Мрачный похититель

Сегодняшний день...

Двери в камеру для допросов с грохотом распахиваются, ударяясь о стены.

Виктор и Эйден втаскивают долговязого мужчину с козлиной бородкой и в забрызганной кровью рубашке. Его лицо изуродовано, и он молит о пощаде.

Ублюдок. Он зря тратит свое дыхание. Милосердие — это то, чего никто в этой комнате к нему не проявит.

Сегодня ночь расплаты. Ночь ответов и того, чтобы наши враги ответили за свои преступления.

Восемнадцать месяцев назад каждый мужчина в этой комнате потерял отца, когда Синдикат подвергся бомбардировке в ходе тайного заговора с целью его устранения.

Массимо — это все, что осталось. Одинокий человек, которому удалось сохранить богатство тайного общества преступных семей, которые когда-то считались силой, с которой приходилось считаться. Массимо был посвящен, когда наш отец сделал его боссом семьи Д'Агостино.

Мой брат был единственным, кто выжил во время бомбардировки, и единственной причиной, по которой он выжил, были другие тайные заговоры, спровоцированные Риккардо Балестери. Врагом моей семьи.

В попытке заполучить богатства Синдиката Риккардо предал их и заключил союз с Владом Кузнецовым, правой рукой Мортимера из Круга Теней. Они были единственными людьми, достаточно сильными, чтобы сразиться с ними. Мы думали, что они были исключительно виноваты в бомбардировке, пока не получили анонимное письмо, сообщающее нам, что есть и другие ответственные лица. Тогда и началось наше стремление к мести как группы.

Для меня, однако, это было глубже, потому что я подозревал большее участие в отношении Мортимера Вигго. Я был хорошо знаком с тем, как он работал, с тех пор, как я пытался отомстить за свою Алиссу.

Это Влад убил Алиссу. Тот, кто сделал отвратительное вещи с моей девочкой, прежде чем отрубил ей голову и отправил мне в коробке, но Мортимер послал его убить ее. Я убил Влада, но я все еще ищу мести Мортимеру.

Влад организовал заговор с Риккардо, чтобы уничтожить Синдикат, но мы знали, что присутствие любого члена Тени могло возникнуть только в том случае, если Мортимер санкционировал это. Мы понятия не имеем, кто еще был вовлечен, но я знаю, что получение ответов начнется с него.

Этот ублюдок — наша первая удача за все это время. Грёбаный шпион.

— Этот ублюдок знает все ответы. Играет на стороне, грязная сволочь, — кричит Виктор, его голос слышен с сильным русским акцентом.

Виктор стал боссом семьи Романовых после смерти отца, Эйден его брат. Они часть Братвы. Их отец, как и наш, был членом Синдиката.

— Этот кусок дерьма сделал бомбу, которая убила наших отцов, — добавляет Эйден, подталкивая мужчину вперед.

Я приковываю свой взгляд к мужчине в их объятиях. Это он сделал бомбу. Это знание просто поставило чернила на его свидетельстве о смерти.

Массимо и Доминик отходят с дороги, когда Виктор тащит мужчину к стене, а Эйден закрепляет его запястья цепями. Затем они оба отходят в сторону, позволяя Массимо взять управление на себя, показывая свое уважение к его лидерству и авторитету здесь.

— Как его зовут? — спросил Массимо.

— Уилсон Паркер, — ответил Виктор.

— Что о нём известно?

— Двадцать девять лет, проживает в Саммер-Хайтс. Ранее служил армейским сапером, теперь занимается хакерством. Именно он, по поручению Мортимера Вигго, создал бомбу, которая убила наших отцов, и взломал системы здания Синдиката, чтобы это стало возможным. С Мортимером он сотрудничает уже много лет.

Вот оно.

Вот оно, черт возьми. Вкус того, что я подозревал.

Мортимер Вигго был более вовлечен, чем мы думали. Когда мы получили это письмо, он был первым, кто пришел мне на ум.

