постфактум

Chris Grey — HAUNTED

Четыре года спустя.

В небольшом кабинете — с серыми стенами, тёмным рабочим столом и двумя кожаными креслами, — находящемся в борделе «Moon Light», до ужаса душно. Запах ванили, исходящий от сидящего напротив омеги, забивается в ноздри и оседает неприятной приторной сладостью на языке. Усталость давит, отзываясь мерзкой пульсирующей болью в висках. Хочется домой. Сегодня было оформлено пять омег, благо напротив сидит последний, и наконец-то можно будет быть свободным.

— Фамилия, имя? — механическим тоном спрашивает Тэхён, не отрывая взгляда от анкеты будущего работника.

— Ли Ёнджун, — отвечают ему с дрожью.

Тэхён записывает данные в анкету, поднимает голову и тяжко вздыхает. Ёнджун сидит с низко опущенной головой, выглядя до боли разбитым и поникшим. Периодически он всхлипывает и утирает нос тыльной стороной ладони, видимо, едва сдерживая рыдания. На вид ему девятнадцать или двадцать лет, не больше, и что сподвигло его прийти работать в бордель, остаётся только догадываться. Тэхён за долгие годы работы здесь видел немало таких омег, но никогда не интересовался их мотивами прихода сюда. Считает, что это не его дело. У всех свои причины. Вот и сейчас он смотрит на Ёнджуна сочувствующим взглядом и снова утыкается в анкету, желая как можно скорее закончить оформление.

— Дата рождения?

Омега безропотно отвечает на все следующие вопросы, продолжая тихо всхлипывать. На всё это уходит около пятнадцати минут.

— Можешь идти. Подойдёшь к стойке администратора и скажешь, что я направил тебя в бордель «Dream». Тебя отвезут туда, объяснят правила и всему обучат.

Омега поднимается, смотрит на Тэхёна с толикой надежды в глазах, но, не дождавшись ни слова, низко кланяется и покидает кабинет.

Тэхён устало откидывается на спинку кресла, проводит ладонями по лицу и громко, протяжно выдыхает. Он работает с отцом уже четыре года после аварии, в которой, к сожалению, потерял память, и вынужден жить по его указке. Занимает должность менеджера, принимая омег на работу в бордели. Работа непыльная, но и не очень приятная. Видеть пару раз в неделю разбитых и потерянных омег, идущих в бордель с надеждой на заработок и улучшение жизни, — такое себе занятие. Тэхён всегда был и остаётся добродушным человеком, несмотря на строгое воспитание, и поэтому ещё долго не может выкинуть из головы чужие взгляды, полные слёз и безысходности. Никто не идёт сюда работать, сверкая улыбкой и светясь от счастья. Все они оказываются здесь под давлением обстоятельств, и это его огорчает.

Ему искренне жаль омег, но помочь он им ничем не может. Отец не тот человек, который позволяет кому бы то ни было вмешиваться в свои дела. Поэтому Тэхён и не лезет. Не его это дело. Да, тяжело, но выбора у него, к сожалению, нет.

Flashback

Яркие лучи солнца, проникая сквозь не зашторенное окно больничной палаты, скользят по стерильно-белым стенам, заставляя их буквально сиять и резать глаза своей ослепительностью. Тэхён, чья голова и без того пульсирует тупой, изматывающей болью, инстинктивно крепче зажмуривает веки. Он лежит неподвижно на узкой больничной койке, укрытый тонким одеялом, и в который раз пытается хоть что-то вспомнить.

Прошло уже три дня с того момента, как он вышел из трёхнедельной комы. Ноющая боль, разливающаяся по всему телу и отзывающаяся неприятной ломотой в каждой мышце, постепенно становится чем-то привычным, хотя в первые дни после пробуждения Тэхён невольно скулил и едва сдерживал слёзы от мучительных ощущений. К счастью, регулярные инъекции обезболивающего приносят хоть временное, но облегчение, позволяя на короткие мгновения забыться и расслабиться.

Первое время он вообще не мог понять, где находится и что с ним произошло. Только когда в палату вошёл спокойный седовласый врач в белом халате, представившийся Квон Субином, чтобы проверить его состояние и поинтересоваться самочувствием, до Тэхёна медленно стало доходить, что он лежит в больничной палате и с ним явно случилось что-то серьёзное. Со слов доктора, Ким попал в автомобильную аварию, но, к своему ужасу, как бы он ни напрягал память, вспомнить что-либо не удавалось. Последнее отчетливое воспоминание, всплывающее в сознании, — это подготовка к выпускным экзаменам в школе, а дальше — зияющая пустота.

На его вопросы об аварии врач лишь участливо вздыхал и уклончиво отвечал, что сейчас ему нужно думать только о выздоровлении. Настойчивые попытки Тэхёна выяснить хоть какие-то подробности — где и когда это случилось — также не увенчались успехом. Единственное, что обронил доктор, покидая палату, было короткое: «Твой отец обязательно всё тебе расскажет, как только сможет приехать».

Но то, что он забыл не только аварию, но и последние два года своей жизни, Тэхён понял не сразу. Лишь машинально бросив взгляд на перекидной календарь, одиноко висящий на стене напротив, он с недоумением уставился на сменившийся год и ужаснулся, осознав, что потерял память длиною в два года.

Врач, которому Тэхён сразу рассказал о том, что не может вспомнить последние годы своей жизни, сказал лишь то, что память должна со временем восстановиться. Только вот когда это произойдёт и произойдёт ли в ближайшее время, он не знает.

«У каждого человека восстановление памяти после травмы происходит индивидуально. Вам остаётся только ждать — медицина здесь бессильна», — сказал доктор Квон.

Киму отчаянно хочется узнать, какие именно воспоминания он утратил, но ответить на этот вопрос ему никто не может, кроме отца. Но тот всё ещё не приходит, и Тэхён изнывает от мучительного ожидания Донхёна.

Конечно, он помнит, что их отношения нельзя было назвать тёплыми. Но Тэхён никак не ожидал, что после столь серьёзного происшествия тот не поинтересуется его самочувствием. Наверное, Тэхёну даже обидно, ведь Донхён — его единственный близкий человек. Однако, как бы больно ни было на душе, он терпеливо ждёт, надеясь, что когда Донхён всё же придёт, то сможет ответить на все его вопросы.

Тэхён, уставший от постоянных мыслей, только начинает засыпать, надеясь хоть немного отдохнуть, как дверь в палату с громким стуком распахивается, ударяясь о стену. Ким кое-как разлепляет словно свинцом залитые веки и протяжно, с облегчением выдыхает, видя на пороге отца с двумя охранниками за спиной.

— Сынок, ты как, в порядке? — Донхён стремительно подходит к кровати, садится на её край, стараясь не задеть Тэхёна, и берёт его за руку, с беспокойством заглядывая в глаза.

Тэхён хмурится, пытаясь вспомнить, когда отец в последний раз так к нему относился. Кажется, никогда. И что нашло на него сейчас — абсолютно непонятно.

