпускаю из легких воздух и лбом касаюсь ее виска.
Ее ладонь бродит по моему бедру, груди. Не особо смело. Я должен сказать, что она может быть смелее. Она может залезть мне в штаны, если захочет. Я уже не против любой ее активности. Я больше нихрена не контролирую.
— Ты очень утомительная, — бормочу.
Ее дыхание тихое и прерывистое.
— Ты это уже говорил… — шепчет.
— Говорил.
— Тогда, что я тут делаю?
— Сам не знаю…
— Это не комплимент, — дергается, пытаясь вырваться.
Ослабляю руку, которой сжимал ее затылок, но не даю отстраниться, перехватив пальцами подбородок.
— Я не собираюсь ничего отматывать, — проговариваю по слогам. — Но мне нужно время.
Пару секунд ее глаза кружат по моему лицу. Вижу, как она сглатывает слюну.
— Мы не будем видеться… — спрашивает. — Все это… “время”?
— Нет, — отвечаю я.
Я был бы последним уродом, если бы лишил ее девственности, находясь в отношениях с девушкой, которая мне доверяет. Но, когда произношу это слово, чувствую, блять, протест в душе.
Кивнув, Юля вырывает подбородок из моих пальцев и вяло говорит:
— Тогда, пока…
Скользнув по мне взглядом, отворачивается и выбирается из машины.
Ее куртка расстегнута, волосы в беспорядке разбросаны по плечам, и это моих рук дело.
Я не шевелюсь даже тогда, когда за ней закрывается подъездная дверь.
Всего пять дней. И она, твою мать, моя.
Юля
Я: “Ты в курсе, что моя машина будет стоять во дворе, где могут снять колеса даже с заводскими дисками?!”.
Даня: “Поэтому тебе поставили новую сигнализацию”.
— Ненормальный! — рычу, расхаживая вдоль своего “пежо”.
У моей машины новые колеса и новые колесные диски. Эти диски литые и безумно броские. Такие, каких не найдешь на полке в первом попавшемся автомагазине, и даже во втором, третьем и четвертом. Судя по чеку, который мне выдали вместе с другими документами, они стоят дороже моей машины!
Я не знаю чего во мне больше: злости, беспомощности или желания на него наорать.
Я не уверена в том, что когда-нибудь в жизни он позволял на себя орать. Не уверена, что на свете существует второй человек, который может вывести меня из себя щелчком пальцев.
И превратить в пылающий стог сена одним касанием.
Гоню эти мысли из своей головы. Моя потребность в его касаниях настолько острая, что я чувствую ее почти физически. Будто позавчера он завел мое тело, а потом отпустил в свободное плавание, прекрасно зная, что я буду сходить по нему с ума.
Я не собиралась звонить ему или писать. Вчера я целый день набирала и стирала сообщения, но сегодня…
Терзая глазами машину, не знаю, должна ли принимать от него такие “подарки”.
Теперь все вокруг будут думать, что я сплю с кем-то за деньги, твою мать!
Даня: “Мне вызвать пожарную машину?”.
Я: “Иди к черту!”.
Он так и делает.
Испаряется.
— Забираете? — интересуется у меня механик автосервиса.
Судя по обстановке и машинам вокруг, здесь даже кофе предлагают. У них здесь кипит работа, и мне нужно освободить парковку.
— Да… — протягиваю ему руку.
Он вкладывает в нее брелок от новой сигнализации и ключ зажигания, после чего в двух словах объясняет, как этот брелок работает.
Забравшись в машину, я медлю перед тем, как изучить чек от сигнализации. Когда делаю это, мне становится чуть легче, ведь у моего фокусника хватило ума на что-то адекватное. Не дешевое, но и не баснословно навороченное.
Меня не отпускает, даже когда двадцать минут спустя я добираюсь до торгового центра. Мне пришлось бы тридцать лет рисовать аквагрим с утра и до вечера, чтобы расплатиться за апгрейд своей машины.
Опустив на руль голову, я думаю о том, как быть со всем этим… с тем, что мы из разных вселенных.
Может быть, мы вообще зря все это затеяли?
Любой дурак скажет, что мы друг другу не подходим. Он обеспечен до пенсии, а мне нужна настоящая работа. Я не могу праздно бездельничать, проводя выходные за городом. Скорее всего, как раз по выходным я и буду работать.