Теперь мы знаем, что Влад и Риккардо были всего лишь марионетками. Хозяином, управляющим нитями, всегда был Мортимер.

Так же, как и шесть лет назад.

Массимо смотрит на меня, а Доминик хрустит костяшками пальцев. Они оба знают, что у меня есть личная заинтересованность в этом из-за Алиссы.

— Разреши с ним поговорить, брат? — спрашиваю я Массимо, доставая нож из заднего кармана.

— Конечно, — отвечает Массимо.

Я подхожу прямо к Уилсону, и он вздрагивает при виде меня.

— Пожалуйста... пощадите меня. Они убьют меня, если я заговорю, — бормочет Уилсон. Один из его зубов падает на землю, и я хмурюсь, увидев это.

— Заткнись, — кричу я. Мой голос разносится по комнате, отражаясь от стен. — Что, по-твоему, мы с тобой сделаем?

Я не могу терпеть таких идиотов. Которые считают, что мы просто зададим им вопросы и отпустим.

— Пожалуйста, умоляю тебя. У тебя уже есть имя. Разве этого недостаточно?

— Будет достаточно, когда я скажу, — сообщаю я ему. — Расскажи нам все. Я хочу знать все, что сделал Мортимер Вигго.

— Там... слишком много всего, — бормочет он.

Слишком много? Господи... Интересно, когда слишком много — это действительно слишком много.

Тип грехов и секретов, которые потрясли мою семью с тех пор, как началось это дерьмо, были такими, которые ни один мужчина никогда не забудет. Они были такими, которые меняют человека навсегда. Внутри и снаружи. Я наблюдал, как в моих братьях происходили перемены почти каждую секунду. Эти перемены уже произошли со мной, когда убили Алису.

Все, что произошло, стало для нас грубым пробуждением, которое никто не мог предвидеть. И все это произошло в один день.

Не только Синдикат подвергся бомбардировке, но и дверь в пресловутый шкаф открылась, и все скелеты вывалились наружу, шепча секреты на устах и держа в руках кинжалы, готовые убивать и забирать.

В тот день мы потеряли Па. Бомба ранила его, но именно пуля Риккардо в голову прикончила его. Мы также узнали, что тот же дьявол убил нашу мать почти двадцать лет назад, и представил это как самоубийство.

Потом мы потеряли Андреаса, нашего старшего брата. Я думаю, что из всего, что произошло, его действия ранили меня сильнее всего. Я всегда подозревал, что, если кто-то и пойдет на поводу врагов, так это он. Он так и сделал.

Когда Па выбрал Массимо главой семьи, Андреас встал на сторону Риккардо, чтобы уничтожить нас. Все это было попыткой забрать себе империю Д'Агостино.

Все это дерьмо — это то, что вы называете слишком много, и было еще больше. Это были просто худшие части катастрофы.

Я встаю прямо перед лицом Уилсона и убеждаюсь, что этот ублюдок видит, насколько я серьезен. Я хочу, чтобы он увидел меня настоящего, увидел, что я мужчина, которому нечего терять.

У таких, как я, нет души, они не знают границ. Все, что питает меня, это месть и жажда крови, чтобы утолить месть, которая поглощает все мои мысли.

Я хочу, чтобы он это увидел и понял, что я не тот человек, с которым стоит связываться. Когда я смотрю на него, в его глазах появляется понимание. Оно приходит вместе с ужасом, когда я поднимаю нож. Я не уверен, что он достаточно напуган, поэтому мне придется поднять планку.

— Уилсон... Я не знаю, с кем ты привык иметь дело, но сейчас не время для дерьма. Это единственное предупреждение, которое ты получишь от меня. Говори, или я убью тебя медленно. Не говори, и это будет медленнее, мучительно и невыносимо больно. И ты будешь умолять меня прикончить тебя. — Я улыбаюсь, и его глаза расширяются.

Но как я и предполагал, он хранит молчание.