— Всё хорошо, — хрипит Ким и тянется к стакану с водой, стоящему на тумбочке, чтобы смочить пересохшее от долгого молчания горло.

Однако Донхён опережает его, суетливо поднимается, хватает стакан и, придерживая Тэхёна за голову, помогает попить.

— Я рад, что с тобой всё хорошо. Я так переживал за тебя, — с грустью произносит отец, поставив полупустой стакан на тумбу и сев обратно на кровать.

— Так переживал, что за три дня не мог найти времени прийти ко мне? — со скепсисом интересуется Тэхён. Отчего-то ему смешно видеть такого отца. Словно перед ним сейчас совершенно другой человек, не тот жестокий и холодный, который вырастил его, а куда более мягкий и заботливый. Не подменили ли его, часом?

— Прости, сынок, работы было очень много, — виновато опускает взгляд.

Тэхён честно ничего не понимает, в том числе и то, почему отец так странно себя ведёт, чёрт возьми.

— Что со мной случилось?

— Ты совсем ничего не помнишь? — протяжно выдыхает, с сожалением взглянув на сына.

— Помню, как готовился к выпускным экзаменам, а дальше ничего.

— Мне жаль, — поджимает губы альфа.

— Может, уже расскажешь мне, как я жил эти два года и как вообще попал в аварию?

Донхён понимающе кивает, мягко улыбаясь, и заботливо поправляет одеяло, которым укрыт Тэхён. Затем снова берёт его ладонь в свою, шершавую и холодную, и, посмотрев в глаза, говорит:

— Дело в том, что после окончания школы ты начал работать со мной. Иногда ты ездил по делам между борделями, вот и попал в серьёзную аварию три недели назад. Водитель, который вёз тебя, к сожалению, погиб, как и виновник аварии, что врезался в вас, а ты чудом выжил.

— Я работал с тобой? — шокировано выдыхает Тэхён.

В голове не укладывается, как он мог от «я хочу освободиться от опеки отца» дойти до «я буду работать с отцом». Боже. Это кажется каким-то абсурдом.

— Конечно, — в глазах Донхёна вспыхивает уже знакомый металлический блеск, — ты ведь знаешь, как я умею убеждать. У тебя просто не было выбора.

Теперь Тэхён узнает своего отца, и всё становится более-менее понятно. Наверняка Донхён, как обычно, надавил на него, используя угрозу или силу, и иного выбора, кроме как согласиться, у омеги просто не было. А ведь Тэхён так мечтал поступить в университет и уехать из дома, чтобы начать новую счастливую жизнь; принадлежать самому себе в конце концов. Но, видимо, ничего не вышло.

— Кем я работал? — безэмоционально интересуется Тэхён и переводит отрешённый взгляд в ослепительно белый потолок. Внутри вдруг становится как-то пусто. Ему и не интересно вовсе, чем он занимался, но узнать всё же нужно. Ведь не остается никаких сомнений в том, что после того, как он выйдет из больницы, ему снова придётся вернуться к работе на отца.

— Менеджером, принимал на работу омег, — поясняет отец и, на мгновение сжав ладонь сына, поднимается. — Мне пора. Тебя выпишут только через пару недель. Я буду стараться приходить чаще.

— Хорошо, — шепчет Ким, протяжно вздыхая.

Дверь хлопает, а Тэхён обреченно прикрывает веки и никак не может поверить во всё услышанное. Он так надеялся на что-то хорошее, а теперь понял, что его жизнь осталась такой же дерьмовой.

Возможно, где-то глубоко внутри он даже жалеет, что выжил в этой аварии.

Flashback end

Конечно же, после того как его выписали из больницы, он пытался узнать, правду ли сказал отец, ведь доверия к нему у него никогда не было. Спрашивал у тех, кто мог хоть что-то знать: охрану, работников борделей, даже помощника Донхёна, но все как один подтверждали, что он работал менеджером и действительно попал в аварию. Поэтому Тэхёну просто пришлось смириться и продолжить работать под началом отца, как бы ему это не претило.

После выписки, Тэхёна, естественно, заново всему обучали, объясняя, как и где заполнять данные об омегах. Но, как оказалось, это было совсем не сложно. Помимо этого, отец выделил ему денег и предложил сменить место жительства, чтобы было легче добираться до работы. Ким, конечно, удивился такой щедрости, но, несмотря на внутренние сомнения, с радостью согласился и купил себе квартиру в центре города. Также он полностью обновил гардероб — те вещи, которые были куплены за последние два года, Тэхён с интересом осмотрел, не понимая, когда у него так сильно изменился стиль в одежде. Однако он не стал придавать этому значения, оставив их в особняке отца. Для омеги переезд в свою квартиру означал новую жизнь, и он решил начать её с чистого листа. Конечно, ему всё ещё отчаянно хочется вспомнить два забытых года, но так рьяно, как первое время, Тэхён себя уже не напрягает. Если врач сказал, что память восстановится постепенно, значит, так и будет.

Сейчас Тэхён живёт одним днём и особо ни о чём не мечтает, как раньше. Возможно, просто наконец смирился с тем, что от отца ему никогда не избавиться.

Его жизнь теперь наполнена тотальным одиночеством. После аварии он пытался связаться со своими немногочисленными школьными друзьями, думая, что за последние два года он точно должен был общаться с кем-нибудь из них. Вспоминая их страницы в соцсетях по памяти, он писал каждому с надеждой, но в итоге обнаружил, что большинство либо просто не отвечали на его сообщения, либо отвечали, что давно уже не общаются с ним. Видимо, отцу всё же удалось отвадить от него всех, кто хоть как-то был ему близок. Поэтому сейчас он даже не пытается найти новых друзей или знакомых. Всё равно они все моментально исчезнут из его жизни, как только о них узнает отец.

Дверь в кабинет резко распахивается, вырывая Тэхёна из мыслей, и внутрь без стука входит правая рука отца — Сынмин. Раньше он был начальником охраны, но три года назад Донхён решил повысить его, сделав своим помощником. Этот альфа дико раздражает Тэхёна: вечно с каменной рожей и похож на бесчувственного робота.

— Господин Ким, босс ждёт вас, — Сынмин кланяется и, не дожидаясь ответа, покидает кабинет.

Тэхён недовольно закатывает глаза, не имея ни капли желания идти к горячо «любимому» отцу. Но есть ли выбор? Конечно, нет. Поэтому он закрывает ноутбук, убирает документы в стол и выходит из душного кабинета, закрыв за собой дверь на ключ.

Тёмный коридор второго этажа едва освещается слабым красным светом неоновой ленты, тянущейся по потолку. Благодаря такому освещению клиенты, проходящие сюда, не могут увидеть потрёпанные временем обои и замызганный ковролин под ногами. Это место давно нуждается в ремонте, но никому до этого нет дела: ни владельцу, ни тем более персоналу. Клиенты есть, прибыль идёт, а больше их ничего не волнует.

