Дом моего врага

Последнюю неделю я провожу в тренировках, готовясь к бою, моё тело полностью восстановилось. Все от рефлексов, до мускулов работает на полную силу. Ожидая назначенного дня - ощущая странную пустоту и умиротворенность внутри.

Сумятица что царила в ней до этого пропала, теперь я жду этого боя и сосредоточен только на нём.

Захожу в последнюю неделю, в свою комнату - не удивляюсь видя на кровати новое кимоно, деревянную маску и записку.

Читаю письмо:

"Спрячь одежду и маску. В назначенный день и время одень их, так тебя не узнают, иди на вершину горы Хоши, по указателям ты найдешь старый храм. Напиши свою предсмертную записку и получателя. Свою я передам жене заранее."

Так я и поступаю.

Когда темнеет, из дома все уходят. Я выжидаю несколько часов и решаюсь переодеться и выйти.

Сумрак на улице начинает прогоняет солнечные лучи, но люди стекаются к горе Хоши, оттуда слышится музыка и льётся свет. Громогласные крикуны-торгаши зазывают купить данго или поучаствовать в испытаниях.

Дети задорно кричат и снуют под ногами, влюбленные парочки робко держаться за руки и смотрят на темнеющее небо, они в нетерпении ждут главного гвоздя праздников - огненных всполохов фейерверков что окрасят небо. А пока все колокола и барабаны зазывают зевак на начинающуюся представление.

Я иду сквозь толпу, и впервые за долгое время они не сторонятся меня, они не знают меня, а я не знаю этих людей. Праздничное настроение захватывает и меня, от запаха готовящейся темпуры и удона сводит желудок. Аппетита перед боем у меня совсем не было. Нахожу старый указатель и заросшую тропу и поднимаюсь в гору дальше. Освещения здесь нет, а указатель гласит что подъём в гору вымощен тремя сотнями ступеней.

Запыхавшийся и усталый я поднимаюсь в гору, пока наконец мои сандалии не стучат по последним ступенькам, площадка старого храма выложена булыжниками. Сверху их накрыл ковер из пожелтевших и опавших листьев. Кленовая роща окружила вершину и мощные корни вздыбили выложенные камни. Перед входом в храм стоит алтарь он давно заброшен и вокруг него установлены сотни потухших свечей, но две из них совсем свежи и горят.

Луна и только эти свечи подсвечивают площадку, вид с которой просто замечательный.

Фигура в чёрном мундире с позолоченными пуговицами движется мне на встречу.

- Ты опоздал.

- Дал тебе больше времени. - Умалчиваю о том, что подъём в гору, дался тяжелее чем я думал.

- У тебя точно не будет проблем из-за нашей дуэли?

Спрашиваю я - как будто эти вопросы ещё имеют значение - за эти дни я почувствовал, что начал получать контроль над Бишамоном, однако он долго томиться в голоде, и я ощущаю его безумие. Клинок готов вонзиться в меня, если не получит свежую кровь.

- Скажу, что узнал, что ты был ронином и пытался сбежать из города переодевшись, когда поправился.

Киваю, соглашаясь с его версией, заумно придумывать не нужно, он капитан шинсенгуми, и большого расследование не будет.

Рюга выпивает из блюдца немного саке и разбивает его, о каменные пол. Показывая, что он готов он достаёт и встаёт в стойку - правая рука отведена назад за голову, в ней он держит катану, её острию направлено прямо на меня, а левая рука вытянута вперед, тупая сторона клинка покоиться между большим и указательным пальцами.

С таким стилем боя мне раньше сталкиваться не приходилось, но исходя из стойки, мой оппонент делает большую ставку на колющие удары.

Я тоже встал в стойку, крепко сжимая эфес своей катаны двумя руками, я направил её остриё в небо, слово защищая свою грудь от ударов.

- Прекрасная ночь для смерти! - Азарт разгоняет мою кровь, Бишамон начинает петь мне моими голосами. Я отдаюсь ему и сам не замечаю начинаю подпевать.

- Ты так и не смог, взять его под контроль? Прискорбно.

До нас донеслись новые волна раскатистых ударов барабанов, они были ещё громче чем раньше, в этом стуке терялись собственные удары сердца. Небо взорвалось разноцветными красками - фейерверки осветили площадку. Радостные крики толпы подхватили весь этот шум, но мы их уже почти не слышали.