Я смотрю на Массимо, ожидая разрешения действовать, и он кивает. Получив его одобрение, я вонзаю нож в плечо Уилсона. Это его не убьет, но причинит достаточно боли, чтобы заставить этого ублюдка плакать. Это определенно так.

Он воет от боли и начинает реветь, выливая глаза. Затем он продолжает молить о пощаде.

— Ты дурак, прекрати, прекрати просить о пощаде, — реву я. — Зачем нам тебе ее давать? Ты сделал эту гребаную бомбу.

Я выдергиваю нож из его плеча и вонзаю ему в правый бок. Крик, вырывающийся из его губ, пронзает меня насквозь, и снова, когда я вставляю нож глубже, металл царапает кость.

— Остановись! Пожалуйста ... — кричит он.

Кажется, мы к чему-то пришли. — Готов поговорить? Или мне начать отрубать конечности?

Он ничего не говорит. Я и так пришел без всякого терпения, так что его молчание просто выводит меня из себя. Я достаю пистолет и стреляю ему в верхнюю часть бедра. На этот раз, когда он кричит, это похоже на то, как будто смерть пришла за ним. Я надеюсь, что этого будет достаточно, чтобы убедить его. Если я причиню еще больше вреда, он может быть нам не полезен.

Я снова взвожу курок пистолета, и он снова кричит.

— Нет, пожалуйста. Я расскажу вам все, что знаю.

— Продолжай. Мы так хотим услышать, что ты скажешь, — поддразниваю я.

— Мортимер согласился работать с Риккардо Балестери, когда тот сказал ему, что у твоего отца есть связи с российским и итальянским правительствами. Это было для Синдиката, чтобы захватить различные деловые контракты, — объясняет он слабым голосом. Я сжимаю кулаки при упоминании моего отца.

Я знал, что будет еще много дерьма, которое мне не понравится.

— Продолжай, — подбадриваю я.

— Это означало бы больше богатства, контроля и власти для Братства. Контроль над ресурсами, на которых процветает преступное подполье. Владение нефтяной компанией сделало твоего отца самым богатым в Синдикате, поэтому главы правительств согласились подписать с ним контракты. Он планировал передать право собственности Синдикату, чтобы они разделили его как группа. Мортимер всегда искал способ искоренить Синдикат. Он хотел, чтобы они были уничтожены, но он хотел, чтобы твой отец умер, потому что без него контракты были бы недействительны.

Мне нужно обратиться к Массимо за силой, потому что я только что получил подтверждение, что Мортимер приказал убить кого-то еще, кто был важен для меня. Моего отца.

Но Массимо не может смотреть на меня. Он смотрит на Уилсона. Как и Доминик.

Я снова обращаю внимание на Уилсона и пытаюсь сохранять спокойствие. Я хочу узнать все, что только можно узнать. А потом я его убью. Снесу ему голову и надеюсь, что это будет похоже на то, как если бы тебя разорвало на куски.

— Что еще? — требую я. — Должно быть что-то еще. Мне все равно, кто ты. Бывший армейский офицер или чертов бог технологий. Тебе нужна была помощь, чтобы провернуть такой трюк.

— Риккардо был не единственным членом Синдиката, который отвернулся от них, — хрипло говорит он. — В плане Мортимера участвовало еще пять групп.

Господи Иисусе. Я тоже это подозревал. Черт, ненавижу быть правым. Когда я услышал, что случилось, я решил, что такой заговор имел бы смысл только в том случае, если бы кто-то другой помогал им всем. И гребаные виновники должны быть людьми, которых мы знаем.

Синдикат состоял из шести семей: четырех итальянских и двух из Братвы.

Поскольку это не может быть семья Риккардо, Д'Агостино или Романовы. Остаются остальные.

— Кто они? Назови мне имена, — требую я.

— Я знаю только о Волковых, но Риккардо их обманул.

Моя кровь кипит, и я чувствую, как напряжение передается всем вокруг меня.

Массимо подумывал связаться с ними, чтобы реформировать Синдикат. Услышав это, я понял, что людям действительно нельзя доверять.