Тэхён спешно идёт в сопровождении двух альф из охраны, усиленно игнорируя громкие стоны и приглушённые крики, доносящиеся из комнат. Он старается не дышать полной грудью, дабы не вдыхать мерзкие, отвратительные запахи смешавшихся феромонов. Ким от всей души ненавидит бордели и не приходит сюда без надобности, если того не требует отец, когда есть работа, как сегодня.

Дойдя до нужного кабинета в конце коридора, Тэхён стучит костяшками пальцев по двери с металлической табличкой «Администрация» и, услышав по ту сторону разрешение, входит внутрь. Здесь интерьер куда лучше: новые светло-коричневые обои, бордовый ковёр на тёмном паркете, а в центре стоит дубовый рабочий стол, за которым сейчас сидит сам владелец этого борделя и по совместительству отец Тэхёна, Ким Донхён.

Омега замирает посреди просторного кабинета, окинув взглядом его дорогую, но бездушную обстановку, и вежливо кланяется. Делать это от всей души не хочет, ведь не испытывает к отцу и толики уважения, но злить его сейчас нет желания, оттого и приходится переступать через себя каждый раз, когда они вынуждены видеться. Благо — это случается довольно редко.

— Звал? — стараясь сохранить нейтральный тон, спрашивает Тэхён. Он скользит взглядом по лицу отца, пытаясь уловить его настроение.

— Привет, сынок, — широко улыбается тот, откладывая в сторону какие-то документы, которые до этого держал в руках.

Этот приторно-милый тон вызывает у Тэхёна острое желание брезгливо поморщиться. Его отец, находясь вне дома, почему-то любит играть роль добряка и казаться милым, хотя априори таким не является. Это всего лишь одна из его многочисленных масок, которые он меняет с поразительной лёгкостью, подстраиваясь под любую ситуацию, словно хамелеон, сливаясь с окружением ради собственной выгоды. Кому как не Тэхёну, прожившему с ним бок о бок всю свою жизнь, знать, насколько его душа на самом деле чёрствая, тёмная и продажная. Донхён всегда был жёстким, циничным человеком, начисто лишённым каких-либо моральных принципов, и годы лишь укрепили эту его отвратительную сущность. Такие люди, как Донхён, не меняются — они лишь глубже погружаются в собственную злобу, год от года становясь всё более озлобленными на весь мир, видя в каждом встречном потенциальную угрозу или средство для достижения своих целей.

Работая с ним последние четыре года, Тэхён узнал его с новых, ещё более отвратительных сторон и окончательно убедился в том, какой этот человек на самом деле ублюдок. То, как он относится к своим работникам и охране за закрытыми дверями этого кабинета, вызывает у Тэхёна отвращение. Оказывается, к нему он ещё был относительно добр.

Ким не уважает этого человека, но и не ненавидит, выбрав для себя комфортное безразличие.

— Зачем звал? — спрашивает Тэхён, непринуждённо устраиваясь в мягком кресле напротив.

Он закидывает ногу на ногу, пальцами массируя всё ещё пульсирующие от боли виски. Внутри разливается жгучее желание уйти отсюда как можно скорее, но пауза отчего-то затягивается. Отец словно ушёл в себя, смотря в одну точку перед собой, и молчит. Это начинает раздражать. Неужели нельзя побыстрее?

В кабинете пахнет сигаретным дымом, перемешанным с запахом сандала. Для Тэхёна это стало чем-то привычным. Донхён, кажется, выкуривает по три сигареты в час, из-за чего любое помещение, в котором он находится, незамедлительно пропитывается запахом дыма. Сам омега курит очень редко, когда выдаётся особенно тяжёлый день, и ничего против этой привычки не имеет.

Каждый расслабляется как может: отец, например, любит покурить, а Тэхён отдаёт предпочтение алкоголю.

— Хотел поговорить, — наконец произносит Донхён. Тэхён от этого даже слегка вздрагивает и тут же устремляет на него внимательный взгляд. На лице отца нет и следа прежней улыбки. — Дело в том, что на мне висит довольно крупный долг перед одним весьма влиятельным человеком в нашем городе.

— Хорошо… Точнее, совсем не хорошо, — бормочет Ким, нахмурив брови. — Но какое я к этому имею отношение?

— В данный момент у меня нет таких денег, понимаешь? — вздыхает Донхён, проводя рукой по волосам. — Поэтому я собираюсь просить у него отсрочку, но он ни за что не согласится на неё без какого-либо залога.

Отец смотрит куда-то в сторону, а Тэхён всё ещё пытается понять, каким образом он может быть здесь замешан. Чем может помочь омега, который и сам-то живёт на чужие средства? В голову закрадывается неприятная, холодящая кровь мысль, но он отчаянно пытается её отбросить.

— И что же ты… хочешь предложить ему в качестве залога? — с нарастающей тревогой спрашивает омега, уже нутром чувствуя, что ответ ему совершенно не понравится.

— Тебя.

Тэхён на мгновение замирает — разум отказывается воспринимать услышанное как нечто реальное. В глубине души теплится слабая надежда, что это всего лишь неудачная шутка, а отец сейчас расхохочется и скажет, что пошутил. Но этого не происходит. Донхён не отводит взгляд, а его лицо выражает суровую серьёзность.

— Меня? — поражённо выдыхает Ким; его голос срывается. Холодная волна негодования начинает подниматься в груди, сжимая горло. — Ты шутишь? Я что, бесправная вещь, которую вот так запросто можно кому-то отдать в качестве залога?

— Я не говорил, что ты вещь, — морщится Донхён, словно от неприятного привкуса во рту, и, откинувшись на спинку мягкого кожаного кресла, небрежно складывает руки на груди. — Но ты единственное ценное, что у меня сейчас есть.

— Я не согласен! — Тэхён качает головой, взглядом мечась по сторонам, словно ища спасения. — Не хочу в этом участвовать. Твои проблемы меня абсолютно не касаются.

— Ещё как касаются, — Донхён прищуривается, его зрачки сужаются. Он, подавшись вперёд, опирается локтями на массивный стол, с опасным блеском в глазах смотря прямо на сына. — Ты живёшь за мой счёт. Если мой бизнес рухнет, то ты нахрен никому не будешь нужен. Будешь жалок и беспомощен.

— Как-нибудь да проживу.

— Напомнить тебе… — внезапно рычит отец. Его лицо искажает гримаса гнева, но он тут же осекается, словно передумывает, и уже спокойнее, с холодом в голосе, добавляет: — Ты без меня и дня не проживёшь.

— Что напомнить? — цепляется за первую гневную фразу отца Ким.

Тэхён прищуривается, наклоняясь вперёд, и внимательно разглядывает побагровевшее от злости лицо Донхёна, пытаясь уловить истинный смысл его слов.

— Напомнить тебе, что ты ни на что не способен? Единственное, что ты можешь, — это тратить мои деньги и заполнять бумажки. Ну, и ещё ноги раздвигать. Это вы, омеги, умеете делать в совершенстве, — цинично усмехается отец, а в его глазах вспыхивает насмешливый блеск.

