Глава 2. Запретная
От лица Пэйтона Мурмаера
Особняк Марино оказался таким, каким я и ожидал: вылизанным до последней мраморной ступеньки, как выставка силы, вкуса и скрытой агрессии. В нём не чувствовалось уюта, но пахло властью. Богатством, которое не прятали, а демонстрировали. Каждый уголок говорил: «Мы неприкасаемые».
Меня провели через широкие двери, устланные коврами, которые стоили, наверное, как моя машина. По обеим сторонам зала — охрана. Не явно, но читаемо: люди, которые умеют убивать в смокингах. Типичный приём Марино.
Я не пришёл сюда один. Конечно, нет. Но мои люди остались снаружи, и я остался один — среди чужих.
— Мистер Мурмаер, — сказал Лоренцо, подходя с натянутой улыбкой. — Добро пожаловать.
Я пожал ему руку. Крепко. Без эмоций.
— Рад быть приглашённым.
Рядом с ним стояли двое молодых мужчин — один явно старше, с мужественными чертами и военной выправкой. Второй — чуть мягче, но в глазах уже отражалась жесткость мира, в котором он рос.
— Мои сыновья, Энцо и Леонардо.
— Пэйтон, — коротко представился я, пожимая руки. Внутри не шевельнулось ничего, кроме бдительности. Здесь каждый — потенциальный враг.
Мы прошли в главный зал. Музыка играла негромко, в воздухе витал аромат табака, вина, дорогого парфюма. Классическая сцена мафиозного вечера: светская болтовня, скрытые разговоры, женщины в платьях, за которыми стоят мужчины с оружием в душе.
И вдруг всё затихло.
Не буквально — просто моё внимание сжалось в одну точку.
На верхней ступеньке лестницы стояла девушка.
Она появилась неожиданно, как будто спустилась не с этажа, а с неба. Чёрное платье облегало её тело, словно вторая кожа, подчёркивая тонкую талию, изгибы её формы и линию бёдер, от которых невозможно было оторвать взгляд. Но дело было не в теле. Не только.
Длинные, густые чёрные волосы струились до бёдер. В полумраке зала они казались живыми.
Она ступала легко, будто не касалась пола. А потом я увидел её лицо.
Лицо не принадлежало этому месту.
Оно было слишком чистым, слишком искренним, слишком живым. Губы, чуть приоткрытые, большие глаза — не затаённые, не прячущие.
Она не смотрела на меня. Но я не мог отвести глаз.
Кто она?
Дочь кого-то из гостей? Новенькая из семьи союзников?
Я понятия не имел. Но знал точно — всё внутри меня среагировало, как только она появилась.
•
Я наблюдал за ней издалека. Её движения, её манеру держаться. Ничего вызывающего, но было в ней что-то... неподвластное. Не покорное. Хотя и нежное.
Слишком нежное, чтобы быть здесь.
Она говорила с кем-то из гостей, потом прошла вглубь зала и взяла бокал шампанского, только чтобы передать его кому-то другому. Сама — не пила.
Я подошёл ближе, как будто случайно. Встал рядом у барной стойки, заказал виски.
— Тебе здесь скучно? — спросил я, не глядя прямо, но ощущая её рядом.
Она повернулась.
— Возможно. А ты?
Голос. Спокойный, немного хрипловатый, как будто тёплый ветер.
Я обернулся и впервые увидел её вблизи. Глаза — карие, с золотыми вкраплениями, смотрели прямо. Не испуганно. Интересно.
— Я люблю наблюдать, — ответил я. — Такие места — кладезь характеров.
— Значит, ты не отсюда.
— А что, видно?
— По взгляду. Ты не прячешь его.
Она не улыбалась. Но не было и высокомерия. Просто... искренность.
Я протянул бокал.
— Выпьешь?
— Нет, спасибо. Я не пью.
Я поднял бровь.
— Принцип?
— Не хочу терять контроль.
Вот это было неожиданно.
В этом возрасте девушки обычно говорят: «Не хочу поправиться» или «Мне нельзя».
Но она говорила как взрослая.
•
— Ты, случайно, не Марино? — спросил я после паузы.
Она чуть усмехнулась.
— Случайно — да.
Я замер.
— Ты...
— Да. Лейсан. Дочь Лоренцо.
Вот теперь я понял, что влип.
•
Мозг включился резко. Словно удар током.
Ты говоришь с дочерью человека, чьё имя в твоей семье — причина войн. Человека, за которым тянется кровь. Человека, которого ты когда-то мечтал уничтожить.
Но ты не знал, что у него есть дочь.
Ты не знал, что она... такая.
•
— Удивлён? — спросила она.
Я кивнул.
— Прости, я не ожидал, что...
— Что у него может быть дочь, а не ещё один телохранитель?
Я усмехнулся.
— Примерно так.
Она отвернулась, глядя на танцующих.
— А ты кто?
Вопрос прозвучал просто, но я почувствовал в нём напряжение.
— Пэйтон. Просто Пэйтон.
— Твоя фамилия?
Я замолчал. Пауза затянулась.
Она посмотрела на меня, прищурившись.
— Ты не хочешь говорить?
— Моя фамилия... может испортить вечер.
— Так ты кто? Убийца? Политик?
— Что-то между, — сказал я, и она снова усмехнулась.
— Значит, ты точно отсюда.
•
Ночь шла. Я всё ещё стоял рядом с ней. Слишком близко. Слишком опасно.
Каждое её движение вызывало у меня реакцию. Это не просто влечение. Это было... что-то неразрешимое. Словно тело знало, что ей нельзя доверять, а душа — уже впустила.
— Почему ты здесь одна? — спросил я.
— Я не одна. Вон там — мои братья. А папа вон у того окна. И как ты думаешь, сколько людей следят за мной?
— Пять?
— Семь.
Я хмыкнул.
— Строго.
— Они меня любят, — сказала она, не оправдываясь. Просто утверждая.
•
И вот тогда я понял, что для неё семья — не клетка, как для большинства.
А защита. Она верит в них. Они — её стена.
А я?
Я — трещина в этой стене.
•
Когда она ушла, я остался стоять. Один.
И впервые за долгое время почувствовал не злость, не желание победить...
А страх.
Не за себя.
За то, что впервые кто-то может сломать то, что я строил годами.
За то, что я не контролирую.
•
В машине, по пути домой, я молчал.
— Ты чего такой? — спросил Марко.
— Видел кое-что неожиданное.
— У Марино дочь — ты о ней?
— Ты знал?
— Да. Только она редко появляется. Её берегут. Она почти не выходит.
— Теперь я понял — почему.
Марко покосился на меня.
— Не лезь туда, Пэйтон.
— Я туда уже посмотрел.
•
Ночью я не спал.
Её лицо было перед глазами.
Её голос — в ушах.
И я не мог отделаться от ощущения, что всё изменилось.
Тысячи раз я слышал: «Не прикасайся к врагу».
Но никто не говорил, что враг может носить чёрное платье и пахнуть жасмином.