Рюга атаковал - обрушив град молниеносных колющих атак. Нараставший вокруг шум скрывал нескончаемо льющийся шум, удара сталь о сталь. Сдерживая как мог, в свете вспыхивающих и гаснущих огней, я подловил брешь в его атаке и полоснул клинком, по ногам, капитан среагировал, мгновенно переключившись на защиту ног.

Но это была лишь моя ловушка и последующим возвратным движение, я уже опускал клинок, на его голову.

Рюга предугадывал мой удар и совершает апперкот эфесом по моей челюсти, это отводит удар, а ответным взмахов он разрубит мою черепную коробку. Ведения клинка предупреждают меня. 

Успеваю отклониться на пол корпуса назад, но мою бровь всё равно обжигает холодное лезвие.

Разрываю дистанцию, мой враг тоже - фейерверки прекратились, гул барабанов и голосов так же стихает, люди начинают расходиться по домам. Вершина горы погружается в тьму, которую освещает только луна и догорающие свечи.

Кровь стекает мне в правый глаз, течет по щеке, скапливается на подбородке и крупными каплями срывается вниз. Мой оппонент тоже не ушёл без ранения, косточка у самой ступни рассечена и сейчас рана кровит, обагряя ковер из желтых листьев.

- Разве твоя семья не станет тебя искать?

- Станет и поэтому не стоит затягивать этот поединок. - Он говорит это, но сам не спешит бросаться в атаку, а застывает в излюбленной стойке, ожидая успешного момента.

И он настаёт минутой позже.

На вершине горы поднимается сильный поток ветра, он начинает гнуть стволы деревьев, сдувая и срывая с них последние листья. Лежащий под нашими ногами ковер, так же дрожит и приходит в движение, закручиваясь, между нами.

Я расцениваю это как лучший момент для атаки, скрытый от врага ожившим покрывалом, мой меч рассекает летящий поток, но сталкивается с багровой сталью. Мы отступаем и накатываемся на друг друга как волны, но блеск стали не касается больше наших тел. Хотя мечи наши рисуют нам возможные картины смерти. Я вижу, как раз за разом падаю и опускаю клинок, пораженный врагом.

Должен признать, что Рюга не смотря на возраст оказался даже искусней меня в обращении с мечом, если бы не его сопротивление мечам Мурамасы, он мог бы зайти ещё дальше.

Если я хочу победить такого врага, то должен стать ещё быстрее и яростнее, Бишамон ли шепчет мне об этом или я сам понимаю, но мои руки уже вспотели и дрожат, любой пропущенный удар грозит мне смертью. Мой враг не так устал, его дыхание не звучит сбивчиво и тяжело.

Больше нет смысла сопротивляться, я восстановился физически после боя с охотником, но ментально, я расколот. И мой враг передо мной, нет разницы что я применю чтобы победить.

Поэтому я впускаю в свой разум Бишамона, сковываю его заново вместе с собой, кружась вокруг Рюги под новые песни резни что терзают мой разум.

Танцующий на костях спускается на землю - миллионы крыс в трюме - горящий скакун топчет головы - сколопендры ищут живых - мертвый флот пришёл в движение - ёкаи пируют мной- стрёкот Короля Цикад - такой сильный и громкий, что я уверен он сейчас скребёт изнутри мой череп.

Мои атаки, ставшие непредсказуемыми и яростней, теснят Рюгу, он пяткой задевает проросший корень и падает. Бросаюсь на него как пёс что увидел горло упавшего врага.

Он перехватывает укус стали в нескольких сантиметрах от своего горла, но лезвие всё равно рассекает его плечо. Неожиданный пируэт от него и его нога врезается мне в живот, отталкивает меня от себя чтобы снова встать и выиграть время. С трудом опираясь на раненную руку он поднимается за спиной у него теперь только алтарь, понимая, что он припёрт к стенке начинает смешаться.

Боль в животе перехватило дыхание и связало его в узел, я давлюсь рвотными позывами, радуясь, что ничего сегодня не съел, меч подгоняет меня, атакую мой разум новым напевом, в этот раз ещё более яростным и первородным. Не понимая, что делаю, сам опускаюсь на четвереньки, изо рта при дыхании в холодном воздухе образуется пар. Слюни стекают с уголков рта, я больше не могу их контролировать.

