Дом моего врага

Проходит неделя, я всё ещё не могу самостоятельно ходить, но последние слова капитана, не выходят из моей головы.

Эта мысль преследует меня днём и ночью. Не понимаю, как можно сопротивляться, первобытному в себе. Запертый слабостью своего тела, а не хозяевами, я не могу покинуть пределы своей комнаты. 

Сразу бросается в глаза, что она обставлена в стиле Старого Света. Кровати, кресла и мебель отдаёт чем-то чужим, грубые острые углы могут казаться банальной работой, но язык не поворачивается, так сказать. Наоборот, разглядывая древесные узоры и их габариты, кажется, что эти монументальные вещи сделаны для людей другого роста, неизвестных нам божеств, что смогли превзойти нас в технологиях, но не смогли сдержать Черную смерть что бушевала на их берегах столетие.

С тех пор новостей с материка слышно совсем мало, Нефритовая Империя и мы закрыли свои границы - наглухо. Чем спасли свои шкуры, пока миллионы выли под Великой стеной, в надежде пройти или сотни кораблей, что так и не пустили в порты. Им даже не отправляли еду, никто не знает были ли они правда заразны или мы обрекли их на голодную смерть. Но теперь на западном побережье дрейфовал мертвый флот, который оплывали стороной все моряки и пираты.

Мертвые города и опустевшие дворцы, где когда-то были музыка и балы, теперь хранили в себе лишь мертвецов и крыс. Миллионы крыс, переносивших между собой смертельную заразу.

Правительство организовывало несколько экспедиций на запад, к Мертвым Империям, но пока так никто и не вернулся. Все стали смотреть дальше на Восток, на бескрайние земли Аборигенов, что поклонялись солнцу и совершали жертвоприношения ему. Моряки Старого Света не успели занести заразу на их территорию.

Мне стало интересно как капитан шинсенгуми, смог получить эту мебель и была ли она завезена ещё до закрытия границ.

Мой новый знакомый Рюга, опровергает всё что я знал о мечниках Мурамасы... а так ли много я знал?

Он второй встреченный мной с этим клинком, с первым поговорить мы почти не успели, спустя несколько минут я зарубил его и забрал его клинок себе - так я получил своё проклятие - Бишамона.

С другой стороны, все легенды говорили одно и тоже, мечи подчиняют разум владельца делая его одержимым битвами. Может Рюга не так давно им владеет?

Руки уже чесались проверить его в бою, посмотреть, на что он способен. Ладонь непроизвольно легла на оплётку катаны, она ответила мне словно изнутри, заключенный в ней демон всегда знал, что на моём сердце. Будто заключен был уже не в мече, а во мне.

В голове начинали проноситься мысли, все они звучали моим голосом, но какой из них был мой я уже с трудом понимал, так работал Бишамон.

- Хватит думать об этом, одно лишь размышление не поможет.

- Я лишь накручиваю себя.

- Этот шинсенгуми блефует, откуда мне знать, что он говорит правду.

- Проклятому клинку можно сопротивляться, временно, но его нельзя подчинить, он дурак если думает иначе.

- Я тоже могу ему сопротивляться?

- Если бы такой мечник существовал, он стал бы известен.

- Кто-то подглядывает за мной.

- Я не могу отказаться от меча. Пускай он использует меня, а я использую его силу.

- Кто это сказал? Я или это не мои мысли?!

- Как определить, где кончается моё сознание и начинается сознание Бишамона.

- Без помощи меча мне не выиграть в поединке.

- Надо успокоиться!

И вот опять десятки мыслей, крутились в моей голове, путая и не давая понять какой из них я. В тесной палате моей головы, места для нас обоих уже не хватало, и я больше не был главным. Скачущий галоп мыслей мог унести меня опять в апатию, если бы я не заметил пару любопытных глаз что смотрят на меня, за рамой окна. Темная щетка непослушных волос на голове и нос что с трудом дотягивается до окна.

Мой маленький ниндзя - оказался ребенком и видимо стоял на цыпочках. Заметив, что его раскрыли, он не стушевался, а скорее наоборот, надувшись подтянулся и перевалился ко мне в комнату. 

Это был мальчик лет шести, удивительно похожий на Рюгу и одновременно являющийся его полной противоположностью во всём что касалось порядка и аккуратности.

- Ты кто? - Спросил я домового, что сел напротив моей кровати прямо на пол, скрестив свои ноги.

- Я Иоши, я здесь живу, а вот ты кто?

- Я Акира, и я здесь живу.

- Нет! Здесь живёт мой папа, это его комната. Мама сказала ты гость, и чтобы я тебе не беспокоил.

И тем не менее мальчишка это сделал. Однако после его слов я осмотрел комнату ещё раз, судя по письменному столу у окна и книгам что были в шкафах, можно было догадаться. Ради меня супруги переселились в другую комнату? Очень мило с их стороны, учитывая, что через несколько месяцев, меня ждёт дуэль с их кормильцем.

Для меня существование мальчишки было сюрпризом, так как Рюга не был так любезен чтобы познакомить с семьей, а его жена была весьма молчалива и холодна, заходя лишь утром и вечером в мою комнату она проверяла мои повязки и приносила еды, коротко интересуясь о моих желаниях.

За все её мимолетные визиты, мы так и не разу не встретились взглядом, я даже не знал какого цвета её глаза.

- Значит я гость, что временно живёт здесь. А теперь, когда мы узнали кто есть кто.

Нужно узнать зачем ты следил за мной Иоши-кун?