— А как насчет остальных?

— Я не знаю имен остальных. Я знаю только, что контракты, подписанные твоим отцом, были тем, что привело в движение механизмы, чтобы собрать всех вместе.

— Ты больше не знаешь ни одного имени! — кричит Массимо.

— Нет. Я слышал упоминания об итальянцах. Но имен нет.

Маццоне были единственной другой итальянской семьей в Синдикате. Но он не назвал их имен. Это могут быть они, а могут и не быть.

— Kruv' omertà, — бормочет он, и мои нервы напрягаются при упоминании этих слов. — Я слышал это несколько раз.

Я прищуриваюсь и смотрю на Массимо. Kruv' omertà — это тайная клятва крови на обет молчания, заключенная между членом Братвы и человеком из Ла Коста Ностра.

Это редкая клятва. За все мои тридцать лет я слышал о клятве только мимоходом, может быть, дважды. Это не то, что широко практикуется, потому что это серьезная клятва, которая связывает тех, кто ее принял, до самой смерти.

— Кто это сказал? — спрашиваю я.

— Мортимер. — Уилсон смотрит на Массимо, а затем снова на меня.

— Я больше ничего не знаю. Вот и все. Люди, которые собрались вместе, хотели разрушить Синдикат. План провалился, когда умер Риккардо. Они думали, что он будет последним членом. Он должен был стать для них активом со всем богатством, которое он унаследовал бы от Синдиката. Пока Синдикат существует и он находится вне их контроля, у вас всегда будут враги, поджидающие следующего шанса.

Кажется, он дал нам все, что мог, и это слишком много. Слишком много для обработки, потому что это означает, что восемнадцать месяцев назад было лишь верхушкой дерьма. Есть еще больше того, что нужно открыть, больше вещей, на которые нам нужны ответы.

— А ты? Что ты сделал? — спрашивает Массимо. По тону его голоса я понимаю, что смерть, следующая на очереди. — Ты сделал бомбу, как ты ее туда протащил?

— Волковы мне помогли. Я связался с ними, чтобы определить, когда мне следует взорвать ее.

Массимо смотрит на него долго и пристально. Несколько секунд молчания проходят между ними. Несколько секунд ничегонеделания, с тишиной, висящей в воздухе.

— Есть что-нибудь еще? — спрашиваю я, вмешиваясь.

— Нет, — отвечает Уилсон.

Я щелкаю пистолетом, чтобы прикончить его, но другая пуля крадет у меня момент и попадает ему прямо между глаз. Кровь брызжет во все стороны, и тело Уилсона обмякает.

Я поворачиваюсь и вижу Массимо с поднятым пистолетом, палец все еще на курке. Он так быстро вытащил пистолет, что я даже не заметил его приближения.

— Он был моей добычей. В конце концов, его бомба должна была убить и меня тоже. Я должен был умереть в тот день, но я все еще стою. Его жизнь была моей, — говорит Массимо. — Па умер у меня на руках... — Его голос затихает. Ему больше ничего не нужно говорить.

Челюсть Массимо напрягается, и я вижу, что он пытается сдержать ярость. Так же, как и я. Доминик ничего не говорит. Он снова тихий, необычно тихий, и я чувствую, что это слишком для него. Человек может вынести лишь определенное количество дерьма, и он сам не свой с тех пор, как все пошло к черту.

— Что теперь? — спрашивает Виктор через несколько мгновений.

Мы смотрим на него, и у меня на самом деле нет ответа для него. Я не думаю, что у Массимо тоже есть. Мы знали, что Мортимер был замешан, но теперь мы знаем больше подробностей и у нас нет возможности найти его.

Это старые новости, и в довершение всего, никто никогда не видел его лица.

Я гоняюсь за безликим злодеем последние шесть лет, и я не знаю, был ли я когда-либо близок к тому, чтобы найти его. Никто не знает, как на самом деле выглядит Мортимер Вигго. Они знают только его имя, и обычно, если вы слышите это имя, вы не доживаете до следующей минуты, чтобы его вспомнить.