Сомнения грызут меня изнутри. Теперь, когда дурман в голове немного рассеялся. Может быть, он тоже терзается сомнениями?
Но мои внутренности стынут, когда думаю о том, что больше никогда его не увижу. Или когда думаю о том, где он сейчас и с кем.
Выдернув из зажигания ключ, я выхожу из машины и плетусь через уличную парковку в здание.
Быть влюбленной — тяжкая ноша. Возможно, поэтому я раньше никогда не влюблялась. Конечно, если не считать пары случаев в школе.
Я будто всю свою жизнь ждала Данила Милохина.
В разгар рабочего понедельника детская комната полупуста, но шума от этого не меньше.
Достаю из сумки планшет и решаю погрузиться в лекцию, которую сегодня прогуляла. Не знаю, зачем она мне, ведь я переведусь на заочное.
В нашем доме теперь блаженная тишина. Моя сестра ведет себя так, будто ее окропили святой водой. Молчаливой тенью ходит за мамой и помогает ей с ужином. Вчера она даже делала ей массаж. Не знаю, насколько ее хватит, но если она сотворит что-то подобное еще раз, я сама возьму ремень…
Мысли обрывает возникший передо мной мальчик лет пяти или шести, а вслед за ним передо мной вырастает Лекс.
— Привет, — широко улыбается парень. — Это Кеша, мой племянник, — кивает на мальчика, который без раздумий и разрешения начинает копаться в моих рисовальных принадлежностях.
— Привет… — бормочу, убирая маленькие руки от коробки. — Это мое, — строго говорю мальчику.
— А будет мое! — заявляет он, дергая коробку.
Такая очевидная избалованность заставляет посмотреть на Лекса.
Я не хочу вешать на людей ярлыки, но, кажется, как раз из таких детей и вырастает кто-то вроде Влада.
— Иди, попрыгай, — Лекс кивает на игровую, развернув в ту сторону голову ребенка.
Когда мы остаемся одни, парень интересуется:
— Работаешь?
Я говорила ему о том, что подрабатываю в детской комнате еще в нашу последнюю “дружескую” встречу.
— Да, а ты? Гуляешь с племянником? — отвожу глаза.
Взъерошив пальцами волосы, он машет рукой в неопределенном направлении и говорит:
— Выбираю подарок. У Ники, девушки Дани, в четверг день рождения. Будет банкет. Ты помнишь Даню?
— Эмм… — делаю вид, что копаюсь в коробке. — Не очень…
Его слова делают меня выброшенной на берег рыбой.
Во мне вдруг просыпается ревность, на которую я совсем не имею права. А еще понимание, что мероприятие в честь Ники обещает быть гребаным “событием сезона”, и в этом мире я — вообще не ко двору.
Это усиливает мои тревоги и сомнения. Мне хочется вскочить и пробежать пару кругов вокруг эскалатора, чтобы сбросить это напряжение внутри себя.
— Я хочу мороженое! — Кеша врезается в своего дядю сзади. — Хочу! Хочу! Хочу!
— Блин, не ори, — дергает его за ухо Лекс. — Ща купим.
Посмотрев на меня, добавляет:
— Ну, ладно. Увидимся еще. Я все еще жду ответа.
Послав мне прямой хитрый взгляд, он разворачивает племянника, положив руку на его шею.
— Пока… — бормочу, отводя глаза от их удаляющихся фигур.
До семи вечера я успеваю разрисовать пару-тройку лиц и прогнать до конца свою лекцию, но в моей голове не откладывается ровным счетом ничего. Куда бы я ни посмотрела, всюду вижу яркие голубые глаза и улыбку на твердых мужских губах.
Я двигаюсь, как зомби, собирая свои вещи и покидая торговый центр.
Не знаю, купил ли Лекс свой подарок, больше я его нигде не видела, но моя кровь отравлена достаточно, чтобы быть готовой совершать глупости.
Забравшись в машину, я мучаюсь в течение десяти минут, а потом отправляю сообщение, на которое решалась весь вчерашний день, но так и не решилась.
“Я хочу услышать твой голос”, — кусаю губы и нажимаю отправить.