- Мне скучно и не с кем играть, ты, кажется, скучал и тоже один, вот я и подумал, что вместе нам было бы веселее. Смотри!

Не ожидая согласия с моей стороны, он всыпал на пол передо мной кипу деревянных табличек с намалёванными на них символами; мечами, копьями, луками и подковами. Различались они только тем, что одни символы были белой краской нарисованы, а другие красной.

Заинтересованный, не без труда, я слез с кровати и сел напротив мальчик, рассматривая чудные игрушки.

Стало быстро понятно, что эти таблички символизировали шеренги войск, и были сделаны вручную. Не дешевая игрушка, обычные дети могли мнить себя солдатами в строю, но примерить на себя роль полководца было дано не каждому. В нашем клане лишь сын дайме играл в похожие игрушки, иногда мне тоже приходилось проводить с ним партии, и он был талантливым мальчиком и далеко бы пошел. Если бы не веревка вокруг его шеи, солдаты повесили его на одном дереве с родителями.

Мрачные воспоминания преследовали меня, об этом было больно вспоминать и неприятно думать. Поэтому я опять забывал их, говорил себе, что это в прошлом и нет больше причин себя расстраивать. Но знал, что лишь бегу от проблемы, закрывая глаза на это, врал себе, что прошлое не имеет надо мной власти.

- Я буду руководить армией Императора, а ты армией Сегуна. Ходим по очереди.

Я поднял руку показывая, что дальше продолжать не нужно, и с правилами детских сёги я знаком. Он же уселся как залихватский генерал Токугава на картинах - ноги скрещены, одна рука лежит на поясе, в другой он держал раскрытый веер, что скрывал от меня его рот. Мальчик тихо разговаривал сам с собой и солдатами, продумывая лучшие ходы, но с лёгкостью разменивал войска в бою, не видя что втянутый в стычку он потеряет больше.

- Это отец играет с тобой в них?

- Нет. У папы почти нет времени играть со мной, как только его сделали капитаном,  он всё чаще стал пропадать на работе и иногда ночует там, я почти его не вижу.

- Не переживай, он делает это ради вас. - Зачем-то добавил я, совсем не зная так ли это.

Мне было не известно реальное положение дел, может капитан жалел, что завел семью так рано и пропадал там или у шлюх, чтобы реже бывать дома. Даже если я был близок к правде, мальчику такая правда была не нужна.

- Я знаю это, - Грустно вздохнул он. - Папа ловит преступников и бандитов и казнит их, он делает хорошее дело!

Его глаза цепляется за катану что лежит рядом со мной, больше он не увлечен игрой, а только пожирает её взглядом. Его увлекают мысли об оружии, а меня о том, что я даже не могу вспомнить как забирал её с кровати. При этом она как моя тень, куда я, туда и она.

- Хочешь посмотреть?

- Ага!

Касаюсь меча, чувствую его голод и стараюсь подавить, не слушать. Не слушая голос, поднимаю перед собой и обнажаю багровое лезвие. В отражении стали вижу себя ещё раз, похудевшего и бледного. Бишамон покинув ножны начинает говорить громче, раньше его голос звучал будто под водой.

Меня это пугает, и я тут же захлопываю клинок, пряча его в ножнах, пускай возвращается в свою тюрьму, не я его вместилище, а сталь. Дыхание участилось, когда это произошло не понимаю, досуха стёртое горло требует воды.

Меч Мурамасы изголодался по крови и битвам, пока я был здесь, но я ничего не могу поделать.

Всех, кого я убивал, были мужчины и только в бою, таков был мой принцип, ни женщин, ни детей, я никогда не трогал. Я понимал, что возникшая жажда была чужой, ведь это не мог быть я?

- А ты самурай?

- Да.

- А мой папа охотиться за ронинами.

- Хорошо, что их здесь нет, да?

Подмигиваю мальчику, а сам всё чувствую ком застрявший в горле.

- Почему твой папа охотиться на ронинов, они такие же самураи, только лишившиеся хозяина.

Его узкие плечики беспечно поднимаются вверх, а потом опускаются, своих мыслей у него не было на этот счет, но затем он кое-что вспоминает.

- Мама говорит, что все ронины это тунеядцы с оружием, которые ничего не умеют и не хотят делать, поэтому промышляют тем, что сбиваются в банды и грабят честных людей и прохожих на дорогах.

Слова не желают выходить наружу, ведь это правда, только недавно я искал кому продать свой клинок и был готов идти в охрану к преступникам. Гордость воина не позволяла мне взять в руки плуг, но она молчала, когда я убивал. Маленькие странности - мира взрослых.

- Как думаешь твой папа сильный?

- Он лучший воин в городе. Говорят, он забрал уже семнадцать мечей у самураев, победив их в дуэлях.

Семнадцать — это вдвое меньше боёв чем совершил я, хотя Рюга был моложе, и в одном из таких сражений, он снял с тела проклятый клинок. И больше он не мог от него избавиться.

Несомненно, он был опасным противником, и предстоящая битва только усиливала мою любопытство.

Я испытывал сладостное волнение от предстоящей драки, ведь мне во второй раз придётся сражаться с другим мечником Мурамасы. Сердце учащенно билось, представляя наш бой, гадая какой будет исход.

- Иоши! Ты здесь! Я же говорила тебе не трогать гостя! - Дверь внезапно открывается и в комнату вламывается мать, она быстро выгоняет мальчишку, который на скорую руку собирает рассыпанные полю войска, я протягиваю ему свою часть армии и прощаюсь.