— За меня не переживай, я справлюсь, — фыркает Ким, чувствуя, как к горлу подступает тошнота от всей той мерзости, что говорит Донхён. Он резко поднимается, желая закончить этот ни к чему не ведущий и унизительный разговор.

— Я тебя не отпускал, — со сталью в голосе отчеканивает Донхён. Его усилившийся запах забивается в ноздри, словно невидимые оковы, оплетает всё тело, вынуждая подчиниться.

Тэхён замирает, напрягшись; кулаки сжимаются до побелевших костяшек. Он зло смотрит на отца, с оставшейся уверенностью встречая его властный взгляд.

— Я уже дал свой ответ! — Тэхён всеми силами старается сохранить остатки самообладания, но внутри всё клокочет от злости. Хочется уйти отсюда как можно дальше. Желательно навсегда.

— Мне плевать на твоё мнение! — отец поднимается и, опершись ладонями о полированную поверхность стола, буквально припечатывает омегу к полу тяжёлым, непреклонным взглядом, не оставляя ни малейшей надежды на сопротивление. — Ты должен сделать так, как я сказал!

— А иначе что? — вздёргивает подбородок, набравшись неожиданно проснувшейся смелости.

— А иначе…

Донхён расплывается в хищной ухмылке, от которой по спине Тэхёна пробегает ледяной холодок, и медленно приближается. У омеги от страха сердце бешено колотится — отец пугает сейчас не на шутку. Опасный огонь в его глазах вынуждает отступать, пока омега не врезается спиной в холодную поверхность двери.

— Я не буду этого делать, — с дрожью в голосе произносит Тэхён.

— Будешь, мой мальчик, — Донхён подходит практически вплотную. — Поедешь к нему и будешь жить с ним полгода, докладывая мне обо всех его делах. Любые мелочи. Мне нужно знать о нём всё: что он делает, куда ходит, что ест на завтрак и ужин, и даже сколько раз в день ходит в туалет.

Каждое слово отца звучит как приговор.

— Но зачем?

— Этот человек хочет испортить нам с тобой жизнь, Тэхён, и мы должны уничтожить его первыми.

— Кто этот человек? — с опаской спрашивает Тэхён.

— Чон Чонгук, — со злостью выплевывает альфа.

Что Тэхён знает об этом Чон Чонгуке? На самом деле слишком мало. Судя по той поверхностной информации, что до него доходила, тот является главой преступного синдиката под названием «Чёрный Дракон»; живёт скрытно, на публике появляется нечасто, а для прикрытия владеет крупной строительной компанией. Ким вживую видел его всего раз, на каком-то скучном и пафосном благотворительном приёме год назад, и то издалека. Но рассмотреть его всё же смог. Красивый, статный альфа, брюнет с чёрными пронзительными глазами, которые, казалось, видят его насквозь. Они лишь раз пересеклись взглядами — мимолетно, но достаточно, чтобы у Тэхёна дрожь прошла по всему телу. Чонгук пугает своей густой, ощутимой аурой и хмурым выражением лица. Он опасен и явно не так прост, как думает его самонадеянный отец.

— Думаешь, он вот так запросто согласится взять меня в качестве залога и ещё к какой-то ценной информации подпустит? — скептически хмыкает Тэхён, кривя губы в усмешке, поражаясь наивной глупости отца.

— Конечно, я так не думаю, — фыркает альфа, раздражённо закатив глаза. — Но я смогу убедить его подписать договор о залоге. Дальше уже всё будет зависеть от тебя. Ты красивый, и многие альфы были бы не прочь тебя поиметь. Поэтому я хочу отправить тебя к Чонгуку, чтобы ты вошёл к нему в доверие. В идеале, конечно, было бы хорошо, если бы ты влюбил его в себя, но вряд ли эта каменная глыба способна на такие чувства, — с сомнением протягивает Донхён. — В общем, ты должен достать мне некоторую информацию. Я не знаю, как ты это сделаешь, но ты обязан. Это твой долг передо мной.

Со слов отца всё так просто, но Чон явно не тот человек, к которому легко подобраться. Возможно, он действительно может с лёгкостью подписать договор об отсрочке и взять омегу в качестве залога, но вот доверие… Доверие — штука сложная, и с ним в нынешнее время у многих возникают проблемы. Его не купишь за деньги и не получишь по щелчку пальцев.

— Надеюсь, мне не придётся с ним спать? — с глупой надеждой спрашивает Тэхён, пусть уже и знает, какой ответ его ожидает.

— Если потребуется, то будешь раздвигать перед ним ноги. Не думаю, что это проблема, — как ни в чём не бывало пожимает плечами альфа, словно речь идёт о погоде за окном, а не о чести омеги.

— Нет, я не согласен, — отчаянно качает головой Тэхён. — Я не хочу быть чьей-то шлюхой, тем более ради твоей грязной выгоды.

— Я, по-моему, уже сказал, что слушать твои пререкания не намерен, — лицо отца багровеет от злости. — Ты поедешь к Чонгуку и будешь делать всё, что он от тебя потребует. Будешь терпеть и ложиться под него по первому зову. Ты меня понял?

Глаза начинает жечь от медленно подступающих слёз. В груди всё горит от обиды и негодования. Он, конечно, знал, что Донхён не самый приятный человек, но чтобы настолько… Отдать своего собственного сына врагу ради какой-то призрачной выгоды — это верх мерзости. Чёртов ублюдок. Если до этого Тэхён относился к нему с безразличием, то с сегодняшнего дня он будет ненавидеть его до конца своей жизни.

Но просто так омега сдаваться не хочет. Где-то глубоко внутри ещё теплится слабая надежда, что Донхёна можно хотя бы попытаться переубедить. Должно же быть в нём хоть что-то хорошее? Хоть какая-то капля отцовской любви или сострадания.

— Нет, отец, пожалуйста, я ведь твой сын! — жалобно всхлипывает Ким. — Ты не можешь так со мной поступить! Не можешь заставить меня быть чьей-то вещью! Прошу, — в отчаянной надежде на понимание, на проблеск человечности в его глазах, Тэхён робко протягивает дрожащие руки к отцу.

— Заткнись! — яростно рычит Донхён, с силой сжимая хрупкую шею омеги и припечатывая его к двери до острой боли в затылке. Резким движением он достаёт из-за пояса пистолет, с щелчком снимает его с предохранителя и приставляет дуло ко лбу замершего в ужасе Тэхёна. — Ты благодаря мне появился на свет, и благодаря мне ходишь по этой земле. Я как дал тебе жизнь, так и забрать её могу. Ты принадлежишь мне, запомни это раз и навсегда. Поэтому не зли меня и делай всё, что я сказал. Ясно? — шипит сквозь зубы. Потяжелевший запах сандала наполняет комнату, сдавливая лёгкие омеги.