- Ты жалок.

Но я уже не слышу его, точнее не понимаю, теперь только язык Бишамона мне понятен, всё остальное лишается структуры и смысла. Рвусь к нему, не зная, что на такою скорость был способен.

Я приближаюсь так близко к нему как могу и пою во весь голос, потому что я хочу, чтобы он тоже услышал эти песни мечей, и, мне кажется, Рюга откликается, его рот тоже растягивается в несвойственной ему улыбке, в глазах играют чёртики.

Чудом капитан блокирует мой удар, но за ним тут же следует сокрушительный силы удар ноги, я попадаю в ребра, слышу сладостный хруст, а моего противника отшвыривает в двери храма.

Спиной он распахивает их и вваливается внутрь, лицо искривлено от боли, но он снова встаёт и отходит в темноту заброшенного храма, следуя за ним, но в темноте ничего не вижу. Никакой свет не пробивается сюда, лишь узкий прямоугольник освещен луной от распахнутой двери.

Хочу идти дальше, но что-то тревожит меня, понимаю, что Бишамон ослабил песню, будто сам прислушивается ко тьме, или клинок сам услышал чужую песню одержимого, ещё более страшную.

Захожу в глубины тьмы, потому что в ней можно положиться лишь на клинки Мурумасы, в данном бою может победить лишь голый инстинкт.

По наитию или подсказке меча отражаю направленные в меня удары, ещё быстрее и яростнее предыдущих, один скользит по виску рассекая кожу до уха. Мой враг тоже блокирует удар за ударом, мы танцуем в ритме наших демонов, топча ногами скрипучие доски пола.

Видения смерти преследуют меня, но я уклоняюсь от этих образов отводя удар в самый последний момент, больше времени мой оппонент не даёт. В искрах ударов не жалея мечей, вижу лицо Рюго, я его не узнаю, обезображенное неестественной улыбкой, оно застыло словно маска.

Без устали он обрушивает на меня снова град калящих атак, сталь отсекает мочку уха, следующий удар направляет в живот, но я готов и знаю исход. Удар за ударом, я вижу дальше, чем когда-либо.

Отклоняясь, сближаюсь с ним, моя левая рука перехватывает его эфес, а правая находит цель и наискосок бьёт по открытому горлу. Горлу что он пытался спрятать или защитить.

Всё вокруг будто застывает, барабаны всё ещё стучат в ушах, но сопротивление шинсенгуми ослабевает, меня обдаёт струёй крови.

Он делает несколько шагов назад и спиной упирается в преграду, ноги его подкашиваются, и он падает.

Бишамон награждает меня эндорфинами, но он требует продолжения, он взывает что бы я продолжил терзать плоть. Сопротивляться этому зову невозможно, моё тело дрожит, но меч ломает меня и напоминает, что я сам сковал себя с ним. Глаза начинают привыкать ко тьме.

Я вижу перед собой памятник Будде, у ног которого лежит мой враг, одна его рука зажимает рассечённое горло, а вторую он поднимает ко мне, призывно и моля. Побежденный и беззащитный, он больше не вызывает моей агрессии, понимаю, что эта злость не моя и ловлю её отрываю от себя, словно пиявку.

Представляю холодные от слез глаза его жены и сына что найдут здесь изуродованное тело.

Словно ушат холодной воды выливают на меня, клинок вопит моими мыслями у меня в голове, но я вкладываю его в ножны и затыкаю.

Так и не удалось сохранить человеческий вид в этом бою, даже Рюга показал, что не может сопротивляться власти меча всегда, но хотя бы мне удалось вернуть контроль себе и это снова я. Старый я, сейчас бы терзал его тело как одержимый, как расчленил охотника за клинками забыв о своих ранах.

Беру его протянутую руку в свою и благодарю, за урок. Держу пока рука не замирает и становиться лёгкой и податливой.

Оставляю его тело там, лежащим у ног деревянной статуи Будды, голова лежит на коленях, а на лице застывшая маска отрешенности, теперь он в надёжных руках.

Не твёрдой походной выхожу из храма, тороплюсь, потому что знаю, что, когда адреналин пройдет все нанесенные раны дадут о себе знать, и я почувствую боль. Раны не смертельные, но мне нужно как можно быстрее покинуть это место и обработать их.

Уходя меня со склона провожает лишь холодная и одинокая луна.