— Я продолжу искать, — обещает Доминик. В его глазах есть угроза тьмы, которая мне не нравится. Мне нормально переходить на темную сторону, но не моему младшему брату. Однако я знаю, что если кто-то и сможет что-то найти, так это он.

— А как же мы? — спрашивает Виктор, глядя на Массимо. — Я думаю, мы доказали, что ты можешь нам доверять. Мы хотим участвовать в реформировании Синдиката, если ты все еще этого хочешь. Вместе мы будем сильнее, когда до этого дойдет.

Массимо кивает в знак согласия.

— Да. Мы встретимся и обсудим дальнейшие шаги. Нам нужно многое обдумать.

Нет ничего более верного,чем это.

Я захожу в офис Массимо в D'Agostinos Inc. и смотрю, как он стоит у панорамных окон и разговаривает с Альфонсо Бельмондом.

Альфонсо был другом моего отца. Они познакомились в Италии, когда были мальчиками, и продолжали дружить. Это сделало его для нас вторым отцом. Он научил нас всему, что мы делаем здесь, в D'Agostinos Inc.

Похоже, он дает Массимо одну из своих ободряющих речей. Я уверен, что моему брату это пригодится.

Увидев, как я вхожу, Альфонсо успокаивающе кладет руку на плечо Массимо и идет ко мне.

Он сурово смотрит на меня, когда останавливается передо мной. Он знает, что у нас была тяжелая ночь прошлой ночью, и выглядит особенно обеспокоенным за нас. Никто из нас не стал рассказывать ему подробности, но очевидно, что мы прошли через дерьмо. Он также знает о наших поисках. Было довольно сложно скрыть от него такую вещь.

— Вы, ребята, сегодня не напрягайтесь, — предостерегает он. — Ваш отец всегда говорил, что нужно отдыхать, когда вам нужно перегруппироваться. Вам нужно сделать это сегодня. У вас обоих одинаковый изможденный вид.

— Не волнуйся, сегодня мы немного отдохнем, — заверяю я его.

— Хорошо. Позвони мне, если я тебе понадоблюсь. — Он неторопливо уходит, а я продолжаю свой путь к Массимо.

У нас встреча с одним из наших инвесторов через час. Массимо хотел сначала нас увидеть, чтобы мы могли поговорить. Доминик должен скоро приехать. Я пришел пораньше.

Когда я приближаюсь, он поворачивается ко мне, и я вижу, что в его руках листок бумаги.

— Что это? — спрашиваю я.

— Письмо, — отвечает он с ухмылкой. — Хотел бы я знать, от кого оно.

Массимо получил это письмо через семь месяцев после того, как Синдикат подвергся бомбардировке.

Я протянул руку, чтобы взять его. Я уже читал его сто раз и каждый раз пытаюсь понять, от кого бы это могло быть. Не повредит перечитать его еще раз, что я и делаю:

Уважаемый Массимо,

Вы меня не знаете, но я знаю вас, и чувствую необходимость обратиться к вам в связи с недавно открывшейся мне информацией. События семимесячной давности, когда был уничтожен Синдикат, оказались намного масштабнее, чем вы предполагаете. В этом было замешано гораздо больше людей, чем кажется на первый взгляд. Именно они несут ответственность за гибель наших близких. Именно они запятнали свои руки, чтобы избавиться от наших отцов. Риккардо Балестери был лишь пешкой в большой игре. Я настоятельно рекомендую вам не оставаться в изоляции. Вам необходимо реформировать Синдикат и возглавить его. Стать тем лидером, которого ждет Братство.

Только объединившись с сильнейшими, вы сможете охотиться за своими врагами. В противном случае война неизбежна.

Желаю вам успеха.

Друг

Я вздыхаю, возвращаю ему письмо и качаю головой. Я до сих пор не знаю, от кого, черт возьми, оно могло быть, но после вчерашнего разговора оно ощущается для меня по-другому.