Сердце в груди бьётся с такой бешеной силой, что отдаёт болезненным эхом в ушах. Холодный металл, впивающийся в нежную кожу лба, пускает по спине мурашки, заставляя всё тело покрыться липким потом. Тэхён дрожит, боясь даже пошевелиться лишний раз, чтобы случайно не спровоцировать роковой выстрел. Взгляд отца, наполненный непроглядной тьмой и неукротимой яростью, ясно даёт понять, что спорить уже нет никакого смысла. Он знает: его отец способен на убийство. Сам не видел, но не раз слышал об этом из обрывков разговоров охраны. А значит, рисковать и проверять это на себе не стоит. Придётся подчиниться, как бы ни была отвратительна сама мысль — трахаться с кем-то ради чьей-то выгоды. Единственное, что сейчас занимает его разум, — это страх и отчаяние.

Жизнь куда дороже уязвлённой гордости.

— Хорошо, я согласен, — хрипит Ким и, не сдержавшись, всхлипывает. Первые крупные слёзы, которые он пытался сдержать всё это время, медленно скатываются по щекам.

— Молодец.

Отец расплывается в самодовольной улыбке и одобрительно, даже с какой-то насмешкой, хлопает ладонью по влажной от слёз щеке Кима.

Он убирает пистолет обратно за пояс, и Тэхён с судорожным облегчением выдыхает — пусть и всё ещё опасливо, словно загнанный зверёк, поглядывая на идущего к своему столу отца.

— На сегодня можешь быть свободен. Завтра мой водитель заберёт тебя и привезёт на встречу. И оденься посексуальнее, — бросает Донхён, даже не удосужившись посмотреть на сына, и возвращается к своим бумагам.

Тэхён нервно кивает, боясь сказать лишнее слово, и буквально выбегает из душного кабинета на улицу, жадно глотая ртом свежий воздух. Около машины он оборачивается к окнам борделя и, полный ненависти, злобно показывает средний палец тёмному стеклу кабинета, где сейчас находится отец.

Страх медленно отступает, а его место в груди занимает обжигающий гнев, требующий справедливости.

— Я ещё отомщу тебе, мерзкий ублюдок, — злобно скалится Тэхён, садясь в свою машину и нервно утирая противные липкие слёзы с щёк. Он заводит мотор и с визгом шин трогается с места.

Отец обязательно поплатится за всё. Тэхён клянётся себе, что найдёт способ, как избавиться от его назойливого, унизительного контроля. Конечно, это случится не в ближайшем будущем, но обязательно случится. Он сделает всё возможное, чтобы этот день настал.

Сегодня же Тэхёну жизненно необходимо напиться до беспамятства и попытаться забыть об этом мерзком разговоре. Ну а завтра… Завтра он будет играть данную ему отцом роль грязной шлюхи. Несмотря на медленно зарождающееся в груди острое чувство презрения к самому себе, отравляющее каждую клеточку его тела.

***

Над небольшим загородным складом нависают тяжёлые грозовые тучи. Кажется, вот-вот начнётся дождь, и первые крупные капли уже оставляют тёмные мокрые пятна на пыльной земле. По округе разносится громкий рокот мотора заведённой фуры, перемешивающийся с приглушёнными голосами рабочих, которые периодически перекрикиваются. Разгрузка товара идёт полным ходом, но недостаточно быстро, что расстраивает. Только вот, к сожалению, повлиять на это Чонгук не может. Грузчиков здесь не так много, как на портовом складе, поэтому и разгрузка занимает больше времени, чем могла бы. Подгонять сейчас рабочих нет смысла — они и так работают на пределе своих возможностей.

Чонгук сидит на прохладном капоте своей чёрной ауди, припаркованной поодаль, и курит, наблюдая за грузчиками. Товар с этой поставки уже забронирован, в ближайшее время будет расфасован по небольшим пакетам и отправлен заказчикам. В основном это владельцы клубов, борделей и подпольных казино. Но иногда наркотики приобретают и мелкие банды, в последствии распространяя их по своим районам обычным людям. Но Чонгука это мало волнует. Ему главное — продать как можно выгоднее, а остальное — уже не его проблемы.

— Во сколько встреча с Доном? — интересуется сидящий рядом Мин Юнги, помощник и по совместительству единственный друг.

Они работают вместе больше десяти лет и за это время стали довольно близки. Мин — единственный человек, которому Чонгук доверяет как самому себе. Когда-то Юнги был его личным охранником и часто находился рядом. Но после смерти отца Чонгук решил сделать его своим помощником, так как за всё время знакомства разглядел в нём хороший потенциал и не прогадал.

Чон двумя пальцами отодвигает рукав пиджака и смотрит на наручные часы. Шесть часов вечера.

— В девять, но мне ещё нужно заехать домой, чтобы переодеться.

— Разгрузка почти закончена, думаю, успеешь.

Чонгук делает последнюю затяжку и отбрасывает окурок в сторону. Тот ярким огоньком пролетает в полумраке и падает на грунтовую дорогу, отбрасывая в стороны множество маленьких искр.

— Очень на это надеюсь, — хмыкает Чонгук. Опаздывать он не любит.

— Как думаешь, зачем он попросил о встрече?

— Он не сказал, — пожимает плечами, — но, возможно, хочет вернуть долг.

— За ту партию, что брал у нас месяц назад? — с удивлением спрашивает Юнги.

— Да.

— Я думал, он вернул, — Юнги хмурится, бросая взгляд на Чонгука.

— Если бы вернул, я бы не согласился на эту встречу.

— У этого человека дохрена денег, неужели нет парочки свободных миллионов? — фыркает Мин и достаёт из кармана сигареты; он закуривает одну и протягивает пачку Чонгуку, но тот, качнув головой, отказывается. Юнги хмыкает, пожимает плечами и прячет их обратно в карман.

— У него есть деньги, я в этом уверен, — соглашается с другом Чонгук, — и мне даже интересно, как он сегодня выкрутится. Что-то мне подсказывает, что он попросит отсрочку.

— И ты ему её дашь?

— Посмотрим, какие будут условия, — ухмыляется Чон.

Если предложение Дона будет выгодным, то Чонгук непременно даст ему отсрочку. В деньгах сейчас нужды нет, а вот поиметь какую-то выгоду для себя было бы неплохо.

***

Лишь спустя долгих два часа Чонгук, дико уставший и раздражённый, наконец попадает домой. Его глаза, покрасневшие от постоянного напряжения и хронического недосыпа, болезненно жжёт, и единственным желанием сейчас кажется закрыть их и провалиться в глубокий, безмятежный сон на пару дней как минимум. Но суровая реальность бизнеса безжалостна. В его жизни, к сожалению, нет места для спокойного, размеренного сна. Едва удаётся успешно завершить одно важное дело, как тут же на горизонте возникают два новых, требующих немедленного внимания, и этот бесконечный круговорот дел, кажется, никогда не закончится. На полноценный отдых попросту не остаётся времени.

Переступив порог своей просторной квартиры, Чонгук с облегчением стягивает с напряжённых плеч пиджак и небрежно бросает его на чёрный кожаный диван в гостиной.