Этот парень знал, что происходит.

— Он знает, кто виновники, — заявляю я, и Массимо кивает. — Он знал, что сделал Мортимер и почему.

— Да. Хотел бы я знать, кто он такой и почему, черт возьми, он просто не мог выложить все, что знает.

— А теперь нам нужно беспокоиться о других группах, — добавляю я. — Еще пять.

— Еще пять групп, и то что сказал Уилсон об итальянцах, — он прищурился и покачал головой. — Это как говорить загадками. Я не знаю, относится ли это к Маццоне или другим группам итальянцев. Я не знаю, была ли kruv' omertà сформирована среди группы или это был один человек.

Я вздыхаю и подношу руку к голове. Слишком много всего нужно обдумать, и все кажется перемешанным, когда у тебя есть только кусочки пазла, и не хватает частей. Ты не знаешь, что подходит, а что нет.

— Обычно kruv' omertà заключается с одним человеком, но ничто не мешает его заключать с большим количеством людей. Это просто редкость, Массимо. Для этого требуется больше, чем просто союз. Это обещание на всю жизнь, обещание до самой смерти. Это загадка, и, если честно, эта часть не имеет смысла, но с тех пор, как наш мир перевернулся, ничего не изменилось.

— Знаешь что, Тристан? Я стою здесь и, возможно, просто чешу задницу, потому что ни черта не знаю. Я не знаю, с чего начать распутывать что-либо. Все, что я знаю, это то, что если упоминаются итальянцы, нам придется предположить, что Маццоне были замешаны и виновны так же, как Волковы. Это половина гребаного Синдиката.

Указание на это таким образом подчеркивает серьезность дерьма. — Неудивительно, что все пошло так, как пошло.

— Именно так. То, что произошло полтора года назад, стало откровением. Дерьмо произошло, потому что потенциально половина из них играла за разные стороны. Даже если бы это были только Риккардо и Волковы, этого было бы достаточно. Из-за этого те, кто оставался верным, не могли ничего сделать, чтобы защитить себя. Все было основано на богатстве. Деньги в конце концов ничего не значили. Они не могли помочь им тогда, и деньги не помогут нам сейчас.

Он чертовски прав. Синдикат во многом основывался на богатстве. Они думали, что неограниченное богатство дает им власть. В какой-то степени так и было. Пока кто-то не нашел способ обратить его против них.

То же самое было, черт возьми, и с нашими потерями. Семья Д'Агостино — могущественная семья. Никто не может просто так нас сломить, особенно когда Массимо во главе, а я и Доминик рядом с ним. Единственный способ добраться до таких людей, как мы, попытаться настроить против нас людей, которым мы доверяем. Поскольку доверие не дается легко, заставить парня, которому мы доверяем, обмануть нас — это все равно, что связать нас, чтобы победить. Это единственный способ добраться до нас, и наши враги это знают. Мортимер это знает.

— Что ты предлагаешь? — спрашиваю я.

— Я согласился, что нам следует реформировать Синдикат с того момента, как получил письмо. Мне было сказано охотиться на своих врагов, иначе начнется война, и это заставило меня захотеть альянс, который был бы у синдиката. Но я не тороплюсь, чтобы подумать, кого я хочу привлечь, потому что, хотя я хочу сохранить структуру и концепцию прежними, я не хочу тех же проблем, чтобы то же дерьмо могло произойти в будущем. Думаю, я наконец-то могу начать перестраиваться, но я продолжаю охоту. Мортимер — во главе списка.

— Ты знаешь, я тебя полностью поддерживаю. Я никогда не переставал искать этого человека.

— Я знаю.

— Если мы получим Мортимера, это будет большая победа. Если мы получим остальных этих ублюдков, то, думаю, я займусь реформированием Синдиката с тем же видением силы, которое было у Па.

Я киваю в знак согласия.

Мы выросли бедными, живя в дерьме, потому что Риккардо Балестери сделал так, чтобы наш отец потерял все. Папа восстановился и дал нам наследство с D'Agostino Inc. Он сделал еще один шаг вперед и объединился с Синдикатом, чтобы защитить то, что у нас было, и сделать нас сильнее. Мы тоже можем это сделать.

Дверь распахивается, и в комнату вбегает Доминик с пачкой бумаг.

— Ребята, — говорит он, затаив дыхание. — Я кое-что нашел.

— Что? — Я с нетерпением смотрю на него.

Он подходит к столу Массимо и раскладывает бумаги. Мы следуем за ним и просматриваем их, пока он их раскладывает.

Один выглядит как акт передачи права собственности, а остальные — это списки адресов и фотографии молодой женщины с белыми светлыми волосами и ярко-зелеными глазами. Она сразу же привлекает мое внимание, потому что она очень красива.

— Смотри, вот, — Доминик указывает на документ, и я вижу, на что именно он указывает.

Это имя Мортимера, который передает дом в Москве Изабелле Вигго.

— Изабелла Вигго? — спрашиваю я, прищурившись, и Доминик кивает.

Затем он указывает на другой набор документов, в которых Изабелла Вигго указана как дочь Мортимера.

Бля... У этого мужчины есть дочь.

Осознание приходит к нам с Массимо одновременно, и мы смотрим друг на друга.

— У Мортимера есть дочь, — заявляю я и стискиваю зубы.

— Поправка, брат, у Мортимера есть дочь, о которой знают лишь немногие избранные, — нараспев произносит Доминик. — Этот дом в Москве пустует, но я нашел адрес в Род-Айленде для точки контакта. Однако женщина, которая там живет, это вот эта леди: Изабелла Бейкер. Ей двадцать два года, и она работает в клинике Риджвуд помощником терапевта.

Я вздыхаю.

— Имя то же самое, есть все основания скрывать фамилию.

— Мы должны быть осторожны. Это может быть не она. Нам нужно что-то, что идентифицирует ее как Изабеллу Вигго, — указывает Массимо. — Изабелла Бейкер может быть кем-то, кто работает с ними, или просто контактом по адресу с тем же именем.

— Или это она, — настаиваю я. Может быть, это отчаяние заставляет меня спешить и куда-то попасть. Или, может быть, я не хочу провести следующие шесть лет в том же дерьме или, что еще хуже... потерять кого-то еще.

— Как ты нашел это Доминик? — спрашивает Массимо.

— Я взломал все, что известно человечеству. Я установил трекеры в различных системах, чтобы они предупреждали меня, когда всплывает имя Мортимера. Это пришло из земельного кадастра в Москве. Это было подано сегодня утром. Как только это было отсканировано в системы, мои боты это подхватили. Я покопался в деталях документа и нашел остальное.

Черт ... Все, что я могу сделать, это смотреть на него в изумлении.

— Молодец, Доминик, — кивает Массимо.

— Да, черт возьми, — соглашаюсь я.

— Итак... Что мы будем делать? — нервно спрашивает Доминик. — Что мы теперь будем делать?

— Если эта женщина - его дочь, она знает, где его найти, — говорю я, беря в руки ее фотографию.

Она действительно красива. Эти белые светлые волосы и эти ярко-зеленые глаза поражают. Ее глаза удерживают меня на месте, как будто она на самом деле смотрит на меня, и в них есть блеск решимости.

Она его дочь?

Если это так, то это делает ее и моим врагом. Виновной просто из-за связи с руками такими же грязными и душой такой же темной, как у ее отца.

План начинает зреть в моем сознании и шевелиться в моей душе. Тот же план, который я обдумывал раньше, много раз. После того, как убили Алиссу, я бесчисленное количество раз задавался вопросом, есть ли у Мортимера кто-то, о ком он заботился. Это могла быть она. Дочь.

— Если бы она была у нас, это был бы шаг ближе к его поиску. Огромный шаг, — заявляю я.

— Я сомневаюсь, что она так легко предоставит нам эту информацию, если Мортимер приложил столько усилий, чтобы скрыть свою личность, — отмечает Доминик.