«Так, нужно хоть немного прийти в себя и расслабиться», — думает он, направляясь на кухню.

В мини-баре у него достаточно много алкоголя, но сейчас ему нужен именно виски. Он наливает немного янтарной жидкости в гранёный стакан и залпом выпивает, даже не поморщившись от горечи — уже привык. Крепкий алкоголь обжигает горло, а затем приятным, согревающим теплом разливается по всему телу, расслабляя и хоть немного снимая напряжение.

Опустевший стакан со звоном отправляется в раковину, а Чонгук направляется в душ, надеясь смыть усталость и немного взбодриться.

Позже, уже стоя в просторной гардеробной перед большим зеркалом в полный рост, Чонгук сосредоточенно и придирчиво разглядывает своё отражение. Особо сильно наряжаться он не стал, ведь предстоящая встреча не носит официального характера, поэтому и выбор пал на обычную, но идеально сидящую хлопковую чёрную рубашку. Он небрежно закатывает рукава до локтей, открывая вид на правую руку, увитую татуировками, и аккуратно заправляет рубашку в узкие чёрные классические брюки с широким кожаным ремнём. На ногах — до зеркального блеска отполированные кожаные туфли с элегантными закруглёнными носами, а запястье левой руки украшают дорогие серебряные часы, поблескивающие в приглушённом свете.

Прилично и не слишком вычурно. Как раз то, что нужно для сегодняшнего вечера.

Расстегнув две верхние пуговицы рубашки, чтобы дышалось свободнее, Чонгук зачёсывает назад пальцами тёмные волосы, придав им более-менее приличный вид, и покидает гардеробную, направляясь в кабинет за документами для встречи.

***

В узкий переулок, зажатый между старыми кирпичными зданиями, медленно въезжают две чёрные, наглухо тонированные ауди и паркуются на тротуаре перед небольшим японским ресторанчиком, освещённым мягким светом бумажных фонарей. Чонгук, расположившийся на заднем сиденье одной из машин, постукивает кончиками пальцев по подлокотнику и ждёт знака от охраны. Двое крепких альф уже вышли из второй ауди и внимательно осматривают окрестности, убеждаясь в безопасности. Водитель, облачённый в строгий чёрный костюм, также остаётся в машине и не спешит глушить двигатель, держа руки на руле — мера предосторожности, ставшая привычкой.

Когда один из охранников наконец стучит в стекло, давая понять, что всё хорошо, Чонгук открывает дверь и ступает на мокрый после недавнего дождя тротуар. Он по привычке осматривается вокруг, желая лично убедиться в безопасности, и только после этого уверенной походкой направляется к ресторану в сопровождении трёх человек из охраны; остальные на всякий случай останутся на улице.

У входа их встречают двое широкоплечих вышибал в чёрных костюмах и с каменными, не выражающими ни единой эмоции лицами. Видимо, люди Донхёна. Они осматривают Чона и его охрану с ног до головы нечитаемыми взглядами, а затем отступают в стороны, пропуская их.

Внутри людей практически нет, лишь персонал и, судя по всему, ещё несколько человек Дона, которые стоят у стен и внимательно наблюдают за вошедшими. Сразу понятно, что ресторан на этот вечер забронирован полностью. Это даже к лучшему: меньше людей — меньше лишних глаз и, следовательно, проблем.

Само помещение кажется довольно уютным. Приглушённый тёплый свет, мебель из светлого дерева, а столики отгораживаются друг от друга небольшими бумажными перегородками в деревянных рамах с цветочным принтом.

В VIP-комнату, где и должна проходить встреча, Чонгук входит без стука. Знает, что его ждут. С порога ему в нос бьёт смесь феромонов, алкоголя и сигаретного дыма. Свет, так же как и в общем зале, приглушён, создавая атмосферу некой таинственности. За длинным прямоугольным столом в центре сидит Ким Донхён, более известный, как Господин Дон. Он в классическом чёрном костюме, белой рубашке, застёгнутой на все пуговицы, и с неизменно дорогими золотыми часами на запястье. Его тёмные волосы с едва заметной проседью идеально уложены, а на губах играет привычная наглая ухмылка, которая всегда раздражала Чонгука, в принципе, как и сейчас. За спиной у Дона стоят четыре наверняка вооружённых до зубов охранника с не менее каменными лицами, чем у тех снаружи.

Как только дверь открывается, Дон тут же отрывает взгляд от лежащих перед ним на столе документов и смотрит на Чонгука, сменив усмешку на широкую и совсем не искреннюю улыбку.

— Чонгук, — радостно восклицает тот, поднимаясь, — рад тебя видеть.

— Не могу сказать, что это взаимно, — усмехается Чон, подходя ближе, и крепко пожимает протянутую ему руку.

Их отношения нельзя назвать дружескими или даже партнёрскими. Между ними всегда чувствуется напряжение и скрытая за масками взаимная неприязнь, однако сотрудничать приходится из-за сфер деятельности. Чонгук — торговец наркотиками и оружием, а Донхён — владелец сети борделей, закупающий у «Черного Дракона» наркотики. Если бы не это, Чонгук бы рядом с этим человеком даже на унитаз не присел, слишком уж мерзкий тип.

— Грубиян, — мастерски маскируя раздражение, смеётся Дон и жестом указывает на место за столом напротив своего. — Присаживайся.

— Благодарю, — Чонгук усаживается на деревянный стул, а за спиной тенями выстраивается его охрана.

— Выпьешь? — предлагает Донхён, кивнув в сторону бутылки виски на столе.

— Нет, спасибо, — отказывается Чон, качнув головой. Пить с этим человеком за одним столом он точно никогда не будет.

— Ну, раз обмен любезностями закончен, предлагаю приступить к делам, — заняв своё прежнее место, более серьёзно говорит Донхён.

— Согласен. Что насчёт твоего долга? Собираешься возвращать? — с ноткой иронии в голосе сходу интересуется Чонгук и кладёт на стол папку с документами. — Надеюсь, ты позвал меня именно за этим.

— Конечно, собираюсь, — морщится, словно его задевают эти слова, но Чон уверен, что это далеко не так.

Этот человек хитёр, как лиса, и изворотлив, как уж, — не просто так ведь он поднялся с самых низов и стал большим боссом. Для этого нужна не только сила, но и неплохие мозги. Кому как не Чонгуку это знать.

— Да? — наигранно удивляется Чон, вскинув бровь. — А мне казалось, всё совсем наоборот, — он открывает первую страницу папки и, читая, продолжает: — Ты должен был выплатить мне полтора миллиона долларов за партию наркотиков весом в тридцать килограммов. Срок выплаты был две недели, но прошёл уже месяц. Соответственно, набежали проценты, и на данный момент ты должен мне два миллиона долларов. Как будешь отдавать? Не заметил тут чемодана с деньгами.

Чонгук поднимает глаза и пристально смотрит на своего оппонента, буквально прожигая дыру в его наглом лице. Тот же, как ни в чём не бывало, улыбается и стойко выдерживает тяжёлый взгляд, да так умело, что ни один мускул на его лице не дрогнул.