— Нет, я не думаю, что она это сделает. Нам придется ее забрать.

Мои братья смотрят на меня, и никто из нас не возражает. Мы безжалостны. Мы знаем, что иногда нужно сделать, чтобы получить желаемое. Неважно, правильно это или нет.

— Похитить ее, — заявляет Массимо.

— Похитить ее, — подтверждаю я кивком.

— Мы можем это сделать? — спрашивает он, глядя на каждого из нас.

У нас нет привычки похищать женщин. Это должно быть чем-то, о чем стоит хорошенько подумать. Поскольку я уже подумал, у меня нет проблем с этим. Думаю, это должно означать, что моя душа может быть темнее, чем у моих братьев. Может быть, так оно и есть, в конце концов, это я получил голову своей жены в гребаной коробке. Мою жену, которую увезли, похитили.

— Я сделаю это, — предлагаю я. — Я сделаю это.

— Это означает войну. Если мы ее получим и Мортимер узнает, что она у нас, это будет означать войну, — говорит Массимо, и я вспоминаю письмо, которое нам прислал наш анонимный друг.

Казалось, он знал так много, интересно, знал ли он, что война, о которой он нас предупреждал, может начаться именно так.

— А что, если мы возьмем ее и потребуем, чтобы он сдался? — предлагает Доминик, и я почти смеюсь. Так бы и поступили, если бы мы имели дело с более слабым врагом. Однако мы с большей вероятностью увидим замерзший ад или гребаных свиней, летающих в небесах, прежде чем Мортимер сдастся нам.

— Очевидно, что она важна для него, — добавляет он.

— Да, но такие люди, как он, так не работают. —Массимо качает головой. — Он не отдаст себя, чтобы спасти своего ребенка. Если мы заберем ее, он знает, что мы не убьём её, потому что она — рычаг. Он сделает всё, что сможет, чтобы вернуть её, а это значит ослабить нас любыми способами, которые он сочтет нужными.

— Если он узнает, что мы ее забрали, это будет означать смерть для всех, кого мы знаем, здесь и в Италии, — говорю я, и Доминик прикусывает внутреннюю часть губы.

Мы сильны, но когда ты не знаешь, каковы силы твоего врага, это делает тебя уязвимым для атаки. У Массимо есть Эмелия, его жена. Убей ее, и ты убьешь человека, которым он является. Я знаю, что он думает о ней, даже пока мы разговариваем. Я бы тоже был таким, если бы у меня была женщина.

— Требование выкупа такого рода, возможно, придется отнести к плану Б, — добавляет Массимо.

— Итак, план А должен быть сосредоточен на самом простом, что мы можем сделать, — сообщаю я со вздохом.

— Да, чтобы избежать войны, — спрашивает Массимо. — Самое простое, что можно сделать, это найти его и провести внезапную атаку, чтобы уничтожить его. Что-то, чего он никогда не видел и к чему не смог подготовиться.

Мурашки пробегают по коже от перспективы того, что это произойдет, наконец-то заполучить Мортимера Вигго, и таким образом. Это дверь, которая широко распахнулась для нас, чтобы пройти через нее.

— Думаю, мне стоит съездить в Род-Айленд, — предлагаю я. — Если эта женщина действительно его дочь, она знает, где найти своего отца. Если бы мы смогли осуществить такой план, это было бы бесценно.

— Мы все отправляемся в Род-Айленд, — объявляетМассимо с твердостью в голосе. — Парни, держите это в секрете. Я выберунесколько человек, которые поедут со мной. Никто не должен знать, пока непридёт время. Чем меньше лишних ушей, тем лучше.
Мы с Домиником молча киваем.
— Нам понадобится четкий план действий, когда окажемся там, — добавляетДоминик. — Особенно если это окажется она.
— Я возьму это на себя, — отвечаю я.
Её глаза впиваются в меня, и я чувствую, как внутри поднимается зверь, готовыйвырваться наружу.