Этот человек интуитивно раздражает Чонгука, а знание о том, как именно омеги попадают к нему в бордели, лишь усиливает это чувство. Руки чешутся от сильного желания придушить Донхёна за все разрушенные им жизни.

— Я понимаю, Чонгук, — тяжко вздохнув, отвечает альфа, — но и ты пойми: у меня пока нет таких денег. Кто-то усиленно копает под меня, норовя засадить за решётку, и это мешает мне в полной мере развивать бизнес, отчего страдает мой кошелёк.

Чонгук мысленно усмехается, прекрасно зная, что под него копают и кто именно это делает.

— Ну, тут и мой кошелёк страдает. Всё-таки деньги немаленькие, — безразлично отвечает Чон и, сложив руки на груди, откидывается на не совсем удобную деревянную спинку стула.

— Хорошо, — сдаётся Донхён. Он хитро сощуривает глаза и, чуть склонившись вперёд, хлопает ладонями по столу, — предлагаю договориться.

— О чём?

В принципе, Чонгук нисколько не удивлён — всё идёт так, как он и предполагал. Скорее всего, сейчас Дон попросит отсрочку.

— Предлагаю тебе во временное пользование моего сына. Он будет у тебя полгода в качестве залога, а я за это время соберу деньги и верну тебе долг.

Ожидал всего, но не этого.

Поначалу всё сказанное Чонгуку кажется шуткой, и он даже хочет посмеяться, но серьёзное лицо собеседника говорит об обратном. Нет, Чон, конечно, знал, что Донхён та ещё мразь, но чтобы настолько… Предложить собственного сына врагу — насколько нужно быть отмороженным? Конечно, они враги неофициально, но Чонгук не сомневается, что Дон уже знает или, по крайней мере, догадывается, кто именно под него копает.

— Ты шутишь? — всё же не сдержавшись, смеётся Чонгук. — На кой чёрт мне твой сын? Меня интересуют деньги.

— Погоди отказываться, — загадочно улыбается Донхён и кивает одному из своих охранников, который тут же выходит за дверь. — Поверь мне, ты не пожалеешь, если возьмёшь его в качестве залога. Он мне очень дорог. К тому же, этот омега не какая-то там шлюха — так сказать, предлагаю тебе эксклюзив. Сын самого Ким Донхёна.

— Не думаю, что он стоит тех денег, которые ты мне должен, — с сомнением отвечает Чонгук и вдруг замирает, напрягшись, когда в нос ему бьёт нежный аромат магнолии.

Медленной, но уверенной походкой, с гордо поднятой головой, к Донхёну подходит молодой, невероятно красивый омега с тёмными волосами и пронзительно серыми глазами. Он облачён в чёрную полупрозрачную рубашку, едва скрывающую соски, и чёрные брюки-палаццо. Выражение лица безэмоциональное, а взгляд кажется каким-то пустым — от омеги веет холодным безразличием ко всему происходящему. Чонгуку стоит больших усилий отвести от него взгляд и посмотреть на Дона.

— Вот он, — с гордостью представляет Донхён, — мой единственный и любимый сын. Его зовут Тэхён. Скажи же, он великолепен?

Донхён приподнимает брови, выжидающе смотрит на Чона, который снова впивается взглядом в безэмоциональное лицо омеги, и растягивает губы в ухмылке.

Чонгук знал, что у Дона есть сын, и даже видел его однажды на каком-то приёме, но близко с ним не контактировал. И да, он полностью согласен — омега выглядит потрясающе.

— Он красив, глупо это отрицать, но я уже сказал, что мне не нужна шлюха в качестве залога.

Тэхён едва заметно прищуривается и тихо фыркает себе под нос, что не скрывается от внимания Чонгука. Видимо, его задели эти слова, а это означает лишь одно: безразличие — лишь хорошо отрепетированная маска.

— Боже, Чонгук, — раздражённо и с толикой злости восклицает Дон, всплеснув руками, — он не шлюха. Это ведь мой сын, разве я позволил бы ему раздвигать перед кем-то ноги? Он работает на меня только менеджером, но тебе я позволю делать с ним всё, что захочешь. Можешь трахать его, бить, держать в подвале или, не знаю, что ты там обычно любишь делать с омегами.

Чонгук смотрит на Донхёна с презрением и, не выдержав, в отвращении кривится. Он сам, конечно, не ангел, вот только на такие омерзительные поступки точно не способен. Возможно, сам Дон и не гнушается заниматься подобными мерзостями, но Чонгук за всю свою жизнь никогда не причинял омегам вреда, считая их слишком хрупкими и нежными. Да он даже в борделях никогда не был, трахаясь последние четыре года лишь с постоянным любовником, с которым расстался буквально пару месяцев назад.

Однако на данный момент его больше злят слова Дона о Тэхёне. Как можно вот так просто позволить кому-либо использовать собственного сына, как шлюху? В груди поднимается волна негодования.

— Ты, видимо, меня с кем-то спутал, — со сталью в голосе отвечает Чонгук. — Я что, похож на того, кто способен на такое?

— Ну, никогда не знаешь, что творится в головах других людей. Я всего лишь предложил, а не утверждал, что ты это делаешь. Не кипятись, — улыбается Донхён, стараясь сгладить ситуацию.

— Если не уверен в чём-то, не стоит разбрасываться такими словами.

— Понял, принял, — хмыкает альфа, приподняв руки в защитном жесте. — Так ты согласен взять его в качестве залога? Поверь, сын очень дорог мне, и я обязательно верну долг, чтобы забрать его обратно.

Чонгук смотрит на омегу и всерьёз задумывается над предложением Дона. Наверняка Тэхён в курсе всех тёмных дел своего отца и, работая на него, мог слышать какую-нибудь интересную для Чонгука информацию. А если получится сблизиться с Тэхёном, то Чонгук сможет перетянуть омегу на свою сторону и в будущем с его помощью добудет полезную информацию о делах его отца. Деньги сейчас для Чона не главная цель, куда больше его интересует компромат, чтобы на долгие годы засадить Донхёна в тюрьму, а желательно — на пожизненное. Поэтому предложение кажется ему вполне выгодным — с чем чёрт не шутит. Возможно, именно этот Тэхён и поможет ему избавиться от Донхёна.

Конечно же, Чонгук понимает, что Дон специально предлагает ему этого омегу, чтобы также нарыть что-нибудь полезное. Но это не беспокоит — он просто не будет давать Тэхёну ни единой возможности приблизиться к своему бизнесу и документам. Донхён, видимо, считает его тупым, если думает, что Чонгук об этом не догадается. Глупо с его стороны, но зато на руку самому Чону.

— Хорошо, я возьму его в качестве залога, — соглашается, едва сдерживая довольную улыбку.

— Отлично, — восклицает Дон, хлопнув в ладоши, и, нахмурившись, уже более серьёзно добавляет: — Только у него есть небольшой брак. Надеюсь, тебя это не смутит.

Чонгука смущает только чёртово слово «брак», которое этот ублюдок применяет к своему сыну-омеге. Он бы с радостью сейчас высказал ему всё, что думает о нём, но, к сожалению, нужно играть роль и не показывать своего истинного отношения ко всему, чем занимается Донхён.

— Какой же? — придав лицу максимально заинтересованное выражение, вздёргивает бровь Чон.

— Он четыре года назад попал в аварию, знаешь ли, внутреннее кровотечение и всё такое. Поэтому у него на животе есть шрам, — Дон нагло задирает рубашку на животе омеги, демонстрируя тот самый «брак». Тэхён заметно напрягается, но ничего против не говорит, продолжая стоять смирно, подобно статуе.

Чонгук едва сдерживает гнев от столь наглого действия, а когда переводит взгляд на живот омеги, шокировано выдыхает. Складывается ощущение, словно его зашивал не хирург, а какой-то самоучка где-то в подвале, иначе не объяснить белый продольный корявый шрам, заметно контрастирующий с его карамельной кожей. Но он не испытывает никакого отвращения, отнюдь, ему даже становится жаль, что этому омеге пришлось такое пережить.

— Меня это не смущает, — спустя недолгую паузу отвечает Чонгук.

— Отлично, тогда давай подпишем договор об отсрочке, — опустив рубашку омеги, Донхён роется в бумагах перед собой и передаёт два листа Чону.

Чонгук изучает договор внимательно и досконально, стараясь не пропустить ни единой буквы, напечатанной мелким шрифтом, и лишь когда понимает, что в нём нет ничего криминального, размашисто подписывает оба экземпляра. Передавая один из них обратно, он мысленно усмехается, понимая, что Дон с самого начала надеялся на его согласие, раз даже договор подготовил. Хитрый ублюдок, но ничего, Чонгук мастерски подпортит его якобы идеальный план.

Встреча заканчивается практически сразу после подписания и крепкого рукопожатия. Затем Чонгук кивает своим людям, которые тут же направляются к выходу, и смотрит на Тэхёна.

— Идём.

Омега, ничего не ответив, проходит мимо, прямо к выходу из ресторана, даже не попрощавшись с Доном. Тот провожает его нечитаемым взглядом и громко вздыхает:

— У него сложный характер, надеюсь, вы поладите.

— Не переживай, я разберусь, — натянув на лицо подобие улыбки, Чонгук покидает VIP-комнату, не видя, как в этот момент Донхён хищно ухмыляется, глядя ему в спину.

Чонгук садится на заднее сиденье автомобиля, где с другой стороны удобно устроился Тэхён, отсутствующим взглядом смотрящий в окно. Он пару секунд внимательно разглядывает идеальный профиль омеги, в очередной раз отмечая, насколько тот красив, а после, отвернувшись, бросает водителю короткое: «Домой».

После столь неприятной встречи хочется покурить и расслабиться, однако он этого не делает. Мало ли, может, Тэхён не любит запах дыма.

До пентхауса они добираются ближе к полуночи. На подземной парковке молча выходят из автомобиля и так же молча поднимаются на двадцать пятый этаж. Двое альф из охраны, стоящие у двери, вежливо кланяются, приветствуя своего босса. Чонгук кивает им, открывает дверь ключом-картой и, чуть отступив, пропускает Тэхёна вперёд.

— Проходи.

Тот, ничуть не смущаясь, скидывает у входа обувь и, не дожидаясь хозяина, идёт вглубь квартиры. Прямо как к себе домой.

Чонгук удивлённо выгибает бровь. Он-то думал, что омега будет чувствовать себя неуютно в чужой квартире, а оказалось, что зря переживал.

Скинув обувь, Чон бесшумно следует за Тэхёном и находит его стоящим у панорамного окна в гостиной. Тот, сунув руки в карманы брюк, задумчиво смотрит на мерцающие огни города, расстилающиеся под ногами, и едва заметно покачивается на носках. Этот омега кажется Чонгуку отстранённым, словно он живёт в своём мире, не замечая ничего вокруг.

Чонгук подходит ближе.

— Нравится? — интересуется.

Тэхён бросает на него беглый взгляд и лениво пожимает плечами.

— Обычный вид, я к такому уже привык.

Чонгук впервые слышит его бархатный, глубокий голос, на удивление приятно ласкающий слух. Он хочет услышать его ещё, поэтому решает продолжить разговор.

— Неужели? — скептически изгибает бровь.

— Моя квартира находится в том доме.

Тэхён кивает куда-то в сторону. Проследив за его взглядом, Чонгук видит элитную многоэтажку, похожую на ту, в которой живёт сам.

— Вот уж не думал, что мы соседи, — усмехается Чон. — Никогда тебя здесь не видел.

Он полагал, что Тэхён живёт с отцом в загородном особняке.

— Не думаю, что мы с вами так часто ходим пешком, чтобы встретиться, — иронично подмечает омега.

— И то верно.

Дома Чон бывает довольно редко, а на улицу практически не выходит из соображений безопасности. Только с охраной, и то — до машины и обратно. Когда ты торговец наркотиками и оружием, немало людей хочет тебя прикончить, так что тут не до мирных прогулок по району. Честно говоря, хотелось бы хоть раз забыть о преступном мире и побыть обычным человеком. Где-нибудь прогуляться без забот и проблем за плечами, не думая о делах.

— Где моя комната? — внезапно спрашивает омега, наконец оторвавшись от созерцания ночного города.

— На втором этаже.

Развернувшись, Чонгук идёт к мраморной лестнице с металлическими перилами, слыша за спиной едва уловимый звук чужих шагов.

Запах омеги медленно заполняет пространство, смешиваясь с запахом Чонгука. В этой квартире, кроме хозяина, никто никогда не жил, и оттого альфе немного странно чувствовать здесь чужой аромат.

Распахнув дверь одной из гостевых спален, находящуюся рядом со своей, Чон отступает в сторону, пропуская Тэхёна вперёд. Тот заходит и с интересом оглядывается, правда, смотреть тут особо не на что: широкая двуспальная кровать, заправленная белым хлопковым бельём, две тумбочки у изголовья из светлого дерева, две двери, ведущие в гардеробную и ванную, на стене картина какого-то современного художника и панорамное окно, по бокам которого висят тёмные шторы. Чонгук предпочитает минимализм, поэтому в квартире практически нет лишней мебели или предметов интерьера — только всё самое необходимое.

— Скромненько, — хмыкает Ким, поджав губы.

— Располагайся.

— Спасибо.

— Спокойной ночи, Тэхён, — коротко улыбается Чон и оставляет омегу одного.

Выйдя из спальни, Чонгук плотно прикрывает за собой дверь и слышит в ответ тихое «Спокойной ночи». Дёрнув уголком губ, он встряхивает головой и идёт на балкон, чувствуя дикую усталость, давящую на плечи. Срочно нужно покурить и немного расслабиться.

День сегодня был какой-то слишком странный.